Демократические технологии
ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
«Чем выше количество голосов, поданных
за правительство на выборах, тем более
тираническим оно является»
Индекс Тираны Краутхаммера
1.Особенности содержания демократических технологий управления. 2. Роль СМИ в демократических технологиях государственного управления.
Особенности содержания демократических
Технологий управления
Понятие демократии принадлежит к числу наиболее многочисленных и неясных понятий современной жизни российского общества. Демократия – форма устройства любой организации, основанной на равноправном участии ее членов в управлении и принятии решений по большинству. Это идеал общественного устройства и соответствующее ему мировоззрение. Кроме того, демократия есть социальное и политическое движение за народовластие, осуществление демократических целей и идеалов.
В жизни существование и функционирование социума представляет собой процесс сложного, многоуровневого и полиаспектного взаимодействия двух его генеральных составляющих – государства и гражданского общества, т.е. сферы общего и сферы частного интересов. От того, какая доля социального пространства приходится на ту или иную составляющую, как складывается их взаимодействие и каковы конкретные модели, в которых это взаимодействие реализуется, зависит не только динамика и особенности функционирования данной социальной системы. Этим также определяются ее принадлежность к обществам тоталитарного или демократического типа и приоритетность использования составляющими эту социальную систему субъектами, структурами, институтами тех или иных технологий разрешения различного вида конфликтов.
Стратегическая цель государства и общества – общественный прогресс в смысле необратимого искоренения господства нечеловеческих типов психики и переход к цивилизации на основе человеческого строя психики. Поэтому один из важнейших вопросов общественного и государственного строительства – это вопрос об осознанном изложении того мировоззрения, которое наилучшим образом соответствует целям общества и государства, а также обеспечивает государство средствами их осуществления.
В социумах, где субъекты, институты и структуры гражданского общества характеризуются высоким уровнем развития, ведущим является демократический тип организации социального пространства, базирующийся на “мягких”, компенсационных моделях социальных взаимодействий. В социумах же, где гипертрофирована роль государства как организационно-структурного и политико-правового начала всей общественной жизни, а роль гражданского общества неоправданно минимизирована, доминирует тоталитарный тип социального пространства, для которого характерным является приоритет прямых, “жестких” методов социального управления.
Сущность государства определяет его функции и соответствующие социальные технологии, из которых важнейшими будут технологии установления союза народов, актуализации господства этого союза в настоящем и в текущей деятельности государственного управления, легитимации и юридического единства государственных органов в рамках единого публично-правового лица, форм и методов его планомерной деятельности, балансирования интересов, выработки арсенала средств государственного управления, обеспечивающего целостность и централизующую роль закона в государстве.
Итак, демократические технологии государственного управления – это, прежде всего, технологии осуществления и развития государственности на территории страны и в отношении ее граждан.
Главным содержанием таких технологий являются не столько разработанные технологии управления, как технологии выработки, принятия и реализации государственных решений, которые в своем социотехнологическом аспекте, безусловно, входят в состав структуры демократических технологий государственного управления как механизмы обеспечения государственного управления, стратегические средства влияния государства на социум, его формирования, функционирования и развития.
Другим элементом структуры демократических технологий управления являются технологии реализации государственной политики. Государственное управление по своей сути включает в себя деятельность государства двоякого рода – реализацию конституционных основ и законов государства и осуществление государственной политики его развития. Демократические технологии осуществления государственной политики нацелены на ключевые для реализации направления политики, ориентированные на разные группы.
Государство, являясь целью, средством, функцией и субъектом всей правовой системы, доставляет каждому субъекту права – от гражданина до гражданского общества в целом – возможности самовыражения, саморазвития и самоутверждения, как в рамках своего общества, так и в масштабах всей человеческой цивилизации или ее отдельных геополитических подсистем. Самовыражаются, саморазвиваются и самоутверждаются и сами государства, т.к. являются выражением и осуществлением субъектности всех своих социальных и правовых институтов, опять-таки от гражданина до гражданского общества, а также субъектности своей собственной истории.
Решение накопившихся проблем не может быть основано на попытке использования какой-либо одной ключевой ценности и идеи, будь то программа формирования рыночной экономики, социальной поддержки населения или межнациональной, или межконфессиональной интеграции. Любая отдельная концепция, связанная со сколь угодно фундаментальными, но частными по сравнению с государством и государственностью явлениями, окажется недостаточной. Более того, положенная в основу новой государственности, она, в силу комплексности кризиса, неизбежно, рано или поздно, начнет работать против федеративной консолидации, препятствуя реализации других миссий государства перед обществом.
