Воспоминания К. Бромберга. Удивительная Александра
Много лет назад у меня в семье случилась беда. Заболела дочь. У нее появились страхи, галлюцинации и прочие серьезные симптомы. Надо было отправляться к психиатру, уже это одно пугало всю нашу семью... По счастью, я решил поговорить о моих бедах с великим писателем и человеком – Аркадием Натановичем Стругацким, с которым мы тогда часто встречались, потому что вместе работали. Услышав про психиатра, Аркадий Натанович как-то загрустил. Все мы знали, что представляет собой советская психиатрия и к чему могут привести любые, даже самые мимолетные, контакты с ней. Некоторое время мы сидели с Натанычем молча, покачивая головами. И вдруг его глаза вспыхнули, он хлопнул себя по лбу:
– Слушай! Я, кажется, знаю выход!
Он принялся писать письмо, одновременно рассказывая мне об удивительной своей знакомой – Александре Абрамовне Катаевой, докторе психологии.
На завтра я с этим письмом предстал перед Александрой Абрамовной и, стараясь держаться спокойно, поведал ей о наших злоключениях.
Помню её высокую прическу, необычайно внимательные и яркие глаза, обрамленные толстыми стеклами очков. Казалось, она слушала меня всем своим существом и была полностью поглощена моим нервным, сбивчивым рассказом. Уже потом, после, познакомившись с Александрой Абрамовной и ее семьей, я понял, что вот это поразительное умение слушать и понимать само по себе становилось первым этапом лечения. Такой способности я не встречал почти ни в ком.
Когда я окончил свой рассказ о дочке и с трудом перевел дух, Александра Абрамовна кивнула головой, помолчала и произнесла:
– А знаете, познакомьте меня с ней...
Вот так и сказала – не приведите, не покажите, а именно – «познакомьте»...
Скажу сразу, забегая вперед. Именно это знакомство, позднее переросшее в настоящую дружбу, решило все наши проблемы. Мы не пошли к психиатору. Мы больше вообще не ходили к врачам. Александра Абрамовна и её окружение стали для меня реальным подтверждением той фантастики, над которой мы работали со Стругацким.
Тончайший Психолог с большой буквы, Александра Абрамовна действительно интересовалась людьми и умела находить пути к самым замкнутым персонажам. Достаточно сказать, что она, среди всего прочего, специализировалась по налаживанию контактов между нашим шумным миром и... глухими детьми. Рассказывала она об этой своей работе без надрыва, наоборот, весело и с юмором. Глухие подростки в её повествованиях представали личностями яркими и доброжелательными, способными на неожиданные оригинальные шутки. Но я то знал, что такое «глухая популяция». В московских переулках, где всегда правил криминалитет, глухонемых особенно ценили и с удовольствием «ставили на дело». С одноклассниками в школе я осваивал язык глухонемых, чтобы подсказывать друг другу на уроках. Увлекательное было занятие!
Всем семейством мы часто приходили в гости к Катаевым, в их профессорскую квартиру и нас встречала поистине московская семья. Глава её – доцент МГУ Георгий Иванович Катаев (кстати сказать, потомок знаменитого рода князей Кропоткиных), две милые дочери Лена и Маша, производившие очень интеллигентное впечатление и пожилая собака – доберманша Юнга, тоже отличавшаяся великосветскими манерами. Начиналось чаепитие, потом Александра Абрамовна и моя дочка ненадолго уединялись – побеседовать, и мы уходили, наполненные атмосферой этого удивительного дома, казавшегося таким спокойным и надежным, что приобретенного здесь ошущения хватало надолго – до следующей встречи.
Однажды Александра Абрамовна позвонила мне и сказала, что к ним в Академию Педагогических наук с телевидения привезли мешок – именно мешок! – писем, поступивших в адрес моего фильма «Приключения Электроника». Кто-то из аспирантов занялся разбором этого мешка и даже решил делать диссертацию с использованием найденных там материалов. А сама Александра Абрамовна написала большую статью в толстый журнал, посвященную этому событию. Она просила меня прочитать статью и вообще «пообщаться на заданную тему».
