Идеи Джеймса Розенау и современность

Теоретическое осмысление вопросов соотношения, взаимосвязи и взаимовлияния внутренней и внешней политики всегда занимало одно из центральных мест в международно-политической науке. Это вполне объяснимо: ведь от того или иного решения данных вопросов зависит понимание самого ее объекта, следовательно, и ее предмета как относительно самостоятельной дисциплины. В самом деле, если мы, например, как ортодоксальные марксисты, будем исходить из того, что внешняя политика – это простое продолжение внутренней, то, следуя логике политического реализма, мы, по сути, лишим себя возможности анализа особенностей международных отношений, которые коренным образом отличаются от внутриобщественных отношений. Если же опираться на либеральную парадигму, то мы должны признать ошибочными выводы не только марксистов, но и реалистов: с точки зрения либералов, международные отношения не являются «вторичными» и «третичными», а активно воздействуют на внутриполитическую жизнь каждого государства, тогда как реалисты утверждают, что разница между внутренними и внешними факторами политической жизни далеко не столь существенна, как может казаться на первый взгляд.

Различия в понимании рассматриваемой проблемы касаются не только конкурирующих парадигм в рамках науки международных отношений, но и ее трактовки представителями других [с.168]дисциплин¹. Так, согласно юридической науке средой внешней политики является международное общество суверенных государств и межправительственных организаций, регулируемое особой системой норм, составляющих международное публичное право. Историки, напротив, считают, что «между внутренним и внешним нет коренной разницы, как нет и непроницаемой перегородки, а происходит их очевидное взаимодействие, в котором, однако, доминирует первое над вторым» ². При этом и юристы, и историки считают, что характер взаимодействий на мировой арене и сама природа международных отношений определяются государствами, главным образом великими державами.

Одним из первых стал аргументировать противоположную точку зрения профессор Южно-Калифорнийского университета Джеймс Н. Розенау³. Уже в 1960-е гг. он высказывает мнение, согласно которому структурные изменения, произошедшие в мировой политике за последние десятилетия и послужившие основной причиной взаимозависимости народов и обществ, вызвали коренные трансформации в международных отношениях. Их главным действующим лицом становится не государство, а конкретные лица, вступающие в отношения друг с другом при минимальном посредничестве государства или даже вопреки его воле. Несколько позднее Дж. Розенау облекает этот вывод в метафорическую форму, выражающую его мысль об основных субъектах международных отношений. Он говорит, что результатом изменений в сфере международных отношений становится образование международного континуума, символическими персонажами которого выступают турист и террорист⁴. Это положение Розенау коренным образом расходится с основным положением политического реализма, в столь же метафоричной форме выраженным Р. Ароном, согласно которому содержание международных отношений составляют межгосударственные взаимодействия, символизируемые в фигурах дипломата и солдата⁵.

Розенау и далее оставался верным подходу, использованному им в прежних работах, Розенау значительно углубляет свою мысль о новых акторах международных отношений. В 1990 г. в своей новой работе, получившей огромный резонанс в научном сообществе и оказавшей существенное стимулирующее влияние на развитие такого направления [с.169], как социология международных отношений, Розенау показывает, что новые акторы – уже не только индивиды, но и, по сути, бесконечное многообразие негосударственных субъектов, влияющих на изменения в рамках мировой системы⁶. При этом в отличие от некоторых представителей транснационализма, он не склонен считать, что эти новые субъекты вытесняют государство с международной сцены. По словам Розенау, на наших глазах происходит «раздвоение мира»: речь идет о сосуществовании, с одной стороны, поля межгосударственных взаимоотношений, в котором действуют «законы» классической дипломатии и стратегии; а с другой стороны, поля, в котором сталкиваются «акторы вне суверенитета», т.е. негосударственные участники. Этим объясняется «двуслойность» мировой политики: межгосударственные отношения и взаимодействие негосударственных акторов составляют два самостоятельных, относительно независимых, параллельных друг другу мира «постмеждународной» политики. Таким образом, к классическому миру отношений государств и межправительственных организаций добавился мир, который Розенау называет полицентричным миром, в недрах которого взаимодействуют межправительственные и неправительственные организации, социальные группы, государственные бюрократии и транснациональные акторы. На передний план в этом перевороте мировой политики Розенау выдвигает индивидов, порывая тем самым с главными традициями изучения международных отношений.