Государство, как базовый элемент политической системы, ответственно за сохранение целостности человеческого сообщества и обеспечение его нормальной жизнедеятельности. Оно с помощью административных структур, органов контроля и пресечения, контролируемых им средств массовой информации и т.п. регулирует разноуровневые связи и взаимодействия между различными субъектами (личностями, социальными группами, стратами, этносами и т.п.), структурируя социальное пространство таким образом, чтобы доля энтропийных процессов в социуме не превышала уровня, за которым начинаются системно-структурные дисфункции и становится возможным его распад.
Этим определяется целый ряд особенностей, обычно присущих конфликтам, разворачивающимся между властью и различными социальными субъектами, составляющими социум:
между отдельной личностью и каким-либо государственным учреждением;
между социальной группой или общественной организацией, члены которой по тем или иным причинам не согласны с действиями властной элиты или ее конкретных представителей, и правительством;
между отдельным регионом (как субъектом управления) и центральными органами власти и др.
Для данного типа конфликтов характерной является, во-первых, вертикальная векторная направленность и соответственно вертикальная область их развертки. Это означает, что независимо от того, какова размерность и структура участвующих в конфликте сторон, участник конфликта, представляющий позицию государства, всегда будет занимать более высокое (доминирующее) социальное положение, нежели его оппоненты. Например, в конфликте между коммерческой фирмой и местной администрацией преимущество на стороне второго участника конфликта как представителя социальной пирамиды власти, даже если это только один человек, и если он участвует в конфликте по своим личным интересам.
Во-вторых, для того чтобы успешно использовать свое статусное преимущество и эффективно контролировать действия противоположной стороны, представители властных структур при возникновении того или иного конфликта, как правило, стремятся:
сохранить его одномерное измерение путем недопущения в поле конфликта представителей, скажем, общественных организаций или независимых СМИ;
заставить оппонентов использовать строго ограниченный (не выгодный для них) набор ролей, поведенческих схем и моделей принятия решений.
Поэтому, в-третьих, базисным типом отношений, который определяет динамику взаимодействия субъектов конфликта, выступают зачастую не отношения партнерства, а отношения “господства– подчинения”. То есть правительственный чиновник, например, в приведенном выше конфликте стремится играть роль “управляющего”, задающего те или иные параметры деятельности, предписывающего те или иные модели поведения представителям фирмы как “управляемым”, которые последние должны беспрекословно выполнять.
А следовательно, в-четвертых, основой для развертывания подобного типа конфликтов становится неравенство как принцип социальной организации, согласно которому различные социальные субъекты обладают различными (неодинаковыми) политическими, экономическими, культурными правами и свободами. Степень обладания этими правами и свободами напрямую зависит от отношений социального субъекта с властью, т.е. от того, какую именно ступеньку занимает он во властно-правовой иерархии социума. Естественно, чем эта ступенька выше, тем больше прав и свобод, и наоборот.
Вот почему, в-пятых, приоритетным режимом развертки данного типа конфликтов является не диалоговый, а монологовый режим, т.е. режим, для которого характерны отсутствие свободной циркуляции информационных потоков в поле конфликта и дисбаланс информационной проницаемости (открытости) субъектов конфликта. Главное направление подачи информации – “сверху вниз”, т.е. от властных структур к социальным субъектам. Обратный же поток информации “снизу вверх” направляется и формируется властными структурами как “вторичный”, “побочный”, “производный” от первого, основного, структурирующего потока. Более того, чтобы этот обратный поток информации не вышел из поставленных властью рамок, различные звенья государственного аппарата “уплотняют” емкость информационного поля до предельных значений за счет выпуска в свет огромного количества различных указов, распоряжений, инструкций, постановлений и других нормативных документов.
В-шестых, генеральными технологиями разрешения конфликтов между государственным аппаратом и социальными субъектами являются жесткие, репрессивные модели разрешения возникающих конфликтных ситуаций. Изначальное неравенство социальных статусов участников подобного конфликта навязывает им и четко очерченные рамки конфликтного поведения. Представители властных структур играют доминирующую роль в конфликте. Они используют всю имеющуюся у них власть и силу для того, чтобы воплотить в реальность свое понимание разрешения конфликтной ситуации и трактуют оппонентов не как самостоятельных, активных социальных субъектов, а лишь как пассивный объект их манипуляций.
