Поход Игоря Святославича новгород-северского
Сохранилось два летописных рассказа о походе Игоря Святославича 1185 года: один более обширный — в Ипатьевской летописи, другой более сжатый — в Лаврентьевской. Вот как на основании этих двух летописных рассказов можно себе представить поход Игоря.
23 апреля 1185 года, во вторник, Игорь Святославич новгород-северский, сын его — Владимир путивльский, племянник — князь Святослав Ольгович рыльский вместе с присланными от Ярослава Всеволодовича черниговского во главе с Ольстином Олексичем дружинами ковуев выступили в далекий степной поход на половцев без сговора с киевским князем Святославом. Откормленные за зиму кони шли тихо. Игорь ехал, собирая свою дружину. В походе у берегов Донца 1 мая, когда день клонился к вечеру, их застигло солнечное затмение, считавшееся в те времена предзнаменованием несчастья, но Игорь не поворотил коней. У реки Оскола Игорь два дня поджидал брата Всеволода, шедшего иным путем из Курска. От Оскола пошли дальше, к реке Сальнице.
Застигнуть половцев врасплох, как рассчитывал Игорь, не удалось: неожиданно русские сторожа, которых послали ловить «языка», донесли, что половцы вооружены и готовы к бою. Сторожа советовали либо идти быстрее, либо возвратиться. Но русские не стали на ночлег, а ехали всю ночь. На следующий день, в обеденное время, русские встретили половецкие полки. Половцы отправили назад свои вежи (кочевые жилища на телегах), а сами, собравшись «от мала и до велика», выстроились на той стороне реки Сюурлия. Войска Игоря построились в шесть полков. По обычаю того времени, Игорь Святославич сказал князьям краткое ободряющее слово: «Братья, сего мы искали, а потягнемь». Посередине стал полк Игоря, по правую руку от него — полк «буй тур»-Всеволода, по левую — полк Игорева племянника Святослава рыльского, впереди — полк сына Игоря, Владимира, и полк черниговских ковуев. Отборные стрелки, выведенные из всех полков, стали впереди строя. Половцы выстроили своих стрельцов. «Пустивши по стреле», то есть дав залп из луков, половцы бежали. Бежали и те половецкие полки, которые стояли вдалеке от реки. Передовые полки черниговских ковуев и Владимира Игоревича погнались за половцами. Игорь же и Всеволод шли медленно, сохраняя боевой порядок своих полков. Русские овладели вежами половцев и захватили полон (пленных). Часть войска гналась за половцами дальше и ночью вернулась назад с полоном.
Как рассказывает Ипатьевская летопись, на следующий же день после первой победы над половцами, с рассветом, половецкие полки, «ак борове», то есть подобно лесу, стали неожиданно наступать на русских. Небольшое русское войско увидело, что оно собрало против себя «всю половецкую землю». Но и в этом случае отважный Игорь не поворотил полки. Его речь перед битвой напоминает речи Владимира Мономаха своей заботой о «черных людях», то есть о простых ратниках из крестьян. Он сказал: «Если погибнем или убежим, а черных людей покинем, то ны будеть грех… Поидем! Но или умремь, или живи будемь на едином месте». Чтобы пробиваться к Донцу, не опережая и не отставая друг от друга, Игорь приказал конным спешиться и драться всем вместе.
Трое суток, день и ночь, медленно пробивался Игорь к Донцу со своим войском. В бою Игорь был ранен в правую руку. Оттесненные половцами от воды, воины были истомлены жаждой. Первыми изнемогли от жажды кони. Много было раненых и мертвых в русских полках. Бились крепко до самого вечера, бились вторую ночь; на рассвете утром в воскресенье черниговские ковуи дрогнули. Игорь поскакал к ковуям, чтобы остановить их. Он снял шлем, чтобы быть ими узнанным, но не смог их задержать. На обратном пути, в расстоянии полета стрелы от своего полка, изнемогая от раны, он был взят в плен половцами. Схваченный ими, он видел, как жестоко бьется его брат Всеволод во главе своего войска, и, по словам летописи, просил смерти, чтобы не видеть его гибели. Раненого Игоря взял к себе на поруки его бывший союзник — Кончак. Из всего русского войска спаслось только пятнадцать человек, а ковуев и того меньше. Прочие же утонули.
В то время Святослав Всеволодович киевский, решив идти на половцев к Дону на все лето, собирал воинов на севере своих владений — в «верхних» землях. На обратном пути у Новгорода-Северского Святослав услышал, что двоюродные братья его пошли, утаясь от него, на половцев, и «не любо бысть ему». Когда Святослав подходил уже в ладьях к Чернигову, он узнал о поражении Игоря. Святослав, услышав это, «глубоко вздохнул», «утер слезы» и сказал: «О, люба моя братья и сынове и мужи земле Руское! Дал ми Бог притомити поганыя, но не воздержавше уности (юности) отвориша ворота на Русьскую землю… Да како жаль ми бяшеть на Игоря (как мне было на него раньше досадно), тако ныне жалую больше (так теперь еще больше жалею) по Игоре, брате моемь».
В этих словах Святослава точно определены последствия поражения Игоря. Святослав «притомил поганых» в своем походе 1184 года, а Игорь, «не сдержав юности», свел на нет его результаты — «отворил ворота» половцам на Русскую землю. Скорбь и лютая туга (печаль) распространились по всей Русской земле. «И не мило бяшеть тогда комуждо свое ближнее», — говорит летописец.
