Левая сторона - правая сторона (проблема выработки доминанты) 3 страница
Прием пищи в семье - та типичная ситуация, которой, как правило, присуща определенная внешняя, традиционная форма. Ребенку необходимо привыкать к обычаям и традициям своей семьи. Чем выразительнее и определеннее поведение присутствующих за столом, тем лучше. Вначале очень маленький, и даже здоровый ребенок, а тем более страдающий гипервозбудимостью, не сможет участвовать в традиционной "церемонии" и вести себя за столом соответствующим образом. Если поведение ребенка станет непереносимым, его необходимо вывести из комнаты, но не в качестве наказания, а для того, чтобы он закончил еду вместе с матерью или каким-либо другим родственником. Если вам покажется, что ребенок хочет вернуться к столу и при этом сможет вести себя лучше, необходимо разрешить ему это сделать.
Итак, очень важно рассматривать удаление ребенка от общего стола не как наказание, а просто как последовательную попытку помочь ему приспособиться к формам общения, принятым в группе; в которой он живет. Поскольку ребенок вследствие переполняющей его симпатии с большой охотой остался бы в обществе других, он сам с удовольствием вернется к столу. Если к тому же не случится никаких неприятностей и взрослые признают за ним право на собственный, пусть замедленный темп привыкания, то ребенок постепенно сможет приспособиться к тем требованиям, которые предъявляются друг к другу за семейной трапезой.
При оказании помощи беспокойному ребенку родителям и всем членам семьи необходимо соблюдать одну высшую заповедь - всеми действиями подтверждать любовь к нему. Ребенка должна окружать родительская забота и в тех случаях, если однажды покажется, что нецелесообразно вводить его в общество, поскольку он вновь не сумеет адаптироваться в процессе общения. Маленький ребенок почувствует существенную разницу в том, будет ли он удален из комнаты с целью наказания или выйдет вместе с матерью, чтобы просто закончить свою еду в ее присутствии либо на ее коленях, но только в другой комнате. Не надо бояться, что теперь ребенок начнет постоянно просить мать покормить его отдельно от всех; он всегда и с охотой будет стремиться возвратиться в группу. Если возникнет опасение, что ребенок слишком сильно начинает привязываться к матери, то к малышу может присоединиться кто-либо из членов семьи. В конце концов, ребенок должен быть готов один покинуть комнату, пока ему не разрешат вернуться вновь.
У страдающего гипервозбудимостью ребенка силу, от которой зависит развитие интеллекта, способность к суждению и формированию понятий можно укреплять с помощью простых терапевтических упражнений: он должен научиться распознавать в зеркально отраженных формах их первоначальный вид. Например, малышу предлагают идти вперед, топая ногами, и если это возможно, считая свои шаги. В определенный момент его просят остановиться и сделать в обратном направлении столько же шагов, сколько он уже прошел.
Подобные упражнения имеют множество вариантов, направленных на прекращение движения вперед и осуществление движения назад.
На том же принципе основаны так называемые "зеркальные" упражнения, во время которых ребенок обегает полукруг сначала в одном направлении, а затем - в противоположном. Ребенку можно помочь, если на полу нарисовать мелом нужные формы, в результате чего постепенно "зеркальные" упражнения он будет воспринимать еще и визуально.
Когда ребенок станет старше, круг таких упражнений можно расширить, используя доску и мел в качестве вспомогательных средств. Зеркальное отображение оказывает особенно сильное воздействие на формирование антипатии как силы, которая проясняет сенсорное восприятие, пробуждает способность к различению и формирует способность к дифференцированию.. Принцип зеркальности в конечном счете можно использовать в языковых упражнениях, предлагая ребенку произносить слова и небольшие фразы сначала так, как это принято, а затем - в обратной последовательности.
Существуют самые разные варианты таких лечебно-педагогических упражнений; при умеренном использовании они могут принести большую пользу.