Одним из следствий эрозии государственной монополии в определении характера международных отношений становится, как полагает Розенау, размывание границ между внутренней и внешней политикой. Множество негосударственных участников международных отношений, о которых можно с уверенностью сказать лишь то, что они способны на международную деятельность, более или менее независимую от государства, обусловливает формирование контуров глобальной системы, где контакты между различными структурами и акторами осуществляются принципиально по-новому. Второй «полицентричный» мир международных отношений характеризуется хаотичностью и непредсказуемостью, искажением идентичностей, переориентацией связей авторитета и лояльностей, которые соединяли индивидов прежде. Базовые структуры «постмеждународных» отношений обнаруживают настоящую бифуркацию между соревновательными логиками этатистского и полицентрического миров, которые взаимно влияют друг на друга и никак не могут найти подлинного примирения. [с.170]

Значительный интерес представляют идеи Розенау о глобализации современного мирового развития. Он проводит различия между смыслом этого понятия и тем содержанием, которое свойственно таким близким ему терминам, как «глобализм», «универсализм» и «сложная взаимозависимость»⁷. Будучи тесно связанным с этими терминами, понятие «глобализация» имеет, в его представлении, менее широкое значение и более специфическое содержание. Оно отсылает не к ценностям и структурам, а к процессам, к соединениям, которые зарождаются в умах и поведении людей, к взаимодействиям, возникающим тогда, когда индивиды и организации заняты своими обыденными делами и стремятся достичь поставленных перед собой целей. Процессы глобализации отличаются тем, что они не знают никаких территориальных или юридических барьеров, легко преодолевают государственные границы и способны затронуть любую социальную общность в любом месте мира.

Нельзя не отметить, что идеи Розенау, которые в Европе получили благоприятный отклик, в США были восприняты довольно скептически. Главный аргумент его американских критиков состоит в том, что эти идеи слишком сложны и плохо поддаются операционализации⁸. Однако бесспорно, что процессы глобализации мирового развития, связанные с усилением взаимозависимости, формированием ряда признаков всемирного гражданского общества и перегруппировкой основных элементов структуры государственного суверенитета, вносят новые нюансы в вопросы соотношения внутренней и внешней политики. Поэтому исследование динамики взаимовлияния внутренних и внешних изменений приобретает весьма важное значение для осмысления особенностей международно-политического развития конца XX в.

Стимулирующее влияние на подобное осмысление продолжают оказывать идеи Джеймса Розенау о взаимосвязи между внутриполитической жизнью общества и международными отношениями, о роли социальных, экономических и культурных факторов в объяснении международного поведения правительств, о «внешних» источниках, которые могут иметь чисто «внутренние», на первый взгляд, события и другие положения, выдвинутые им еще в 1969 г. в работе «Toward the study of National-International Linkages», фрагмент которой приводится ниже. [с.171]

Примечания

¹ Подробнее см.: Laroche J. Politique Internationale. P.: L.G.D.J., 1998. P. 17–19.

² Milza P. Politique interieure et politique etrangere. Цит. по: Laroche J. Politique Internationale. P., 1998. P. 20.

³ В настоящее время Дж. Н. Розенау – профессор Университета Джорджа Вашингтона.

⁴ Rosenau J. Le toureste et le terroriste ou les deux extremes du continuum international // Etudes Internationales. 1979. Juin.

⁵ См.: Aron R. Paix et guerre entre les Nations. P., 1962.

⁶ См.: Rosenau J.N. Turbulence in World Politics. A Theory of Change and Continuity. Princeton, 1990.

⁷ См.: Rosenau J.N. Les processus de la mondialisation: retombees significatives, echanges impalpables et symbolique subtile // Etudes Internationales. Sept. 1993. Vol. XXIV, № 3. P. 499.

⁸ См. подробнее: Vennesson P. Op. cit. P. 176.

Розенау Дж.

К исследованию взаимопересечения внутриполитической и международной систем¹

Понятие взаимопересечения

…Предлагаемый подход к явлениям, связанным с наложением и частичным совпадением национальной и международной систем, основан на строгих эмпирических данных. Наша задача состоит в том, чтобы обнаружить и проанализировать периодически повторяющиеся особенности поведения, возникающие на границе двух типов систем, и рассмотреть процесс их взаимовлияния. При этом необходимо учитывать и постоянные, и спорадические процессы, так как крайне затруднительно четко разграничить внутриполитические и международную системы. Для обозначения ключевого положения нашего анализа введем термин «взаимопересечение», подразумевая под ним любую повторяющуюся последовательность поведения, возникающую как реакция одной системы на воздействие другой.

