Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше (лат.). - Ред 1 страница

Введение

УГОЛОВНОЕ ПРАВО, ЕГО СОДЕРЖАНИЕ И РАЗРАБОТКА

1. Жизнь всех народов свидетельствует нам, что всегда и везде совер­шались и совершаются деяния, по разным основаниям не только призна­ваемые недозволенными, но и вызывающие известные меры общества или государства, направленные против лиц, их учинивших, деяния, призна­ваемые преступными; что всегда и везде существовали лица, более или менее упорно не подчиняющиеся требованиям правового порядка, веле­ниям власти, его охраняющей.

С непокорством Зиждителю мира, с вредоносным посягательством на интересы ближних встречаемся мы на первых же страницах священных преданий веры, и о тех же проявлениях зла и порока говорит нам еже­дневная хроника текущей жизни. Оканчиваются кровавые войны, замиря­ются народы, но нет конца борьбе человечества с этим мелким, но непо­бедимым врагом и не предвидится то время, когдв карающая государ­ственная власть перекует свои мечи в плуги и успокоится в мире.

Понятно, что анализ и изучение этой борьбы единичного с целым, слабого со всемогущим, изучение сущности и условий преступного посяга­тельства, характера мер, принимаемых властью против ее ослушников, самый порядок установления наличности посягательства, служащего осно­ванием к принятию этих мер, представляют огромный интерес, и сколь разнообразны и многосторонни проявления этой борьбы, столь же мно­госторонне и разнообразно может быть и ее изучение.

Прежде всего каждое преступное деяние в отдельности, в особенности важное и сложное, уже своей жизненной обстановкой приковывает наше внимание, как часто толпа просиживает дни в зале заседаний, неустанно следя за различными фазисами развертывающейся перед ней жизненной драмы, как часто преступные деяния, взятые из действительности, под пером талантливого романиста дают содержание полным захватываю­щего интереса повестям и романам Подготовка преступления, его выпол­нение, раскрытие виновного, его борьба против улик, выставленных пра­восудием, - все это даже со своей внешней стороны представляет бо­гатый материал для пытливого наблюдателя, материал, достойный изу­чения¹.

Но за всяким ^еступным деянием стоит деятель, его воспроизво­дящий. Еще более интересно от внешней стороны перейти к внутренней, рассмотреть данное деяние как момент проявления личности, как взрыв давно скоплявшихся элементов; от изучения события перейти к изучению деятеля, показать, как развивались в нем условия преступности, как шел он к роковому моменту, какое изменение в его личности произвело вы­полнение долго лелеянного преступного плана. Величайшие художники мира нередко делали это развитие и проявление преступности содержа­нием своих бессмертных произведений: стоит вспомнить Макбет Шек­спира, Фиески Шиллера, Раскольникова Достоевского; в преступном собы­тии могут быть изучаемы любопытнейшие психические моменты чело­веческой жизни - борьба страстей, столкновение характеров.

С другой стороны, это деяние, как проявление преступной личности, есть пролог борьбы государства с непокорными, вредоносными членами общежития, есть основание для применения к ним известных мероприя­тий, наказаний. Несомненно, что и эта сторона преступного деяния пред­ставляет особый, специальный интерес, притом не только для лиц, при­званных по их профессии принимать активное участие в этой борьбе, применить к виновному заслуженную им кару закона, но и для всякого другого члена общежития, многосторонними условиями жизни заинтересо­ванного этой борьбой и ее исходом, заинтересованного и тем, чтобы кривда правду не переспорила, и тем, чтобы при этом торжестве правды карающий меч правосудия разил только виновного и разил по мере его вины. В этом отношении во всяком уголовном деле важно установить те характеристические черты и признаки деяния, те свойства проявленной в нем виновности, которые вводят его в разряд запрещенных, которые служат основанием для применения установленных за эти деяния в законе последствий, применения известного рода и меры наказания.