Социальные же субъекты, независимо от их размерности и конкретной структуры, должны играть в идеале роль пассивного, бессловесного “человеческого материала”, главная задача которого – наиболее оперативно и самым оптимальным образом выполнять спускаемые “сверху” директивы и постановления. Широкое же обсуждение этих директив и постановлений, выдвижение альтернативных проектов, привлечение к анализу документов независимых экспертов и другие демократические процедуры не являются легитимными и трактуются властью как серьезные возмущающие воздействия, нарушающие функционирование государственных институтов и структур.
Подобные модели управления конфликтами имеют свою объективную основу, определенные достоинства (социальная система с превалированием подобных “жестких”, антидемократичных принципов организации обычно характеризуется относительной социальной стабильностью, гарантирует своим гражданам определенный прожиточный минимум, обладает возможностью концентрировать значительные материальные и людские ресурсы для решения тех или иных задач и т.д.) и в ряде случаев, несмотря на свою антидемократическую направленность, являются необходимым элементом функционирования любого, в том числе и развитого демократического социума. Например, они (с теми или иными модификациями и ограничениями) эффективно используются:
при социальной корректировке устойчивых форм девиантного поведения;
для предотвращения случаев геноцида (особенно его массовых форм);
при свержении антинародного правящего режима или для успешного ведения национально-освободительных войн.
Совершенно иная ситуация складывается при развертке конфликтов в сфере гражданского общества, т.е. в сфере свободного экономического и иного взаимодействия равных граждан, которые делегируют политической сфере задачу обеспечения целостности социума. Отметим, что гражданское общество исторически возникло и развивалось как своеобразная “обратная связь”, позволяющая оперативно оказывать различное положительное влияние на все подсистемы социума:
корректирующее – на деятельность властных структур;
оптимизирующее – на разрешение конфликтных ситуаций;
смягчающее – на конкретные формы протекания социальных процессов и взаимодействий.
Будучи социальным феноменом макроуровня (т.е. обладая одинаковой с государством социальной размерностью), гражданское общество функционирует в социуме в качестве альтернативного социального механизма, эффективно компенсирующего недостатки официальной (государственной) структуры, такие как:
стремление к монополизации всех сфер общественной жизни и деперсонификации личности;
предпочтение “прямых”, насильственных методов управления “косвенным”, демократическим;
безусловный примат вертикальных властных связей над любыми горизонтальными.
Превалирование подобных “жестких” методов управления социальной системой, как показывает практика, ведет к нарушениям информационно-энергетического обмена социума, провоцируя массовое возникновение различных “застойных” явлений, обусловливает возрастание конфликтности и социальной энтропии, следовательно, приводит к снижению степени организованности социума в целом и, что особенно важно, к уменьшению его социально-адаптационных возможностей.
Поэтому институты и структуры гражданского общества выступают в качестве “охранительного барьера”, легитимным образом защищающего поливариантность, дифференцированность социальной структуры (от которых зависит не только устойчивость, целостность социума, но и вероятность появления в нем нововведений) от стремления государства к ее примитивизации, унификации. Одновременно они являются реальными механизмами, которые способствуют снижению социальных напряжений, возникающих в социуме, и препятствуют развертыванию в нем крайних форм обострения конфликтов: вооруженных столкновений, террористических актов и т.п.
Подобная полифункциональность гражданского общества, по мнению ученых, обеспечивается его сложнодифференцированной структурой, представляющей совокупность трех систем:
система субъектов (она включает в себя разнообразие активных, самодеятельных индивидов и социальных групп, обладающих значительными экономическими и политическими правами и способных эти права и свободы реализовать на практике);
система институтов и учреждений гражданского общества (в ее состав входят: семья, община, городские коммуны, соседские общности, кооперативы, акционерные общества, религиозные сообщества, общественные движения и организации, система негосударственных средств массовой информации, профсоюзы, клубы по интересам и т.п.);
культурная система (ее структуру определяют ценности гражданского общества, существующие, во-первых, как теоретические конструкты, т.е. совокупность идей, представлений, идеалов и принципов теории гражданского общества, и, во-вторых, как социально-психологические образования (установки, стереотипы, нормы), регулирующие поведение членов общества в соответствии с такими фундаментальными идеями теории гражданского общества как: признание и уважение прав и свобод всех членов общества, паритет интересов, отказ от вооруженных методов ведения споров в пользу мирных, легитимных моделей их урегулирования, стремление к сотрудничеству и взаимопониманию, открытость, готовность к диалогу и т.п.).
