Споры о путях развития страны

Проблемы, вызванные различными трудностями, и все более явный провал идеи «союза рабочих и крестьян» вызывали оживленные внутрипартийные споры на всем протяжении 20-х годов. Столкнулись два направления: «левое», наиболее последовательно отстаиваемое Троцким, Преображенским и Пятаковым, проводившим эту линию через ВСНХ, и «правое», главным теоретиком которого был Бухарин, а проводником этих идей в ВСНХ — Дзержинский. Еще на XII съезде партии в 1923 г. Троцкий настаивал на установлении «диктатуры промышленности», «Ножницы» между высокими ценами на промышленные товары и низкими закупочными сельскохозяйственными ценами сразу выявили неспособность промышленности производить дешевые товары. Одной из главных задач стало снижение себестоимости и увеличение производительности труда. Троцкий полагал, что эти задачи могут быть решены только особыми усилиями пролетариата, поскольку он управляет командными рычагами государства и должен быть готов к тому, чтобы оказать кредит своему государству, если это государство в данный момент не может выплачивать ему полную зарплату. В последующие годы он часто возвращался к мысли о том, что «товарный голод» угрожает экономическому балансу. Однако наряду с проблемой роста промышленного производства вставал важнейший вопрос об инвестициях. В книге «Новая экономика», вышедшей в 1926 г., Преображенский вновь вернулся к вопросу об «изначальном социалистическом накоплении», поднятому Троцким в 1923 г. В условиях враждебного международного окружения и экономической отсталости страны средства, необходимые для индустриализации, могли быть получены только за счет их «перекачки» из частного сектора (в основном сельского хозяйства) в государственный (социалистический). Это «перемещение капиталов» можно было произвести за счет налогообложения крестьянства (в основном зажиточного) и неравного товарообмена. Такое «изначальное социалистическое накопление», естественно вызывающее недовольство большой массы мелких крестьянских производителей, позволяло увеличить объем промышленного производства в рамках одного плана и снизить цены на промышленные товары, что впоследствии должно было убедить крестьян в правильности такой политики.

Бухарин считал, что такая политика «убивала курицу, несущую золотые яйца» и лишала «союз рабочих и крестьян» последней надежды на будущее, По его мнению, следовало прежде всего обеспечить потребности крестьян, убедить их в выгодности производить больше продуктов и последовательно развивать рыночную экономику. Об этом он говорил в своем знаменитом выступлении 17 апреля 1925 г., где призывал крестьян «обогащаться, не боясь никаких репрессий». Чтобы каким-то образом ликвидировать технологическое отставание, у крестьян оставался один выход: объединяться в производственные и распределительные кооперативы, поддерживаемые государством. Благодаря этим кооперативам крестьянская экономика постепенно вышла бы на уровень государственного сектора, дав ему нужные средства для того, чтобы он «черепашьими шагами» двигался к социалистической экономике. Бухарин считал, что этот процесс должен продлиться несколько десятков лет, но все-таки это было менее опасно, чем резкий разрыв отношений с крестьянством, который неизбежно произойдет из-за слишком высоких темпов индустриализации, осуществляемой за счет деревни.

У остальных партийных руководителей — Сталина, Каменева, Зиновьева — не было четкой позиции в вопросе о путях экономического развития страны. В своих решениях они руководствовались сиюминутной политической стратегией, целью которой была борьба за власть. Так, до 1924 г. Зиновьев и Каменев поддерживали Сталина против Троцкого и принадлежали к «правому» направлению, но начиная с 1925г. они перешли на «левые» позиции и оказались на одной стороне с Троцким против Сталина и Бухарина. Сталин же умел искусно лавировать и вставать в позу беспристрастного судьи между теми и другими, прежде чем, обеспечив за собой политическую победу, использовать решения своих противников, в данном случае «левых». Для него завоевание власти было необходимым вступлением,

III. ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА

1. «Последнее ленинское сражение»

25 мая 1922 г. Ленин перенес первый приступ с последующим правосторонним параличом и афазией. К работе он смог приступить, хотя и не в полной мере, только в конце сентября. До того как 1 6 декабря его поразил второй приступ, а затем 10 марта 1923 г. — третий, после которого он окончательно был отстранен от всякой политической деятельности, Ленин написал несколько важных статей, где по многим пунктам выражал несогласие со своими коллегами, особенно со Сталиным, и где он высказывал беспокойство относительно будущего партии. Первый спор между Лениным и Сталиным возник в связи с тем, что Сталин предложил отказаться от монополии на внешнюю торговлю. Второй, гораздо более серьезный, касался национального вопроса. Во время болезни Ленин продиктовал многие заметки и статьи о возможных преемниках, о необходимой, по его мнению, реорганизации партийного аппарата и о перспективах нэпа, В письме к съезду и других заметках (от 23 — 31 декабря 1922 г. и 4 января 1923 г.), ошибочно названных «завещанием», Ленин дал оценку близким своим соратникам. Он считал главной опасностью для стабильности и единства партийного руководства соперничество Сталина и Троцкого. Первый «сосредоточил в своих руках необъятную власть», и Ленин не был уверен, что Сталин «сумеет... всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Второй — «пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК», но «чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела», Ленин считал, что Каменева и Зиновьева нельзя упрекать в их ошибках во время революции, но тем не менее это, «конечно, не являлось случайностью». Несколько слов было посвящено Бухарину и Пятакову: Ленин называл их самыми выдающимися силами (из самых молодых сил). «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским». Что касается Пятакова, то он был человеком «несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся... администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе». Спустя десять дней Ленин добавил несколько критических строк о Сталине; «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами... становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места...»