Дело и деятель - вот существенные элементы единичного преступного деяния Но, отходя от отдельного события и лица, его учинившего, рас­сматривая преступные факты не в их индивидуальности, а в их сово­купности и последовательности, наблюдательный ум открывает в них новые и в высшей степени важные стороны для изучения. Прежде всего мы убеждаемся, что не было народа, не было ни одного фазиса народной жизни, где бы не существовала общественная борьба с этими деяниями, вредоносными для отдельного лица или целого общества, и чем сложнее и разнообразнее становится общественная жизнь, тем разнообразнее и оже­сточеннее становится эта борьба преступного с велениями права и закона ни потоки крови, ни мучения, какие только могло изобрести человеческое воображение, ни кнут, ни плети, ни сгноивание в гнездилищах порока и болезней — в тюрьмах старого времени — ничто не оказалось надежным

Еще с конца прошлого столетия в литературе уголовного права являются отдельные труды и целые издания, посвященные изложению наиболее выдающихся преступлений и психологическому анализу их виновников Особенной известностью в этом отношении пользуются Новиков В Театр судоведения или чтение для судей и всех любителей юриспруденции, содержащий достопримечательныя и любопытныя судебныя дела, юри

дическия исследования знаменитых правоискусников и прочия сего рода происшествия, удобныя просвещать, трогать, возбуждать к добродетели и составлять полезное и приятное времяпровождение В 6ч 1791-1792, Любавский А Сборник русских уголовных процессов В 3 т 1865-1867 От таких изданий нужно отличать сборники случаев действительных или выдуманных, составляющие пособие для преподавания, ряд юри дических задачников, например Сергеевский Н Казуистика 2 е изд 1891 (Если не указано иное, сноски принадлежат автору - Ред )

оплотом против преступления. И вот с цифровым отчетом о ежегодных числах преступных деяний в руках наука стала изучать преступление как социальное явление, было положено основание моральной статистике¹. С первых же своих шагов эти работы установили то положение, что из года в год в каждой стране с замечательным постоянством повторяется одно и то же число преступных деяний, что, зная данные известного рода, мы можем предсказать не только, какое количество убийств будет совершено в будущем году, но сколько будет между убийцами мужчин и женщин, сколько убийств будет совершено посредством яда, удушения, огне­стрельных ран и т.д., - одним словом, мы можем сказать, как это и сделал Кетле еще в 1829 г., в самом первом своем труде по моральной ста­тистике, что нет подати, которая уплачивалась бы с таким постоянством, как, подать, платимая обществом тюрьме и эшафоту, что ежегодные колебания в области физических явлений, например явлений метеоро­логических, несравненно превосходят колебания в области явлений нрав­ственных. Таким образом, в каждой социальной среде при данных опре­деленных условиях должно совершиться точно определенное число пре­ступных деяний, подобно тому как в определенном количестве воды определенной температуры может распуститься не более и не менее, а лишь определенное количество данного вещества; это состояние социаль­ной среды, применяясь к терминологии химии, можно назвать состоянием преступной насыщенности (1а 1о1 йе «ашгапоп сппнпеПе Ферри).

Установление постоянства преступных деяний было только первым этапом изучения преступления как социального явления, результатом первого впечатления цифр преступности. Дальнейшие наблюдения указа­ли, как и надо было ожидать, что идея неподвижности не соответствует основному закону общественной жизни, неуклонному движению, и чем долгосрочнее были наблюдения, тем более подтверждалось другое основ­ное предположение моральной статистики - закономерность движения преступности². Появилось стремление к выяснению путем тех же приемов соотношения преступления с известными факторами индиви­дуальной и общественной жизни людей и к установлению соотношений видоизменяемости социальной преступности с видоизменяемостью этих факторов. Появились исследования зависимости преступных деяний от условий естественных или космических (климат, времена года, изменения температуры и т.п.); от условий общественных и экономических (густота и скученность населения, богатство и бедность, колебание цен на хлеб, за­нятия, в особенности земледельческий труд и фабричное производство, развитие образования, распространение пьянства и проституции, количест­во разводов, незаконных рождений и т.п.); от условий личных (пол, воз­раст, народность и т.п.).'

