Левая сторона - правая сторона (проблема выработки доминанты) 4 страница
Совершенно очевидно, что ребенок обучается слову "Я" не в результате подражания, как это происходит со всеми остальными словами и названиями. Малыш слышит слова, которыми обозначаются люди, вещи, действия, в результате чего из "интернационального" языка младенцев постепенно начинает формироваться родной язык.
Мы видим, что способность к имитации является, так сказать, исходным пунктом следующей ступени развития. В противоположность этому ребенок никогда не слышит местоимения "Я" в отношении к себе самому, к тому же никто не обращается к другим, используя это местоимение. Но когда приблизится момент осознания собственного "Я", ребенок начинает употреблять местоимение "Я" в отношении себя самого. Это происходит в то время, когда разум ребенка еще не настолько развит, чтобы малыш путем дедукции мог прийти к логическому заключению, что себя надо называть "Я", потому что другие делают именно так.
Удивительно, что однократное переживание своего "Я" в раннем детстве не всегда распознается сразу. Это единственный опыт, приобретаемый не через органы чувств. Он зарождается на основе индивидуального развития ребенка. Этот этап развития становится заметным лишь в связи с развитием других этапов или в целом всей личности.
До сих пор мы занимались только ранним детством. Мы должны отметить, что впервые ребенок переживает себя самого как личность до наступления "детсадовского" возраста. К этому времени у него пока еще отсутствует способность осознавать какие бы то ни было логические связи. Как мы видели, в этом возрасте ребенок руководствуется скорее понятием добра, чем истинности. Должны пройти годы, прежде чем он достигнет такой степени зрелости (это относится и к его организму), что сможет использовать свой интеллект и свой разум для какого-нибудь дела. Если при формировании интеллекта не оказывать на ребенка большого давления, то до пяти-, шести-, и даже семилетнего возраста в переживаниях будет доминировать фантазия. Наблюдая за ребенком во время игры, можно видеть, что идея пока еще берет верх над вопросом о "причине и следствии" и ребенок еще имеет возможность в соответствии со своим воображением наделять те или иные вещи меняющимся и противоречивым значением. В этом и заключается глубокий смысл игры в раннем детстве.
Нередко дошкольник также бывает способен одушевлять неживые предметы; переживание себя самого еще не полностью отделило его от окружающего мира.
Хотя четырех- и пятилетний ребенок уже не бьет стол потому, что ударился об него головой, как это бывает у двухлетнего малыша, он все же охотно поддается соблазну воспринимать те или иные свои желания, действия как реальную действительность. Это случается не только тогда, когда ребенок стыдится чего-нибудь или боится наказания, но и тогда, когда ничего подобного не происходит; часто так бывает, если Детям позволяют непринужденно высказываться.
Лишь с наступлением школьного возраста происходит фундаментальная перемена. В этот период ребенок начинает воспринимать действительность так, как с помощью органов чувств воспринимаем ее мы, и начинает овладевать своими переживаниями. Изменение в переживаниях ребенка отражается и на изменении его внешности, либо, по меньшей мере, совпадает с ним по времени. Пропорции тела дошкольника заметно отличаются от пропорций тела школьника. В то время, как у первого грудь и живот до бедер составляют единое целое, у школьника уже появляется талия; тем самым, строение тела школьника все в большей степени начинает приближаться к тому образцовому телосложению человека, которое знакомо нам по греческой скульптуре.
В тот период, когда формируется фигура человека (которая позже приобретает мужские или женские формы), начинается процесс высвобождения духа для интеллектуальной деятельности. Кажется, что ребенок в это время вступает в новую фазу своей жизни. Но в первые школьные годы ребенок все еще остается ребенком. Его взаимоотношения с людьми еще не стали отношением одного человека к другим людям. Он все еще погружен в нечто "общечеловеческое", свойственное всем людям.
На полном доверии без проверки ребенок воспринимает любую информацию как от взрослых, так и от своих старших, более опытных товарищей, признает ее и начинает руководствоваться ею. В таком возрасте ребенок еще обладает теми свойствами, которые он, став взрослым, полностью утратит.