Половцы, победив Игоря с братиею, «взяша гордость велику» и, собрав весь свой народ, ринулись на Русскую землю. И была между ними распря: Кончак хотел идти на Киев — отомстить за Боняка и деда своего Шарукана, потерпевших там поражение в 1106 году, а Гзак предлагал пойти на реку Сейм, «где ся остале жены и дети: готов нам полон собран; емлем же городы без опаса».
И так разделились надвое. Кончак пошел к Переяславлю-Южному, осадил город и бился здесь весь день.
В Переяславле был тогда князем Владимир Глебович. Был он «дерз и крепок к рати», выехал из города и бросился на половцев, но дружины выехать за ним дерзнуло немного. Князь крепко бился с врагами, был окружен и ранен тремя копьями. Тогда прочие подоспели из города и отняли князя. Владимир из города послал сказать Святославу киевскому, Рюрику и Давыду Ростиславичам: «Се половьцы у мене, а помозите ми». Между войсками Рюрика и Давыда произошли разногласия, смоленские дружины Давыда «стали вечем» и отказались идти в поход. Святослав с Рюриком поплыли по Днепру против половцев, а Давыд со своими смольнянами возвратился обратно. Услышав о приближении войска Святослава и Рюрика, половцы отступили от Переяславля и на обратном пути осадили город Римов. Все эти события нашли отражение в «Слове».
В плену Игорь пользовался относительной свободой и почетом. К нему приставили двадцать сторожей, которые не мешали ему ездить куда он захочет, и слушались его, когда он куда-либо их посылал. С ними Игорь ездил на ястребиную охоту.
Половец по имени Лавр предложил Игорю бежать. Игорь отказался пойти «неславным путем», но обстоятельства в конце концов вынудили его к бегству: сын тысяцкого и конюший, находившиеся вместе с Игорем в плену, сообщили ему, что возвращающиеся от Переяславля половцы намерены перебить всех русских пленных. Время для бегства было выбрано вечернее — при заходе солнца. Игорь послал к Лавру своего конюшего с приказом перебираться на ту сторону реки с поводным конем. Половцы, стерегшие Игоря, напились кумыса, играли и веселились, думая, что князь спит. Игорь поднял полу половецкой вежи, вышел, перебрался через реку, сел там на коня и бежал.
Одиннадцать дней пробирался Игорь до пограничного города Донца, убегая от погони. Приехав в Новгород-Северский, Игорь вскоре пустился в объезд — в Чернигов и в Киев, — ища помощи и поддержки, и всюду был встречен с радостью.
Время создания «Слова о полку Игореве»
«Слово о полку Игореве» было создано вскоре после событий Игорева похода. Оно написано под свежим впечатлением от этих событий. Это не историческое повествование о далеком прошлом — это отклик на события своего времени, полный еще не притупившегося горя. Автор «Слова» обращается в своем произведении к современникам событий, которым эти события были хорошо известны. Поэтому «Слово» соткано из намеков, из напоминаний, из глухих указаний на то, что было еще живо в памяти каждого читателя-современника.
Есть и более точные указания в «Слове о полку Игореве» на то, что оно написано вскоре после описываемых событий. В 1196 году умер «буй тур» Всеволод, в 1198 году Игорь Святославич сел на княжение в Чернигове, не раз ходил перед тем вновь на половцев, но все это осталось без упоминаний в «Слове о полку Игореве». Не упомянуты и другие события русской истории, случившиеся после 1187 года. В частности, автор «Слова» в числе живых князей называет умершего в 1187 году Ярослава Осмомысла галицкого: к нему автор «Слова» обращается с призывом «стрелять» в Кончака «за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславича». Отсюда ясно, что «Слово» написано не позднее 1187 года; но оно не могло быть написано и ранее 1187 года, так как оно заключается «славой» молодым князьям, в том числе и Владимиру Игоревичу, только в том же, 1187 году, вернувшемуся из плена. Поэтому можно думать, что «Слово о полку Игореве» написано в 1187 году.
«Слово о полку Игореве» — призыв к единению
«Слово о полку Игореве» было непосредственным откликом на события Игорева похода. Оно было призывом к прекращению княжеских усобиц, к объединению перед лицом страшной внешней опасности. По точному выражению Карла Маркса, «смысл поэмы — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов». Этот призыв и составляет основное содержание «Слова о полку Игореве». На примере поражения Игоря автор показывает печальные последствия политического разъединения Руси.
«Слово о полку Игореве» не только повествует о событиях Игорева похода — оно дает им оценку. Оно представляет собой страстную и взволнованную речь патриота, то обращающегося к событиям живой современности, то вспоминающего дела седой старины. Эта речь — то гневная, то печальная и скорбная, но всегда полная веры в Родину, полная любви к ней, уверенности в ее будущем.
В «Слове о полку Игореве» ясно ощущается широкое и свободное дыхание устной речи. Оно чувствуется и в выборе выражений — обычных, употреблявшихся в устной речи, и военных терминов; оно чувствуется и в выборе художественных образов, лишенных литературной изысканности, доступных и народных; оно чувствуется и в самой ритмике языка.