Эти три системы могут быть рассмотрены как относительно независимые оси организации гражданского общества. Их взаимодействие и взаимопроникновение носят субстанциальный характер и могут существенным образом интенсифицировать и оптимизировать или тормозить и деформировать процесс оформления и последующего функционирования гражданского общества.
Специфическая природа гражданского общества как своего рода “миротворческого” социального механизма обусловливает, во-первых, горизонтальную векторную направленность разворачивающихся конфликтов, причем независимо от того, разворачиваются ли они между различными субъектами гражданского общества (например, между конкурирующими общественными организациями) или между представителями гражданского общества и властных структур (например, между профсоюзами и правительством).
Размерность, социальная позиция, занимаемая участниками конфликта, их отношения с властью и другие параметры, обязательно учитываемые при разработке конкретных стратегии и тактики конфликтного поведения, не влияют на изначальную интерпретацию конфликтующих сторон как одинаково социально-значимых членов сообщества, обладающих равными гражданскими правами и обязанностями, равнозначными интересами и потребностями.
Данная социальная ориентация с самого начала формирует у участвующих в конфликте сторон диспозиции, благоприятствующие осуществлению процесса эффективной коммуникации, и прежде всего готовность к взаимопониманию. Без этой готовности и реализуемой в дальнейшем способности к согласованию поведения осуществление консенсусных моделей социального взаимодействия в поле конфликта становится весьма проблематичным.
Ведь в таком случае, например, в конфликте, разгоревшемся между двумя профсоюзными организациями за сферы влияния и привлечение новых членов в свои ряды, одна профсоюзная организация будет рассматривать другой профсоюз не как “своего”, а как “чужого”, как “врага”. Поэтому при осуществлении внутриконфликтной коммуникации, первенствующим фактором восприятия будет так называемый “фильтр недоверия”, проходя через который весь поток информации, подаваемый противоположной стороной (в том числе и реальные предложения по оперативному практическому выходу из сложившейся ситуации), будет либо сильнейшим образом деформирован, либо попросту заблокирован.
А это, естественно, существенно снижает практические возможности “цивилизованного” разрешения конфликта, например, путем образования объединенной профсоюзной организации или ассоциации. Если же, по каким-либо тактическим или стратегическим резонам, конкурирующие профсоюзные организации все же придут к такому решению, то подобный союз будет весьма недолговечен. Ведь без взаимопонимания, которое, по словам Ю.Хабермаса, “служит решению проблем и координации действий”, никакое плодотворное и долговременное сотрудничество невозможно. Кстати, эта проблема является одной из центральных для стран, переходящих от тоталитарного к демократическому устройству, и, как показывают современные российские реалии, очень актуальной и для нашей страны.
Горизонтальная векторная направленность детерминирует, во-вторых, ориентацию на открытость поля конфликта как необходимого условия для его оптимального разрешения (по широко известному из теории организации принципу “чем больше связей, тем лучше функционирование”). Из этого вытекает стремление не ограничивать поле конфликта одним – например, экономическим – измерением, а включать в него также разнообразные социальные, культурные и прочие составляющие, стимулируя поливариантность ролей, которые играют участники конфликта, и решений, принимаемых ими.
Так, например, конфликт, вызванный проектом строительной компании, который предусматривает вырубку лесного массива с целью дальнейшего промышленного использования освободившейся территории, в социуме с развитым гражданским обществом может быть легитимно решен путем существенной переработки данного проекта или даже его отмены, так как включение в поле конфликта экологических, общественных, культурных и других организаций придает конфликту многомерный характер. Теперь он не ограничивается только сферой экономики (где это решение экономически эффективно и экономически оправдано), а рассматривается также в сопряженных с ней социальном, экологическом, культурном и прочих измерениях.
В действие вступает принцип “баланса интересов”, т.е. общая сумма социальных, экологических, культурных и прочих негативов не должна превышать экономическую выгоду от предложенного проекта. В противном случае, даже если проект неоднократно дорабатывался, урегулирование конфликта может быть осуществлено за счет отказа от осуществления проекта.