В январе — феврале 1923 г. Ленин продиктовал еще пять статей, где снова возвращался к двум вопросам первостепенной важности, уже затронутым в декабре. Первый касался реформы правительственного аппарата. Этот вопрос беспокоил Ленина с начала 1922 г., когда он лично настаивал на том, чтобы в основных крупных городах России был произведен учет советских чиновников. Документ был готов к осени, но по приказу Сталина до Ленина он так и не дошел. Сознавая, что происходит бюрократизация партии и рост влияния таких учреждений, как Секретариат, Политбюро и Оргбюро, Ленин предложил усилить авторитет ЦК, удвоив число его членов (за счет партийцев пролетарского происхождения), выбрать новую Центральную контрольную комиссию (которая заседала бы вместе с Центральным Комитетом), тоже состоящую из «истинных пролетариев», и, наконец, значительно сократить огромный (12 тыс. человек) аппарат Рабоче-крестьянской инспекции, с 1919 г. возглавляемой Сталиным, доведя его до нескольких сотен неподкупных людей «хорошего» социального происхождения (то есть пролетарского). Однако этих предложений было недостаточно, чтобы лишить Секретариат, и в частности Генерального секретаря, той необъятной власти, которую он получил после запрещения в марте 1921 г. фракций, что ослабило авторитет партийного съезда. Было предусмотрено, что члены ЦКК будут теперь не выборными, а назначаться Оргбюро. В таких условиях контроль партийных органов за вызывающими подозрение бюрократическими структурами очень ограничивался.

Все последние ленинские предложения строились на одном идеалистическом постулате: хорошие личные качества людей способны победить любые трудности. Ленин не понимал, что в обществе, ослабленном революцией, инертном, иногда открыто враждебном по отношению к новой власти, влияние бюрократии становится огромным. Другая проблема, беспокоившая Ленина, о которой он говорил в последних работах, касалась будущего русской революции, произошедшей, вопреки всей марксистской логике, в экономически отсталой стране, стоящей на полпути между капиталистической Европой и Азией, в стране, которой не хватало культуры, чтобы сразу перейти к социализму. Ленин признавал, что большевики захватили власть по наполеоновскому принципу: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет», не считаясь с отсутствием для этого социальных и экономических предпосылок. Коммунисты установили диктатуру пролетариата, когда пролетариата практически не существовало; создали рабочую партию, где рабочие составляли меньшинство; начали восстанавливать капитализм после революции, называемой «социалистической». Каким могло быть будущее революции, исходящей из ложных посылок? Ленин полагал, что революции угрожают две серьезные опасности: развал единства партии и «союза рабочих и крестьян». От первой опасности можно было избавиться, немедленно реорганизовав эшелоны власти и отстранив от руководства Сталина. Борьба со второй требовала политической осторожности и времени. Ни в коем случае нельзя «нести сразу чисто и узкокоммунистические идеи в деревню», считал Ленин. Только долгая и последовательная «культурная революция» могла бы справиться с «полуазиатским невежеством масс» и в будущем открыть путь к социализму. Этой «культурной революции» должна была помогать кооперация. «Сейчас все, в чем мы нуждаемся, — это в том, чтобы организовать население в кооперативы в широких масштабах». По этому пункту (как и по многим другим) Ленин занимал теперь позицию, противоположную той, которой раньше придерживался. Ленин всегда считал систему кооперативов «буржуазной» деятельностью, теперь же он разъяснял, что «при общественной собственности на средства производства и с победой пролетариата над буржуазией строй цивилизованных кооператоров становится системой социализма», Ставка на «союз рабочих и крестьян» и «личные качества» оказалась неверной.

Первые битвы за власть

Через несколько недель после третьего приступа, снова поразившего Ленина, состоялся XII съезд, на котором вся партия была якобы едина в своем горе. Сталину было поручено представить отчетный доклад. Съезд одобрил предложения Ленина о расширении состава ЦК и слиянии Рабоче-крестьянской инспекции с Центральной контрольной комиссией. Руководил ею Куйбышев — человек, лично преданный Сталину. Доклад по национальному вопросу не вызвал особой критики, несмотря на выступления грузинских коммунистов, которые заявили, что бессмысленно вести речь о какой-либо автономии республик, когда все решает центральная власть. Троцкий не стал выступать по национальному вопросу с заметками, переданными ему Лениным. В них резко критиковалась политика Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе в Грузии, что делало позицию Сталина в этом вопросе особенно шаткой. Позже Троцкий объяснял, что он не обнародовал ленинские указания, опасаясь, что подобное выступление могло быть истолковано как желание начать борьбу за ленинское наследство еще при его жизни. Молчание Троцкого, без сомнения, объяснялось также боязнью поколебать единство партии и ее аппарата в тот момент, когда катастрофическая экономическая ситуация в стране усиливала влияние «рабочей оппозиции», уже проявляющееся в многочисленных забастовках и создании подпольных групп («Рабочая правда», «Рабочая группа»). Эти объединения, сумевшие распространить свои листовки даже среди делегатов съезда, разоблачали «новую буржуазию» — партийных функционеров — и призывали к созданию подлинно рабочих организаций в партии и профсоюзах, которые могли бы помочь пролетариату обрести классовое самосознание, необходимое для завоевания власти.

