Реакции детей на развод: крик о помощи и основания для конфликтов
Дать ребенку возможность выражать свои аффекты, в долгих и повторяющихся беседах утешать его печаль и говорить с ним о его страхах, не пытаться образовывать коалиции (обвинять другого родителя) и тем самым не навязывать ребенку конфликта лояльности — это только первые шаги помощи, которые родители могут оказать детям на тяжелой и неверной дороге в «разведенное будущее». И они ограничиваются во многом областью устной коммуникации. Однако родители Магдалены и Стефана оказывают также активную помощь и тем, что они «отвечают» на зримые знаки душевных реакций и другими путями. Как уже говорилось, при этих «симптомах» речь идет не только о последствиях реакций на развод, но также о стратегии преодоления кризиса. Зависимость Магдалены от матери является следствием страха потери и мать хорошо почувствовала, что ее дочь в этот момент не была способна ни на какой другой, кроме этого вида преодоления страха, и предоставила себя в распоряжение ее потребности контроля в той мере, в какой это только было доступно. Если бы она этого не сделала, Магдалена была бы пассивно предоставлена своим страхам и они бы еще более возросли из-за чувства беспомощности. С чисто редуктивной, учебно-теоретической точки зрения, напрашивается аргумент, заключающийся в том, что готовность матери воспринимать зависимость и потребность в контроле ребенка только усилит эти черты. А в действительности, подумайте сами, ведь и мы, взрослые, доверяем только тем людям, которые множество раз доказывали нам, что наши опасения были напрасными. Тем, что мать признала зависимость Магдалены, старалась не отдаляться от дочери, смогла вынести ее капризы, ей удалось освободить ребенка от необходимости отчаянно бороться за близость матери. (Оставалась бы мать дома только тогда, когда ребенок плачет, кричит и рыдает, то учебно-теоретические прогнозы оказались бы, действительно, в силе: ребенок понял бы — «мать остается дома только тогда, когда я ее к этому вынуждаю». Принуждение же — это нечто иное, чем контроль.) Так со временем Магдалена убедилась в том, что мать не покинет ее и это смягчило ее страхи. Ее первоначальное доверие к матери (как к досягаемому константному объекту (СНОСКА: К «константе объекта» ср. экскурс на с. 119 и далее)) было восстановлено и потребность в контроле отпала сама собой. У Стефана получилось все несколько иначе. Его родители в ссорах и раздорах развода потеряли на время большую долю своей родительской компетентности. Но Стефану повезло, что дедушка пришел на помощь внуку как раз тогда, когда тот в этой помощи больше всего нуждался и вместо того чтобы морально поучать родителей, что называется, «закрыл собой течь». Между тем повезло Стефану и в том, что родители все же не слишком поздно поняли, в чем их ошибка, и поняли также, что в интересах ребенка они обязаны забыть свои интересы и обоюдную антипатию. Так, в день его рождения, когда ему исполнилось девять лет, они вновь «функционировали» в качестве родителей.
Выше говорилось о чувстве вины родителей, которое приводит к тому, что они недооценивают значения развода для детей, заставляют себя поверить в иллюзию или отдаться надежде, что развод не явится для детей таким уж страшным событием, и по этой причине родители не замечают душевных реакций ребенка или мешают их выражению. Такие родители просто не в состоянии взять на себя ответственность за причиненную разводом боль. Я уже объяснял, что здесь речь идет о вине вполне поправимой, потому что какой бы нестерпимой ни была боль, она не исключает, что решение о разводе в дальнейшем может повлиять на детей вполне положительно.
Неумение взять на себя эту ответственность, использование лжи, отрицание, перекладывание вины на другого мешают не только «первой помощи» после развода, но, исходя из моего опыта, являются одной из двух основных причин ухудшения психической ситуации огромного числа детей в последующие за разводом недели и месяцы (СНОСКА: Другая причина следует из психического состояния разведенных родителей, о чем мы будем говорить ниже). Это заключается в том, что поведение детей, в котором выражается их удрученное душевное состояние, и которое, собственно, служит преодолению ирритации, не рассматривается родителями как взаимосвязанное с душевными проблемами, возникшими в результате развода. Тогда и развод — официально — не рассматривается как кризис. Но если нет кризиса, то нет и проблем. А если нет проблем, то и плохое поведение — это, в лучшем случае, только «плохое поведение» или «глупости». Фриц, например, не может простить своей матери, что та «отослала отца прочь». Но, конечно, любит он и свою мать и боится потерять и ее тоже, но не хочет этого показать. Его агрессивность выражается в предельном упрямстве по отношению к матери, поведение его часто неприятно и грубо. Матери Фрица не пришло, конечно, в голову, что поведение сына может быть направлено лично против нее. Можно сказать, для того чтобы не чувствовать себя виноватой, она не хотела или не могла об этом думать. Гораздо чаще бросала она ребенку упреки в эгоизме, который он, дескать, может себе позволить, потому что не чувствует «твердой руки отца». Другая мать объясняла агрессивное поведение своей дочери непосредственно тем, что отец и его мать настраивают ребенка против нее. У Лизы развились такие же страхи быть покинутой, как и у Магдалены, и она всюду следовала за матерью, но мать воспринимала это как «глупости». Даниель, у которого чувство вины вызывало депрессивные настроения, терпел упреки всей семьи в упрямстве и желании обратить на себя всеобщее внимание. Если с такими детьми случается, что они намочат постель, это встречается замечаниями, вроде: «А вот это уже не обязательно!» или «Тебе не стыдно?». Также конфликты в детском саду или в школе, плохие отметки рассматриваются не как симптомы или выражение проблем, связанных с разводом, а как просто плохое поведение, которое родители встречают дисциплинарными взысканиями.
Таким неверным пониманием реакций на развод они отнимают у детей возможность преодоления кризиса подручными в данный момент средствами. Они не могут или не желают понять, что хочет выразить ребенок своим необычным поведением.
Точно так же родители не понимают, что поведение ребенка в его душевных реакциях связано с разводом, не понимают взаимосвязи поведения ребенка с упреками и критикой родителей, их раздраженностью, недостатком терпения с их стороны по причине проблем, которые переживают сами родители. Что они более или менее чувствуют — это потерю доброго отношения ребенка. И именно тогда, когда они большое всего нуждаются в его любви. Вместо того чтобы рассчитывать на помощь, ребенок становится все более одинок, тем самым «усиливаются специфичные для развода аффекты и страхи становятся все больше. В результате поведение, ведующее к конфликтам с родителями, требует все новых затрат душевной энергии, замечания и критика родителей усиливаются и так далее.