Надо сказать, что к этому времени публикаций по-поводу «Электроника» в печати появилось множество, но статья Александры Абрамовны была совершенно непохожа на все, что приходилось читать раньше. Вот как она начиналась:
«Мы часто стремимся заглянуть в души наших детей, хоть что-нибудь узнать о том, что они думают, о чем мечтают, что осуждают и чем восхищаются. Стремимся – и не можем найти надежные пути. Не можем потому, что дети, а еще более того подростки чаще всего «застегнуты на все пуговицы» и менее всего желают делиться с нами своими сокровенными тайнами. И вдруг – 60-тысячный поток высказываний, писем, вызванных и наполненных самыми разными эмоциями: восторгом, восхищением, любовью, надеждой, огорчением и, наряду с этим, размышлениями о людях, о жизни, о своем месте в ней, о выборе пути. Высказываний удивительно искренних, продиктованных только одним желанием – быть услышанным и понятым. И все это в ответ на демонстрацию фильма «Приключения Электроника». Давайте же окунемся в этот поток...»
И тут со мной произошло нечто неожиданнрое. Как вы понимаете, «окунаться в этот поток», то есть читать письма зрителей до того я и не думал! Ну, разве что несколько забавных писем, адресованных мне из-за рубежа, да цитаты в официальных подборках. Представьте себе – только в одном мешке оказалось 60 тысяч посланий, а таких мешков уже было множество в разных инстанциях, в газетах, на телевидении, на «Мосфильме» и студии им. Горького. Нам в группу постоянно звонили и требовали «забрать корреспонденцию». Статья Катаевой заставила меня по другому взглянуть на эту проблему. Здесь я нашел удивительную концентрацию целого ряда проблем, а главное – поразительный анализ той ситуации, которая сложилась у нас в СССР с молодым поколением. Мы много говорили об этом с Александрой Абрамовной. Она знала несравнимо больше меня и ее прогнозы звучали печально. Еще печальнее то, что они полностью сбылись... Сегодняшняя беспризорность, армейская дедовщина, нарастание криминальной волны – все это просматривалось уже тогда в письмах наших зрителей, которые обращались к нам за поддержкой и задавали столь непростые вопросы, что ответить на иные из них прямо и откровенно было в то время невозможно. Но...– это поразительное «но» всегда присутствовало у Александры Абрамовны Катаевой – подводя итог нашей очередной беседе, она вдруг сказала:
– Не падайте духом. Все, конечно, печально, но не так уж окончательно. Посмотрите – как умны эти тысячи детей! Как они наблюдательны и пытливы! Поверьте, они не сдадутся и найдут выход, найдут ответы на свои вопросы. Вот увидите!
Мне оставалось только согласиться.
Вскоре я пригласил Удивительную Александру, как мы в семье её называли, на конференцию в Союз Кинематографистов. Там состоялся серьезный разговор о судьбах советского кинематографа и, в частности, о развитии детского кино.
Слово предоставили Александре Абрамовне. С первых её слов зал, обычно слушавший только именитых ораторов, прислушался и затих. И было от чего.
Профессорским голосом она поведала кинематографистам удивительную байку о том, как определить популярность фильма.
Если письма зрителей в адрес вашей картины приходят без точного адреса и, чаще всего, адресуются прямо персонажу, если почтовые работники по такому, например, адресу: Москва, Штирлицу, доставляют письмо на следующий день на киностудию им. Горького, значит, популярность картины больше в подтверждении не нуждается.
Аудитория не возражала – чего уж тут возразишь!
– Но если доставляя письма по адресу: Москва, Электронику или Сыроежкину наша почта не может доставить их на следующий день, потому что не справляется с колоссальным количеством корреспонденции – это уже сверхпопулярность и она требует особого внимания.
Почтенный зал зашумел. Задеты были все. Но Удивительная Александра знала, куда гнуть.
