В жизни одного учителя, точно не нужна

Чтобы осознать какой должна быть

Школа будущего необходимо

Всю жизнь подарить школе

И РАЗОЧАРОВАТЬСЯ.

Такая школа, какой она была

в жизни одного учителя, точно не нужна.

Сегодня ПЕРВОГО января у меня день рождения. Этот праздник я придумал себе сам в 9 лет. До того у меня не было дня рождения. Сегодня я принимаю и поздравления, и подарки. Я поделюсь одним подарком, а в другом посте, одним поздравлением. Дорого стоят учительские подарки. Я счастлив тем, что они льются от души, от чистого сердца. Я такой подарок заслужил за свои усердия на сайте «ПЕДСОВЕТ.орг».

ЭССЕ учителя «Вспоминая школу…» это новогодний подарок мне за усердия на сайте «ПЕДСОВЕТ.орг». Это ценный подарок. Не всем такие письма отправляют. СПАСИБО.

Вчитываясь, я задумался о любом учителе, как он увидит себя через 30-40 лет на исходе жизни. Убеждён, что читая эссе многие уже узнают себя лично.

Приведу пример из чужой биографии. Как человек потерялся на закате жизни, а Российская школа так и не обретает образа – какой она должна быть. Нет идеальной модели, не хъочет академическая наука лепить образ школы будущего.

«Вспоминая школу…»
Жизнь избавила меня от мучительных раздумий, терзаний и сомнений на тему кем стать после школы: учителем, конечно, а кем еще?
В 1967 году сразу после окончания школы стала студенткой Архангельского педагогического института. Жизнь удалась! До осуществления вожделенной мечты оставалось всего каких-то 4 студенческих года. Как все прекрасно! Замечательно! Чудесно! Мне все удается! Я всего в шаге от любимой работы – учить детей, рассказывать им, в какой прекрасной стране мы живем, как нужно любить и беречь свою родину. Какая еще работа по значимости может сравниться с работой учителя?!

Первый отрезвляющий звонок прозвенел для меня, студентки 3 курса, когда страна в очередной раз готовилась единогласно избрать новый то ли Верховный Совет, то ли еще что-то. Один из избирательных участков находился в нашем институте. Мне, как агитатору, необходимо было обеспечить 100% явку избирателей своего участка, и я не справилась со своей задачей: - Будникова, знаменитая Будникова (на всю жизнь запомнила эту фамилию) в очередной раз отказалась принять участие в голосовании. Я поехала к ней домой. Среди новеньких высоток разыскала покосившееся строение. С трудом открыла перекошенную дверь, переступила через неестественно высокий порог и чуть не упала, запутавшись в каких-то тряпках под порогом. В опрятной комнатке за столом сидела женщина, замотанная в платки и кофты, и мальчик-подросток в шапке-ушанке и какой-то полувытертой шубейке: они пили чай, грея руки о стаканы. Разговора не получилось. На мое предложение поехать со мной и проголосовать она ответила вопросом: - «Ты разве ничего не видишь и не понимаешь?»

И я увидела нависший над столом потолок, провалившийся в углу пол, чистенькие, но тут и там отставшие от стен обои. Будникова на выборы не явилась. Все агитаторы обеспечили 100% явку на выборы, и только на моем участке явка была 99,98%. Почему тогда я расстроилась из-за этих дурацких процентов больше, гораздо больше, чем из-за условий жизни этой несчастной женщины? Наверно, не хотелось думать о том, что далеко не все благополучно в нашем государстве, ведь жизнь была так прекрасна, и уже маячила на горизонте любимая, захватывающе интересная работа. Но Будникова постоянно возвращала мои мысли к себе. Воспоминания о ней всплывали в самый неподходящий момент, были навязчивы, нарушали душевный комфорт, превратились в какой-то фантом. Я от них отмахивалась, но они до сих пор всплывают в памяти.

Теперь я отчетливо понимаю: - жизнь давала мне шанс понять, что далеко не все в окружающей действительности так безоблачно, как представляется в 19 лет. Что дети на уроках будут ждать от меня не только вдохновенных рассказов о великих победах и свершениях нашего народа, они захотят знать правду о жизни. Это я понимаю сейчас, а тогда… Стремление как можно скорее начать заниматься любимой работой, было столь велико, что оно осуществилось самым необычным способом уже на 4 курсе института.