Особенности обоих полов еще не дифференцировались, они еще не оказываются в столкновении друг с другом. Этому возрасту свойственно чувство глубокого почтения, отсутствие предрассудков, в этом возрасте люди еще могут отдавать себя всему миру, из которого они резко выделяются подобно тому, как отдельный человек резко выделяется на фоне остальных. Мир и другие люди ребенку этого возраста кажутся не реальностью, а формой эстетических ценностей.
Вопросы ребенка (даже если они были бы сформулированы несколько иначе) звучали бы следующим образом: "Чем я должен восхищаться?
Что представляет собой избранный, героический идеал человека, которому я должен следовать?" Образно выражаясь, внутренний мир, по которому совершает путешествие первоклассник, складывается из таких ценностей, как чувство прекрасного, эстетика, собственные желания ребенка.
Лишь с середине обучения в школе, в двенадцати- или тринадцатилетнем возрасте, ребенок постепенно начинает вживаться в мир взрослых. В этом возрасте уже проявляется различие полов, притом не только физическое и биологическое, но и психическое. Ребенок рождается либо мальчиком, либо девочкой, но для него это не имеет того же значения, как для взрослых. Своеобразные взаимоотношения мужского и женского начал возникают в период полового созревания. (Фаза сексуальности в раннем детском возрасте относится к бессознательному и лежит в сфере фантазий и мифов).
Принципиальное и характерное изменение в этот период происходит в отношении ребенка к себе самому и другим. Ребенок становится одиноким, изолированным от мира. Он в значительной мере теряет способность отождествлять себя с тем, чему подражает. Ребенок все больше занимается самим собой, своей собственной тождественностью.
В возрасте пять-тринадцать лет ребенок живет, если можно так сказать, опираясь на свои способности: память, силу подражания, способность к обучению и пониманию. По прошествии этого периода молодой человек уже знает, сколь сильное, влияние на него могут оказывать его собственные чувства. Самым важным для юноши становится степень эмоциональности его решений. В этой новой форме переживания он еще должен найти то, что взрослые считают сутью своего существования: свое собственное "Я". Симпатии и антипатии у ребенка в период полового созревания и позже являются центральными и определяющими движущими силами. В это же время нарушается гармония телосложения, что сопутствует половому развитию. Конечности растут слишком быстро, неравномерно; то же можно сказать о чертах лица. Все это вызывает характерную дисгармонию пропорций тела. Гармоническое телосложение молодой человек вновь обретает лишь по достижении восемнадцати- или двадцатилетнего возраста.
В это время происходит также самовоплощение и переживание себя самого, т.е. осознание своего "Я". Хотя личность продолжает свое дальнейшее развитие, юность молодого человека на этом этапе в некотором отношении уже завершилась. Мы можем разделить с ним переживание собственного и центрального "Я", свойственное этому периоду созревания (на восемнадцатом и двадцать первом годах жизни); фактически, это и есть характерная черта данного возраста.
Поэтому невероятно преждевременным кажется ни с чем не сравнимое мгновение жизни двух-трехлетнего ребенка, когда он внезапно пробуждается к переживанию себя самого и говорит о себе "Я". Взрослым сначала бывает нелегко войти в положение маленького ребенка, "Я" которого внезапно пробуждается, поскольку это мгновение жизни ими, в общем, забыто. Но благодаря силе воображения можно приблизительно почувствовать, что переживает малыш в этот момент, вспомнить себя самого в этом возрасте.
Ребенок научился стоять и ходить. В своем мире он может передвигаться и называть вещи своими именами. Ребенок, несмотря на свою беспомощность, уже отделился от ранней фазы всеохватывающего, всемогущего сознания, присущей малышу, но мир вокруг все еще воспринимается им как "нечто". Ребенок пока еще в состоянии одушевлять предметы и превращать их во что захочет: куклы, куски дерева, столы или стулья могут приобретать у него любое, более высокое назначение. Малыш все еще живет в сказочном мире. Здесь двухлетний ребенок - хозяин и создатель. Этот мир - его рай. Полная зависимость ребенка от него одновременно означает его господство над своим миром.