¹ Родоначальником моральной статистики считается бельгийский астроном-статистик Кетле (<3ие1е1е|), с 1829 г. работавший в этом направлении; Янсон Ю Направления в научной обработке нравственной статистики. 1871.

² Статистика указала, что при общем росте преступности, так, как, например, во Франции, число подсудимых с 1838 по 1887 г. почти удвоилось, одни преступления тем не менее по­степенно уменьшаются, другие растут в пропорции, намного превышающей общий процент увеличения преступности, наконец, третьи представляют волнообразные движения.

А все это вместе привело к изучению социальных законов, управляю^ щих преступными деяниями, к попыткам путем познания законов преступ­ности найти рациональные основы для борьбы с этим недугом чело­вечества. Рядом с диагнозом врача, на живом организме рисующего признаки проявившегося недуга, его ход и движение, стал отвлеченный анализ математика, при помощи теории больших чисел и вероятно­стей заставляющий мертвые цифры говорить о законах общественной жизни.

Но как изучение условий отдельного преступления мало-помалу приве­ло к изучению преступления как социального явления, так и анализ лич­ности преступника, личных условий, влияющих на социальную преступ­ность, естественно вызвал стремление изучать преступные типы вообще, их психологические, анатомические и физиологические особенности. Такие наблюдения и основанные на них исследования появились в литературе уже с начала нынешнего столетия, но особенное развитие это напра­вление получило в настоящее время¹. Моральная статистика породила уголовную антропологию. Социологические исследования указывали на существование в каждом обществе заразы, неминуемо вызывающей преступные заболевания, но затем необходимо было изучить и определить те особенности, те условия социологические, психологические, физиоло­гические, а может быть, даже и органические, которые делали именно

¹ Новая антропологическая школа возникла е Италии, где она имеет и наибольшее число сторонников; ее основателем признается психиатр ЬотЬгозо с его главным исследованием "11,'иото (]еМгк]иеп1е" (Преступный человек). 1876. 4-е изд. 1886 (рус. пер. - 1885). Из итальянских юристов-последователей этого направления - Е. Регп; из наиболее важных его работ можно назвать: "Ьа 1еопа деНа !три(аЬШ1а, е 1а ие^агюпе (1е1 ПЬего гиЪипо" (Теория вменяемости и отказ от свободы воли). 1879; 2-е изд., 1881; "I пыоу! опггопп' Йе1 сНпКо е <1е11а ргоседига репа!е", 1881 (Новые горизонты уголовного права и процесса). 2-е изд., 1884. Хотя Ферри, в особенности в последних трудах, не отрицает значения и социальных условий преступности, признавая, например, в докладе парижскому конгрессу, что всякое преступление есть результат взаимного и неделимого воздействия двоякого рода причин: биологических условий преступника и физических и социальных условий среды, в которой родится, живет и действует преступник, причем взаимное соотношение меняется не только по родам преступления, но и по отдельным формам проявления преступности. Социальные условия, по указанию Ферри, влияют главным образом на предупредительные меры государства, а биологические - на наказуемость. Против новой школы, однако, выступили почти все наиболее выдающиеся современные авторитеты науки уголовного права. Благоприятной оказалась для новой школы Россия, хотя и не в таком объеме, какой придал ей Сагога1о (О1 ипа пиоуа ясио!а репа!е т Кивла - АгсЫуев <И Р$1с1на(па. 1884). ("Новая школа уголовного права в россии", опубликованная в "Архивах психиатрии". -Ред.), который зачислил в ее ряды всех русских криминалистов со мной включительно. Из представителей этого направления у нас, кроме психиатров (Беляков, Троицкий, Баженов, в особенности Чиж), нужно назвать Минцлова (Особенности класса преступников. - Ю.В. 1881) и главным образом Д. Дриля, который посвятил разработке этого направления целый ряд журнальных статей и отдельных монографий: "Малолетние преступники" (1881-1884), в особенности вып. I; "Психофизиологические типы в их соотношении с преступностью и ее разновидностями" (1890); "Преступность и преступники" (1895). Подробный разбор антропологической школы как в ее основных воззрениях, так и в приложении к отдельным вопросам уголовного права у Вульферта. Антропологическая школа уголовного права в Италии. 1887, т. 1. 1893, т. 2. Антропологи-криминалисты устроили несколько между­народных конгрессов - в Риме 1885 г., в Париже 1889 г., в Брюсселе 1892 г., в Женеве 1896 г. и в Антверпене в 1901 г.; подробный обзор конгрессов см.: Дриль. Преступность и преступники. Гл. 2.

