Язычество и христианство в Византии

В IV в. христианство было признано в империи ромеев государственной религией, но первоначально его приверженцы были не слишком многочисленны. Наиболее ревностные среди них искали спасения в пустынях Египта или Палестины — становились отшельниками. И все-таки в начале своего существования (IV—Vвв.) Византия, в сущности, оставалась еще полуязыческой страной, в которой было немало тайных или явных поклонников старых верований. До конца V в. не были запрещены отправления домашних языческих культов. Большая часть правящей элиты была равнодушна к религиозным вопросам и предпочитала христианству увлечение античной философией.

Была даже произведена попытка на государственном уровне вернуться к язычеству: знаменитый император Юлиан (361—363), прозванный Отступником, философ и храбрый полководец, хотел восстановить прежнюю религию, однако потерпел неудачу.

Симпатии к язычеству сохранялись и в народной среде: в деревне даже в XII в. продолжал существовать культ Диониса, покровителя земледельцев.

Однако влияние христианства неуклонно возрастало. Этот процесс был далеко не всегда мирным. Так, в конце IV в. в Александрии был разрушен Серапиум — центр языческого культа, и сожжена знаменитая биб­лиотека, жертвой обезумевшей толпы пала женщина-философ Ипатия. Примерно в это же время запрещено было проведение Олимпийских игр. Уничтожались или закрывались языческие храмы, а их имущество отбиралось в пользу казны.

Распространение христианства было связано не только с гонениями на язычников или с официальны­ми запретами. Постепенно умирало языческое сознание, сменяясь новым, христианским — более трагическим и дисгармоничным, но обращенным к внутреннему миру человека, дающим ему надежду на спасение, на обретение божественной сущности.

Византийское язычество имело своих блестящих идеологов-философов, но не могло соперничать с христианством в борьбе за души людей. С течением времени христианство стало все больше определять духовную жизнь Византии. Один из богословов жаловался, что невозможно спокойно зайти в баню или к булочнику, так как и банщик, и булочник тут же заводят споры о сути христианской Троицы. Ученого-богослова, разумеется, раздражали непосвященные, которые, не имея должной подготовки, пытались разобраться в сложнейших вопросах веры, но, по сути, это должно было бы его радовать. Ведь интерес к такого рода вопросам означал, что отношение масс к христианству было далеко не равнодушным.

Победа христианства над умами людей не означала, что уничтожалось и все наследие, оставленное античной культурой. В Византии сохранилось глубокое уважение к знаниям, в том числе к античной философии и литературе. Здесь большую роль сыграла идея преемственности, прямой связи Византии с греко-римским миром.

Даже у представителей византийской церкви отношение к античным философам и писателям было достаточно мягким. Чтение их произведений не было запрещено; напротив, выдающийся богослов IV в. Василий Великий призывал юношество изучать языческих авторов, хотя и с осторожностью, стараясь толковать их мысли в духе христианства. В те времена были распространены аллегорические толкования, с помощью которых можно было доказать, что язычники предчувствовали некоторые истины христианства или даже предрекали его победу. Но, несмотря на такую од­ностороннюю, заранее заданную трактовку, культурные ценности языческой античности оставались в сознании людей.

Важнейшим источником знаний об античности была византийская школа, которая в отличие от западной не была подчинена церкви. Со временем в ней появились некоторые церковные дисциплины, но в целом школа оставалась светской, и сама система образования была близка античной, особенно в начальной школе, где обучали чтению, грамматике и умению считать. Ученики читали, комментировали, переписывали и учили наизусть отрывки из Псалтири, но также из поэм Гомера, трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида, из философских произведений Платона и Аристотеля. Знакомясь с богатством античной мысли в лучших ее образцах, школьники проникали и в систему языческого восприятия мира. Богословие, как и философия, специально изучались лишь на более высокой ступени образования, доступной немногим.

Языческие верования исчезали, но традиции античной литературы и философии продолжали жить на протяжении многих веков. Философия Платона и его последователей оказала большое воздействие на византийское богословие, на основе античной литературы в Византии создавались светские произведения (например, романы).

Византийская культура, оставаясь христианской, сумела вобрать в себя античное наследие, перераба­тывая его и вкладывая в него новое содержание.

Христианство и ереси

Сложность духовной жизни в Византии была связана не только с борьбой против уходящего язычества. Не менее драматичной была и идейная борьба, объявленная церковью ересям — религиозным движениям, участники которых отстаивали право понимать христианство по-своему, отклоняясь (порой очень существенно) от официального учения.

Непримиримое отношение к инакомыслящим объяснялось разными причинами. Важным фактором было стремление церкви укрепить свои позиции в государстве, свою роль посредницы между Богом и людьми, благодаря которой человек может приобщиться к истинной вере. Но была и другая причина — традиционность средневекового сознания, ориентированного не столько на новаторство, сколько на преклонение перед авторитетом.