Вместо того чтобы выступить по национальному вопросу, Троцкий говорил на съезде об экономическом кризисе. Он блестяще определил «кризис ножниц» и добился принятия резолюции о необходимости улучшить планирование промышленного производства. Несмотря на усилия Пятакова, пытавшегося реализовать резолюцию через ВСНХ, в течение нескольких лет это оставалось лишь благим намерением. В итоге опасения разрушить единство партии сыграли на руку Сталину, получившему наибольшую выгоду от этого выжидательного съезда.

Кажущееся единство, продемонстрированное XII съездом, продлилось недолго. На сентябрьском пленуме ЦК 1923 г. состоялась дискуссия по проблеме «ножниц»: небольшим перевесом голосов было принято решение о понижении цен на промышленные товары. По вопросу о «партийной дисциплине» мнения тоже разделились, Докладчик от подкомитета по «партийной дисциплине» Дзержинский предложил некоторые меры по укреплению идеологического единства партии: например, обязать каждого коммуниста передавать политической полиции любые имеющиеся у него сведения о существовании фракций и уклонов. Это предложение, воспринятое многими как настоящая провокация, было сродни решению Троцкого отправить 8 октября письмо в ЦК, где он обвинял «диктатуру аппарата» в экономических трудностях в стране, а также в отвратительной обстановке внутри партии и объявлял о своем намерении публично высказаться об этом на собрании активистов. Через неделю те же идеи появились в «Декларации», адресованной Центральному Комитету и подписанной 46 ветеранами революции (Преображенским, Серебряковым, Бубновым, Сапроновым, Пятаковым, Мураловым, Антоновым-Овсеенко и др.). «Декларация 46-ти» обвиняла «фракцию большинства в Политбюро» в остром экономическом кризисе. Она объясняла «кризис партии» постоянно увеличивающимся разрывом между верхушкой Секретариата и рядовыми членами, между чиновниками, назначенными сверху, и массами, не участвующими в партийной жизни, считала порочной практику назначения ответственных лиц всех ступеней советской иерархии («назначенчество»). Для Политбюро не составило никакого труда заклеймить «декларацию 46-ти» как «акт фракционности» подавляющим большинством голосов, использовав всеобщее удивление тем, что Троцкий, известный своей авторитарностью и желанием подчинить общество жесткой дисциплине, вдруг превратился в «главного демократа». В то же время Политбюро высказалось за «демократизацию» партии, «задержавшуюся исключительно из-за гражданской войны» и «низкого политического уровня» коммунистов. В течение месяца в печати сотнями публиковались резолюции первичных партийных организаций о способах преодоления этих недостатков. 5 декабря 1923 г. Политбюро закрыло умело организованную дискуссию, приняв документ, который должен был удовлетворить оппозицию и в экономической, и в политической областях. Не совсем доверяя этому заявлению, составленному из сплошных общих фраз, Троцкий попытался призвать первичные парторганизации добиться подлинной демократизации. 11 декабря была опубликована статья «Новый курс», в которой Троцкий объяснял, что никакая демократизации не может произойти «сверху». Партия должна взять под контроль свой аппарат, превратив его в исполнителя коллективной воли, и убрать тех, кто не выносит никакой критики. К тому же только демократизация позволила бы партии обеспечить действенный контроль над работой предприятий. Вмешательство в эту работу аппарата, не знающего ни реального положения дел, ни местных условий, может только дезорганизовать производство. С появлением статьи Троцкого дискуссия возобновилась в печати и партийных ячейках.

XIII партконференция (16 — 18 января 1924 г.), на которой Троцкий отсутствовал из-за болезни, безоговорочно осудила Троцкого и оппозицию, обвинив их в антибольшевистском ревизионизме и антиленинском уклонизме. Чтобы доказать, что руководство партии не потерпит никакого проявления инакомыслия, по инициативе Сталина конференция обнародовала седьмой пункт резолюции о «Единстве партии», принятый на Х съезде и до того времени остававшийся в тайне: «Съезд дает ЦК полномочия применять в случае нарушения дисциплины или возрождения или допущения фракционности все меры партийных взысканий вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК перевод их в кандидаты и даже, как крайнюю меру, исключение из партии». Исключение грозило и тем, кто будет распространять необоснованные слухи и запрещенные документы (намек на «ленинское завещание», текст которого по-прежнему не был официально оглашен). Наконец, конференция приняла резолюцию об экономической политике, отвергающую «индустриали-стскую» ориентацию Троцкого. Самых последовательных его приверженцев выслали из столицы или отправили за границу с дипломатическими миссиями (Иоффе — в Китай, Крестинского — в Германию, Раковского — в Англию).