Ранний детский аутизм
Маленький мальчик стоит у окна. Рукой он держит занавеску; которую торопливо, шумно передвигает перед собой взад и вперед. Внезапно он прекращает это занятие, но в остальном его поведение остается без каких-либо изменений. Кажется, он не заметил, что я вошел в комнату. Я называю его по имени, и у меня создается впечатление, что он не слышит. Я подхожу к нему, но когда я хочу положить руку ему на плечо, он убегает. С внезапным пронзительным криком мальчик кидается на кровать и зарывается в подушки.
Он с силой откидывается вверх, затем бросается вниз и затихает. Лицо ребенка спрятано, он лежит неподвижно, без малейших признаков жизни. Через некоторое время мальчик соскальзывает с кровати и начинает бегать по комнате. Между тем я сажусь за письменный стол работать. Ребенок подходит, берет руками всевозможные вещи, но на меня не смотрит. Из-под моей левой руки он вытягивает листок бумаги, запутывается в моем рукаве, поднимает мою руку, словно она неодушевленный предмет, я берет бумагу. Я поворачиваюсь к ребенку, но он смотрит мимо меня. Его лицо хорошо вылеплено, голова большая, глаза крупные и красивые, тело пропорционально сложено, кисти рук и стопы - нежные, узкие. На всем облике ребенка Лежит отпечаток мечтательности и нежности. Он словно сошел с одной из картин художников-прерафаэлитов.
Мальчик возвращается к окну и стоит там неподвижно. Кажется он забыл обо всем; некоторое время он прижимается лицом к стеклу. Затем начинает бесцельно бродить по комнате. Обнаруживает на подоконнике мой фотоаппарат, приносит табуретку, забирается на нее, ловко и осторожно берет аппарат. С той же ловкостью он что-то устанавливает на фотоаппарате, передвигает пленку, смотрит через искатель и поворачивает объектив так, чтобы увидеть различные предметы, находящиеся в комнате. Можно подумать, что мальчик - специалист, хорошо разбирающийся в такой сложной вещи, как современная фотокамера.
Он кладет аппарат назад и идет от одного выключателя к другому, включая и выключая свет. Я поворачиваюсь к мальчику, но всякий раз. обращаясь к нему, ответа не получаю. Вот он все же подходит ко мне, избегая моего взгляда, поворачивается спиной, забирается на мои колени и прислоняется ко мне. Я его обнимаю, он не сопротивляется и сам прижимается ко мне.
Я встаю и сажаю его па стул напротив, говорю ему, что с удовольствием посмотрел бы на его ноги, но для этого он должен снять ботинки и носки. Мою просьбу мальчик выполняет на удивление ловко и быстро. Меня поражает г. насколько быстро он понял, что я от него хочу. Посмотрев на его ноги, я спрашиваю, может ли он снова надеть носки и ботинки, и он мне внятно отвечает: "Я надену твои носки".
Я наклоняюсь и надеваю ему носки. Ботинки мальчик поставил симметрично и аккуратно, когда раздевался, поэтому одновременно обеими ногами в носках он соскальзывает прямо в них. Он медлит минуту, затем испускает пронзительный крик, но на этот раз кричит уже не останавливаясь. Я замечаю, что мальчик попал в затруднительное положение: его действия с самого начала отличались полной симметричностью, а теперь оказалось, что он не в состоянии одновременно завязать шнурки на обоих ботинках. Я ему говорю: Юдин шнурок я тебе завяжу". Он перестает кричать, наклоняется смотрит, как я это делаю, и завязывает другой шнурок абсолютно так же, как я.
Мальчик возвращается к окну, берет рукой занавеску и начинает ритмично и быстро двигать се то в одну, то в другую сторону перед собой. Ничто не указывать на то, что он знает о моем присутствии в комнате. Кажется, что никакого "происшествия", которое мы вместе только что пережили, не было, и что ребенок так и стоял все это время у окна, смотрел на улицу и возился с занавеской.
В рассказах о детях, которые ведут себя таким образом, постоянно отмечается одно и то же обстоятельство: они никогда не смотрят в лицо другому человеку. Такие дети любым способом избегают общения с людьми. Кажется, что они не понимают или совсем не слышат, что им говорят. Как правило, эти дети вообще не говорят, но если такое случается, их речь звучит весьма своеобразно. Они пользуются словами, как вещами, играют ими, как простыми камушками, жемчужинами или драгоценными камнями. Дети переставляют слова, перевертывают их и получают истинное удовольствие от безумных комбинаций слов. Но для общения с другими людьми такие дети словами не пользуются.