известную группу лиц особенно восприимчивой к этой преступной заразе. Рядом с изучением статистических данных, цифр преступлений появилось изучение организма живых преступников, сидящих в тюрьмах, их ана­томического строения, физиологических и психологических особенностей; исследование черепов казненных преступников, патологических явлений предшествовавшей жизни преступников, различных данных относительно их семей и родичей, которые путем наследственности могли влиять на позднейшие поколения, и т.п. Как и уголовная социология, антропология преступников не ограничилась только собиранием данных и их упоря­дочением, она претендует уже на значение научной системы, не только устанавливая категории преступников соответственно условиям, толка­ющим их на преступный путь, но и пытаясь указать естественноисто-рические признаки отдельных преступных типов - убийц, изнасиловате-лей, воров, политических преступников - и даже признаки типа человека-преступника вообще. Вместе с тем она думает дать научные объяснения существования такого типа в современном обществе, хотя объяснения, даваемые сторонниками этого направления, представляются в высшей степени различными. Одни видят в преступности проявление нравствен­ного вырождения, результат наследственности и подбора родичей, резуль­тат тяжелых экономических и социальных условий известной среды или даже особую разновидность душевнобольных; другие находят в преступ­нике несомненные признаки проявления социального переживания, атавиз­ма, притом или физического или морального: преступник - это перво­бытный дикарь в современном обществе, идущий вразрез с требованиями закона, созданного чуждой ему социальною средой. Одни прилагают эту характеристику ко всем преступникам, другие делят преступников на классы, признавая эти признаки свойственными только одной группе -преступникам прирожденным.

Но независимо от изучения преступлений как событий текущей жизни, как явлений социального порядка или как продукта органических особен­ностей известных лиц несомненно не только возможна, но и существенно важна другая обработка того же материала - изучение его как основы проявления карательной деятельности государства. Преступление как деяние, воспрещенное законом под страхом наказания, как событие, определяющее применение кары, заключает в себе типические черты, отличающие его от других жизненных явлений; оно входит в область пра­вовых отношений, возникающих между членами общежития или между целым обществом и отдельными гражданами; оно видоизменяет суще­ствующие юридические отношения, ниспровергает или колеблет права или охраненные правом интересы; оно создает новые отношения между учинившим такое деяние и пострадавшим, а в особенности между пре­ступником и государством. Это возникшее вследствие преступления отно­шение государства к преступнику, в свою очередь, представляется слож­ным. Разнообразная деятельность, направленная к удостоверению учине-ния данным лицом преступного деяния, установление его виновности и осуждение, порядок определения соответственно закону рода и меры ответственности, выбор законодателем известных карательных мер, год­ных для действительной охраны общественного порядка и спокойствия,

распределение этих мер как кары за отдельные деяния сообразно их важности и свойствам, наконец, само выполнение этих мер, в особенности, например, лишения свободы и т.д., - все это дает не только разнооб­разный, но во многих отношениях и своеобразный жизненный юриди­ческий материал, систематическое изучение которого вполне пригодно дать содержание самостоятельной отрасли юридических наук - уголов­ному праву, отрасли, по преобладающему характеру изучаемых им отно­шений: преступления как посягательства на общественный и государ­ственный уклад жизни и наказания как одного из видов охранительной деятельности государства, входящей в группу наук, изучающих публичное право.