На одну из лекций в конце сентября пришел декан в сопровождении какого-то человека. Человек был представлен как зав. Устьянским РОНО Березин А.П. Алексей Павлович, чувствовалось, не веря в собственный успех, все-таки обратился к курсу с вопросом, нет ли среди нас, желающих поехать хоть на один месяц в Бестужевскую школу, в которой 1,5 сотни учеников старших классов остались без учителя литературы. Студенты опустили глаза, гость обреченно молчал, декан разводил руками: - всем было очевидно, что никто из будущих учителей ни за какие коврижки даже на неделю не согласится поехать в такую глухомань. Романтика студенческой жизни….. Последний год…. Диплом…. Экзамены…. Любовь, в конце-то концов. Дураков нет!

В свои 19-20 лет мы были категоричны, нам еще не дано было знать, а, может, мы просто не хотели этого знать, что в жизни есть всё и всегда, в том числе и дураки. В октябре начиналась последняя 1,5 месячная педагогическая практика. Я поехала проходить ее в Бестужево, о котором до этого и слыхом не слыхала.
Тогда я еще не знала, что фантом Будниковой не остался в городе, он, незримый и неосязаемый, ехал вместе со мной.

Бестужево встретило угасающими красками поздней осени. Необыкновенный простор и красота первозданной природы, скупые, но ласковые лучи солнца - все это не омрачалось, ни посеревшими от времени и какими-то нерадостными строениями, ни непроходимой от жидкой грязи дорогой.
Меня поселили в 2-х комнатной квартире недавно построенного для учителей дома.

Ну, где еще, в какой стране учитель может быть окружен такой заботой?! Ну и что, что сквозь стены, ничем пока не обитые, кое-где просматривается улица? Подумаешь, в комнате уже в октябре ощутимо холодно, зато никто не мешает тщательно готовиться к урокам, проверять сочинения.

Вот Будникова…. Кто такая Будникова? Зачем она мне? Ей нет места в моей жизни!

Преддипломная педагогическая практика, проходившая без всяких наставников и консультантов, с 1,5 месяцев растянулась до 6. В январские школьные каникулы, когда стало совершенно очевидно, что не смогу я бросить этих ребят, оставить их с недопройденным курсом литературы, съездила в институт, сдала экзамены за семестр и вернулась в Бестужевскую среднюю школу, чтобы к апрелю пройти до конца весь курс русской для 3-х девятых классов и советской для 2-х десятых классов литературы, принять экзамен у выпускников и вернуться в институт. Нужно было сдать свои экзамены за последний семестр и защитить диплом.

С необыкновенной легкостью победила мнение всех подруг и родственников по поводу условий жизни в сельской глубинке, без колебаний отвергла все заманчивые предложения на комиссии по распределению - меня ждали около сотни юношей и девушек, которых я уже начала учить, полюбила и чувствовала себя сопричастной к их дальнейшей жизни.

Так судьба навсегда связала меня с географической точкой под названием Бестужево, но, спустя 19 лет, безжалостно разорвала все нити, связывавшие меня со школой, вне которой не представляла ни своей дальнейшей работы, ни жизни вообще.

Что такое работа в школе? Поначалу - сплошная эйфория от любимого занятия, от взаимопонимания с учениками, от неназойливой и ненавязчивой помощи коллег по работе, от добросердечного внимания окружающих людей.

Какие еще чувства может испытывать человек, когда он имеет возможность говорить с взрослеющими мальчиками и девочками о прекрасном, учить их понимать это прекрасное, чтобы потом руководствоваться им в жизни?

Суматошные школьные дни сменялись долгими зимними вечерами, заполненными чтением, подготовкой к урокам и самым любимым занятием – проверкой школьных сочинений. Школьное сочинение – это как оценка проделанной тобой работы: полюбили ли вы Наташу Ростову так же сильно, как люблю ее я?; сочувствуете ли вы Родиону Раскольникову или осуждаете его?; а как вам лишний человек Печорин? Ведь правда, что только в наше время нет, и не может быть никаких лишних людей?; а Сонечка Мармеладова…. Как это плохо быть такой, как она. Нет уж, надо было искать какой-то другой способ, чтобы помочь своей семье. Восхищает ли вас шолоховская троица из «Поднятой целины» своим революционным романтизмом? Могла ли Будникова найти другой способ, чтобы выразить свой протест…? Стоп. Кто такая Будникова? Нет такой героини в русской-советской литературе. Она из другой жизни.