Внезапно в такое гармоничное и абсолютное бытие стремительно врывается переживание себя как личности: "Я", "Я есмь". По аналогии с историей сотворения человека можно сказать, что глаза ребенка как бы открываются и начинается процесс переживания своего "Я". Ребенок чувствует, что отделен от окружающего его мира, и вдруг замечает, что этот мир - иной не столько по своим размерам, сколько по своему качеству.
Необыкновенно важно понять, что ребенок в решительный, исходный момент своего развития еще в значительной мере далек от состояния так называемого "стягивания к центру" своего переживания и остальной части своего сознания. Этого он сможет достичь лишь в последующие годы развития и созревания. Фактически переживание собственного "Я" в возрасте двух-трех лет можно сравнить с таким сильным потрясением и удивительным, странным затруднением, которое ребенок практически не способен преодолеть.
Излишне спрашивать, почему этот процесс не всегда протекает нормально и почему в этот период может возникнуть аутизм. Более правомерен вопрос, как вообще возможно нормальное развитие ребенка? Как двух- или трехлетний ребенок может справиться с обрушившимся и полностью захватившим его переживанием своего "Я", к которому он еще так мало подготовлен и психологически так плохо вооружен?
Чтобы пояснить сказанное, я хотел бы обратиться к, возможно, необычной интерпретации грехопадения. Великий миф, которым начинается история сотворения мира, обыкновенно понимается неправильно в той части, когда вину человека истолковывают как "сексуальное" падение и при этом утверждают, что изгнание из рая было его следствием. Миф повествует о том, как Адам был изгнан из рая, потому что отведал плода от древа познания. Его глаза открылись, и он увидел свою наготу. Давно, еще в незрелом состоянии, Адам осознал свою потенциальную божественность и потому Бог сказал: "Смотри, человек стал равным нам и ведает добро и зло".
Интерпретировать грехопадение с сексуальной точки зрения возможно, если использовать открытую Фрейдом детскую сексуальность, которая предполагает не сексуальное действие, а скорее познание творческой силы, той силы, о которой ребенок узнает как о собственном "Я" в то время, когда он еще ощущает себя творцом, а не творением.
История грехопадения, вероятно, указывает на то, что в ходе эволюции человек был наделен этой творческой силой преждевременно; такую точку зрения может подтвердить сказание о Прометее.
Примерно с такой по силе жизненной проблемой ребенок сталкивается в двух- трехлетнем возрасте, а справиться с ней полностью он сможет лишь спустя восемнадцать-двадцать лет.
Если ребенок страдает аутизмом, подобное состояние, вероятно, можно интерпретировать как паническую реакцию на могущественное, совершенно неожиданно возникшее пробуждение собственного "Я".
Обыкновенно во время подобного переживания, приводящего к коренным изменениям, ребенку помогает связь с матерью, а также отношение к нему в семье. Инстинктивно матери (более или менее осознанно) могут предугадывать индивидуальное своеобразие или "Я" своего ребенка и часто - даже до его рождения. Это предчувствие некоторые матери испытывают даже до зачатия, у иных око совпадает с моментом зачатия или же, что бывает чаще, возникает во время беременности.
Инстинктивное материнское знание типа индивидуальности ребенка, который только еще должен родиться, редко бывает объяснимо, к тому же трудно найти слова, чтобы его выразить; но это знание имеет решающее значение в будущем, когда матери придется помогать своему малышу в решающий момент его первого переживания своего "Я". С одной стороны, отношение матери к ребенку определяется ее инстинктивным знанием его индивидуальности; с другой - его беспомощностью, физическими потребностями и полной зависимостью от нее. Такая двойственность положения ребенка поддерживает его в решающий момент, когда он чувствует свою зависимость, когда он понимает, что ему нужно для жизни и что вообще значит быть творением на этой Земле; все это помогает малышу пережить свое "Я" и определяет его физическое и биологическое развитие.