Писание считалось Божественным откровением, и это означало, что человек должен был постичь и сохранить в неприкосновенности данные ему Божественные истины, ни в коем случае не менять их значения по своему произволу и тем более не изобретать новых. «Не люблю ничего своего», — это изречение Иоанна Дамаскина, византийского богослова VIII — начала IXв., ярко отражает установку на повторение того, что принято и считается правильным. В те времена еще не было понятия об авторстве: использование чужого произведения считалось заслугой, ибо указывало на ученость автора. Цитата из Писания нередко была самым сильным аргументом в споре.

Однако традиционность средневековой культуры вовсе не приводила к единообразию и единомыслию. И богословы, и еретики обращались к Священному Писанию, но понимали его по-разному. И в этом смысле духовная жизнь в средние века представляла собой поле битвы, на котором люди отдавали жизнь за ту или иную фразу из Писания, понятую так или иначе.

Предметом страстных споров был главный догмат христианства — о единой и неделимой Троице, вклю­чающей Бога-Отца, Бога-Сына и Бога — Духа Святого. Людей того времени особенно волновал вопрос о природе Христа. Бог он или человек?

В IV—Увв., когда догматика христианства еще только формировалась, несколько религиозных течений отстаивали свои решения этого вопроса. Ариане считали Христа человеком, которому Божественность была передана его Небесным Отцом (т. е. Иисус не обладал ею изначально). Приверженцы другого учения, несторианства, утверждали, что есть разница между Христом, смертным человеком, и Сыном Божьим, несотворенным и бессмертным, и связь их была временной. Сын Божий пребывал в Христе, но не слился с ним. Своего рода ответной реакцией на несторианство явилось монофизитство, которое настаивало на том, что Христос имел только одну природу — Божественную — и лишь внешне напоминал человека.

Чем объяснить факт, что этот, казалось бы, отвлеченный вопрос имел для византийцев такую остроту? Христос был не только Спасителем человечества, но и посредником, связующим звеном между миром небесным и земным. И церковь, надо сказать, в отличие от еретиков всячески поддерживала эту идею, утверждая, что Христос совмещает в себе две сущности — и человеческую, и Божественную. Здесь была основа для надежды на грядущее спасение человечества: ведь Христос, оставаясь человеком, который мог испытывать страдания, колебаться, одновременно был и Богом. Поэтому спор о Христе выходил далеко за рамки богословских диспутов, интересных и понятных только избранным. Средневековый человек воспринимал эту проблему необычайно остро и напряженно, так как речь, в сущности, шла о нем самом, о возможности открыть в себе Божественное начало.

Такое же принципиальное значение в ту эпоху шел вопрос о соотношении духовного и физического в человеке. Христианство разрушило античный идеал гармонической личности, в котором красота внешняя, физическая, сливалась в единое целое с красотой духовной. Оно открыло дисгармоничность человека. Внутренняя красота может сочетаться с внешним безобразием — и наоборот. Вот почему христианские святые часто оказываются поразительно отталкивающими внешне, и авторы житий не скупятся на натуралистические подробности, описывая тела аскетов, иссохшие от поста или покрытые ранами. Но это безобразие, нарочитая антиэстетичность облика служили для того, чтобы по контрасту выделить красоту духовную, которая обладала особой ценностью в глазах средневекового человека.

Плотское, земное вообще часто ассоциировалось в средние века с греховным, с тем, что отделяет человека от небесной благодати. Однако это не означает, что христианство полностью отвергало все материальное, физическое. Церковь и в данном случае старалась сгладить противоречия, найти связь между противо­положностями. Тело было создано Богом по его же образу и подобию, поэтому к нему нельзя относиться с пренебрежением.

Богословы часто цитировали апостола Павла, который назвал плоть «храмом Духа Святого» и утверждал, что тело не может помешать развитию в себе Божественного начала. Земной мир, согласно христиан-

ской доктрине, устроен целесообразно, в нем есть порядок и красота, хотя и не совершенные, допускающие существование зла. Это следует из того, считали византийские богословы, что мир, сотворенный Богом, содержит в себе его проявления, энергии.

Средневековый человек тонко чувствовал красоту мира и умел восхищаться ею, но осознавал, что земная красота — лишь ступень на пути к высшей, небесной.

Совершенно противоположную точку зрения отста­ивали сторонники так называемых дуалистических ересей, которые получили в VII—XII вв. широкое распространение в Византии: павликианство, возникшее в Армении, и его болгарский вариант — богомильство. Еретики говорили, что только небеса — владения Бога, а земля — царство Сатаны. Человека создавали вместе и Бог, и Сатана: один вложил душу, другой сотворил тело.