Автор «Слова о полку Игореве» постоянно обращается к своим читателям, называя их «братия», точно он видит их перед собой. В круг своих воображаемых слушателей он вводит и своих современников, и людей прошлого. Он обращается к Бояну: «О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа плъкы ущекоталъ». Он обращается к «буй туру» Всеволоду: «Яръ туре Всеволоде! Стоиши на борони, прыщеши на вой стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными!». Он обращается к Игорю, к Всеволоду суздальскому, к Рюрику и Давыду Ростиславичам и ко многим другим. Говоря о печальных предзнаменованиях, которые предшествовали походу Игоря и сопровождали Игоря на его роковом пути, он как бы хочет остановить его и тем самым вводит читателя в тревожную обстановку похода. Он прерывает самого себя восклицаниями скорби: «О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!», «То было въ ты рати и въ ты плъкы, а сицей рати не слышано!». Все это создает впечатление непосредственной близости автора «Слова» к тем, к кому он обращается.
Эта близость больше, чем близость писателя к своему читателю, скорее это близость оратора или певца, непосредственно обращающегося к своим слушателям.
Когда читаешь «Слово о полку Игореве», живо чувствуешь, что автор предназначал его скорее всего для произнесения вслух.
Однако было бы ошибочным считать, что «Слово о полку Игореве» предназначалось только для произнесения или только для чтения, — не исключена возможность, что автор «Слова» предназначал свое произведение и для пения. Сам автор «Слова» хотя и называет свое произведение очень неопределенно — то «словом», то «песнью», то «повестью», однако, выбирая свою поэтическую манеру, рассматривает как своего предшественника не какого-либо из известных нам писателей и ораторов XI–XII веков, а Бояна — певца, поэта, исполнявшего свои произведения под аккомпанемент какого-то струнного инструмента — по-видимому, гуслей. Автор «Слова» считает Бояна своим предшественником в том же роде поэзии, в каком творит и сам.
Таким образом, «Слово о полку Игореве» — это призыв к единению. Оно было несомненно написано автором, но автор чувствовал свою связь с устным словом, с устной поэзией; автор чувствовал свое произведение произнесенным, но предназначалось ли оно для произнесения вслух как речь или для пения, сказать трудно. Если это речь, то она все же имеет сходство с песней; если это песнь, то она близка к речи. К сожалению, ближе определить жанр «Слова» не удается. Написанное, оно сохраняет все обаяние живого устного слова — слова горячего, убеждающего, полного самой искренней, самой задушевной и сердечной любви к Родине.
Подлинный смысл призыва автора «Слова о полку Игореве» заключался, конечно, не только в попытке организовать тот или иной поход, но и в том, чтобы объединить общественное мнение против раздоров князей, настроить общественное мнение против поисков князьями личной «славы», личной «чести» и отмщения ими личных «обид». Задачей «Слова» было не только военное, но и идейное сплочение всех лучших русских людей вокруг мысли о единстве Русской земли.
Политическое мировоззрение автора «Слова о полку Игореве»
Каким же представлялось автору «Слова о полку Игореве» то единство Руси, к которому он звал своих читателей? Единство Руси представлялось автору «Слова» не в виде прекраснодушных «добрососедских» отношений всех русских князей на основе их доброй воли. Само собой разумеется, что нельзя было просто уговорить русских князей перестать враждовать между собою. Нужна была такая сильная центральная власть, которая могла бы скрепить единство Руси, сделать Русь мощным государством. Автор «Слова» — сторонник сильной княжеской власти, которая была бы способна обуздать произвол мелких князей.
Центр единой Руси он видит в Киеве. Киевский князь рисуется ему как сильный и «грозный» властитель. Поэтому автор «Слова» наделяет «слабого» киевского князя Святослава Всеволодовича идеальными свойствами главы русских князей: он «грозный» и «великий».
Обращаясь с призывом к русским князьям встать на защиту Русской земли, автор «Слова о полку Игореве» напоминает этим князьям об их военном могуществе и как бы рисует в своем обращении собирательный образ сильного, могущественного князя. Этот князь силен войском: он «многовоий». Он силен судом: «суды рядитъ до Дуная». Он вселяет страх пограничным с Русью странам; он может «Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти». Он «подперъ горы Угорскыи своими железными плъки, заступивъ королеви путь, затворивъ Дунаю ворота». Он славен в других странах; ему поют славу «немци и венедици», «греци и морава».
Перед нами образ князя, воплощающего собой идею сильной княжеской власти, с помощью которой должно было осуществиться единство Русской земли. Эта идея сильной княжеской власти только еще рождалась в XII веке. Впоследствии этот же самый образ «грозного» великого князя отразился в Житии Александра Невского и в ряде других произведений XIII века. Не будет только стоять за этим образом «грозного» великого князя — Киев как центр Руси. Перемещение центра Руси на северо-восток и падение значения киевского стола станет слишком явным. Значение центра Русской земли в XV–XVI веках перейдет к Москве, которая и объединит Русь с помощью сильной власти московского князя.
В XII веке сильная княжеская власть едва только начинала возникать, ей еще предстояло развиться в будущем, однако автор «Слова о полку Игореве» уже видел, что с помощью сильной княжеской власти можно будет объединить Русь и дать крепкий отпор внешним врагам.
Образ Русской земли в «Слове о полку Игореве»
Свой призыв к единению, свое чувство единства Родины автор «Слова о полку Игореве» воплотил в живом, конкретном образе Русской земли. «Слово о полку Игореве» посвящено всей Русской земле в целом. Героем «Слова» является не какой-либо из князей, а русский народ, Русская земля. К ней, к Русской земле, обращены все лучшие чувства автора. Образ Русской земли — центральный в «Слове»; он очерчен автором широко и свободно.