(Двухтысячелетняя история христианства убеждает нас в неустанных попытках человека путем смирения и молитв воздать должное грандиозному событию - очеловечению Божественного в Иисусе Христе, благодаря чему человечество теперь познало Бога не только на небесах, но и в каждом отдельном человеке).
Иначе говоря, во взаимоотношениях матери и ребенка для последнего существует возможность гармонизации переживания своей экзистенциальной сущности (можно сказать, божественной природы), а также того, что он на Земле - всего лишь бедное, зависимое создание.
Если смотреть с этих позиций, станет очевидно, что детский аутизм чаще встречается в тех самых семьях, где (в первую очередь, это относится к матери) царит специфическая интеллектуальная атмосфера. Давление современного взгляда на жизнь, имеющего научную ориентацию, может быть столь значительным, что мать, в силу своей интеллектуальной порядочности, не сможет подчиниться инстинктивному или интуитивному чувству, подсказывающему ей о существующем уже в раннем возрасте индивидуальном своеобразии ребенка. Тем самым, инстинктивные, интуитивные материнские чувства ослабляются или подавляются этим интеллектуальным или сознательным усилием. В результате часть материнской любви, возникшая и вызванная беспомощностью и полной зависимостью от нее ребенка, становится более рациональной. Мать начинает рассматривать потребности и зависимость от нее малыша с позиций долга, по-деловому, что не требует от нее особых чувств.
Подобная позиция, иногда поддерживаемая даже учеными, может привести к уменьшению или полной потере охраняющей малыша любви, в которой он так нуждается, чтобы успешно выдержать период познания своего "Я".
Из жизни единственных детей в семье или первенцев известно, что в период познания своего "Я" необычайно большая ответственность, лежащая на них, становится еще значительней и серьезнее, поскольку первенцы с течением времени должны занять место отца.
При этом речь идет не только о наследовании физических и биологических особенностей отца, но и о том, что ребенок-первенец должен вобрать в себя отцовство как таковое Этим и объясняется большая вероятность возникновения аутизма у первенцев или единственных детей в семье, в то время как у последующих детей предрасположенность к этому заболеванию значительно меньше.
Многие дети, страдающие аутизмом, наделены от природы красивой крупной головой, они умны и одарены способностями. Вероятность того, что молния попадет в высокую церковную колокольню, велика; столь же велика вероятность того, что более одаренные и восприимчивые дети будут с большей силой поражены мощью своего растущего "Я". Поэтому опасность развития аутизма у таких детей больше, чем у других.
Я очень много рассказал о раннем детском аутизме. Вероятно, из сказанною молено понять, что аутизм заключает в себе особенную угрозу и что к этому заболеванию чадо отнестись значительно серьезнее, чем к другим. Но, может быть, эта настороженная позиция - следствие нашего недостаточного знания об этой болезни.
Обобщим все сказанное выше. Мы попытались интерпретировать детский аутизм как паническую реакцию, возникающую в тот момент, когда ребенок в возрасте двух-трех лет впервые осознает свое "Я". Если условия жизни в семье в виду специфических отношений неблагоприятны, если конституция ребенка ослаблена, либо если малыш болен, то переживание "Я" может оказаться для него не только сильным, возбуждающим, но и подавляющим, пугающим событием.
Вследствие панической реакции ребенок станет полностью избегать реализации своего "Я". Отречение от "Я" и растущее сопротивление слиянию с "Я" могут отказаться столь сильными, что малыш, к примеру, начнет полностью искажать употребление местоимения "я", как будто это местоимение обозначает что-то другое или какого-то другого человека, или же ребенок будет говорить о себе "ты", либо будет называть себя по имени, словно он - не' он, а кто-то другой. Такая перестановка личных местоимений, может быть, является самым верным и типичным признаком панической реакции на возникающее переживание своего "Я". Тот факт, что ребенку не удается зафиксировать переживание "Я" внутри себя самого, составляет, вероятно, сущность раннего детского аутизма.