Однако, как и всякое явление, имеющее две стороны, процесс увеличения числа измерений, в которых разворачивается конфликт, может привести не к его успешному разрешению, а к его резкой эскалации. Предположим, в приведенном выше конфликте представители строительной компании обращаются в суд, и (по тем или иным причинам) им удается добиться решения суда в свою пользу или заручиться поддержкой правительственных кругов. В таком случае реализация проекта на практике может спровоцировать конфронтационные столкновения (в том числе и с применением силы) противников строительства с рабочими, осуществляющими его, с руководителями строительной компании или с представителями власти, обеспечивающими безопасность проводимых работ, и привести к значительным материальным потерям, а в худшем случае – к человеческим жертвам.
В-третьих, базисным типом отношений участников большинства конфликтов, в которых участвуют субъекты гражданского общества, являются не отношения “господство-подчинение”, а отношения сотрудничества, при котором конфликтующие стороны рассматривают друг друга как равноправных партнеров, имеющих свои собственные интересы и потребности, с которыми необходимо считаться. Партнеры договариваются вести друг с другом “честную игру”, стараются избегать открытых конфронтаций и на основе консенсуса, посредством демократических процедур совместно продвигаются к выработке и последующему принятию взаимоприемлемого для всех участников решения возникшей конфликтной ситуации.
Например, на Западе это нашло свое, пожалуй, наиболее яркое воплощение в становлении и развитии института социального партнерства. Его деятельность направлена на оптимизацию функционирования экономики путем своевременной диагностики и эффективного разрешения различных трудовых конфликтов “цивилизованным” образом, т.е. с помощью переговоров и консультаций, базой для которых служат соответствующие конвенции и рекомендации Международной организации труда – одного из важнейших и реально функционирующих наднациональных институтов современного гражданского общества.[5]
Отличительной особенностью социального партнерства является органичное включение в процесс разрешения конфликта, наряду с представителями владельца предприятия (причем как частного, так и государственного) и профсоюзными деятелями, отстаивающими интересы трудящихся, также третьей стороны – правительственных (государственных) чиновников. Эта третья сторона “работает” в поле конфликта как равноправный участник и исполняет роль медиатора (посредника), в задачу которого входит:
понять и способствовать согласованию интересов противоборствующих сторон на консенсусной основе, т.е. с учетом интересов и потребностей всех без исключения участников конфликта;
предложить альтернативные варианты разрешения возникшей проблемы;
совместно с конфликтующими сторонами принять наиболее эффективное решение, документально закрепив взаимные обязательства сторон.
Важность подобных (консенсусных) моделей решения конфликтов настолько велика, что некоторые исследователи напрямую связывают их распространение и включение в жизнь любого социума со становлением демократии. “Процедурный консенсус, и, прежде всего консенсус в отношении правил разрешения конфликтов, – по мнению Г.Ю.Семигина, – необходимое условие, фактическая предпосылка демократии. Этот консенсус – начало консенсуса социального, начало демократии”.
В-четвертых, развертывание разнообразных конфликтов в сфере гражданского общества предполагает в качестве основы, детерминирующей всю структуру конфликтного поля, принцип равенства всех без исключения участвующих в конфликте сторон, паритета всех интересов и потребностей. Поэтому органическое включение в процедуры конфликтного урегулирования принципа социальной справедливости становится не только необходимым условием для решения того или иного конкретного конфликта, но и залогом установления мира и согласия во всем социуме.
Важность подобного подхода к урегулированию конфликтов зафиксирована, в частности в преамбуле Устава Международной организации труда, принятом еще в 1919 году. В нем говорится: “Длительный мир во всем мире может основываться только на социальной справедливости”.
Вместе с тем, равенство как социальный принцип, регулирующий взаимодействие участников конфликта, накладывает на них определенные ограничения. То есть одновременно с получаемыми правами и свободами оппоненты должны выполнять и определенные обязанности, частью закрепленные в законодательстве той или иной страны, частью существующие в социуме в качестве социально значимых норм поведения. Их невыполнение грозит субъекту конфликта потерей равноправного положения в конфликтном поле.