В их манере говорить обращает на себя внимание искаженное употребление личных местоимений. Дети, подобные выше описанному мальчику, говоря о себе, часто избегают местоимений "я", "мне", или "меня". Они охотнее используют свое имя, говорят о себе "ты" или называют себя другим именем. "Я надену твои носки" означает: "Ты должен надеть на меня мои носки".
Признаки сильного страха у этих детей часто бывают вызваны причинами, которые поверхностному наблюдателю кажутся необъяснимыми. Если все же попытаться понять происходящее, то окажется, что нередко чувство страха возникает в результате навязчивой идеи. Например, дети иногда бывают одержимы идеей, что все вещи должны располагаться строго параллельно по отношению друг к другу, что все в комнате должно иметь свое определенное место или что нельзя отступать от существующего порядка. Временами у таких детей возникает сильная зависимость от мысли, что все в их окружении должно оставаться "упорядоченным".
У этих детей наблюдается еще и такая заметная особенность, как большой интерес ко всяким механическим предметам и необыкновенная ловкость в обращении с ним. К обществу же они, напротив, проявляют очевидное равнодушие, у них отсутствует потребность сопоставлять себя с другими людьми или со своим собственным "я". Все же чрезмерная антипатия страдающих аутизмом детей к контактам с другими людьми смягчается радостью, которую они нередко испытывают, когда с ними обращаются как с совсем еще маленькими. В этом случае ребенок не будет уклоняться от ласковых прикосновений до тех пор, пока вы не начнете настаивать, чтобы он посмотрел на вас или поговорил с вами.
Дети, которые полностью избегают разговоров, никогда не произносят ни единого слова и никак не дают вам понять, как они воспринимают сказанное, могут оказаться на удивление сложившимися певцами. Если дети растут в музыкальной семье, они могут исполнять целые арии и симфонии, им нужно задать лишь первые такты.
Стереотип движений у детей, страдающих аутизмом, удивительно многосторонен. С одной стороны, их жесты очень грациозны, хорошо скоординированы и искусны, и тем не менее, эти жесты выглядят странно и необычно, так как в жестикуляции участвуют не только кисти рук и пальцы, но и ноги, да и все тело. Внезапно, но совершенно очевидно, что без определенной внутренней необходимости, у ребенка появляются вращательные и прыгающие движения.
Бывают такие дети, которые несколько раз поворачиваются вокруг своей оси прежде, чем продолжить свой путь. Другие - один или несколько раз должны дотронуться до основания предметов, мимо которых они проходят, даже если это очень сложно или почти невозможно. Не будем более подробно останавливаться на этом. Несомненно, что подобные движения накладывают на ребенка отпечаток чего-то странного.
Многие из таких детей страдают тяжелым нарушением сна. Особенно трудно, а иногда и невозможно для них заснуть. Период сна может быть сокращен до абсолютного минимума, к тому же отсутствует какая бы то ни было регулярность сна. Некоторые дети не могут засыпать в одиночку, с ними непременно должны находиться отец или мать. Иные дети не могут спать в собственной кровати, засыпают они на каком-нибудь определенном стуле и только в сонном состоянии их можно перенести в кровать. Есть и такие дети, которые засыпают лишь прикоснувшись к своим родителям.
У страдающих аутизмом детей может быть тяжело нарушен процесс приема пищи. Иногда они вообще отказываются есть. В таком случае надо искать соответствующие средства и пути, чтобы вернуть детей к здоровым привычкам питания или же привить им эти привычки. Я знаю одного маленького мальчика, который в течение нескольких дней отказывался от любой пищи и вместо этого вырывал свои волосы и ел их. Он заметно худел. Незадолго до того, как должно было быть принято решение кормить его искусственным путем, произошло следующее: если какой-то определенный человек приносил тарелку с едой и, поставив под кровать, не глядя на мальчика тотчас покидал комнату, ребенок за несколько минут съедал все. После этого тот же человек возвращался и забирал из- под кровати тарелку. Так мальчика постепенно удалось вернуть к нормальным привычкам приема пищи.