Автор «Слова о полку Игореве» рисует обширные пространства Русской земли. Он ощущает Родину как единое огромное целое.
Едва ли в мировой литературе есть произведение, в котором были бы одновременно втянуты в действие такие огромные географические пространства. Половецкая степь («страна незнаема»), «синее море», Дон, Волга, Днепр, Донец, Дунай, Западная Двина, Рось, Сула, Стугна, Немига, а из городов — Корсунь, Тмуторокань, Киев, Полоцк, Чернигов, Курск, Переяславль, Белгород, Новгород, Галич, Путивль, Римов и многие другие — вся Русская земля находится в поле зрения автора, введена в круг его повествования. Обширность Русской земли подчеркивается им одновременностью действия в разных ее частях: «девици поють на Дунаи, — вьются голоси чрезъ море до Киева». Одновременно с походом Игорева войска двигаются к Дону половцы «неготовами дорогами», скрипят их несмазанные телеги.
Обширные пространства Родины, в которых разворачивается действие «Слова о полку Игореве», объединяются гиперболической быстротой передвижения в нем действующих лиц. Всеслав дотронулся копьем до золотого престола киевского, отскочил от него лютым зверем, в полночь из Белгорода скрылся в синей ночной мгле, наутро же, поднявшись, оружием отворил ворота Новгорода, расшиб славу Ярослава… Всеслав-князь людей судил, а сам в ночи волком рыскал: из Киева дорыскивал до петухов Тмуторокани; великому Хорсу (солнцу) волком путь перерыскивал. Святослав, словно вихрь, исторгнул поганого Кобяка из лукоморья, из железных великих полков половецких, и пал Кобяк в городе Киеве, в гриднице Святославовой.
В обширных пространствах Руси могущество героев «Слова о полку Игореве» приобретает гиперболические размеры: Владимира I Святославича нельзя было пригвоздить к горам киевским, галицкий Ярослав подпер горы угорские (венгерские) своими железными полками, загородив королю путь, затворив Дунаю ворота.
Такой же грандиозностью отличается и пейзаж «Слова о полку Игореве», всегда конкретный и взятый как бы в движении: перед битвой с половцами кровавые зори свет поведают, черные тучи с моря идут… быть грому великому, идти дождю стрелами с Дону великого… Земля гудит, реки мутно текут, прах над полями несется. После поражения войска Игоря широкая печаль течет по Руси.
Ветер, солнце, грозовые тучи, в которых трепещут синие молнии, утренний туман, дождевые облака, щёкот соловьиный по ночам и галочий крик утром, вечерние зори и утренние восходы, море, овраги, реки составляют огромный, необычайно широкий фон, на котором развертывается действие «Слова», передают ощущение бескрайних просторов Родины.
Широкий простор родной природы живо ощущается и в плаче Ярославны. Ярославна обращается к ветру, веющему под облаками, лелеющему корабли на синем море, к Днепру, который пробил каменные горы сквозь землю Половецкую и лелеял на себе Святославовы ладьи до Кобякова стана, к солнцу, которое для всех тепло и прекрасно, а в степи безводной простерло жгучие свои лучи на русских воинов, жаждою им луки скрутило, истомою им колчаны заткнуло.
В радостях и печалях русского народа принимает участие вся русская природа: понятие Родины — Русской земли — объединяет для автора ее историю, «страны», то есть сельские местности, города, реки и всю природу — живую, сочувствующую русским. Солнце тьмою заслоняет путь князю — предупреждает его об опасности. Донец стелет бегущему из плена Игорю зеленую постель на своих серебряных берегах, одевает его теплым туманом, сторожит гоголями и дикими утками.
Чем шире охватывает автор Русскую землю, тем конкретнее и жизненнее становится ее образ, в котором оживают реки, вступающие в беседу с Игорем, наделяются человеческим разумом звери и птицы.
Ощущение обширности пространства и простора Родины, постоянно присутствующее в «Слове о полку Игореве», усиливается многочисленными образами соколиной охоты, участием в действии птиц (гуси, гоголи, вороны, галки, соловьи, кукушки, лебеди, кречеты), совершающих большие перелеты к Дону и к синему морю, через поля широкие. Постоянные упоминания о море подчеркивают это ощущение.
Охватывая мысленным взором всю Русскую землю, автор видит и слышит все, что в ней происходит. Автор «Слова о полку Игореве» говорит о подробностях походной жизни, о приемах защиты и нападения, о различных деталях вооружения, отмечает поведение птиц и зверей.
Образ Родины, полной городов, рек и многочисленных обитателей, как бы противопоставлен образу пустынной половецкой степи — «стране незнаемой», ее яругам (оврагам), холмам, болотам и «грязивым» местам.
Русская земля для автора «Слова о полку Игореве» — это, конечно, не только «земля» в собственном смысле этого слова, не только русская природа, русские города, это, в первую очередь, народ, ее населяющий. Автор «Слова» говорит о мирном труде русских «ратаев» — пахарей, нарушенном усобицами князей; он говорит о женах русских воинов, оплакивающих своих мужей, павших в битве за Русь; он говорит о горе всего русского народа после поражения Игоря, о гибели достояния русского народа, о радости жителей городов и сельских местностей при возвращении Игоря.