Считая землю обителью зла, еретики отвергали плоть, материю, а также резко критиковали неспра­ведливость, царящую в обществе, не признавали погрязшую в грехах церковь посредницей между Богом и людьми. Выдвигая идеал справедливо устроенной жизни, они призывали к уходу от всего земного. Святая бедность, отсутствие собственности, аскетизм — за этим фактически стояло отрицание ценности мира.

Еретики подвергались преследованиям и жестоким казням. Но это не могло остановить еретические движения, тесно связанные с социальным протестом.

Число их сторонников было достаточно велико, и исповедуемые ими идеи заметно повлияли на религиозную жизнь не только Византии, но и Западной Европы.

Восточное христианство: пути к Богу и система ценностей

Расхождения между западной (католической) и восточной (православной) церквями проявились до­статочно рано, в IV—V вв. С течением времени они возрастали, сопровождаясь борьбой между папой римским и константинопольским патриархом во имя политического и религиозного первенства за сферы влияния.

Одно из важнейших разногласий было связано с догматом о Божественной Троице. Католическая цер­ковь в IX в. сочла нужным дополнить символ веры, выработанный еще в IV в. Согласно этому дополнению Святой Дух исходил не только от Бога-Отца, но и от Сына. Слова «филиокве» — «и от Сына» стали предме­том ожесточенных споров между западными и восточными богословами, увеличив пропасть, разделяющую церкви. Однако формально обе церкви еще считались одним целым.

В XI в. католическая и православная церкви превратились в два независимых и даже враждебных ответвления христианства. Произошел раскол (схизма), который на многие века предопределил отъединенность от западного христианства (или «латинства», как его тогда называли) не только самой Византии, но и ее религиозной преемницы — России.

Причин для раскола было много, и, конечно, они были связаны не только с догматикой. Разным было положение католической и православной церкви в государстве, степень вмешательства в мирские дела. И наконец, существовали тонкие, но очень значительные для культурно-религиозной жизни Византии и Западной Европы различия в системе ценностей, на которые должна была ориентироваться паства.

На Западе церковь утвердила свой абсолютный авторитет во всем, что касалось посмертной судьбы человека, т. е. решала своей властью вопрос о спасении. Именно церковь давала отпущение грехов, оценивала добродетели и недостатки, наставляла на путь истины и отвращала от грехов. Этические нормы, разработанные католической церковью, охватывали буквально все стороны жизни человека: от его интимной жизни до практической деятельности. Такая строгая регламентация вырабатывала у человека и внутреннюю, и внешнюю дисциплину, формировала ответственность за поступки и мысли перед Богом и церковью.

Конечно, стремление построить жизнь паствы в соответствии с христианскими представлениями о грехах и добродетелях было свойственно и православию. Но оно в отличие от католичества допускало и другой путь к Богу и к спасению, без участия церкви как непременной посредницы. Это был индивидуальный, личностный путь, который осуществлялся с помощью особого типа молитвы, приводившей к мистическому слиянию с Богом. Мистическое направление на Западе тоже имело своих приверженцев, но в общем не слишком поощрялось церковью, которая особенно старалась не допустить широкого распространения подобных идей среди мирян. В Византии оно было вполне официально принято церковью.

Это означало, что церковь давала человеку достаточно большую внутреннюю свободу: спасение, получение Божественной благодати зависело от него лично, от его способности к нравственному очищению и преодолению низких инстинктов. На такой основе в Византии формировался совершенно особый, не похожий на западноевропейский, идеал личности и ее поведения.

Мистическое слияние с Богом предполагает полную отключенность от всего суетного, земного. Один из наиболее известных византийских мистиков, Симеон Новый Богослов (X—XI вв.), в своей религиозной лирике описал процесс соединения с «Безначальным, Бесконечным, и Нетварным, и Незримым», т. е. с Богом. Оно происходит через самоуглубление, проникновенное (ни в коем случае не механическое) произнесение молитвы. Тогда человек в самом себе обретает Божественное начало, символом которого в византий ском богословии считался свет.

Мистический идеал весьма далек от земной деятельности, от социальной активности. Кроме того, этот идеал индивидуалистичен, так как мистик заботится прежде всего о собственном спасении, внешняя жизнь для него — своего рода помеха освобождению от всего земного и греховного. Очень характерно в этом смысле изречение Симеона: «Да не разрушишь ты собственный дом, способствуя домостроительству ближнего». Мистик гораздо сильнее стремится преобразовать самого себя, чем окружающую действительность.