Для различения исходной и производной стадии взаимопересечения будем употреблять термины «исходные» и «конечные». Каждый из этих видов взаимопересечений в свою очередь будем классифицировать в зависимости от того, характерно оно для отдельной страны или для ее внешнего окружения (т.е. для международной системы). Следовательно, внутренние исходные взаимопересечения определяются как последовательности поведения, возникающие в рамках национальных границ и завершающиеся или поддерживающиеся внешней средой, а внешние конечные взаимопересечения – как образ действий, порождаемый внутренними исходными связями. Подобным образом внешние исходные взаимопересечения – последовательность действий, берущая [с.172] начало во внешней среде и поддерживающаяся или завершающаяся внутри государства, а внутренние конечные взаимопересечения – это образ действий внутри государственных границ, инициируемый внешними исходными связями.

Для прояснения смысла понятий необходимо также различать исходные и конечные взаимопересечения в зависимости от их целей. Некоторые исходные взаимопересечения, условно называемые внешней политикой, специально предназначены для вызова ответной реакции других систем. Назовем их прямыми внутренними исходными взаимопересечениями или прямыми внешними исходными взаимопересечениями в зависимости о того, исходят ли они изнутри или извне. Кроме того, существует множество моделей, описывающих виды взаимодействия между государствами и внешней средой, которые не предусматривают инициирования реакций, пересекающих границу систем, однако приводят именно к этому, порождая изменение восприятия и возникновение конкуренции. Конкретный пример – итоги выборов или государственный переворот, провоцирующий реакцию заграницы. Будем называть их косвенными внутренними исходными взаимопересечениями или косвенными внешними исходными взаимопересечениями. В результате подобных рассуждений выявляются четыре типа конечных взаимопересечений: прямые внутренние, косвенные внутренние, прямые внешние и косвенные внешние. Окончательный вариант нашей формулировки позволяет связать начальные и конечные взаимопересечения. Выделим три основных типа процессов взаимопересечения.

Проникающий процесс – граждане одной страны непосредственно участвуют в политической жизни другой страны наравне с ее гражданами. Самый яркий пример – действия оккупационной армии. В мирное время это деятельность зарубежных миссий помощи, подрывных элементов, служащих международных организаций, персонала транснациональных компаний, деятелей международных политических партий и т.д.

Реактивный процесс – противоположен проникающему. Он вызывается, скорее, повторяющимися и пересекающими границу процессами, нежели конкретными носителями власти. Акторы, инициирующие исходное взаимопересечение, не оказывают непосредственного влияния на деятельность тех, кто подвергается воздействию конечного взаимопересечения. Тем не менее поведение последних – непосредственная реакция на деятельность первых. Возможно, подобные процессы – наиболее частая форма взаимопересечения, так как они возникают из соединения прямых и косвенных исходных взаимопересечений с соответствующими конечными взаимопересечениями. Пример реактивного процесса, вызывающего прямые исходные и конечные взаимопересечения, – повторяющиеся реакции на программу внешней помощи. [с.173] Местные избирательные кампании в США, испытывающие на себе влияние вьетнамских событий, – пример реактивного процесса, возникающего из косвенных исходных и конечных взаимопересечений.

Конкурентный процесс – третий тип процесса взаимопересечения – представляет собой особую форму реактивного типа. Он возникает тогда, когда конечное взаимопересечение не только является ответной реакцией на исходное, но и принимает такую же форму. Это соответствует так называемой диффузии или демонстрации, когда политическая деятельность в одной стране воспринимается в другой как вызов. Послевоенное распространение насилия, национализма, стремление к быстрейшей политической модернизации и индустриализации – не что иное, как наиболее характерные случаи взаимопересечений, возникших вследствие конкуренции. Поскольку конкретное поведение обычно не зависит от инициаторов, процессы конкуренции обычно связывают только косвенные исходные и конечные взаимопересечения. Некоторые аспекты приведенных выше формулировок требуют тщательного анализа. В первую очередь необходимо отметить, что используемая терминология избрана намеренно, ибо она позволяет выбраться из тесных понятийных рамок, укоренившихся в работах специалистов, и избежать отнесения к какой-либо определенной группе взглядов. Понятие взаимопересечения, созданное вне исходных и конечных взаимосвязей, оказывается нейтральным и одновременно простым для восприятия. Этот термин будет нейтральным и при рассмотрении вопроса, представляет ли усиливающаяся взаимозависимость национальных и глобальной систем процесс интеграции и возникновения глобальной политической общности. Государства в своей политике все более зависят и от внешней среды, и друг от друга, т.е. течение внутриполитических процессов испытывает все большее воздействие извне. Но это не обязательно означает возрастание интеграции государств. На самом деле взаимопересечение может иметь негативную окраску и крайне разрушительные последствия и для государств, и для международной системы. Характерный пример – взаимопересечение коммунистического Китая с его окружением. Для того чтобы избежать положительного оттенка, который обычно подразумевается при упоминании взаимозависимости, избран менее элегантный, но нейтральный термин «взаимопересечение».