Войско Игоря новгород-северского — это прежде всего «русичи» (русские сыны). Они идут на половцев за Родину; переходя границу Руси, они прощаются с Родиной — с Русской землей в целом, а не с Новгород-Северским княжеством, не с Курском или с Путивлем. «О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!»
Вместе с тем понятие Родины включает для автора «Слова о полку Игореве» и ее историю. В зачине к «Слову» автор говорит, что он собирается вести свое повествование «отъ стараго Владимера (Владимира I Святославича) до нынешняго Игоря». Излагая историю неудачного похода князя Игоря на половцев, автор охватывает события русской жизни за полтора столетия и ведет свое повествование, «свивая славы оба полы сего времени» — постоянно обращаясь от современности к истории, сопоставляя прошлые времена с настоящим. Автор вспоминает века Трояновы, годы Ярославовы, походы Олеговы, времена «стараго Владимера» Святославича.
Автор «Слова о полку Игореве» рисует удивительно живой образ Русской земли. Создавая «Слово», он сумел окинуть взором всю Русь целиком, объединил в своем описании и русскую природу, и русских людей, и русскую историю. Образ страдающей Родины очень важен в художественном и идейном замысле «Слова»: он вызывает сочувствие к ней читателя, он возбуждает ненависть к ее врагам, он зовет русских людей на ее защиту. Образ Русской земли — существенная часть «Слова» как призыва к ее защите от внешних врагов.
«Слово о полку Игореве» — произведение поразительно цельное. Художественная форма «Слова» очень точно соответствует его идейному замыслу. Все образы «Слова» способствуют выявлению его основной идеи — идеи единства Руси.
Образы русских князей в «Слове о полку Игореве»
Отношение автора «Слова о полку Игореве» к русским князьям двойственное: он видит в них представителей Руси, он им сочувствует, гордясь их успехами, скорбя об их неудачах, но осуждает их эгоистическую, узко местную политику и их раздоры, их нежелание совместно защищать Русскую землю.
На примере похода Игоря Святославича новгород-северского автор показывает, к чему может привести отсутствие единения. Игорь терпит поражение только потому, что пошел в поход один. Он действует по формуле: «Мы собе, а ты собе». Слова Святослава киевского, обращенные к Игорю Святославичу, характеризуют в известной мере и отношение к нему автора «Слова». Святослав упрекает Игоря и Всеволода в том, что они без сговора с ним отправились в поход, ища себе славы. Он упрекает их в том, что они хотели похитить славу его побед над половцами и разделить только между собою славу своего похода.
В этих же чертах выдержан и весь рассказ о походе Игоря: храбрый, но недальновидный Игорь идет в поход, несмотря на то, что поход этот с самого начала обречен на неуспех; он идет, несмотря на все неблагоприятные «знамения». Игорь любит Родину, Русь, но основным побуждением его является стремление к личной славе. Игорь говорит: «Братие и дружино! Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти; а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони, да позримъ синего Дону»; и еще: «Хощу бо, — рече, — копие приломити конецъ поля Половецкаго; съ вами, русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомъ Дону». Желание личной славы «заступает ему знамение».
Однако автор подчеркивает, что поступки Игоря Святославича обусловлены в большей мере понятиями его среды, чем его личными свойствами. Сам по себе Игорь Святославич скорее даже хорош, чем плох, но деяния его плохи, потому что над ними господствуют предрассудки общества. Поэтому в образе Игоря на первый план выступает общее, а не индивидуальное. Игорь Святославич — «средний» князь своего времени: храбрый, мужественный, в известной мере любящий Родину, но безрассудный и недальновидный, заботящийся о своей чести больше, чем о чести Родины.
С гораздо большим осуждением говорит автор «Слова о полку Игореве» о родоначальнике князей ольговичей и деде Игоря Святославича — Олеге Гориславиче, внуке Ярослава Мудрого и постоянном противнике Владимира Мономаха. Вспоминая этого Олега (Олег жил во второй половине XI – начале XII века; умер в 1115 году), автор «Слова» говорит, что он мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял, при нем сеялась и прорастала усобицами Русская земля. Автор «Слова» отмечает гибельность крамол Олега прежде всего для трудового народа, для крестьянства: «Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотять полетети на уедие». Автор наделяет Олега ироническим отчеством «Гориславич», имея в виду, конечно, не его личное горе, а народное горе, вызванное усобицами Олега.
Зачинателем усобиц изображен и родоначальник полоцких князей Всеслав полоцкий. Весь текст о Всеславе представляет собою размышление о его злосчастной судьбе. Всеслав изображен в «Слове» с осуждением, но и с некоторой, правда очень незначительной, долей сочувствия. Это неприкаянный князь, мечущийся, как затравленный зверь, хитрый «вещий» неудачник. Перед нами исключительно яркий образ князя периода раздробленности Руси.
В остальных русских князьях автор «Слова о полку Игореве» в большей мере отмечает их положительные черты, чем отрицательные. Автор подчеркивает подвиги русских князей, рисует их могущество, их славу. В образах русских князей отражены его мечты о сильной власти на Руси, о военном могуществе русских князей. Владимир I Святославич так часто ходил в походы на врагов, что его «нельзя было пригвоздить к горам киевским». Всеволод суздальский может Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вылить, и автор «Слова» скорбит о том, что этого князя нет сейчас на юге. Ярослав Осмомысл подпер горы венгерские своими железными полками, загородил дорогу венгерскому королю, отворял Киеву ворота, стрелял в салтанов за землями.