Чего только не пробовали родители четырехлетней девочки, чтобы пробудить у нее аппетит. Девочка от всего отказывалась, но при этом ложилась на пол рядом с собакой, жившей в доме, принимала ту же позу и начинала есть из собачьей миски, беря пищу только ртом.
Но это крайние случаи. Чаще приходится сталкиваться с предпочтением определенного вида пищевых продуктов. Характерно то, что в подобных случаях дети выбирают кислую и пикантную на вкус пищу, часто отказываясь от остальной еды.
Очевидно, дети с такой формой патологии в определенном аспекте значительно отличаются от других детей, имеющих какие-либо нарушения. Едва ли можно себе представить, чтобы дети были не способны к чему бы то ни было вообще, ведь со многими вещами они справляются мастерски. Просто они другие, в этом мире у них иные установки, что подтверждается и результатами теста на интеллектуальное развитие. Нормальный, здоровый, неглупый ребенок в любом тесте на интеллектуальное развитие достигнет определенных показателей, соответствующих его возрастной ступени, после чего на последующие вопросы ответить уже не сможет. У детей, страдающих аутизмом, картина совершенно другая. Ребенок с теми или иными нарушениями, умственная отсталость которого является не первичной, а патологически обусловленной, в тесте на интеллектуальное развитие обыкновенно обнаруживает более широкий разброс результатов, который в большинстве случаев отмечается только в течение нескольких лет. Десятилетний умственно отсталый ребенок ответит, может быть, только на вопросы, предназначенные для семи- восьмилетнего. В противоположность этому, ребенок с аутизмом часто отвечает на вопросы, которые значительно выходят за рамки его фактического возраста, но одновременно он не может справиться с вопросами, предлагаемыми маленьким детям. Типично то, что в тесте на интеллектуальное развитие у этих детей получаются результаты разброса, охватывающие почти всю шкалу, а это означает, что такие тесты проводить не имеет смысла, поскольку они оказываются менее надежными, чем для здорового ребенка.
У некоторых детей с аутизмом при тщательном тестировании можно получить такие результаты, которые в значительной степени выходят за рамки их возрастной нормы; но с некоторыми детьми тестирование проводить совершенно невозможно. Так, можно получить коэффициент интеллекта в диапазоне между 30 и 140. Прежде, чем мы попытаемся найти объяснение этому странному явлению и истолковать его тем или иным образом, мы должны подробнее познакомиться с факторами развития и воздействиями окружающего мира на детей, страдающих аутизмом.
Ниже мы приводим историю, весьма типичную для ребенка, больного аутизмом.
Генри был первенцем. Его отец, замечательный, очень интеллигентный человек, археолог, профессор университета, был целиком поглощен работой. В своей области он считался крупным специалистом, большую часть времени этот человек занимался исследовательской работой. Он производил впечатление элегантного, статного и благородного мужчины. Мать была более живой женщиной - утонченной, образованной, уравновешенной. Она хорошо выглядела, была общительна и деятельна, происходила из уважаемой и состоятельной семьи.
Генри родился в Азии, где его отец в то время занимался исследовательской работой. Рождение ребенка прошло нормально и естественно. Беременность для матери Генри была прекрасным временем, не омраченным какими-либо неприятными событиями. Женщина чувствовало себя счастливой, ее время было заполнено общественными обязанностями, связанными с работой мужа. При рождении ребенок имел хорошее телосложение, казалось, мальчик развивался нормально, и никаких особых проблем не возникало. По-видимому, на всех ступенях развития у ребенка не было никаких отклонений. В одиннадцать месяцев Генри уже довольно хорошо ходил, произносил все обычные для грудных детей звуки, а в возрасте четырнадцать-восемнадцать месяцев начал произносить первые слова.
После прививок, которые делают грудным детям, мальчик стал бледным, а примерно на пятнадцатом месяце жизни у него обнаружилась повышенная температура, вероятно, явившаяся следствием кишечного гриппа, эпидемия которого в то время отмечалась в этой местности.