И в этом нет ничего удивительного, – не сказала, а произнесла она. – Ведь речь идет о детском фильме. В данной группе активность зрителей в десять раз выше. Количество писем, адресованных фильму «Приключения Электроника» во много раз превосходит корреспонденцию даже такой популярной картины, как «17 мгновений весны».
Несколько раз Удивительная Александра задевала за живое сидевших в зале «инженеров человеческих душ». Вот, в частности:
...Нигде в письмах – ни у мальчиков, ни у девочек – ни тени зависти. Наоборот, полный восторг от того, что Электронику и его друзьям удается то, что не удается им самим, что для них недостижимо. Недостижимо? Но в то же время близко, очень близко, почти достижимо. И в этом весь секрет!
Выступление Александры Абрамовны наделало много шума. Мне пришлось отдуваться в кулуарах и пояснять, кто она такая, откуда и почему так хорошо разбирается в проблемах советского кино.
После перерыва к трибуне подошел Ролан Быков. По причине невеликого размера взойти на трибуну он не мог – тогда бы его не было видно из зала. И вот, картинно опершись о недоступное возвышение, он объявил, что полностью согласен с выступлением «доктора Катаевой» и утешить собравшихся относительно популярности их произведений он может легко одним простым соображением: «у нас в стране, друзья мои, все кино – детское...». И с тем картинно удалился.
Далее, как пишут в стенограммах – «шум в зале». И все, кто выступал вслед за Удивительной Александрой, тайно или явно полимизировали с ней. Короче говоря, наша Александра Абрамовна задала тон этой конференции СК.
С той поры прошло много лет, но я до сих пор помню удивительную скрытую энергию Александры Абрамовны, её гипнотическое воздействие на окружающих, излучаемое ею добро. Наверное, именно так должны были бы «чувствоваться» добрые волшебники. И если бы мне довелось снимать что-то о них, я постоянно видел бы перед собой образ Удивительной Александры и старался передать актеру – исполнителю волшебной роли – те флюиды, которые исходили от нее.
Дочь моя поправилась и в какой-то мере пошла по стопам Александры Абрамовны. Она училась в Педагогическом на факультете с психологическим уклоном и неизвестно, как сложилась бы её жизнь, если бы не эмиграция в США. А там и мы с женой последовали за ней. Но перед отъездом в Америку мы побывали в Израиле, куда уехала семья Катаевых.
Эмиграция как реинкарнация, легко не проходит. В Израиле я увидел совершенно слепую Александру Абрамовну, да еще со слуховым аппаратом... Но суть ее оставалась прежней. Она писала книги, и это были удивительно интересные исследования об алие, они издавались и переводились! Вокруг по-прежнему Удивительной Александры постоянно собирались люди, нуждавшиеся в ее советах и помощи. Да, помощи! Даже в таком состоянии она была способна помогать другим... В первую очередь – своей семье, которая сплоченно окружала ее, как ветви ствол большого дерева. И – поразительно! – в небольшой их израильской квартире на первом этаже царила все та же стойкая, оздоровляющая атмосфера, словно доставленная без потерь из Москвы.
Вместо собаки Юнги теперь был кот Гешка. Как-то я решил пойти в синагогу, которая была где-то рядом. Обошел дом и остановился на небольшом пустыре, огладываясь. Вдруг за спиной раздалось мяуканье. Обернулся – Гешка! Он степенно обошел меня и потрусил впереди, явно указывая дорогу. Через три минуты я оказался у входа в синагогу, а Гешки и след простыл.
Я рассказал об этом случае Александре Абрамовне. Она степенно кивнула головой.
– Ничего удивительного. Гешка всегда готов помочь. Он ведь член нашей семьи...
Сейчас, когда Удивительной Александры уже нет с нами, начинаешь не только понимать – чувствовать, что именно такими людьми крепится человеческая общность. Это не просто слова. Это трудная истина, которая тяжело усваивается, но требует познания и признания. Доктор Александра Катаева не была публичной фигурой, на которые сегодня повальный спрос. Она твердо знала свое предназначение, его и придерживалась. Такие, как она, неспешные, наполненные истинным содержанием люди – именно они определяют свое время и формируют то, что мы вкладываем в понятие «наш мир». Когда я и другие, входившие в «кружок» Удивительной Александры, вспоминают о ней, мы верим, чувствуем – да, наш мир существовал, и он будет продолжаться. Наверное, это и есть то, что создает Личность и то, что остается после нее на Земле...