Понятие гиперболы может быть применено к «Слову о полку Игореве» лишь с большими ограничениями. Впечатление гиперболы достигается в «Слове» тем, что на того или иного князя переносятся подвиги его дружины. Так, например, Всеволод-«буй тур» прыщет на врагов стрелами, гремит о шлемы мечами харалужными; шлемы оварские «поскепаны» его калеными саблями. Конечно, стрелы, мечи и сабли — не личные Всеволода. Автор «Слова» говорит здесь о том, что Всеволод прыщет на врагов стрелами своей дружины, сражается ее мечами и ее саблями. То же перенесение подвигов дружины на князя видим мы и в других случаях. Святослав киевский «притрепал» коварство половцев «своими сильными плъкы и харалужными мечи»; Всеволод суздальский может «Донъ шеломы выльяти» — конечно, не своим одним шлемом, а многими шлемами своего войска.
Совсем особую группу составляют женские образы «Слова о полку Игореве»: все они овеяны мыслью о мире, о семье, о доме, проникнуты нежностью и лаской, ярко народным началом; в них воплощена печаль и забота Родины о своих воинах. В идейном замысле автора эти женские образы занимают очень важное место.
Жены русских воинов после поражения Игорева войска плачут о своих павших мужьях. Их плач, полный нежности и беспредельной грусти, носит глубоко народный характер: «Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати». Тот же народно-песенный характер носит и плач Ярославны — юной жены Игоря. Замечательно, что Ярославна оплакивает не только пленение своего мужа — она скорбит о всех павших русских воинах: «О ветръ, ветрило! Чему, господине, насильно вееши? Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои?.. Светлое и тресветлое слънце! Всемъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои?».
Противопоставление войны миру, воплощенному в образе русских женщин, особенно ярко в лирическом обращении автора «Слова» к Всеволоду-«буй туру». В разгар боя Всеволод не чувствует на себе ран, он забыл честь и жизнь и своей милой, любимой «красныя Глебовны свычая и обычая». Характерно, что ни один переводчик «Слова» не смог удовлетворительно перевести превосходное и, в сущности, хорошо понятное выражение: «свычая и обычая».
Итак, образы русских князей, женские образы «Слова о полку Игореве» даны не сами по себе — они служат идеям автора, служат целям все того же призыва к единению. Перед нами и здесь «Слово» выступает как произведение исключительно целеустремленное. Рукою художника — автора «Слова» — водила политическая мысль, мысль страстная, полная горячей любви к Родине. <...>
«Слово о полку Игореве» и русская народная поэзия
Если мы присмотримся к тем художественным средствам, которыми пользуется автор «Слова о полку Игореве», то убедимся, что в основном он черпает их из устной народной поэзии и из устной русской речи. И это далеко не случайно. С народной поэзией связывают его не только художественные вкусы, но мировоззрение, политические взгляды. Автор «Слова» творит в формах народной поэзии потому, что сам он близок к народу.
Народные образы «Слова о полку Игореве» тесно связаны с его народными же идеалами. Художественная сторона и идейная неотделимы в «Слове» друг от друга. Вот, например, обычное в «Слове» сравнение битвы с жатвой: при Олеге Гориславиче Русская земля «сеяшется и растяшеть усобицами»; в битве Игоря с половцами «чръна земля подъ копыты костьми была посеяна, а кровию польяна»; о битве Всеслава на реке Немиге сказано: «На Немизе снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоце животъ кладутъ веютъ душу отъ тъвла. Немизе кровави брезе не бологомъ бяхуть посеяни — посеяни костьми рускихъ сыновъ». Эти сравнения были очень часты в устной народной поэзии. Они встречаются и позднее — в записях русских, украинских и белорусских песен, сделанных в XVIII и XIX веках. В старых солдатских и казачьих песнях мы находим такие строки:
Посеяна новая пашня
Солдатскими головами.
Поливана новая пашня
Горячей солдатской кровью.
Или:
Не плугами поле, не сохами пораспахано,
А распахано поле конскими копытами,
Засеяно поле не всхожими семенами,
Засеяно казачьими головами,
Заволочено поле казачьими черными кудрями.
Или:
Чорна роля [пашня] заорана,
Кулями засiяна,
Бiлим тiлом вволочена,
I кров'ю сполощена.
Замечательно, однако, что это сравнение поля битвы с пашней в «Слове о полку Игореве» и в народной поэзии имеет глубокий идейный смысл. Это даже и не сравнение, а противопоставление: в «Слове» и в народной поэзии противопоставляется война — мирному труду, разрушение — созиданию, смерть — жизни (по-древнерусски «жизнь» — не только «существование», но и богатство, плоды земледельческого труда, «жито»).
Образы мирного труда, пронизывающие все «Слово о полку Игореве» в целом, делают это произведение апофеозом мира. «Слово» призывает к борьбе с половцами, в первую очередь, во имя защиты мирного труда.
Противопоставление мира войне пронизывает и другие части «Слова о полку Игореве». Автор «Слова» обращается к образу пира как к апофеозу мирного труда: «ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую». С поразительной конкретностью противопоставляя русских их врагам, он называет последних сватами: Игорь Святославич действительно приходился сватом Кончаку (дочь Кончака была помолвлена с сыном Игоря — Владимиром). Отсюда следует, что образ пира-битвы не просто заимствован из народной поэзии, где он обычен, а умело осмыслен. Той же цели противопоставления мира войне служат и женские образы «Слова»: Ярославна и красная Глебовна.