Ленинское наследие

Ленин умер 21 января 1924 г. Сталин как Генеральный секретарь партии взял на себя организацию похорон. За несколько недель по всей стране был введен настоящий культ личности Ленина. Он начался с создания «Комиссии по увековечению памяти В.И.Ульянова», которой поручалось совершить обряд захоронения Великого Человека, чье мумифицированное тело должно было покоиться в мавзолее на Красной площади. Н.Тумаркин пишет, что такая погребальная церемония может быть объяснена влиянием четырех явлений: во-первых, всего за год и три месяца до смерти Ленина обнаружили гробницу Тутанхамона; во-вторых, по русской православной традиции нетленные мощи почитались святыми; в-третьих, среди большевиков большое влияние имела философия Федорова, которая видела спасение человека в материальном воскрешении плоти; в-четвертых, внутри большевизма появилось движение «богостроителей», видевших в большевизме новую религию. Л.Красину как одному из адептов движения было поручено организовать бальзамирование тела. Культ Ленина сопровождался строительством многочисленных памятников вождю, открытием многочисленных музеев, «красных уголков» даже в самых мелких учреждениях, лавинами публикаций, начиная от тоненьких брошюр с жизнеописанием Ленина, кончая полным собранием его сочинений.

Сталин попытался, и небезуспешно, монополизировать право на ленинское наследие, представив себя единственным законным толкователем его идей, В апреле 1924 г. в Коммунистическом университете им. Свердлова Сталин прочел серию лекций, изданных затем под названием «Основы ленинизма». Основные положения, взятые им из ленинского учения, — необходимость дисциплины и единства партии — авангарда, элиты и лидера масс. Популярное издание «Основ ленинизма» должно было стать первой обязательной для прочтения «теоретической» работой для 203 тыс. новых членов партии «ленинского призыва». Через десять дней после смерти Ленина ЦК развернул широкую кампанию по набору в партию молодых людей, предпочтительно рабочих, с целью значительно изменить социальный состав, средний возраст и политический уровень партии. Под скоропалительный «ленинский призыв» попали в основном политически неграмотные рабочие, которых порой принимали в партию целыми цехами. По замыслу организаторов приема они должны были поддержать борьбу большинства Политбюро против оппозиции — хотя вновь вступившие являлись кандидатами, а не полноправными членами партии, их вопреки Уставу допустили к выборам делегатов на XIII съезд в апреле 1924 г. Как и предыдущий, XIII съезд партии (23 — 31 мая 1924 г.) прошел в атмосфере внешнего единодушия. Накануне открытия ЦК принял решение не будоражить участников съезда и не зачитывать им «завещание» Ленина, на чем настаивала Крупская. С его текстом ознакомились только внутри делегаций. Съезд, таким образом, прошел без особых эксцессов. Снова к выгоде провинциальных аппаратчиков, чья карьера зависела от Секретариата, был расширен ЦК (с 57 до 87 человек). Съезд подтвердил свое решение продолжать экономическую политику, основанную на бережном отношении к крестьянству и дальнейшем снижении цен на промышленные товары. Однако каждый остался при своем мнении: Сталин повторил, что объявление войны аппарату означает разрушение партии; Троцкий, настаивая на некоторых своих позициях, впервые ввел понятие «принципиальной самокритики».

4. Раскол «тройки»

После окончания съезда тактический союз Сталина, Зиновьева и Каменева, созданный в начале 1923 г. для уничтожения троцкистской оппозиции, начал трещать по швам. Сталин раскритиковал «теоретические заблуждения» Зиновьева (который вроде бы спутал «диктатуру партии» с «диктатурой пролетариата») и Каменева (который, сопоставив «нэпманскую» и «социалистическую» Россию, осмелился предположить, что в России нет социализма!). Этот непрочный союз («тройка на время вновь сплотился в конце августа 1924 г. из-за меньшевистского восстания в Грузии, быстро подавленного, и прежде всего в ответ на издание в октябре 1924 г. «Уроков Октября» Троцкого, Приводя различные исторические аналогии, Троцкий развивал тему, ставшую основной в последующих его работах: революция предана «правыми». Особенно он обрушивался на Зиновьева и Каменева, которые в октябре 1917 г, не поняли, что революцию надо было начинать в тот момент, о котором говорили Ленин и Троцкий. Шесть лет спустя, теперь уже вместе со Сталиным, Зиновьев и Каменев снова продемонстрировали свой «правый» уклон, не веря в успех революции в Германии. После этого их нельзя считать ленинцами. Для Троцкого полемика на исторические темы, которые легко интерпретировать как угодно, была хождением по острию бритвы, Спор был неравный и в политическом, и в практическом отношении (чего не учитывал Троцкий): в то время как «Уроки Октября» исчезали из обращения, вся пропагандистская партийная машина была мобилизована на критику вырванных из контекста отрывков из этой предосудительной работы.