2. С какой же точки зрения должно быть изучаемо преступное деяние в настоящем курсе, посвященном уголовному праву как особой отрасли правоведения? Ответ, по-видимому, подсказывается самим вопросом: уго­ловное право как одна из юридических наук должно, конечно, иметь своим предметом изучение преступных деяний как юридических отношений. До последнего почти времени это положение считалось сакраментальным в науке, но теперь появляются голоса против такого суживания зада­чи изучения; появляются требования поставить в науке уголовного права на первый план не юридическую, а социально-антропологическую сто­рону.

Так, из русских криминалистов еще более двадцати пяти лет тому назад, задолго до возникновения антропологической школы, г. Духовской в своей вступительной лекции¹ высказал мысль, что уголовное право за­нимается исследованием того явления в общественном строе, которое называлось и называется преступлением. Исследуя это явление,'наука, конечно, не могла не заметить с первого же взгляда, что преступление есть явление аномальное, а поэтому должна была приступить к иссле­дованию причин этого явления и к указанию через это средств для его искоренения. Вследствие этого, прибавляет он, я считаю положительно неверным взгляд на уголовное право как на науку, изучающую только преступление и налагаемое за него наказание.

Еще чаще слышатся подобные мнения среди неспециалистов: пора бросить схоластическое направление, которого до сих пор держалось уго­ловное право, и вместо формы изучать содержание, вместо беспочвенных метафизическо-юридических построений заняться разработкой сущности действительных явлений и законов, ими управляющих.

Более умеренные предлагают, не устраняя из курсов уголовного права

Духовской М. Задача науки уголовнаго права. 1872. Обстоятельный разбор этих попыток сделан проф. Сергеевским в статье "Преступление и наказание как предмет юридической науки" (Ю.В. 1879). В. Есипов во втором издании своего "Очерка русскаго уголовнаго пра­ва" доходит даже до такого определения уголовного права, что "это прежде всего наука о человеке, о способах возрождения нравственно падшаго человека"; казалось бы, при таком определении нет никакого основания оставлять такую науку в цикле наук юридических; на с. 2 автор и признает ее наукой социально-нравственной, наукой о нравственно больном падшем человеке, но еще далее (с. 14) уголовное право определяется уже как наука о преступлении и преступниках, наказании и наказываемых.

изучения юридической стороны преступления, теснее слить это изучение с социологическими и антропологическими исследованиями, сделать предме­том уголовного пр'ава изучение преступного деяния и преступника вообще, т.е. с точки зрения юридической, социальной и биологической¹.

Попытка замены уголовного права уголовной социологией и антро­пологией, или, другими словами, попытка полного упразднения уголовного права как науки юридической, едва ли нуждается в подробном опро­вержении, так как за таковым упразднением откуда же будут черпать изучающие и применяющие законы юристы, к упразднению пока не предполагаемые, сведения о том, что и как запрещается законом под страхом наказания, а с другой стороны, в силу такого упразднения уголов­ная социология и уголовная антропология потеряют свою почву, утратят признаки, выделяющие предмет их исследования из области социологии и антропологии вообще. Но второе предложение заслуживает большего внимания, хотя, думается мне, и оно должно быть отвергнуто. Соеди­нение в одну-единую науку социологического, антропологического и юри­дического исследования преступления и преступника теоретически не соответствовало бы основным началам классификаций отдельных отрас­лей знания, а практически послужило бы только ко взаимному вреду раз­работки этих отдельных отраслей исследования, так как они разнятся и по методам или приемам изучения материала и по преследуемым ими целям.

