Международные отношения под углом зрения постпозитивизма и феминизма

ДЖ. Э. ТИКНЕР

В обзорном коллективном труде «Политическая наука: основные направле­ния», вышедшем в 1975 г. под редакцией Ф. Гринстайна и Н. Полсби, Р. Смоук утверждал, что «мир меняется столь быстро, столь угрожающе и в военных технологиях, и в международной политике, что существующая теория..., ве­роятно, не способна объяснить происходящее» (Greenstein, Polsby, 1975, р. 339). Несмотря на эти пророческие предупреждения, вряд ли кто из авторов тома «Международная политика» того издания мог предсказать масштаб измене­ний, происшедших в международной системе и в теории международных от­ношений за истекшие двадцать лет со времени его появления¹. Росло понима­ние изменяющихся и запутанных мировых реалий, оптимизм же авторов от­носительно прогресса теории постепенно угасал. В настоящей главе после крат­кого обзора указанного издания Гринстайна и Полсби основное внимание будет уделено проблеме нарушения теоретического консенсуса в области МО тех лет. Кроме разбора ряда критических замечаний постпозитивизма в адрес преобладавшей тогда теории, будут даны некоторые предложения для смягче­ния эпистемологических и теоретических противостояний. В заключение будет изложен феминистский вариант реконструкции теории международных отно­шений последнего времени. В задачу данной главы входит скорее освещение критических и феминистских подходов, нежели полный обзор данной облас­ти научного знания.

¹ Поучительно само название тома — «Международная политика», а не «Международ­ные отношения», что свидетельствует об уверенности в возможностях построения полити­ческих теорий для объяснения международных отношений.

§ 1. Теория международных отношений в книге «Политическая наука: основные направления»

За исключением авторов двух глав — о международном праве и взаимоза­висимости и интеграции — все остальные авторы «Основных направлений» придерживались реалистического, государственно-центристского подхода и сосредоточивали внимание на традиционных проблемах войны и мира, опи­сываемых по большей части в терминах конфликта великих держав. Утверж­дая, что «агония вьетнамского опыта бросила тень на теорию ограниченной войны в целом и снизила интерес к ее дальнейшей разработке», Р. Смоук в главе о национальной безопасности строил свои рассуждения вокруг эволю­ции ядерной стратегии великих держав (Greenstein, Polsby, 1975, р. 321). Не­смотря на открытое заявление Дж. Куэстера, что «вопиющее неравенство стран в доходах должно вызывать беспокойство», его глава в целом касалась эконо­мических проблем лишь в части их влияния на потенциал военного конфлик­та (Ibid., p. 237). Сам факт, что книга «Основные направления» написана лишь американскими авторами, говорит о доминировании США как в меж­дународной системе, так и в описывающей ее науке.

В большинстве случаев возможности прогресса в теории оценивались авто­рами «Основных направлений» позитивно. Неореалист К. Уолтс был оптимис­тически настроен насчет возможности построения системно-уровневой тео­рии, способной вырабатывать проверяемые гипотезы (Ibid., p. 15). Его соб­ственное структурное объяснение поведения государств построено на основе теории баланса сил, моделируемой по примеру микроэкономики (Walt?., 1979). Дина Зиннес также высказалась вполне оптимистично, считая, что исследо­вания МО в состоянии собрать воедино совокупный объем знаний и с его помощью развивать научное значение международной политики. В противопо­ложность абстрактному структурному анализу Уолтса она подчеркивала воз­можности основанного на эмпирических фактах исследования. Ее подход сво­дился к систематическому сбору данных и разработке типологии взаимоотно­шений переменных с последующей проверкой гипотез относительно поведе­ния государств во внешнеполитических конфликтах (Greenstein, Polsby, 1975, р. 92-99).

Нарушающийся консенсус

Последовавшая затем стадия брожения умов в теории международных от­ношений наводит на мысль о том, что оптимизм относительно возможностей «научных» теорий международной политики оказался недолговечным. Всего лишь через десять лет после выхода «Основных направлений» К. Дж. Холсти — ученый исторической и эмпирической ориентации — утверждал, что теория международных отношений находится в замешательстве, поскольку разрушается то, в чем он видел сохранявшийся на протяжении трех столетий консенсус ученых, дававший гипотетические ответы на основные вопросы международной политики (Holsti, 1985, р. 1). Включение в научную проблема­тику новых вопросов и акторов поставило под сомнение доминировавший государственно-центристский анализ с его акцентом на проблемах войны и мира, ясно просматривающийся в большей части глав этой книги. По мнению

Холсти, отсутствие согласия по поводу объекта и предмета исследования, а также способов их осмысления привело политическую науку о МО в затруд­нительное положение.