Конечно, нужно иметь в виду, что полная реализа­ция такого идеала была уделом немногих, все общество не следовало примеру Симеона Нового Богослова и других мистиков. Однако их сочинения пользовались популярностью и воздействовали на идеалы человека.

В византийском богословии существовало и другое течение — рационалистическое, представители которого пытались примирить разум и веру. Они полагали, что приблизиться к постижению Бога можно, изучая окружающий мир, созданный им, и поэтому вводили в теологию естественнонаучные знания. Но рационализм в отличие от Европы не стал в византийской богословской мысли ведущим направлением. В XIII— XIV вв., когда Византия находилась уже в преддверии близкой гибели, новое мистическое учение, получившее название исихазм, одержало победу над рациона­лизмом и зарождавшимся гуманизмом.

Гуманистические идеи византийских философов, эти предвестники нового времени, проникнув в Италию, нашли отклик в Европе и оказали значительное влияние на западных мыслителей. В самой же Византии вместе с исихазмом вновь утвердились традиционная система ценностей и традиционное восприятие мира и человека.

Между Западом и Востоком

Одним из первых признаков слабости Византии был захват Константинополя крестоносцами в 1204 г. После этого империя распалась: на Балканах образовалось Эпирское царство, на берегу Черного моря — Трапезундская империя, на северо-западе Малой Азии — Никейская империя, крестоносцы же создали Латинскую империю, которая занимала часть Фракии, Среднюю Грецию и Пелопоннес.

Завоеватели принесли с собой новые законы и обычаи, подвергали гонениям православную церковь, вынуждая ее признать главенство папы римского. Все это, естественно, вызывало ненависть местного населения. Кроме того, Латинскую империю раздирали внутренние смуты и борьба за престол. Государство крестоносцев оказалось очень слабым и просуществовало около полувека.

Среди византийских государств главным врагом латинян была могущественная Никейская империя. Михаил VIII Палеолог, выдающийся политический деятель и смельш военачальник, захвативший никейский престол, в 1261 г. завоевал Константинополь и восстановил отчасти Византийскую империю. Возро­дить ее в прежнем виде было уже невозможно.

Константинополь — гордость империи — был разорен, территория Византии резко сократилась. Трапезундская империя и Эпир сохранили независимость, север Фракии и Македонии находились в руках сербов и болгар, многие острова Эгейского моря были под властью Венеции, а с востока устраивали набеги турки.

В экономическом отношении Византия попала под власть крупнейших итальянских городов-республик — Венеции и Генуи. В первой половине XIV в. итальянское купечество монополизировало не только внешнюю торговлю Византии, но и внутреннюю торговлю продовольствием. Генуэзцы контролировали снабжение Константинополя. Нестабильность Византии, вызванная гражданской войной из-за наследования престола, переросла в мощное социальное движение против крупной феодальной аристократии.

Между тем турки-османы повели активное наступление, быстро продвигаясь в глубь Балканского полуострова. Гибель Византии была отсрочена только из-за того, что в 1402 г. турецкие войска были разгромлены Тамерланом. Однако судьба империи ромеев была уже неотвратима: в 1453 г., после длительной осады, Константинополь пал. Завоеватели превратили его в столицу Османской империи и дали имя — Истамбул.

Причины гибели Византии

Вопрос о причинах падения могущественной цивилизации, просуществовавшей около 1000 лет, волнует многих историков. Ответы даются разные. Некоторые на первый план ставят сложное международное положение: Византию ослаблял Запад и почти одновременно она подверглась сильнейшему удару с востока — со стороны турок.

Выделяется и другая причина: отъединенность Византии от Запада, усиленная расколом церквей. Действительно, католическая церковь предлагала военную помощь в обмен на унию — единение церквей с признанием верховенства папы римского. Византийские императоры дважды были готовы пойти на эту сделку, в том числе и в 1439 г. Уния подписывалась, но основная часть населения отказывалась принять ее. Находились и такие, кто предпочитал турецких завоевателей западным.

Но главными факторами считаются все-таки внутренние противоречия, из которых империя не могла найти выхода. Эпоха безраздельного господства Константинополя — оплота централизованной власти, подходила к концу. В провинциях выросла крупная феодальная знать, которая, борясь за власть, создавала условия для децентрализации страны. Торгово-ремесленное население, разоренное итальянцами, теряло доверие к власти, зная, что она не защитит их интересы. Усиливался протест крестьянства, которое не только платило тяжелые налоги в пользу государства, но и все больше попадало в зависимость от местных феодалов.

___________________

¹ Тиара — головной убор папы римского.

Централизованная власть, не уступавшая до конца своих позиций, снижала активность общества, ослабляла его, а тем самым — и империю в целом. Государственность, которая долгое время была основой благополучия Византии, превратилась в силу своей косности в тормоз для ее развития.