Школьные сочинения приносили удовлетворение: каждый в меру своих сил и способностей отражал именно те мысли и чувства, которые требовались: кого надо – любили, где требовалось осуждение – осуждали. О Будниковой не задумывались и не писали – не было такой героини в литературе.

Шли годы. Сочинения проверялись уже по привычке. Все было предсказуемо и понятно: дети напишут то, чему учила, что внушала, чему верила сама.

В 1986 году, когда страна вставала на дыбы и начинала размахивать знаменами уже не только красного цвета, одно из школьных сочинений вызвало шок. Автор аргументировано доказывал, что Давыдов, Разметнов, Нагульнов никакие не солдаты революции и не революционные романтики, а бандитствующая шайка, получившая задание уничтожить крестьянство, как класс и выполнившая это задание на 100%. Автором сочинения был мой старший сын.

Это был полный крах. Попытка «вправить» ему мозги в домашних условиях оказалась безуспешной: он пользовался какой-то железобетонной логикой в своих размышлениях, приводил убийственные факты, которые невозможно было опровергнуть. Впервые проверенные сочинения были выданы ученикам, молча, без всякого анализа и комментариев. Из класса прозвучала робкая просьба прочитать одно сочинение вслух. Сделала вид, что не слышала, но уже на самом уроке, а позднее и в других классах видела, как тайком передается приметная тетрадка со школьным сочинением.

Почему в той ситуации я поступила именно так, а не иначе? Смалодушничала? Едва ли. Тогда казалось, нет, была уверена, что с учениками у меня сложились очень доверительные отношения, они не боялись говорить со мной о личных и семейных проблемах, знали, что дальше меня это никуда не пойдет, посвящали в свои жизненные планы. Скорее всего, ушла от разговора на волнующую ребят тему по причине собственной неготовности осознать и осмыслить огромную дистанцию между формируемым жизненным идеалом и реальной действительностью.

Не готова! Так сколько же лет или жизней мне требовалось, чтобы понять: школа не учит детей и уж тем более не воспитывает. Являясь составной частью общей системы, школа, сама того не подозревая, не отдавая себе в этом отчета, апеллируя только к детскому разуму при отсутствии развитых чувств, опираясь на общепринятые догмы и постулаты, попросту оболванивала детей, лишала их всякой самостоятельности.

Школа выполняет когда-то и кем-то заданную программу подготовки не рассуждающих и мыслящих людей, а послушных биороботов, которые в своем репродуктивном возрасте будут рожать себе подобных для прохождения той же самой школы «воспитания», чтобы всю жизнь трудиться на систему и быть выброшенным на обочину жизни в старости.

Не была готова к разговору - это всего лишь попытка оправдать свою слепоту и глухоту. Ведь жизнь столько раз буквально тыкала меня носом в несоответствие того, о чем говорю на уроках, и жизни. Ведь была же в моей жизни Будникова. А потом было….

Много чего было за годы работы в школе. Посещала квартиры учеников, видела, в каких условиях живут многие из них, а я им про «души высокие стремленья». Видела, что кто-то приходит в школу в рваных валенках или в декабре в резиновых сапогах, а у меня по программе первый бал Наташи Ростовой и высокие размышления Андрея Болконского о смысле жизни, служении Родине, о любви.

Ничто меня не смущало и не отвлекало от предначертанной судьбой миссии - формирование высоких жизненных идеалов в умах подрастающего поколения. Не смутила и так ничему и не научила даже работа на ферме.

В 1980 году мой класс, единственный, который я вела с 4-го года обучения до выпуска из школы, попал, что называется, под раздачу. В районе уже второй год велась кампания под эгидой Райкомов КПСС и ВЛКСМ по привлечению выпускников школ к работе на животноводческих фермах по причине острой нехватки кадров на данных производственных объектах.

«Вот она, реальная возможность проверить глубину и прочность сформированного жизненного идеала», - так думала я в дни проводимой агитации среди «моих детей» и их родителей. Нужно было быть совершенно наивной или, что точнее, абсолютно глупой, чтобы думать так, но я думала именно так.