Предположим, что группа граждан решила на общественных началах создать религиозную организацию для практической реализации своих религиозных запросов и потребностей. Однако через некоторое время в социуме возникает конфликт, вызванный деятельностью членов этой организации, проповедующими превосходство своей религии и ненависть к представителям всех остальных конфессий. В этом случае участники религиозной организации нарушают свои обязанности как граждан, так как их деятельность входит в противоречие с существующими в социуме правовыми нормами. Например, со статьей 29 Конституции Российской Федерации, второй пункт которой гласит: “Не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства”.
Поэтому участники религиозной организации теряют свой статус равноправных участников конфликта, и конфликт решается уже не за счет согласования интересов противоборствующих сторон, а:
за счет трансформации деятельности данной религиозной организации в соответствии с действующими в обществе правовыми нормами или, если это невозможно;
за счет принудительного (т.е. путем применения тех или иных санкций) роспуска организации и последующего прекращения ее деятельности.
В-пятых, приоритетным режимом развертки конфликтов в сфере гражданского общества является диалоговый режим. Он предполагает в качестве своих необходимых составляющих:
свободную циркуляцию информационных потоков в поле конфликта;
одинаковую информационную открытость субъектов конфликта (это связано с тем, что все конфликтующие стороны имеют одинаковый ролевой статус и осуществляют свою активность как самостоятельные, относительно независимые агенты социального действия).
Каждый из них взаимодействует с окружающим его социальным пространством и действующими в нем другими социальными субъектами на основе получения и переработки “внутренних” и “внешних” информационных потоков, рассчитывает, структурирует собственную активность, самостоятельно принимает решения и несет за них ответственность, выбирая из поливариантности способов действий те, которые с наибольшей вероятностью могут привести его к достижению поставленной цели.
Из этих действий участников конфликта, каждый из которых преследует свои сугубо личные, индивидуальные цели, постепенно кристаллизуется, как результат пересечения, наложения и согласования противоположных интересов, устремлений и потребностей всех конфликтующих сторон, обобщенное представление о сложившейся ситуации, способах и методах ее разрешения.
Естественно, что тот участник конфликта, который может контролировать циркулирующие в конфликтном поле потоки информации, имеет неоспоримые преимущества. Ведь он получает возможность ослабить, а то и полностью подорвать позиции противоположной стороны как путем дезинформации последней, так и созданием благоприятного для себя и отрицательного для оппонентов общественного мнения, используя контролируемые каналы подачи информации во властные структуры и/или контролируемые средства массовой информации.
Например, если в приведенном выше примере конфликта между строительной фирмой и членами экологической организации по поводу вырубки лесного массива строительная компания оперативно доведет до властей и широкой общественности свою интерпретацию сложившейся конфликтной ситуации (используя, скажем, такие известнейшие манипуляторские приемы, как “трансфер”, “наклеивание ярлыков”, “блистательная неопределенность”, “подтасовка карт” и т.д.), то при отсутствии в социуме развитых институтов и структур гражданского общества, гарантирующих доведение до общего сведения и широкое обсуждение всех без исключения точек зрения по той или иной проблеме, решение может быть принято в пользу строительной компании, несмотря на резко негативные последствия, к которым приведет в дальнейшем осуществление данного проекта.
В масштабе же социума в целом монополия на информацию есть первейшее условие уничтожения демократических основ человеческого общежития и становления тоталитаризма. Эта опасность уже давно была замечена многими учеными, политиками, общественными деятелями, что нашло свое отражение не только в трудах исследователей и политических речах, но и в различных нормативных актах. Например, во французском законодательстве на третьем месте после таких целей конституционного значения, как “охрана общественного порядка” и “уважение свободы другого лица”, стоит “плюрализм социально-культурных течений мысли”. Его соблюдение “является одним из условий существования демократии” (решение Конституционного совета Франции от 18 сентября 1986 г.).
Более конкретно это означает, что право субъекта на информацию в социумах с развитыми институтами и структурами гражданского общества обеспечивается двумя равнозначными составляющими: свободой информации и плюрализмом средств информации. То есть все граждане общества должны иметь возможность делать свой свободный выбор, не допуская того, чтобы частные интересы и государственные власти позволяли навязывать им собственные решения, и не допускать превращения самой информации в предмет торга.