Константин Бромберг
2006 г.
Воспоминания С.М. Хорош.
Александра Абрамовна не была моим непосредственным учителем, не могу похвастаться этим. Тем не менее, сложилось так, что каждое общение с ней оставляло ощутимый след в моей жизни и даже способствовало совершению кардинальных поворотов в ней. И происходило это ненавязчиво, исподволь, поскольку ее влияние на меня осуществлялось не только и не столько на словесно-понятийном уровне, но было глубинным и выходило за рамки обычной человеческой логики.
Мы работали вместе в НИИ дефектологии, но в разных лабораториях. Я часто заходила в лабораторию обучения слепоглухих детей, с сотрудниками которой мы были связаны по работе и просто дружескими отношениями. А.А. я тогда видела лишь изредка, мы не общались тесно, но я много слышала о ней и знала ее работы. Впервые наше близкое общение произошло, когда А.А. по просьбе заведующей моей лаборатории Людмилы Ивановны Солнцевой взялась посмотреть мою кандидатскую диссертацию, которую я писала, будучи в аспирантуре психфака МГУ, писала вымучивая и успев возненавидеть все, что с ней связано. А.А быстро вынесла вердикт: «Здесь нужно все поставить с головы на ноги». Эта фраза явилась для меня сигналом к действию, на которое сама я не могла решиться: диссертация была торжественно сдана в макулатуру и впоследствии благополучно написана и защищена другая.
Когда в 1994-м году мы с семьей репатриировались в Израиль, я навестила А.А. и Георгия Ивановича. В то время я думала, каким путем пойти, чтобы проникнуть в местную дефектологию. «Забудь слово «дефектология», – твердо сказала А.А., – Открывается новый курс: работа с группой родителей. Запись уже началась. Иди туда». И будучи в стране менее года, практически без языка я стала учиться, о чем ни разу не пожалела. С тех пор я стала относиться к А.А. как к своему доброму гению. В любой момент я могла обратиться к ней и всегда получала четкий, ясный, конкретный совет.
Вспоминаются мои приезды в их с Георгием Ивановичем тель-авивскую квартиру. Вот я сижу с А.А. за столом, она рассказывает что-то — о своем детстве, о работе в нашем Институте. Георгий Иванович заваривает на кухне чай, а потом садится с нами, и разговор течет так неторопливо, а тебя просто обволакивает спокойствием, доброжелательностью, чувством надежности и уверенностью, что все будет в конце концов хорошо. С восхищением я узнавала о литературных вечерах, регулярно проводимых в их доме, о группе дошкольников, с которыми А.А. увлеченно занималась.
Однажды я поделилась с А.А. своей проблемой: у сына обнаружились трудности в овладении языками. И я была сильно озабочена поиском специальных средств обучения. «Оставь ребенка в покое!» – отрезала А.А. Какое счастье, что у меня хватило ума прислушаться к ее словам и понять, что моя излишняя тревожность, страх за будущее сына на самом деле отрицательно сказывались на нем и не давали разрешить проблему наилучшим образом. Слова А.А. как-то сразу отрезвили меня, дали возможность успокоиться и затем прийти к правильному решению.
Общаясь с родителями, бабушками и дедушками своих маленьких подопечных временами во мне вновь звучат слова: «Да оставьте же ребенка в покое!». И я вижу, что важно не столько то, что делают родители, а как, в каком состоянии души они при этом находятся.
Я безмерно благодарна судьбе за общение с А.А., за ее большую душу, за атмосферу творчества, любви и духовности, которую она создавала вокруг себя и которой заражала окружающих. Да благословенна будет память о ней!
С.М. Хорош