Еще одно преимущество избранной терминологии – она не отрицает и не преувеличивает значимость национальных границ. Мы далеки от мысли, что в сближающемся мире страны настолько сильно привязаны к своему окружению, что все больше растворяются в нем. На самом деле большинство политических событий обычно происходит внутри национальных границ и понять их невозможно, не зная внутриполитической обстановки. [с.174] Современная глобальная политика не подчинила национальную, несмотря на сближение границ и сокращение расстояний. Но при всем значении существующих границ, нельзя не отметить, что многие события в жизни отдельного государства оказывают сильное влияние на глобальную систему. Эти события часто не замечают, поскольку аналитики склонны рассматривать события такого рода как относящиеся к внешнеполитической сфере определенного государства и считают, что влияние его на глобальную систему не входит в область интересов ученых. Поэтому ответная реакция других государств рассматривается как отдельные последовательности действий, а не следующая фаза первоначального импульса. Хотя понятие взаимопересечения внутриполитических и международной систем вовсе не обязательно предотвращает подобную практику, опасность дробления единого процесса на ряд независимых отдельных действий все же сокращается – создается контекст для анализа, когда значение государственных границ признается, но не абсолютизируется.

Необходимо остановиться еще на одном моменте – понятии возобновляемого/рекуррентного поведения. Исходные и конечные взаимопересечения и образуемые ими взаимосвязи понимаются не как отдельные феномены – в этом случае невозможно создание интересующей нас гипотезы. Для того чтобы перейти от описания отдельных случаев к созданию продуктивной теории, нужно рассматривать исходные и конечные взаимопересечения как события, происходящие с частотой, достаточной для построения модели. Для повышения точности любое событие на определенном уровне обобщения может рассматриваться как часть более широкой последовательности, а мы в результате не отстраняемся от анализа самого события для того, чтобы классифицировать его по отношению к взаимосвязи внутриполитического и глобального. Если же взаимосвязь отсутствует, то и само событие нас не должно интересовать. Например, убийство государственного деятеля или гибель чиновника ООН в авиакатастрофе не попадают в поле нашего интереса: имея отклик за рубежом, они не являются рекуррентными, да и зарубежная реакция быстро угасает, не оказав значимого влияния на привычные стереотипы поведения.

Другими словами, именно рекуррентность, а не сам факт совершения событий находится в центре нашего внимания. Так, нас привлекает воздействие выборов на внешнюю среду вообще, а не последствия конкретных выборов в определенной стране. Последние могут оказывать влияние на окружение, но рассматривать мы их будем лишь как частное отражение взаимопересечений, а не как сами взаимопересечения. Подобным образом и при заданном рекуррентном поведении в пределах одного государства мы не усматриваем [с.175] взаимопересечений в последствиях тех или иных действий за рубежом, пока ответная реакция не обретет рекуррентного характера. Рассмотрим данное положение на примере выборов в Норвегии и США. И те и другие проходят с одинаковой периодичностью, но выборы в США порождают дискуссии в НАТО, а предвыборная кампания в Норвегии не влияет на отношения между Востоком и Западом. Короче, президентские выборы в Соединенных Штатах оказывают значимое воздействие на международную систему, а выборы в Норвегии – нет. Поэтому выборы в США нужно рассматривать как косвенные исходные взаимопересечения внутренней политики, а выборы в Норвегии таковыми не являются.

Обобщая сказанное выше, можно сделать следующий вывод: обнаружено почти неограниченное количество взаимопересечений внутренней и глобальной политических систем, которые без излишнего упрощения могут быть объединены в операциональный набор девяти основных типов. Восемь из них возникают как сочетание четырех типов исходных и конечных взаимопересечений (3, 4, 7, 8, 9, 10, 13, 14 на рис. 3). Девятый, названный нами смешанным взаимопересечением, обусловлен тем, что некоторые исходные и конечные взаимопересечения последовательно резонируют и их целесообразно рассматривать вместе. Иными словами, смешанное взаимопересечение – это взаимосвязь, в которой моделируемая последовательность действий не заканчивается установлением конечного взаимопересечения. Смешанное взаимопересечение можно рассматривать как последовательность, в которой исходное взаимопересечение порождает конечное, а последнее в свою очередь порождает исходное, поэтому вряд ли можно анализировать отдельно одно от другого.