Проанализировав все сказанное, мы поймем, почему ребенок избегает контактов с другими детьми. Ведь общение возможно только в том случае, если ты сам чувствуешь и переживаешь себя как человека. Далее, то огромное пристрастие, с которым ребенок относится к миру вещей и техники, тоже можно рассматривать как своего рода бегство от себя самого, поскольку вещи никоим образом не напоминают ему о природе собственного "Я". Действительно, в неодушевленном мире можно развернуть и использовать свои таланты, способности, интеллект, умение делать что-либо руками; при этом у ребенка не возникает необходимости познавать самого себя, ему ничто не угрожает.
Все, что в речи и движениях больных детей поражает нас наиболее сильно и неприятно, можно объяснить следующим образом: интеллектуальное развитие и развитие движений без участия сознания (источник которого - в собственной личности, "Я") сливаются воедино. С одной стороны, ребенок, делая что-то, получает удовлетворение от работы и от применения своих сил, а с другой - ему нравится, что он вообще способен что-либо делать, хотя развитие мотивации при этом очень сильно ограничено.
Но ребенок, больной аутизмом, не бывает истинно счастлив в своей радости или удовлетворен одним лишь действием, так как в нем преобладают все же страх, отчаяние и глубокая подавленность по не- понятным ему причинам. Лучше всего это можно представить себе, вообразив состояние паники при столкновении с самим собой: образно выражаясь, подобное состояние становится причиной "изгнания из рая".
Часто фаза регрессии свидетельствует о проявлений аутизма. Понятно, что это - реакция, побег назад, к ранней фазе безопасности, на которой нет еще угрозы, связанной со становлением "Я".
Очевидна зависимость детей, страдающих аутизмом, от нежелания перемен в их физическом окружении; такие дети страстно стремятся к постоянной симметричности во всем. Кажется, они создают ритуал из попытки придать человеческому бытию лишь механический или геометрический порядок, превратить живой, человеческий мир в мир предметов. Отказ и отрицание у больного аутизмом ребенка могут превратиться в его основные качества. Необходимо иметь в виду еще одну особенность ребенка, страдающего аутизмом: амбивалентность" Природе человека почти при всех обстоятельствах свойственно противоречивое поведение. Ребенок, находясь по большей части в подавленном состоянии) но при этом испытывая страстное желание нормальных отношений с другими людьми, бывает вынужден искать убежище среди большого числа табу и ритуалов. Если иметь в виду амбивалентность психики такого ребенка, то многое в его поведении становится ясным. Особая манера говорить или вести себя - это своего рода попытка установить контакт, которого он в то же время избегает, не поддерживает или пытается превратить во что- то другое" Подобная ситуация напоминает о мифологическом образе двуликого Януса. Внутренне присущее ребенку желание нормализовать отношения, вступает в противоречие с паническим страхом перед требованиями, выдвигаемыми слиянием с собственным "Я" и стремлением избежать этого любой ценой. Тот конфликт и та мучительная ситуация, в которой оказывается больной ребенок, потрясает своей очевидностью.
Все вышеизложенное диктует понятную, специфическую и простую методику обращения с больным ребенком. Родители и учителя нередко пользуются такой методикой интуитивно, но она может Стать целенаправленной и более эффективной, если придерживаться нашей интерпретации раннего детского аутизма. Терапевтический cмысл методики заключается в том, чтобы никогда не допускать непосредственного столкновения ребенка с тем, что его отпугивает, подавляет, Никогда не надо пытаться смотреть ему в глаза или заговаривать с ним, как мы это делаем со здоровыми людьми. Мы должны привыкнуть к той мысли, что ребенок действительно "не в себе" и что добиться чего-либо можно лишь в том случае, если мы будем обращаться у его периферическому "Я", которое так и не стало ядром его личности.
Таким образом, если мы заговорим с ребенком, то наша речь должна иметь иную, чем обычно, направленность. Если мы хотим, чтобы ребенок подошел к нам, то говорить надо, поворачиваясь в ту сторону, куда он должен будет пойти. Говорить с ребенком при этом мы должны мягко, ни к чему его не обязывая. Наша речь не должна быть напористой или деловитой.