Каменев не колеблясь обвинил Троцкого в его меньшевистском прошлом. Сталин стал отрицать роль Троцкого в Октябрьской революции и гражданской войне. В этом споре родилась сталинская теория «социализма в отдельно взятой стране», источник которой — замечание Ленина, промелькнувшее в одной из статей, написанных в 1915 г., где он говорил, что в исключительных исторических обстоятельствах революция может произойти не одновременно в нескольких странах, а в одной, отдельно взятой стране. На этом шатком фундаменте (естественно, бесспорном) Сталин развил теорию о возможности построения полноценного социалистического общества в отдельно взятой советской стране на основе имеющихся человеческих и природных ресурсов и военной силы, которую следует укреплять ввиду капиталистического окружения, ожидая более благоприятных для мировой революции обстоятельств. Эта примитивная теория тешила националистические чувства и была великолепно приспособлена к психологии рядового члена партии, уставшего дожидаться мировой революции и окончательного построения социализма (подтверждение этому я нашел в архивах Смоленска. — Н.В.). Ценность этой теории была еще и в том, что она отражала аргументацию Троцкого, упрекавшего своих противников в отсутствии революционного порыва, которые ему отвечали, что его мечты о мировой революции лишь свидетельствуют о неверии в силы своей страны и коммунистической партии.

Пресса обрушила на Троцкого град обвинений, против него были направлены сотни резолюций, принятых на партийных собраниях, его позицию осудил январский пленум ЦК 1925 г. В связи с этим ему пришлось передать пост военного наркома М.В.Фрунзе, однако Сталин настоял на том, чтобы Троцкий остался в Политбюро, тогда как Каменев и Зиновьев требовали исключения его из партии.

Разгром Троцкого предопределил судьбу «тройки». В 1925 г. стал намечаться быстро углубляющийся конфликт между центром и ленинградской партийной организацией. XIV партконференция, однако, прошла без особых столкновении. По настоянию Бухарина (незадолго до того бросившего свой знаменитый лозунг: «Обогащайтесь!») на конференции был принят ряд мер в пользу крестьянства (снижение промышленных цен и земельного налога, льготы на аренду земли и наем рабочей силы). Вскоре после конференции, на которой Сталин полностью поддержал тезисы Бухарина, Зиновьев, глава ленинградской парторганизации, резко осудил эту политику «уступки кулачеству», Свои взгляды он изложил в работе «Ленинизм». где по-новому трактовал ленинские идеи. Зиновьев напоминал, что Ленин всегда считал нэп стратегическим отступлением, а не эволюцией, и, следовательно, нельзя идти к социализму, когда крестьяне поощряются антисоциалистическими методами, и что теория «построения социализма в отдельно взятой стране» ошибочна с точки зрения ленинизма. 5 сентября, Зиновьев, Каменев, Сокольников и Крупская подписали «платформу четырех», в основных положениях повторяющую работу Зиновьева. В Ленинграде наметилась новая оппозиция, возглавляемая Зиновьевым. Все лето «Ленинградская правда» полемизировала с центральной прессой, пытаясь доказать не только то, что именно она является единственной наследницей дореволюционной «Правды», но и что Ленинград — «цитадель пролетарской диктатуры в стране» и ленинградский пролетариат — «творец трех революций» и «соль земли пролетарской». Зиновьев писал, что ленинградский пролетариат состоит из потомственных рабочих, среди которых очень велик процент коммунистов; московский пролетариат, наоборот, очень нестабилен, поскольку в нем много недавних выходцев из деревни. Получалось, что пролетарская партийная организация Ленинграда во главе с Зиновьевым достойна ленинского наследия больше, чем кто-либо. Конфликт обострился, когда Секретариат ЦК отстранил от работы Залуцкого, заместителя Зиновьева. В ответ в Ленинграде были отстранены от должностей все коммунисты, разделявшие позицию Москвы. Предвыборные конференции, на которых выбирались делегаты на XIV съезд партии, проходили очень бурно. Вплоть до того, что 10 декабря ленинградская партконференция направила письмо московской организации, где обвиняла ее в «ликвидаторском неверии в победу социализма». За три дня до открытия съезда (15 декабря) большинство в Политбюро предложило ленинградской организации «перемирие»: не выносить на съезд разногласия между организациями, восстановить в должности изгнанных ленинградских секретарей и ввести в состав Секретариата представителя Ленинграда. Зиновьев расценил это как предложение о «капитуляции» и категорически отверг его.

XIV съезд партии (18 — 31 декабря 1925 г.) открылся в очень напряженной обстановке. Сталин представил отчетный доклад. Он взял на себя роль беспристрастного посредника между «правыми» и «левыми», между Зиновьевым и Бухариным. Зиновьев в очень деликатной форме, без каких-либо выпадов против Сталина отверг предположение, что основная угроза исходит от «левых». Обстановка накалилась, когда Крупская, выступая от имени оппозиции, привела в пример Стокгольмский съезд (1 906 г.), где большевики оказались в меньшинстве, и сказала, что большинство не всегда право. Всеобщее возмущение вызвал Каменев, обвинивший Сталина в «диктате», заявивший, что тот не способен осуществлять единство большевистского руководства и что он «против идеи вождя». В одном из своих риторических выступлений на съезде Сталин подтвердил, что только коллективное руководство может привести партию к цели. Отчетный доклад Сталина был принят 559 голосами против 65 (ленинградская оппозиция). Снова был увеличен состав ЦК и Политбюро, куда вошли Молотов, Ворошилов и Калинин.