\_ Ставя отправной точкой исследования известное преступное деяние, юрист различает его признаки, отделяет конкретные, индивидуальные от общих, свойственных известному типу преступлений и эти типические признаки делает предметом изучения, устанавливая с возможной точ­ностью определение деяний, воспрещенных законом под страхом наказания; он изучает как преступное деяние вообще, так и его виды в их понятий Социолог, исследуя те же признаки преступных деяний, останав­ливается не на их значении для сформирования юридических понятий, а на их жизненной важности, на их повторности, тождественной или изме­няющейся, на их соотношении с другими данными социальной и даже индивидуальной жизни с тем, чтобы путем таких сопоставлений выяснить колебание, возрастание или упадок преступлений, распределение их по местностям, соотношение их с полом, возрастом и т.д. Как же соединить в одно целое столь разные приемы исследования? Предмет, изучаемый юристом, есть преступное деяние как конкретное проявление известного типа преступного посягательства на требования авторитетной воли, а предмет, изучаемый социологией, есть преступное деяние как выражение одного из законов, заправляющих общественной жизнью. Для юридиче­ского изучения одинаковое значение имеет каждое отдельное деяние, с большей или меньшей полнотою воспроизводящее тип; для социолога отдельное деяние почти безразлично, он оперирует только над повтор­ными, массовыми явлениями, и его выводы тогда только имеют цену, когда в основу их положено изучение ряда однородных, точно установ­ленных данных; социолог пользуется законами больших чисел, прило-

¹ Ср.: Чубинский М. Общая характеристика новых учений в уголовном праве. 1898.

жением теории вероятностей, т.е. приемом, излишним для юридиче­ской'разработки вопроса, точно так же, как не нужнь! для социолога приемы юридической техники при толковании данных, при конструкции понятий.

Также различны и отношения юриста и антрополога к предмету их изучения. Останавливаясь на лице, учинившем преступление, юрист ис­следует те черты его характера, те данные его настоящего и прошлого, которые могут определять свойства и характер проявленной им вины и зависящей от нее степени и меры ответственности. Антрополог, исследуя отдельного преступника, ставит предметом изучения те анатомические, физиологические или психологические данные, которые, ввиду их повтор­ности, в силу их соотношения с подобными же данными, встречающимися у населения известной страны вообще или в известных его классах, могут служить для объяснения уклонения того или другого индивидуума от требований закона.

Для антрополога, так же как и для социолога, отдельные случаи имеют сравнительно ничтожное значение: соответственно общему методу есте­ственных наук его выводы получают цену, когда они подтверждаются рядом данных или их соотношением с другими твердо установленными фактами науки. Преступник для него не душа живая, согбенная, может быть, под непосильными тяготами жизни и ждущая заслуженной или иногда только видимо заслуженной кары закона, а простая любопытная разновидность изучаемого типа, предмет, пригодный для демонстриро­вания известных научных положений.

Столь разнствуя относительно приемов изучения, эти области исследо­вания преступных деяний отличаются и по их цели.

Цель юридического исследования, замечает проф. Сергеевский (Ю.В. с. 887 и след.), "прямо вытекающая из задач его, трояка: во-первых, дать руководство судебной практике для подведения частных, в жизни встреча­ющихся случаев под общее положение, выраженное в законе, во-вторых, дать руководство законодателю для правильного построения закона, в-третьих, посредством изучения истории положительного уголовного права дать ключ к уразумению и оценке действующего права в его целом и частностях. Наоборот, социологическое исследование не имеет никаких специальных практических целей; социолог стремится к одному: опреде­лить значение и место преступления в ряду других явлений социальной жизни, следовательно, стремится к разрешению задачи, общей всем социологическим изысканиям: проследить и сформулировать законы разви­тия человеческого общежития. Этим кончается задача социолога; добы­тые им положения принимаются другими науками, имеющими практиче­ские цели, за отправные точки, за руководство для дальнейших исследо­ваний в известном специальном направлении". То же нужно сказать и об исследованиях антропологических. Там, где кончается работа социолога или антрополога, иногда только начинается работа юриста. Социологу удалось подметить зависимость посягательств на собственность от времен года^ от понижения температуры, уловить связь престарелого возраста с наклонностями к растлению малолетних или к любострастным действиям с ними, а затем криминалисту предстоит установить, имеет ли значение это

соотношение, и какое именно, для наказуемости таких посягательств, установить зависимость от них меры ответственности и т.п. С другой' стороны, если работа юриста, направленная к точному выяснению призна­ков, отделяющих, например, детоубийство от убийства вообще, дает зна­чительное подспорье и для работы социолога, то такое же прямое значение будет иметь для него тщательная разработка признаков, опре­деляющих подсудность преступного деяния, порядок его преследования и т.д.