Если с ребенком обращаться именно так, то можно почувствовать испытываемое им облегчение; он скорее станет готов к сотрудничеству с вами и к тому, чтобы делать все необходимое. Мне приходилось наблюдать, как дети, страдающие легкой формой аутизма, полностью уходили в себя, если к ним обращались хотя и сердечно, но напористо и непосредственно: например, если их брали за руку, смотрели в глаза и предлагали хорошо поработать вместе и немножко постараться. Подобное обращение в определенной ситуации может быть целесообразным, если необходимо в очередной раз скорректировать развитие ребенка, но если у ребенка аутизм, такое обращение совершенно неправильно и может иметь катастрофические последствия.
(Ситуация особенно осложняется, когда аутизм сочетается с глухотой. Помогая глухому ребенку в освоении речи и языка, врач должен общаться с ним лицом к лицу. При наличии аутизма подобная методика оказывает как раз противоположное действие. Вряд ли вообще можно провести успешную терапию речи ребенка, больного аутизмом и страдающего глухотой. Все это еще в большей степени осложняет возможности коммуникации с ребенком).
Если все, кому приходится иметь дело с таким ребенком, будут сближаться с ним именно так, как было рекомендовано выше, то это его ободрит и пробудит в нем слабую потребность в контакте, что само по себе уже может вызвать определенные улучшения развития.
Существуют и иные приемы поведения с такими детьми, они не столь специфичны и менее просты. Люди, общающиеся с больным ребенком, не должны отказываться от своих жизненных правил и своего жизненного уклада, даже если ребенок будет относится к этому негативно. Следует совершенно определенно и честно решить, что необходимо делать для себя, а что - для ребенка, сказать себе: это нужно на благо ребенка, а здесь - предел моей терпимости и моего терпения.
Нет ни малейшего смысла в попытках отучать ребенка от навязчивых идей и состояний, являющихся симптоматичными при раннем детском аутизме и проявляющихся различным образом. До тех пор, пока навязчивые идеи не опасны для ребенка и не наносят ему вреда, а также не становятся непереносимыми для окружающих, нет необходимости им препятствовать. Если вы захотите попробовать отучить ребенка от какого-либо поступка, вызываемого навязчивой идеей, то имейте в виду, что возможным следствием этого может стать новый, значительно более опасный и худший поступок.
Если какая-либо неопасная для ребенка навязчивая идея станет непереносимой для окружающих и их терпение каждый раз будет подвергаться все большим испытаниям, то можно начать поиск путей и средств, способных отучить его от этой идеи; предпосылкой в этой работе должна стать наша полная осведомленность обо всем происходящем с ребенком. Если нам удастся осознать сущность раннего детского аутизма, то мы сможем переносить негативное, сложное поведение ребенка с большим терпением и хладнокровием; мы овладеем ситуацией и научимся понимать особое положение больного ребенка.
Самой важной задачей родителей и учителей является достижение совместной гармоничной жизни с ребенком, причем без изменения обычного его окружения в семье и школе.
Если в семье будут уступать любому настроению ребенка и приспосабливаться к нему, то это ему совершенно не поможет, его окружение просто "сойдет с ума", а благоприятное влияние этого нормального окружения будет растрачено впустую. Поскольку ребенку необходима соразмерность во всем, на любое изменение в окружающем его мире он будет реагировать негативно, что спровоцирует нежелательные ситуации на весьма продолжительное время. Но если родители убедятся в необходимости изменить что-либо в своей жизни, то ребенок тем легче приспособится к новой ситуации, чем больше он будет чувствовать убежденность родителей в правоте своих поступков.
Семья и учителя в каждом конкретном случае должны выяснить, где можно уступить запросам ребенка, а где необходимо сохранить свои привычки. Окончательное решение должно быть продиктовано любовью и пониманием ребенка, а также способностью вчувствоваться в каждого конкретного ребенка.