Сразу после съезда Политбюро поручило комиссии под председательством Молотова навести порядок в ленинградской партийной организации. «Обработав» местные партийные организации, произведя кадровые перемещения ответственных работников, воспользовавшись полномочиями, данными ей съездом, комиссия за один месяц добилась почти единогласного (96%) одобрения ленинградскими коммунистами линии, принятой на XIV съезде. Зиновьева отстранили от руководства ленинградской партийной организацией и вместо него назначили Кирова, вызванного из Баку.

5. «Объединенная оппозиция»

Вскоре за распадом «тройки» (апрель 1926 г.) последовало создание новой, очень разнородной оппозиции, куда вошли Зиновьев, Каменев, Троцкий и их друзья — Радек, Преображенский, Серебряков, Пятаков, Сокольников, Антонов-Овсеенко, Муралов и другие, активисты из «рабочей оппозиции» (Шляпников) и из группы демократических централистов (Сапронов). Объединение было очень непрочное, так как все эти люди, ссорившиеся друг с другом по личным и теоретическим поводам, были едины только в своей неприязни к Сталину. За последние годы большинство из них потеряло свои посты и политическое влияние. Зиновьев больше не руководил партийной организацией Ленинграда, Троцкий — «Бонапарт без армии» — больше не был военным наркомом. В конце 1925 г. он лишился главного идеологического оружия против Сталина, публично опровергнув подлинность ленинского «завещания», опубликованного в Соединенных Штатах Максом Истманом. Идеи оппозиции не доходили до первичных организаций из-за многочисленных «фильтров» и препон, стоящих на пути инакомыслия. Кроме того, патологический страх перед «фракциями», проникший уже и в первичные организации, лишал будущего любые действия меньшинства против «рабочего государства». Всякая борьба с аппаратом была заранее обречена на провал, и оппозиции оставалось только попытаться аргументирование убедить массы. Троцкий выдвинул тезис о том, что революция предана бюрократами и что страна находится накануне нового термидора, который приведет к победе бюрократии над пролетариатом. Единственным выходом было радикальное изменение политического курса: быстрое развитие тяжелой промышленности, улучшение условий жизни рабочих, демократизация партии, борьба с обогащением кулаков. Как только была выработана система аргументации, которая могла затронуть определенные слои рабочих-коммунистов, оппозиция встала перед необходимостью распространить эти идеи в массах. Оппозиционеры (их было несколько тысяч) начали создавать подпольные организации и выступать на собраниях партячеек некоторых предприятий, пытаясь настроить их против партийного руководства. Параллельно с этим руководители оппозиции выработали заявление, представленное на июльском пленуме ЦК 1926 г. Дискуссии были настолько яростными, что в разгар заседания у Дзержинского (председатель ВСНХ и глава ПТУ) произошел сердечный приступ. Политбюро было перетасовано в угоду Сталину: Зиновьев заменен Рудзутаком, появились новые кандидаты в члены Политбюро: люди, близкие Сталину, — Микоян, Андреев, Каганович, Орджоникидзе и Киров. Оба бывших заместителя Зиновьева — Евдокимов и Ласкевич — были смещены со своих постов.

В последующие месяцы отдельные оппозиционеры пытались продолжить пропагандистскую работу в первичных партийных организациях, в партячейках на предприятиях и учебных институтах Москвы и Ленинграда. Теперь за их деятельностью неотступно следило ПТУ, а Секретариат и ЦК посылали на места отряды «инструкторов». Дискуссии часто заходили в тупик. Боясь, что их обойдут «экстремисты» из «рабочей оппозиции», и опасаясь навлечь на себя гнев всей партии, шесть самых влиятельных деятелей оппозиции — Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сокольников, Евдокимов и Пятаков — 16 октября 1926 г. опубликовали настоящее покаяние, где они признавали неправильность своей фракционной борьбы и давали обязательство впредь подчиняться партийной дисциплине. Через несколько дней состоялся пленум ЦК (23 — 26 октября 1926 г.), сурово осудивший руководителей оппозиции, дискредитированных своим заявлением. Троцкого и Каменева исключили из состава Политбюро, Исполкому Коминтерна было предложено отстранить Зиновьева от поста председателя, и в декабре его заменил Бухарин. На XV партийной конференции (27 октября — 3 ноября 1926 г.) разбитая оппозиция не имела ни права голоса, ни возможности выдвигать свои предложения. Капитуляция Крупской (которая решила, что оппозиция зашла слишком далеко в критике раскола между аппаратом и массами) еще более ослабила ее позиции. Стенограмма этого заседания, где без конца прерываемые выступления оппозиционеров практически не поддаются прочтению, свидетельствует об ухудшении отношений внутри партии, снижении уровня политической культуры и культуры поведения делегатов, о растущей нетерпимости. «Тезисы» Сталина о «построении социализма в одной, отдельно взятой стране» были приняты единогласно. Выпущенные сотнями тысяч экземпляров, они вооружили «большинство» примитивной аргументацией, понятной низовому партийному пропагандисту, поскольку в ее основе лежала национальная честь и вера в силы народа, который первый проложил дорогу к социализму. Резолюция XV партконференции не только осудила оппозицию, но и потребовала от нее публичного признания своих ошибок.

