Из письма к Вл. И. Немировичу-Данченко. Дорогой Владимир Иванович!

Март 1934

Ницца

Дорогой Владимир Иванович!

Я получил Ваше письмо из Ленинграда и очень благодарен Вам за его присылку и за память обо мне. Меня не балуют известиями из Москвы, поэтому я не в курсе того, что у Вас делается. Тем дороже известие, так сказать, из прямого источника.

Отвечаю по порядку Вашего письма.

От всего сердца и с большой радостью поздравляю Вас с большим успехом "Булычова". Очень важно, что этот спектакль прошел так хорошо, во-первых, потому, что это пьеса Горького, а во-вторых, потому, что спектакль заигран в Москве. Трудно конкурировать с первыми впечатлениями. Тем больше чести Вам и исполнителям. Да! Дожили мы, что плетемся на поводу у Третьей студии и у других театров!..¹ Это не задача и не дело такого театра, как наш. В этом я очень виню Маркова, который выпустил из рук всех литераторов и не следит за мировым репертуаром ².

Надо бы этот наш изъян исправить, и приблизить кое-кого из более талантливых, и подзуживать их к писанию, и помогать им больше. Про "Ложь" и про Афиногенова ничего не могу сказать. Пьеса прошла мимо меня, через Судакова, и я ее не читал.

Согласен с Вами, что "Бег" нам не разрешат, совершенно так же, как не удалось бы провести великолепную пьесу "Самоубийца" Эрдмана. К слову сказать, попросите как-нибудь последнего прочесть Вам эту пьесу. Его чтение -- совершенно исключительно хорошо и очень поучительно для режиссера. В его манере говорить скрыт какой-то новый принцип, который я не мог разгадать. Я так хохотал, что должен был просить сделать длинный перерыв, так как сердце не выдерживало.

Теперь о "Синей птице". История ее возобновления такова: давно уже Андрей Сергеевич³ говорил о том, что нужен детский спектакль и что напрасно мы сняли "Синюю птицу". Я рассказал ему историю ее запрещения, на что он, если не ошибаюсь, заявил, что это дело прошлое и что теперь пьеса нужна, так же как и "Три толстяка", которые также следует возобновить. Про "Трех толстяков" я не мог ничего сказать, что же касается до "Синей птицы", я всячески отпихивался от нее, так как понимал положение актеров, которые заиграли пьесу. Не помню в точности дальнейшего разговора. Знаю только, что я понял его не как простое желание видеть постановку, а как приказание. Старых актеров я не счел возможным насиловать и заставлять играть то, что они не сумеют оживить в себе. Поэтому родилась мысль о совсем молодом утреннем спектакле не то в большом нашем театре, не то в Филиале.

Его поручили Елизавете Сергеевне Телешевой. Но она не увлеклась этой работой и умолила освободить ее. Тогда спектакль был поручен Яншину, так как не было другого режиссера, который увлекся бы этой работой. По тогдашнему распределению работ Яншин был свободен. Но с тех пор все перепуталось ввиду перемен и запрещений, и потому спектакль стал всем поперек дороги. Лично я думаю, что лучше было бы его не ставить. Но теперь без санкции Андрея Сергеевича (и еще кого-то, чуть ли не Авеля Софроновича) -- отменять его не очень-то удобно.

Присланное распределение ролей я проверить не мог, так как там почти все актеры мне незнакомы. Ведь я уже много лет почти не бываю в театре по болезни. Повторяю, я -- не за возобновление спектакля. Теперь, когда он начат, мне жаль молодежь, для которой отмена явится ударом. В начале карьеры это нехорошо. Поэтому, отменяя "Синюю птицу", надо было бы заладить что-то другое -- для тех, кто там участвует. Почему я так думаю, выяснится из дальнейшей части письма. Ничего не имею против того, чтобы Вы решали этот вопрос теперь же, без меня ⁴.