И, наконец, в– шестых, генеральными технологиями разрешения конфликтов в гражданском обществе являются “мягкие”, “компенсационные” модели конфликтного урегулирования. При их осуществлении участники конфликта пытаются найти решение не за счет ущемления прав и свобод противоположной стороны, а на основе:
взаимоучета интересов и потребностей всех вовлеченных в конфликт сторон;
идей равенства и паритета интересов всех без исключения участников конфликта;
представлений об одинаковой социальной ценности исповедуемых ими верований и убеждений, используемых моделей поведения и мотивационных схем;
преимущественного использования при анализе и разрешении сложившейся конфликтной ситуации методов синектики, всеобщего согласия, метода Дельбека и др.
Для них характерны такие конкретные техники согласования противоположных интересов и потребностей как:
переговоры и консультации;
судебные разбирательства;
обращения в вышестоящие инстанции;
совместная выработка различных (в том числе юридических) документов, закрепляющих взаимные обязательства и права сторон, и т.п.
Приоритет использования при решении самых различных конфликтов компенсационных моделей их разрешения и отказ от репрессивных, “жестких” методов конфликтного урегулирования детерминируется всем комплексом идей, принципов и идеалов, которые составляют суть культуры гражданского общества. Согласно им, править должно прежде всего “не правительство (даже в широком смысле слова), а сами люди”, так как “основа государственного устройства – не воля одного или многих “суверенов”, заседающих в столице, а сеть взаимных соглашений между людьми “на местах”. Эти соглашения строятся на взаимном уважении людей, на вере в способность свободного человека самому или совместно с другими, тоже свободными людьми, разрешить свои проблемы без команд и предписаний “начальства”, а также на библейском “Золотом правиле”: “Поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой”.
Отметим, что принцип приоритетного функционирования гражданского общества над государственным управлением в социальном пространстве любого типа становится все более характерным для генеральной динамики развития современной мировой цивилизации. Это находит свое выражение прежде всего в появлении и успешной деятельности таких наднациональных институтов гражданского общества как ООН, ОБСЕ, ЮНЕСКО, Международной организации труда и др. В документах подобных организаций четко зафиксирован примат гражданского общества над государством при решении тех или иных проблем и конфликтов. Например, согласно Конвенции Международной организации труда № 87, запрещается вмешательство государственных органов в работу профсоюзных объединений и организаций предпринимателей, тем более их роспуск в административном порядке (§3 и §4). Права же этих объединений и организаций не могут быть ограничены внутригосударственным законодательством и практикой его применения (§8).
Актуализация данной тенденции вызывается существенным переструктурированием существующего мирового пространства, обусловленным:
во-первых, возникновением и распространением все новых средств связи, которые “сжали” мировое социальное пространство в единый организм, гарантируя быструю доступность любой его точки;
во-вторых, появлением новых видов вооружений, способных поставить под угрозу и само существование человека как биологического вида, и существование Земли как планеты;
в-третьих, процессом развития мировой промышленности и сельского хозяйства, приводящим к невосполнимой утрате природных ресурсов и разрушению экологического равновесия планеты и околопланетного пространства.
В данной ситуации социальный конфликт из первоначально “локальной” формы социальных взаимодействий малой размерности трансформировался в форму осуществления макросоциальных процессов, т.е. приобрел глобальный характер. Следовательно, глобальный характер приобрели не только позитивные функции социальных конфликтов, но и компенсационные модели их разрешения, с помощью которых субъектами гражданского общества осуществляется оптимизация и развитие мирового социального пространства.
Глобальный уровень актуализации стал характерным и для негативных функций социальных конфликтов, и для конфронтационных (в том числе с использованием военной силы) моделей их разрешения, к которым особенно тяготеют государственные органы стран, в которых отсутствует развитая система “сдержек и противовесов” гражданского общества. А так как конфронтационные модели разрешения конфликтов являются наиболее деструктивными по своим последствиям формами социального взаимодействия и способны реально угрожать существованию народов, государств, всего человечества, то развитие мировой цивилизации должно двигаться, по словам Э. Уоллерштейна, к созданию “общемирового гражданского общества”.
Его основными предпосылками являются:
наличие субъектов (индивидов, социальных групп, страт, целых народов), обладающих фундаментальными гражданскими правами и свободами, закрепленными в соответствующих законодательных актах;
существование в мировом социальном пространстве свободных от прямого государственного вмешательства “полей”, необходимых для саморазвертывания институтов и структур гражданского общества;
наличие в культурной сфере, в менталитете человечества идей согласия, толерантности, взаимоуважения и т.п., обладающих достаточной степенью влияния на общественное сознание, чтобы стать основной мотивационной доминантой социального поведения.