В течение нескольких месяцев поверженная оппозиция не подавала признаков жизни. Подавление китайских коммунистов в Шанхае в мае 1927 г. дало повод 48 оппозиционерам 25 мая подписать декларацию, где они разоблачали бездарность и непролетарский характер правительства, оказывавшего доверие Чан Кайши. Дело было крайне деликатное, поскольку Великобритания только что порвала дипломатические отношения с СССР, и «большинство» под предлогом угрозы войны заклеймило любую форму оппозиции, которая лишь подрывала единство, как никогда необходимое партии. Июльский пленум решил исключить из состава ЦК Троцкого и Зиновьева. Но решение было отложено после того, как оба лидера согласились в очередной раз публично покаяться и «безоговорочно подчиниться власти ЦК». Однако осенью 1927 г., сознавая реальное положение вещей, находясь под постоянным контролем ПТУ, оппозиция, на которую ежедневно обрушивались на десятках партсобраний (часто выдвигая аргументы антисемитского толка; «Может быть, происхождение Троцкого мешает ему поверить в возможности русского народа?»), решила дать последний бой. В сентябре она представила программу реформ и потребовала, чтобы следующий ЦК, выбранный на XV съезде, был тесно связан с массами и не зависел от аппарата. Так как ЦК запретил распространять эту программу среди делегатов съезда, оппозиция попыталась напечатать ее подпольно. ГПУ использовало этот предлог, чтобы уничтожить всю организацию. Пленум ЦК, состоявшийся 21 — 23 октября, вывел из своего состава Троцкого и Зиновьева. Через две недели Троцкий открыто нанес последний удар: 7 ноября, в 10-ю годовщину Октябрьской революции, во время праздничной демонстрации его сподвижники (Зиновьев и Радек в Ленинграде, Раковский в Харькове, Преображенский и сам Троцкий в Москве) развернули лозунги со своими призывами. 14 ноября Троцкого и Зиновьева исключили из партии, а Каменева и Раковского — из ЦК. Еще 93 видных деятеля оппозиции были исключены из партии на XV съезде. Некоторые из оппозиционеров — Каменев, Зиновьев и еще около 20 человек — покаялись в надежде восстановиться в партии после полугодового испытательного срока, большинство же (Троцкий и его сторонники) отказались от такого публичного унижения. 19 января 1928 г. «Правда» сообщила об «отъезде» из Москвы Троцкого и еще 30 оппозиционеров. На самом деле за два дня до этого они были сосланы в Алма-Ату,

Размышления над провалом

Десять лет спустя, анализируя причины разгрома оппозиции, Троцкий объяснял его «победой сталинской бюрократии над массами». Подобное объяснение не выдерживает проверки фактами: «массы» были на стороне оппозиции в 1926 — 1927 гг. не в большей степени, чем у власти в начале 20-х годов, то есть до «победы сталинской бюрократии». На самом деле в структуре партии (по определению, данному ей на Х съезде), где меньшинство обязано было подчиняться большинству, чтобы избежать обвинения в фракционности, смена направлений являлась делом случая. Она зависела от изменений в составе партии; условий, в которых велись политические споры в первичных организациях, и от того, кому принадлежали рычаги управления и структуры власти внутри партии. В 20-е годы все эти три фактора были против оппозиции и играли гораздо более важную роль, чем тактические просчеты различных деятелей оппозиции.

Через десять лет после Октябрьской революции в партии насчитывалось 1 млн. 300 тыс. членов и кандидатов. Число «старых» большевиков постоянно сокращалось (в 1927 г. осталось всего 8 тыс. человек, вступивших в партию до октября 1917 г.). Одновременно с этим шел процесс «плебеизации» и окрестьянивания партии. «Плебеизация» — не то же, что «опролетаривание». Несмотря на массовые кампании по привлечению рабочих в партию («ленинский призыв» 1924 г., «октябрьский набор» 1927 г.), только треть коммунистов составляли рабочие. 60% членов партии занимались чаще всего неквалифицированным, но не физическим трудом в гигантском государственном бюрократическом аппарате. Так же как и в начале 1920-х годов, вступление в партию было основным способом подняться по социальной лестнице. Вот некоторые параметры набирающей силу развивающейся партии: большой процент молодежи (85% коммунистов моложе 40 лет), недостаток политического опыта (лишь 2% секретарей парторганизаций вступили в партию до революции), низкий образовательный уровень (только 1% окончил высшие учебные заведения). Низкий политический уровень — подавляющее большинство членов партии в отличие от «старых» большевиков никогда не читало классиков марксизма (в лучшем случае они знакомились с популярными теоретическими работами вроде «Азбуки коммунизма» Бухарина или «Основ ленинизма» Сталина) — значительно облегчал идеологическую обработку первичных организаций райкомами и обкомами.