Образ Будниковой не тревожил душу, и я не понимала, что жизнь специально для меня выстраивала такую цепь событий, чтобы я непосредственно в саму действительность окунулась с головой, может, хоть после этого научилась бы не просто формировать светлые образы в сознании детей, но еще и как-то применять их в реальной жизни.

Со своим любимым классом я оказалась на ферме. Для осознания происходящего вокруг мне был дан целый год и выстроена цепь обстоятельств, которые просто требовали хотя бы попытки осмысления окружающей действительности. А поразмыслить было над чем.

Разговоры со старыми кадрами, дотягивающими на этой работе до пенсии, их рассуждения о жизни, далеко нелицеприятная, но емкая и точная оценка этой самой жизни, условия работы. Отношение начальства к молоденьким девочкам, вынужденным таскать на спине тяжеленные бураки с мороженым силосом - ну и что тут делать тургеневским барышням? В какое место можно встроить в этих условиях светлые образы героев революции, борцов за правое дело, победителей коричневой чумы 20-го века? Могла ли встроиться в эту средневековую действительность Будникова с ее практически не слышным протестом против вранья? Сейчас понимаю: - нет, не могла. Она протестовала, а мы не просто отбывали каторгу, мы деятельно участвовали в формировании нужного системе образа. Причиной этому была я со своими идеалами, оторванными от реальной жизни, со своим незнанием и нежеланием знать эту самую жизнь во всей совокупности ее проявлений.

А ведь такая возможность мне была дана. Еще до начала работы на ферме я стала брать уроки мастер-класс у Честнейшиной Аполинарии Ивановны. Боже, как она меня ругала за принятое решение идти с классом на ферму. Она даже выражения не пыталась подбирать, поэтому слово «дура» было самым безобидным в ее воспитательных речах. Тем не менее, мудрая женщина понимала, что остановить меня не удастся, поэтому «пожертвовала» своей холеной, полной достоинства коровой: в течение нескольких вечеров под руководством Апполинарии Ивановны я осваивала премудрости общения с животным и навыки дойки. Научилась произносить ласковые слова, перестала бояться и выучила, с какой стороны и с каким настроение нужно подходить к корове. Не научилась лишь надаивать молока столько, как это получалось у хозяйки: она всегда отливала часть удоя в другую посуду, а мне всегда хватало одного ведра.

Из всех постигнутых премудростей на ферме пригодился лишь навык ручного доения. Хорошее настроение, ласковое слово для каждой из 24 голов - это из области фантастики. Может, поэтому то количество молока, которое надаивала Апполинария Ивановна от своей Вербы, мне давала примерно половина моего стада. Закрадывалась и пыталась внедриться в сознание крамольная мысль: - вот если бы каждую из этих коров устроить в хорошие руки, раздать по личным подворьям и только собирать излишки надоенного молока, было бы от этого лучше животным или нет? Возникла ли бы хоть раз в крестьянском подворье проблема, кто будет доить корову? Стал бы хозяин ругаться на свою кормилицу матом? А проблема кормов стояла бы так остро, как на ферме для 200 голов?

Если бы я допустила тогда рождение в себе совершенно очевидных ответов на эти и множество других вопросов, вся жизнь могла бы круто измениться.

Но не было тогда еще написано сочинение о бандитствующей шайке, уничтожившей крестьянство в нашей стране. Не было в душе почвы для взращивания ответов, не было ничего, кроме желания поскорее отбыть эту каторгу и вернуться к любимой работе. Когда через год очередная группа выпускников готовилась пойти на ферму, я не нашла в себе мужества поделиться с ними своими наблюдениями и выводами, не сочла нужным хотя бы приостановить это варварское вмешательство системы в судьбы вчерашних девочек и мальчиков. Наверно, считала: как-нибудь все само собой рассосется.

Рассосалось: - в течение ближайших 5 лет Веригинская ферма была ликвидирована, так старые кадры ушли, а новый состав так и не сформировался. Тогда для чего было потрачено столько усилий? Неужели только для рождения еще одного нежизнеспособного образа?

Хотя, впрочем, мы получили свою «пайку» от системы, на которую так вдохновенно и с полной отдачей сил сработали: - съездили по бесплатным путевкам в Болгарию и Румынию, кто хотел – поступили в институты, а я получила назначение в своей любимой школе работать директором.

Этого куска нет.