Но симптомы болезни в судьбе Генри заняли второстепенное место.
Даже если, судя по всему, процесс общего развития у ребенка протекал совершенно нормально, то в возрасте двух-двух с половиной лет очевидно уже можно было заметить первые симптомы нарушений, которые, не исключено, были связаны с рождением сестренки или братика. Как раз в это время семья вернулась в Англию. Тогда- то мать и заметила, что Генри все меньше стал говорить. Если до сих пор он правильно строил фразы, то теперь разговаривал все реже и сделался совсем тихим. Стало заметно, что он почти не ищет контакта с другими детьми, казалось, что ребенок даже начал избегать своих родителей. У мальчика развились манеры человека, живущего в одиночестве, он уходил в угол и нередко, без какой-либо очевидной причины, у него появлялись признаки сильного страха.
У детей, подобных Генри, часто наблюдается регресс в отношении гигиенических привычек: они нередко утрачивают нормальные привычки, связанные со сном и питанием. Возникшие нарушения указывают на то, что ребенок, очевидно, попал в стрессовую ситуацию, приведшую к частичному или полному обратному развитию, а пусковым механизмом в таких случаях иногда становится рождение сестры или брата. Чем бы ни были вызваны уход в себя и обратное развитие, третий год жизни ребенка, вероятно, является тем критическим периодом, когда проявляются первые симптомы заболевания.
Хотелось бы рассказать еще одну редкую и необычную историю. Отец - инженеру занимает очень ответственный лост, мать - раздражительная, нервная, чувствительная и неуравновешенная женщина. Ребенок в этой семье единственный. Мать рассказала, что когда во время беременности ребенок первый раз пошевелился, она поняла, что ей предстоит нечто ужасное. Хотя во время беременности не произошло ничего неприятного, у женщины появилось предчувствие, что ребенок, которого она носит в себе, имеет какие-то нарушения, что он болен или ненормален.
Ребенок родился вовремя, роды прошли естественно, без особенностей. Малыш казался совершенно нормальным, без дефектов. Первый крик ребенка прозвучал сразу же после рождения и никаких осложнений не возникло. Несмотря на это, у матери сохранялось чувство, что с ребенком что-то неладное, ей казалось, что малыш смотрит на нее чужими и враждебными глазами. Мать почувствовала сильное отвращение к кормлению ребенка грудью, поэтому малыша кормили из бутылочки. О своих опасениях женщина говорила мужу и врачам. Но ее уверяли в том, что ребенок совершенно здоров, нормально развивается и нет причин для беспокойства.
Действительно, на первом году жизни в ребенке не наблюдалось ничего необычного. В семь месяцев малыш начал садиться, в двенадцать месяцев - вставать, а на четырнадцатом месяце - довольно уверенно ходить. В это же время он начал произносить первые звуки. Но мать все не могла избавиться от чувства страха; внутренне она была уверена, что с ребенком происходит что-то серьезное, что с ним не все в порядке. Она показывала малыша различным специалистам, побывала во многих клиниках, но всюду получала ответ, что ее страхи необоснованы.
И вот в возрасте двух с половиной-трех лет у малыша начали появляться явные признаки аутизма. Стало заметно, что его речь ограничивается одними лишь повторениями, а о себе ребенок говорил, пользуясь местоимениями "он" или "ты". Других людей малыш избегал и не отвечал, когда к нему подходили или заговаривали с ним. Характерные признаки раннего детского аутизма развивались быстро и несомненно.
Генри, о котором говорилось выше, несмотря на аутизм, воспитываясь в атмосфере понимания и терпимости, развивался удовлетворительно. Он неплохо учился, гармонично ориентировался на других людей и позже проявлял инициативу в различных областях деятельности. Но как личность он полностью прекратил свое развитие, у него не устанавливались контакты с другими людьми, он не научился осмысленно владеть языком или иными коммуникативными средствами, он так и остался странным, необычным и одиноким.
Вот еще одна, необычная история.