Стенограммы обычных партсобраний, сохранившиеся в Смоленском партархиве, говорят о том, что в 20-е годы рядовой коммунист не имел никакого представления о сути идеологических разногласий в партии. Отклики споров, сотрясающих руководящие круги, доходили до партячеек в искаженном, намеренно упрощенном виде, через двойной фильтр курсов политграмоты и присланных сверху «инструкторов». Так, судя по стенограммам, спор между Сталиным и Троцким сводился к тому, что первый хотел строить социализм в СССР, а второй не хотел. Когда в 1930 г. секретаря партячейки попросили дать определение «правой позиции» Бухарина, он дал следующий ответ, удивительный по своему невежеству и наивности: «Правый уклонизм — это уклон вправо, левый уклонизм — это уклон влево, а сама партия прокладывает дорогу между ними». Сила сталинской позиции была в идентифицировании ее с «центризмом», исходившим от ЦК, крайней простоте и невероятном схематизме, что делало ее доступной большинству непросвещенных партийцев. Любой политический спор сводился к борьбе «генеральной линии» центра, рупором которой был ЦК, с разными уклонами. Коммунистам постоянно напоминали об угрозе капиталистического окружения и, следовательно, об опасности для советской власти любого конфликта в руководстве партии, вызванного политическими спорами. Партии следовало сплотиться вокруг «генеральной линии», которая определялась не в результате дискуссий, а Центральным Комитетом, единственным гарантом единства партии. Чтобы сохранить его, партия должна была быть не местом дебатов, а полем действия. Если нет инструкций — возникает «анархия» и «дискуссии». Термин «дискуссия» приобретал все более уничижительную окраску, во-первых, как противопоставление конструктивным и конкретным действиям и, во-вторых, в силу той концепции понятия «политическая борьба», которая сложилась у низовых коммунистов. Десять лет большевистской власти не притупили остроты внутреннего и внешнего противостояния, Борьба против внутренних и внешних врагов партии и государства всегда оставалась насущной задачей коммунистов, а политическим спорам отводилось очень незначительное место. Дискуссия всегда «навязывалась», к ней «принуждали» оппозиция и какие-нибудь уклонисты. Рассмотреть какой-либо политический вопрос означало прежде всего навесить ярлык на оппонента (в 30-е годы — на врага). Если спора нельзя было избежать, он тщательно готовился и планировался. Всякое новое направление или изменение линии партии еще до обсуждения в ячейках объяснялось и комментировалось «инструкторами» и «пропагандистами», которые на предварительных собраниях или курсах политграмоты разъясняли, кто прав, кто виноват.

В 20-е годы усилился контроль вышестоящих организаций за низовыми: во время обсуждения важных вопросов на собрании присутствовал представитель райкома с функциями фискала, которому было поручено следить за малейшими отклонениями от «генеральной линии». В особо «трудных» случаях на место присылали инструкторов из Орграспреда, подчиняющихся непосредственно Секретариату. Орграспред был создан в 1924 г. в результате слияния Оргбюро и Учраспреда и превратился в главный отдел Секретариата, на который возлагались обязанности по управлению партийными органами и назначению кадров.

В 1926 г. вышло новое постановление, устанавливающее порядок назначения на тот или иной партийный пост. Кандидаты 1 на 5500 самых важных партийных должностей (общее количество партийных постов составляло 25 тыс.) назначались непосредственно Орграспредом и ЦК. Остальные рекомендовались райкомами и обкомами, имевшими собственную номенклатуру.

Теоретически все ответственные посты считались выборными, но в действительности эти выборы всегда «готовились» инстанцией, которой был подответствен этот пост. Партийные власти попытались составить досье на всех коммунистов. Это досье (не полностью и с большим трудом) было собрано только к концу 30-х годов. В 20-х годах стала набирать силу Центральная контрольная комиссия, во главе которой стояли соратники Сталина: до 1926 г. ее возглавлял Куйбышев, потом Орджоникидзе. По Уставу 1924 г. функции ЦКК и местных контрольных комиссий заключались в последовательной борьбе против всех группировок и фракционных движений внутри партии, систематическом наблюдении за нездоровыми явлениями в области идеологии, чистке идеологически вредных или морально развращенных элементов. Каждый год контрольная комиссия вызывала 4—6% коммунистов по самым разным поводам, в основном за пьянство (25 — 30%), политическую пассивность (25%) — чаще, чем за «активную оппозицию» (5 — 6%), за различные проявления карьеризма, злоупотребления властью, бюрократизм (18 — 20%), неприкрытое воровство (10%), веру в Бога (5 — 6%), принадлежность к социально чуждому классу (2 — 4%). При нэпе контрольные комиссии ограничивались «легкими чистками» (предупреждениями, порицаниями, редко — исключениями: в 1924 — 1927 гг. ежегодно исключался только 1% всех коммунистов), стараясь сохранить более или менее достойный образ партии и наказывая только за самые вопиющие нарушения. Однако с 1927 г. наметились изменения, которые затем привели к большой чистке 1929 г. На этот раз под лозунгом «идеологической монолитности» становилось более суровым отношение к политической оппозиции (тысячи троцкистов были исключены из партии на следующий день после окончания работы XV съезда). Связи между ПТУ и контрольными комиссиями, следящими за малейшими отклонениями в какую-либо сторону, стали более тесными.

IV. КОНЕЦ НЭПА