Но указанное различие метода и цели исследования, с необходимостью вызывающее отдельное изучение юридической и социальной или биоло­гической природы преступных деяний, конечно, неравносильно отрицанию значения трудов по социологии преступлений и антропологии преступников для изучения уголовного права как юридической науки, отрицанию всякой связи между ними¹. Как мне не раз придется указывать далее, преступное деяние не есть абстрактная формула, а жизненное понятие, деяние,, вред­ное или опасное для лица и общества, а потому и воспрещенное законом; карательная деятельность государства не есть логическое последствие, самодовлеющее проявление карающей Немезиды, а целесообразная деятельность, направленная к осуществлению общей государственной за­дачи - содействовать всемерно личному и общественному развитию, а потому необходимым подспорьем для оценки жизнеприМенимости суще­ствующих норм уголовного права и мер государственной борьбы с преступлениями, для определения направления дальнейших реформ должно быть исследование той роли, которую играют преступление и наказание в социальной жизни; условий, содействующих или препят­ствующих развитию преступности; тех типических особенностей, которые проявляет класс преступников и с которыми имеет дело государственное правосудие.

Поэтому, хотя социологические исследования преступления еще далеки от установления не только законом, но и от более или менее твердо установленных начал, определяющих движение преступности, ее зависи­мость от космических, биологических и социальных условий, хотя самый материал, над которым работает моральная статистика, представляется и крайне неполным и во многих отношениях недостаточно пригодным для научной обработки, в особенности благодаря разнородности юридических определений отдельных кодексов и зависящему от того различию в объеме однородных преступлений, хотя с особенной осторожностью нужно относиться к дальнейшей обработке этих цифр, к раскрытию выра­жаемых ими законов мировой жизни, так как каждая цифра является показателем различного взаимоотношения космических, социальных и

И в этом отношении не прав М. Чубинский (с. 4), упрекая представителей классического направления в противоречии; также напрасно полагает молодой автор в его талантливом очерке, что старая теория сводила преступность исключительно к злой воле преступника, игнорируя другие источники преступлений, и что только новая школа поставила девизом: лучше предупреждать, чем карать. Этому противоречит вся история науки уголовного права XIX столетия, в особенности его первого, критического периода. Говоря рго Дото яио (в свою защиту (лат.). - Ред ), могу сослаться еще на мое исследование о повторении преступлений (с. 29 и след.). Также не новой школой поставлен вопрос о грозном значении рецидива и о необходимости усиления мер борьбы с растущим числом преступлений.

индивидуально-человеческих условий, разнствующих и по их относитель­
ному влиянию и по их неизбежности и неподвижности, тем не менее и
ныне нельзя не отметить уже значительного влияния, оказанного изу-
чениеЦэтой стороны преступления на уголовное право. Пересмотр все­
го учения о вменяемости и создание новой формулы вменения, пере­
ходящей уже и в законодательство, своеобразная постановка учения о
повторяемости преступлений и их наказуемости, наконец, все изменения
системы карательных мер и порядка отбытия наказания в значитель­
ной степени обязаны своим возникновением социологическому изу­
чению преступления; наконец, предпринятое социологической школой
изучение условий, содействующих или ограничивающих развитие пре­
ступности населения, оплодотворяющих или погашающих наклон­
ность к преступлению в данную эпоху, в данной среде, дало основание
более разумной постановке уголовной, если можно так выразиться, ги­
гиены¹. •