Встречаются в «Слове о полку Игореве» и другие признаки его тесной связи с устной народной поэзией: отрицательные метафоры («Немизе кровави брезе не бологомъ бяхуть посеяни — посеяни костьми рускихъ сыновъ»), некоторые типично народные эпитеты (чистое поле, серые волки, острые мечи, синее море, каленые стрелы, борзые кони, черный ворон, красные девы и многие другие). Приводятся в «Слове» плачи (плач Ярославны, плач русских жен) и прославления («Слово» заключается «славой» русским князьям).
Мы уже сказали выше, что эта связь автора «Слова о полку Игореве» с народной поэзией не была случайной. Автор «Слова» занимал свою независимую патриотическую позицию, по духу своему близкую широким слоям трудового населения Руси. Его произведение — горячий призыв к единству Руси перед лицом внешней опасности, призыв к защите мирного, созидательного труда русских людей. Вот почему художественная, поэтическая система «Слова» тесно связана с русским народным творчеством.
Ритмичность «Слова о полку Игореве»
Не раз делались попытки разложить текст «Слова о полку Игореве» на стихи, найти в «Слове» тот или иной стихотворный размер. Однако все эти попытки не привели ни к чему, так как «Слово», конечно, не написано по законам современного нам стихосложения. Оно ритмично, но его ритмическая система глубоко своеобразна, принадлежит своему времени — XII веку — и не поддается разложению на современные нам стихотворные размеры.
Ритм «Слова» в основном связан с синтаксическим построением фраз, неразрывен со смыслом, с содержанием текста.
Тревожный ритм коротких синтаксически-смысловых единиц превосходно передает волнение Игоря перед бегством:
Игорь спитъ,
Игорь бдитъ,
Игорь мыслию поля меритъ.
Иной ритм — ритм большого, свободного дыхания народного плача — чувствуется в обращениях Ярославны к солнцу, к ветру, к Днепру:
О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горысквозе землю Половецкую.
Ты лелеялъ еси на себе Святославля насады
до плъку Кобякова.
Възлелей, господине, мою ладу къ мне,
а быхъ не слала къ нему слезъна море рано.
Бодрый и энергичный ритм мчащегося войска чувствуется в описании кметей Всеволода-«буй тура»:
…под трубами повити,
под шеломы възлелеяни,
конець копия въскръмлени,
пути имь ведоми,
яругы имь знаеми,
луци у нихъ напряжени,
тули отворени,
сабли изъострени;
сами скачють, акы серыи влъци въ поле,
ищучи себе чти, а князю славе.
Торжество победы русских над половцами превосходно передано энергичной фразой, лишенной сказуемого и потому производящей впечатление радостного возгласа-выкрика:
Чрьленъ стягъ,
бела хорюговь,
чрьлена чолка,
сребрено стружие —
храброму Святъславличю!
Ритмичность «Слова о полку Игореве» теснейшим образом связана со всей его композицией. Ритмично все построение «Слова» в целом. Ритмичны равномерные переходы от одной темы к другой. Ритмичны равномерно распределяющиеся в «Слове» лирические отступления, повторяющиеся лирические восклицания. Дважды повторено в «Слове» восклицание: «О Руская земле! уже за шеломянемъ еси!» Дважды повторено восклицание: «А Игорева храбраго плъку не кресити!». Трижды повторен призыв: «За землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславича!». Ритмично повторяются одинаково построенные обращения Ярославны к ветру, к Днепру и к солнцу. Ритмично сменяют друг друга призывы к русским князьям: к Всеволоду, к Рюрику и Давыду, к Ярославу Осмомыслу. Ритмичность речи подчеркивают одинаковые начала фраз:
Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы;
ту кроваваго вина не доста;
ту пиръ докончаша храбрии русичи.
* * *
Уже снесеся хула на хвалу;
уже тресну нужда на волю.
Ритмичность достигается также сходным синтаксическим построением фраз:
…притопта хлъми и яругы,
взмути рекы и озеры,
иссуши потокы и болота.
Ритм речи создают и излюбленные в «Слове» парные сочетания: «чти и живота», «свычая и обычая», «туга и тоска», «отъ Дона и отъ моря», «въ ты рати и въ ты пълкы», «что ми шумить, что ми звенить», «хълми и яругы», «рекы и озеры», «потокы и болота» и т.д. Наконец, ритм в «Слове» связан и с постоянными противопоставлениями:
Дети бесови кликомъ поля прегородиша,
а храбрии русици преградиша чрълеными щиты.
* * *
ретко ратаеве кикахуть,
нъ часто врани граяхуть.
* * *
Коли Игорь соколомъ полете,
тогда Влуръ влъкомъ потече.
Противопоставления эти неразрывны с основным содержанием «Слова», отвечают его идейному замыслу.
Итак, гибкий ритм «Слова о полку Игореве» подчинен содержанию. Ритм «Слова» меняется, близко следуя смыслу, содержанию произведения. В этом точном соответствии ритмической формы и идейного содержания «Слова» — одно из важнейших оснований своеобразной музыкальности его языка.