Светлые, ничем не замутненные образы… Реальная жизнь… Какая же между вами пропасть! Есть ли хоть какая-то возможность преодолеть эту пропасть, соединить воедино творимые словом светлые образы с суровой реальностью?

Мои самые любимые воспитанники! Зачем вы поверили мне и моим словам? Ведь в каждом из вас уже тогда незримо присутствовала Будникова с ее еле слышным протестом против фальшивых рапортов о всеобщем благоденствии в стране Советов, иначе чем можно объяснить столь мощное сопротивление вас и особенно ваших родителей агитационным призывам? Вы отмахнулись от этого фантома так же, как я отмахивалась всю жизнь, поверили не ее знанию реальной жизни, а сотворенным мною на бесчисленных уроках прекрасному, но оторванному от реальной действительности образу.

Это не я пошла за вами, хоть и подписала договор самой последней и совершенно неожиданно для вас. Это вы шли за сотворенным мной образом всю жизнь, но никто из вас по-настоящему счастливым так и не стал в этой жизни, как не нашли своего подлинного счастья выпускники всех предшествующих и последующих лет.

Каждый раз, узнав о спившемся (спившейся) выпускнике, о замороченной житейскими проблемами выпускнице, об ушедшем добровольно из жизни или погибшем в самом начале жизненного пути, об угодившем в тюрьму или подсевшем на наркотики бывших учениках, испытываю острое чувство сопричастности к каждой такой судьбе.

Душевное состояние тех, кто добился в жизни определенных высот, тоже не вызывает большого удовлетворения, потому что их глаза не сияют счастьем, а выдают ту же замороченность житейскими и карьерными проблемами.

Тогда невольно возникает вопрос: - что такое школа? К чему она призвана? В чем ее истинное предназначение? Справляется ли она со своими функциями? Существуют ли ключи от того самого счастья, которое так упорно ищет человечество, и все никак не может найти?

Ответы на эти вопросы не находились, ощущение безысходности и обреченности нарастало, но жизнь, эта мудрая затейница, исчерпав все другие способы воздействия на мое учительское и человеческое сознание, взяла и выстроила новую систему обстоятельств, в которых я уж точно должна была хоть что-то осознать и понять.

В начале 80-х в селе появились новые люди: - работу в сельском Доме культуры возглавили Шульга Анатолий Никитич и его жена Ольга Александровна.
Я работала директором школы. Руководители ДК в своей работе сделали ставку на сельскую интеллигенцию и детей: - ДК и школа стали теснейшим образом сотрудничать. Было подготовлено огромное количество концертов и выступлений силами учительского коллектива и школьников, совершено множество поездок с участием в смотрах художественной самодеятельности, начали работать множество кружков и секций от горнолыжного спорта до собственной сельской киностудии, принявшей впоследствии участие в кинофестивалях Всесоюзного значения и ставшей лауреатом этих фестивалей.

Каждые каникулы группа школьников выезжала под руководством Шульги А.Н. в Северодвинск, Москву или Ленинград (думаю, в наши дни Бестужевским школьникам была бы открыта дорога в Париж, Лондон, Нью – Йорк: для Анатолия Никитича никогда ничего невозможного не существовало), летом спускались на байдарках по Устье, знакомились с районом, снимали очередные документальные фильмы.

Обо всем, что делали Шульга и его жена, рассказать невозможно. Да это и не самое главное. Главное совсем в другом. Шульга привлекал внимание своими делами, неординарной внешностью, вечно искрящимися глазами, знанием и пониманием жизни во всем многообразии ее проявлений, широтой интересов, многогранной талантливостью. Входя в круг близких и добрых знакомых Владимира Высоцкого, известных театральных деятелей, Анатолий Никитич никогда не кичился кругом своих знакомых, отзывался о них с большим уважением, делился воспоминаниями о них для иллюстрации разговоров о жизни.

С ним всегда было интересно: - будь то рядовая репетиция очередного концерта или просто болтовня на житейские темы. Дети всех возрастов потянулись к этому человеку. Не раз приходилось наблюдать стиль его общения с малышами и подростками: - никакого сюсюканья с младшими, ни малейшего заигрывания с юношами и девушками – всегда все на равных. И никакого менторского тона, так характерного для любого учителя даже с минимальным стажем работы в школе. Свои отношения с детьми всех возрастов он строил с позиции старшего, но точно такого, же человека, как любой из них: - ты – человек, и я – человек. В силу своего возраста я знаю и умею гораздо больше, чем ты, но я могу научить тебя всему, что знаю и умею, если только ты этого захочешь.