Возможность создания приемлемой для всех совместной жизни зависит от того, насколько удастся добиться, чтобы ребенок чувствовал себя уверенно и безопасно в окружающем его мире, построенном на любви, несмотря на его сложности с адаптацией и странности в поведении, даже если поведение ребенка ради него самого или из уважения к окружающим его людям придется в той или иной степени корректировать.
Совместную жизнь с ребенком на основе любви, сочувствия и сострадания к нему мы сможем создать в том случае, если будем знать, что положение ребенка, страдающего аутизмом, вообще является фундаментальной проблемой детского развития аналогично проблеме развития человечества.
Без сомнения, к одному из самых тяжелых и мучительных симптомов детского аутизма относится отсутствие у детей склонности к межчеловеческому общению и отстраненность от всяких интересов и контактов с другими людьми. Будет хорошо, если мы направим свои особые усилия в этом направлении. Например, мы можем (не забывая о недопустимости прямого контакта) с помощью простой игры отрабатывать взаимные действия между ребенком и терапевтом.
С учетом возраста ребенка в достижении подобных взаимоотношений помогут, например, игры с мячом и кольцами, простые танцы, сопровождающие песни и стихи. Если ребенок еще не готов играть, то учителя и дети могут хлопать в ладоши вместе с ним или попеременно; можно попробовать еще более простую игру пальцами рук и ног.
В этих первых простых играх очень хорошо посадить ребенка на колени, спиной к себе. Против такого прикосновения к вам ребенок даже с тяжелой формой аутизма возражать не будет, а иногда и сам будет стремиться к этому.
Игры вдвоем с мячом, кольцами и тому подобным позже помогут ребенку участвовать в коллективных, а также в общих спортивных' играх, что, в свою очередь, может пробудить интерес даже к теннису и фехтованию. Не исключено, что эти две последние игры окажутся очень полезными для детей несколько более старшего возраста. Здесь есть различные возможности, а шансов на успех тем больше, чем больше у терапевта индивидуальной инициативы и изобретательности.
Музыкотерапия в лечении детей имеет особое значение. С детьми, имеющими тяжелую форму аутизма, иногда можно вступать в своего рода диалог при помощи дуэта. Терапевт напевает первые такты мелодии, а ребенок продолжает, причем оба не смотрят друг на друга; таким способом иной раз можно добиться чисто музыкального диалога. Первый контакт с очень тяжело больными детьми можно установить, отбивая пальцами ритм на столе, шкафу или стене. Не исключено, что ребенок в конце концов как-нибудь откликнется на это постукивание, что станет начальным этапом общения.
При помощи целенаправленной музыкотерапии можно достичь еще большего. Если музыкальное восприятие ребенка будет идти в направлении от септимы вниз, через интервалы, до кварты и терции, то мастерское исполнение может внести свою немалую лепту в лечебный процесс.
Существуют и иные терапевтические методики (например, терапия с помощью цветового освещения и лечебная эвритмия), которыми можно пользоваться только при определенных условиях, к тому же делать это должны люди, имеющие соответствующий опыт.
Очень важно также, чтобы у ребенка была сфера самовоплощения и самовыражения, расширяющая возможности прямого контакта с другими людьми. Это особенно необходимо, если у ребенка есть художественные способности, будь то актерские данные, стремление к рисованию красками, черчению или чему-либо иному. Больным детям необходима любая помощь, чтобы они могли заниматься тем делом, к которому у них обнаружились определенные способности. Если таким детям в процессе самовыражения удастся почувствовать определенную уверенность в себе и понять, что они что-то умеют, то для терапевтической помощи откроются новые возможности.
Очень многие дети, страдающие аутизмом, отличаются особой интеллектуальной одаренностью в тех или иных областях; возможность реализации своих способностей может принести большую помощь в улучшении их состояния. Но мы не в праве предполагать, что для их излечения и выздоровления достаточно лишь успешного использования интеллекта. Решающее значение принадлежит развитию эмоциональной сферы и коммуникативных способностей. Для этого ребенку нужна постоянная помощь со стороны окружающих его людей; любым возможным способом необходимо содействовать развитию и укреплению личности ребенка.