Джонни был вторым ребенком у молодых родителей. Отец работал на железной дороге, мать, когда они поженились, была еще очень молода и неопытна. Ее первенец был совсем маленьким, когда она ждала Джонни. Однажды во время пеленания малыш упал с коленей матери и умер. Молодая мать перенесла тяжелый шок. Джонни родился естественным образом, хотя из-за его большой головы роды были сравнительно тяжелыми. Мать решила никогда не брать малыша на руки, чтобы он не повторил судьбу ее первенца. Женщина никогда не подносила ребенка к груди, а кормила его в колыбели; заботясь о его физическом состоянии, она никогда не поднимала малыша, чтобы перепеленать или помыть. Ребенок все время находился в своей надежной кроватке. Проявляя такую осторожность в уходе за малышом, мать не смогла сдержать все более усугубляющихся последствий пережитого шока, связанного со смертью первого ребенка.
В результате женщина попала в больницу. Джонии рос здоровым, красивым ребенком с крупной головой. При этом речь мальчика не развивалась и способности вступать в общение с другими детьми и людьми Джонни не обнаруживал. Часами он сидел тихо, раскачиваясь взад и вперед и мечтательно, вполголоса напевал одну и ту же мелодию. Он был настолько погружен в себя, что могло показаться, что мальчик слеп и глух. На звуки он не реагировал, но продолжал напевать свою мелодию.
Джонни - один из немногих известных мне детей, страдающих аутизмом, которому полностью удалось вылечиться от замкнутости, характерной для этого заболевания. Сегодня это очень открытый, счастливый, общительный юноша; его лексический запас продолжает пополняться. Вследствие незначительного повреждения мозга по причине гидроцефалии он несколько отстает в развитии, но в остальном производит впечатление совершенно нормального человека.
Если мы захотим понять и объяснить синдром и феномен аутизма, мы не должны искать каких-либо основных, определенных причин заболевания. Вероятно, симптомы аутизма могут быть обусловлены причинами как органического, так и психического характера. Из трех описанных выше случаев этого заболевания в последнем можно говорить о чисто психогенной форме аутизма, во втором - о психотическом синдроме на основе генетических, метаболических или конституциональных нарушений, в первом аутизм мог развиться вследствие легкой формы энцефалита или других органических факторов.
Разумеется, никаких сомнений не вызывает тот факт, что существенное пренебрежение к эмоциональной или психической сфере ребенка настолько сильно влияет на его развитие в раннем возрасте, что может даже повредить развитию. Напротив, можно лишь удивляться тому, что у развивающегося ребенка тяжелые нарушения встречаются не часто. Остается открытым вопрос, почему неправильные установки матери, будь то недостаточное материнское тепло или другие колебания в эмоциональной сфере, прежде всего являются причиной именно аутизма, а не иных эмоциональных или "нервных" расстройств детей.
Обратившись к сути данной проблемы, упомянем еще об одном ее аспекте. С давних пор аутизм сводился к особой форме нарушений, мешающей ребенку воспринимать и осознавать соответствующие ситуации так, как это необходимо для нормального общения с другими людьми. Подобные нарушения высших функций восприятия основаны на нарушениях развития; они могут представлять собой значительные и серьезные проблемы.
Сюда относятся все афазии - нарушения восприятия в области речи. Но существуют и иные формы нарушений восприятия, связанные с областью двигательной и зрительной координации, а также формы патологии, вызванные нарушением слуха. Об этом мы будем говорить ниже, в главе, посвященной нарушениями восприятия, т.к. последние, по-видимому, связаны с аутизмом лишь отчасти.
Встречаются дети, у которых аутизм развился вследствие первоначальной предрасположенности к афазии либо несформированных перцептивных способностей. Нарушенная или ограниченная способность восприятия как таковая едва ли может быть названа аутизмом. Она играет ту же роль, что слепота, глухота, эмоциональные или органические нарушения.
Что касается этиологии этого заболевания, то я хотел бы попытаться представить сам синдром аутизма как патологическое нарушение развития.
Для этого необходимо знать тип переживаний ребенка и то, как этот тип переживаний связан с развитием ребенка. Здесь можно отметить следующую характерную особенность: принято считать, что у ребенка, страдающего аутизмом, типичный семейный фон.