Кем был автор «Слова о полку Игореве»
Автор «Слова» мог быть приближенным Игоря Святославича: он ему сочувствует. Он мог быть и приближенным Святослава Киевского: он сочувствует и ему. Он мог быть черниговцем и киевлянином. Он мог быть дружинником: дружинными понятиями он пользуется постоянно. Он, несомненно, был книжно образованным человеком и по своему социальному положению вряд ли принадлежал к эксплуатируемому классу населения. Однако в своих политических воззрениях он не был ни «придворным», ни дружинником, ни защитником местных интересов, ни идеологом князей, бояр или духовенства. Где бы ни было создано «Слово» — в Киеве, в Чернигове, в Галиче, в Полоцке или в Новгороде-Северском, — оно не воплотило в себе никаких местных черт. Автору «Слова» были чужды местные интересы и близки интересы широких слоев русского трудового населения, повсюду стремившегося к единству Руси, хотя сам он, вероятно, не был ни крестьянином, ни ремесленником, а скорее всего принадлежал к дружинникам. <...>
Открытие «Слова о полку Игореве», его издание и изучение
Один из списков «Слова о полку Игореве», относящийся, по-видимому, к XVI веку, был найден в начале 90-х годов XVIII века известным любителем и собирателем русских древностей А.И. Мусиным-Пушкиным. Текст «Слова» находился в сборнике древнерусских произведений светского содержания. Сборник этот был приобретен А.И. Мусиным-Пушкиным через своего комиссионера в числе других рукописей из Спасо-Ярославского монастыря. Первое, очень краткое, сообщение о «Слове» было сделано известным поэтом того времени Херасковым в 1797 году во втором издании его поэмы «Владимир». Затем о «Слове» несколько более подробно сообщил Карамзин в октябрьской книжке за 1797 год журнала «Spectateur du Nord» («Северное обозрение», франц.), издававшегося французскими эмигрантами в Гамбурге. С рукописи «Слова» сняты были копии; одна из них, предназначавшаяся для Екатерины II, до нас дошла. В 1800 году «Слово» было издано Мусиным-Пушкиным в сотрудничестве со своими учеными друзьями: А.Ф. Малиновским, Н.Н. Бантыш-Каменским и историком Н.М. Карамзиным — тремя лучшими в то время знатоками древнерусских рукописей. В 1812 году сборник, включавший «Слово о полку Игореве», сгорел во время московского пожара. Сгорела и бо?льшая часть экземпляров первого издания «Слова».
Сличение екатерининской копии и издания 1800 года наглядно показывает, как много не понимали первоначально в «Слове о полку Игореве» из-за естественной для конца XVIII века неосведомленности в истории русского языка или неумения читать древние рукописи. То, что сейчас кажется нам простым и ясным в «Слове», не было «узнано» его первыми издателями. Они внесли в и без того испорченный переписчиками XII–XVI веков текст «Слова» свои собственные ошибки, кое-где не сумев его правильно прочесть. Но эти же ошибки издателей свидетельствуют вместе с тем и об их добросовестности: они предпочитали оставлять текст «темным», чем произвольно его «просветлять».
Явное непонимание текста «Слова о полку Игореве» заметно во многих местах первого издания, где неправильно разделены или слиты слова текста (в подлиннике, по свидетельству А.И. Мусина-Пушкина, слова были писаны в сплошную строку, как это было принято в XVI веке). Так, например, в первом издании «Слова» напечатано раздельно «по скочи» вместо «поскочи», «затвори въ Дунаю» вместо «затворивъ Дунаю», «мужа имеся» вместо «мужаимеся» и т.д. Непонятные им слова первые издатели «Слова» писали иногда с прописных букв, предполагая в них собственные имена. Так получились: село в Переяславской области «Шеломянем», в то время как мы знаем, что «шеломя» — это холм, «Кощей» — якобы собственное имя половца, тогда как «кощей» — это древнерусское слово, означающее — 'раб', и др. Наконец, первые издатели «Слова» оставили вовсе без перевода такое ясное для нас место, как: «великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше» — «волком перебегал дорогу богу Хорсу», то есть «поспевал до восхода солнца».
Идеи «Слова о полку Игореве» не были поняты; не находили понимания и все типично русские особенности формы «Слова» — соответствие народной поэзии, летописи, произведениям древней русской литературы.
В дальнейшем были объяснены многие исторические детали в «Слове о полку Игореве»; стали ясными многие явления языка «Слова», казавшиеся непонятными в конце XVIII – начале XIX века; параллели к образам и фразеологии «Слова» были обнаружены в народной поэзии и во многих книжных произведениях XI–XIII веков, остававшихся ранее неизвестными.
«Слово о полку Игореве» изучалось литературоведами, поэтами, лингвистами и историками. «Словом» занимался Пушкин, оставивший нам черновики своей подготовительной работы к его переводу. «Слово» переводили В. Жуковский, А. Майков, Л. Мей и многие другие русские поэты XIX века.
Не было ни одного крупного русского ученого-филолога, который не писал бы о «Слове о полку Игореве». Всего в исследовательской литературе насчитывается более семисот работ о «Слове». Оно переведено на все славянские и на большинство западноевропейских языков. Дорогие, великолепно исполненные и тщательно комментированные издания «Слова», вышедшие в славянских странах, свидетельствуют о напряженном интересе к «Слову о полку Игореве» у братских нам народов.
Многочисленные переводы «Слова о полку Игореве» на языки многих народов, издания и исследования «Слова», сделанные в последние годы, говорят о всенародной любви к этому замечательному патриотическому произведению русской литературы.
Текст статьи приводится по книге: Слово о полку Игореве.– М.: Детская литература, 1970, с. 5–38.