Дальше в Вашем письме Вы говорите очень интересно о работе по "Булычову". Мне остается только еще раз с большим интересом прочесть Ваш рассказ ⁵.

Маленькое отступление: болезнь Качалова. Это страшно! Не появляются ли у него приступы в те моменты, когда он сильно утомлен, или у него дома не ладится. Не следовало [ли] бы, для того чтобы подолже сохранить его для театра (как и других наших стариков), давать им среди сезона месячные отпуски. Это трудно. Знаю, но это очень важно. Иначе мы их скоро потеряем. Эти отпуски надо давать с условиями: не оставаться в Москве, не халтурить в других местах. (Замеченных в этом возвращать назад -- в Москву.) Непременно отсылать тех, кому дается отпуск, куда-нибудь в природу. Как нам нужен близко от Москвы какой-то дом отдыха. Как это важно. У всех есть, даже у Второго МХТ, а у нас, где столько больных и утомленных,-- нет. Как я старался двинуть это дело, но ничего не вышло. В этом виноват Николай Васильевич. Будь такой дом отдыха, я бы отправлял туда среди сезона наших стариков и оголодавшую и больную молодежь.

Идея уличного шума, врывающегося в дом при начале пьесы "Булычов", мне очень понравилась. Большая моя симпатия -- Топорков. Он больше -- наш, чем многие другие наши. Он вносит очень хорошую атмосферу в наш театр. Таким же мне представляется другой коршевец -- Соснин⁶. Он очень нужен нам. Он один (частично) может заменить нам Качалова и покойного Синицына. Он репетировал вместо Качалова в "Талантах", и это было хорошо. Обратите на него внимание. Его видела у Корша моя жена, в какой-то комедии, и пришла в полный восторг. После этого он неудачно сыграл Паратова в "Бесприданнице" -- не его роль, и по этому неудачному спектаклю стали судить об актере. Обратите на него внимание. Он нам очень нужен. Такого рода актеров нет нигде теперь, и если он, отчаявшись, уйдет, то мы будем очень жалеть об этом, особенно теперь, при болезни Качалова. Вот, например, я думаю, что, кроме него, некому было бы предложить роль "За автора" в "Воскресении". Конечно, это будет не "второй Качалов", а приличный "за Качалова". Но ведь такого приличного "за Качалова" у нас нет никого в труппе. Обратите на него внимание! Вот тоже Попова мне нравится, по отношению. Я ее, правда, никогда не видал ни на сцене, ни даже репетирующей в комнате. Знаю ее только по тому, как она приходила на мои репетиции и как относилась к тому, что там происходило. Мне почувствовалось, что это тоже -- наша. И потому мне очень приятно, что она имеет успех в "Булычове" ⁷.

Степанова -- это моя любимица.

Пьесы Киршона не знаю. Рад, что там есть работа для Грибова. Очень он мне нравится как актер. Как человек -- не знаю...? ⁸

"Гроза"! Да, это страшно! Кроме Дузе в молодости, никогда еще не было на сцене настоящих данных для роли Катерины. В последнее мое свидание с Гликерией Николаевной Федотовой она, скрюченная, с жестокими болями, лежала на кровати и прочла мне монолог из "Грозы". Это самое лучшее из того, что она когда-нибудь играла на сцене. Тогда я понял, какое огромное значение в этой пьесе играет слово и речь! У нас, к сожалению, никто не умеет так говорить, ни у кого нет для этого голоса.