Ранний детский аутизм часто возникает в интеллектуальной среде и в так называемых высших слоях общества, но известно, что это заболевание не ограничивается той или иной социальной группой. В настоящее время такие дети встречаются во всех социальных слоях общества практически во всем мире, в связи с чем возникает вопрос, играет ли здесь определенную роль психическое заболевание родителей или членов семьи. Но даже если это так, то, по-видимому, подобная информация окажется полезной скорее для определения причины аутизма, чем для глубокого понимания симптомов и проявлений данного заболевания. Нельзя упускать из виду, что сравнительно часто родители этих детей имеют какое-либо образование. Позже мы увидим, что сегодняшняя жизнь с ее интеллектуальной и научной ориентацией, вероятно, специфическим образом связана с возникновением аутизма.
Как известно, аутизм особенно часто обнаруживается у первенцев и единственных детей в семье. Знать это важно, но брать это заключение за основу ни в коем случае нельзя*. Позже мы поговорим о том, какое место занимает в своей семье ребенок, страдающий аутизмом.
Если мы будем рассматривать аутизм как патологическое явление в период развития, то нам, вероятно, придется уделить особенно серьезное внимание тому периоду, когда у ребенка фактически начинают появляться первые признаки данного заболевания. На этот счет существует весьма различные точки зрения. С одной стороны, активно отстаивается точка зрения, что аутизм возникает в момент рождения ребенка или в самом раннем детстве. В рамках другого направления аутизм делят на первичный и вторичный, причем первичный рассматривается как врожденная предрасположенность, а вторичный - скорее как форма поведенческой реакции. Среди сотни сообщений о детях, больных аутизмом, я обнаружил чрезвычайно незначительное число случаев, в которых симптомы заболевания отмечались уже в самом раннем детстве. Гораздо чаще родители не замечают в своих детях ничего необычного. В более редких случаях болезнь проявляется в дошкольном или школьном возрасте. Почти все типичные симптомы детского аутизма, как я уже говорил, впервые начинают появляться между вторым и третьим годами жизни ребенка. Именно в этом возрасте они становятся заметными и даже пугающими; мы попытаемся их понять, предварительно выяснив, что представляет собой нормальная фаза развития ребенка.
Если нам придется столкнуться с ребенком, страдающим аутизмом, то мы увидим, что самая заметная особенность его поведения - это стремление избегать других людей. Такой ребенок ни на кого не смотрит, он не общается с людьми посредством слов или звуков и избегает вовлечения в какую бы то ни было ситуацию. И все же этот ребенок кажется очень впечатлительным, ранимым, одиноким.
Кроме того, он очень ловко и искусно обходится с механическими предметами и очень хорошо управляет своими движениями.
Как можно объяснить все это?
Тот факт, что ребенок не способен сделать те или иные конкретные вещи, производит на нас значительно меньшее впечатление чем то, что он пытается совершить что-то с предметами по заранее обдуманному плану. И все же кажется, будто ребенок внутренне принуждает себя к тому, что отличается от обычных мотиваций. Ребенок, по-видимому, не вписывается в социальную структуру невероятнее всего, не воспринимает себя самого как личность. То, что ребенок не переживает себя самого адекватно, всегда описывалось как типичная симптоматика аутизма. Но именно этот феномен я считаю специфическим симптомом аутизма, проявляющегося в период между 2-м и 3-м годом жизни, т.е. тогда, когда здоровый ребенок впервые переживает свое "Я".
Теперь, вероятно, будет целесообразно напомнить о некоторых аспектах нормального развития ребенка, как мы это сделали в первой главе, где речь шла о развитии сознания. Мы придерживаемся той точки зрения, что сознание вначале рассеяно и расширено, что ему предстоит еще стянуться к центру и что развитие ребенка в раннем детском возрасте представляет собой постепенное удаление сознания от его периферии, включающей в себя близких людей, к центру, исключающему все, кроме собственного "Я". Кульминация этого процесса приходится на тот момент, когда ребенок впервые говорит о себе: "Я".