Пессимистическая оценка состояния теории международных отношений, данная Холсти, частично подтверждалась другими авторами в 70-е и в начале 80-х годов, хотя расхождения традиционных направлений рассматривались некоторыми учеными не в столь категоричной форме. В своей книге «Анархич­ное общество» X. Булл — ведущий теоретик англо-американской школы — обратился к гроциевой, гоббсовской и кантовской традициям изучения меж­дународных отношений. Умеренный синтез этих традиций вдохновлял Булла на разработку концепции анархичного, но общественного по своему характе­ру порядка во взаимоотношении государств (Bull, 1977). В духе подобной трихотомизации X. Алкер и Т. Бирстекер отмечали наличие в теории международ­ных отношений положений реалистов и идеалистов, традиционалистов и сциентистов, равно как и отражения реальных альянсов и ориентации периода холодной войны. Они уповали на совокупное знание, появляющееся в ре­зультате диалога этих течений (Alker, Biersteker, 1984).

Изменения в международной системе, отчасти служащие причиной отсут­ствия согласия в этой дисциплине, стали очевидны в 70-е годы. Деятельность стран-экспортеров нефти, потрясения, переживаемые международной валют­ной системой, и ранние признаки глобального экономического спада вкупе с политикой разрядки в отношениях США и Советского Союза выдвинули экономические вопросы на передний план в международных отношениях. Под­вергая сомнению выгоды либеральной взаимозависимости, в 70-е годы воз­никли неореалистические подходы к международной политической экономии и возродились подходы националистические (Gilpin, 1987). Соединяя реалис­тические посылки с либеральными установками, некоторые авторы стали анализировать экономические отношения между странами не только с точки зрения их конфликтности, но и с точки зрения возможностей для создания международных институтов и режимов (Krasner, 1982; Keohane, 1984). Ученые применяли теорию рационального выбора и микроэкономические модели для объяснения внешнеэкономической политики государств.

Осознание серьезных трудностей, испытываемых странами Юга в условиях бурного развития мировой экономики, в сочетании с требованиями создания нового международного экономического порядка привело к частичному при­знанию другими западными авторами латиноамериканской теории зависимос­ти и теории мировых систем. Они стали сосредоточивать внимание не на мно­жестве автономных государств-акторов, а на мировой экономике, имеющей классовую основу, неравенстве между центром и периферией, созданном и поддерживаемом структурными условиями неравномерного политического и экономического развития (Galtung, 1980; Wallerstein, 1976).

Наблюдая находящуюся в центре мировой системы патовую ситуацию в области ядерных вооружений, некоторые ученые, анализировавшие вопросы национальной безопасности, переместили свой исследовательский интерес на то, что Смоук назвал ранее игнорируемой проблемой ограниченной войны. Конфликт «малой интенсивности» и интервенционистская война требовали иного подхода, чем конфликт могущественных держав в центре системы (Klare, 1992). Немногие из подобных войн имели международный характер в смысле нарушения государственных границ: ученые начали искать их причины не в структуре международной системы, а в этнической и религиозной принад-

лежности населения или неудачах государственного строительства, усугубляе­мых вторжением извне (Jackson, Rosberg, 1982).

Окончание холодной войны, отсутствие военного соперничества в отноше­ниях между крупными державами и продолжение конфликтов на периферии дали стимул оживленным дискуссиям о формирующейся структуре мировой системы. Оставаясь на прежних позициях структурного анализа, К. Уолте в начале 90-х годов предсказал сдвиг в сторону многополюсного мира, в кото­ром Германия и Япония перевооружатся за счет ядерных сил (Waltz, 1993). Видя бесконечный характер конфликта в анархичном мире соперничающих государств, Уолте продолжал настаивать на своих прежних утверждениях: он не очень верит в нынешний оптимизм относительно вероятности мира в ядре системы, вместо этого он предсказывает возникновение многополюсного со­ревновательного баланса сил.

В то время как Уолте остался верен своей концепции структурного баланса сил, появились различные работы в духе неокантианства, где говорится о малой вероятности войны между ключевыми державами, ибо демократичес­кие государства редко воюют между собой. Проверяя нормативную и струк­турную модели на предмет их относительных объяснительных возможностей, Б. Рассетт обнаружил прочную связь между демократическим характером правле­ния и отсутствием войн (Russett, 1993). Подобным же образом М. Сингер и А. Вильдавски видели в том, что они называли «зоной мира», принципиально иной мировой порядок, при котором конфликт ограничивается периферией международной системы (Signer, Wildavsky, 1993). Допуская, что в «зоне хао­са» проживают 85% жителей планеты, Сингер и Вильдавски убеждены, что подобного рода беды — неизбежная стадия развития, которую странам надо пройти, прежде чем стать процветающими и демократическими. В этих работах на смену противостоянию Востока и Запада приходит дихотомия Север—Юг. Противостояние одинаковых по силе и возможностям стран сменяется проти­востоянием богатых и бедных, сильных и слабых.