В "Мольере" я ничего особенного не делал. Просматривал и говорил свое мнение (без надлежащего знания пьесы), или, вернее, впечатления об эскизах. Вот и все. Если нужно -- я не отказываюсь ни от какой работы. Но пусть сообразят: можно ли вести такую постановочную пьесу дома. Не выйдет ли новой затяжки от этого. Теперь ввиду болезни я не могу работать скоро. Как я буду выносить репетиции после моего осеннего сердечного ослабления -- не знаю еще, а лишь надеюсь. Всякой работе -- рад, так как скучаю без нее. Странная судьба роли Мольера. За нее вцепились сразу двое: Москвин и Тарханов. Теперь оба охладели. В чем дело? Станицына я очень люблю как актера. Ему нужна очень ответственная роль. Но как будет с Москвиным?! Не будут ли они друг друга толкать. Надо это хорошо выяснить. Готов работать как с тем, так и с другим ⁹.

"Пиквик", "Воспитанница" были утверждены мной для Филиала. Почему? Потому что я понимал и теперь продолжаю его понимать так, как я об этом высказал в свое время Авелю Софроновичу, Андрею Сергеевичу. Мой взгляд не получил тогда одобрения. Вы тоже иначе, чем я, смотрите на Филиал.

Мне казалось, что мы не можем создать второй МХАТ и вести его вровень со старым МХАТ. Нас с Вами на это не хватит, и от такой конкуренции пострадает старый МХАТ. Но тем не менее Филиал нам очень нужен. Для чего же? Для того, чтобы там создать тот театр, каким будет после нашей смерти старый МХАТ. Пусть при нас Судаковы и другие покажут нам свои данные для управления. Или, вернее, пусть целая группа актеров, управляющих театром наподобие вахтанговцев, покажет нам то, что они могут сделать. Пусть они учатся не только вести художественную часть, но и управлять всем театром при нашей жизни. Когда они выучатся, тогда пусть переходят в старый Художественный театр -- на смену нам, а в Филиале пусть создается новая группа. Казалось бы, что на основании всех разговоров о новых кадрах и о сменах, которые мне приходилось вести с нашим начальством, предложенный мною путь больше всего выполняет их задания. Но мой проект не был принят. Уговорились, что Филиал поведут три старика, а я буду (для вида) возглавлять. Не могу же я, сидя дома и ни разу даже не быв в здании театра, после того как он к нам перешел,-- создавать его.

Будь я на месте Судакова и его друзей -- казалось бы, лучше ничего ожидать он не мог. Шутка сказать -- получить театр, да какой насиженный. [...] По-видимому, мои опасения верны: Судаков может удовлетворить клубным требованиям, но не требованиям МХАТ I, ни даже его Филиала. Вот почему он упорно уклоняется от ответственности по ведению самостоятельно театра. Он даже почти не бывал в театре Корта и не следил за его спектаклями. Это я проверял лично и звонил туда неоднократно по телефону. Там его ни разу не было. Если Судаков от поручаемого ему дела уклоняется, надо искать группу люден¹⁰. Они есть: Кедров, Горчаков как администратор, Ливанов как талантливый выдумщик, Станицын, Яншин, конечно, Телешева. Выбирать из них. Организовыватели скажут, что они нужны для Художественного театра I. Но если им не дать параллельной работы (с оплатой ее, конечно), они все равно будут халтурить в другом месте. Лучше удержать их у себя.

Мне остается ответить Вам по одному важному и очень большому вопросу -- о чистке.

Да. К большому сожалению, она необходима.

Мое раздражение по отношению к Ивану Яковлевичу Гремиславскому и Гудкову очень велико. Боюсь даже, что я пристрастен к ним в дурную сторону.

Но об этом напишу в следующем письме, так как ввиду накопившихся писем по выходящей на французском языке "Моя жизнь в искусстве" -- много спешных писем, которые могут задержать отсылку этого письма. Надеюсь вернуться в Москву -- в зависимости от денег, и от погоды, и холодов -- в средине или в конце апреля.

Все наши шлют Вам и Екатерине Николаевне сердечные приветы.

Я обнимаю Вас и целую ручку Екатерине Николаевне. Привет Мише.

Ваш К. Станиславский.

Поздравляю с огромным успехом оперы Шостаковича ¹¹. Если он гений -- это отрадно!