Как же эта позиция отличалась от учительской. Сужу по себе: - за плечами уже 10-летний стаж, сложившийся менторский тон и позиция: - я знаю, что ты не знаешь, но я научу тебя независимо от того, хочешь ты этого или нет – тебе это пригодится, и ты это поймешь со временем. (Самая расхожая и стандартная позиция не только среди учителей, но и среди родителей: - мнение и желание ребенка никто в расчет не принимал). Не пригодился ни Андрей Болконский, ни Пьер Безухов, ни Платон Каратаев… Никто никому не пригодился. Слишком далеки были эти литературные герои от реалий текущей жизни. Слишком велик разрыв между сформированным на уроках образом и окружающей действительностью. Слишком велика дистанция между учителем и учеником даже старших классов.

На этом фоне общение с Анатолием Никитичем для любого ребенка становилось отдушиной, глотком свежего воздуха, проявлением живых человеческих чувств. После уроков очень многие спешили в клуб или домой к Шульге: - там их никто не готовил к жизни, там они просто жили. Занимаясь любимым делом, в непринужденных разговорах со смехом и шутками дети открывали для себя очень много нового не только в осознании жизни, но и учились строить отношения с окружающими людьми.

Я была свидетелем и участником нескольких таких вечеров, когда разыскивала собственных детей. Пережила немало потрясений: - оказывается, в школе преподавалось творчество того или иного писателя, поэта с чисто академических позиций. Кто-то когда-то утвердил официальную точку зрения на их вклад в развитие литературы, ввел ее в школьные программы, при этом потерялись живые человеческие черты писателей, остались за рамками программы их душевные метания, поиск смысла жизни, философия их творчества.

Шульга открыл мне на это глаза, предоставил свою обширную библиотеку. Начался собственный душевный «мильон терзаний».

В круговерти директорских забот, находясь в самой гуще сложнейшего механизма школьной жизни, не успевала осмыслить лавину хлынувшей на меня информации из других книг и непосредственно из разговоров с Анатолием Никитичем. Душевный раздрай приглушала простым и незамысловатым рассуждением: - Шульга, конечно, мог бы служить образцом для подражания для каждого учителя неординарностью своей личности, широчайшим кругозором, независимостью суждений, но он такой единственный, может, на миллион. Он слишком явно выбивается из общепринятых стандартов, да и взрослое население села относится к нему далеко не однозначно. Кто, как и когда докажет, что он правильно строит свои отношения с детьми, а весь педагогический коллектив сильно ошибается в этом вопросе? Нет уж, пусть все идет заведенным порядком. Шульги приходят (чрезвычайно редко, правда) и уходят, а школа остается.

Как же я заблуждалась в своих рассуждениях. Я снова ничего не поняла, и жизнь в очередной раз не поскупилась на доказательства моего глубочайшего заблуждения.

К середине 80-х, когда страна вступала в эпоху перестройки, и все рычаги давления на граждан были ослаблены, школа впервые за много лет начала испытывать дефицит педагогических кадров. Поиск решения возникшей проблемы привел к Шульге: - Анатолий Никитич стал преподавать в школе. К этому времени в школу приехал молодой дипломированный учитель истории и английского языка Бартенев Геннадий Николаевич. Теперь-то я понимаю, что судьба не зря свела в одной школе этих двух людей: - Без Бартенева, человека очень близкого Шульге по широте кругозора, по одаренности талантами, по оценке окружающей действительности, Анатолий Никитич вряд ли задержался бы в школе: - атмосфера неприятия его принципов общения с детьми, отсутствие в коллективе единомышленников очень скоро отторгла бы его.

В сложившемся тандеме эти два человека помогли друг другу пережить полуказарменный стиль школьной жизни, когда говорить и делать нужно не то, что ты хочешь, а то, что велено и внедрено в сознание.

Год спустя в школе начал работать Илатовский Олег Альбертович, Шанина (Честнейшина в девичестве) Любовь Николаевна - выпускница нашей же школы, выросшая рядом с Шульгой. Вот эта великолепная четверка, собравшись под крышей любимой школы, стала началом моего не только директорского, но и учительского конца.

Я восхищалась этой четверкой. Это именно они превратили школу в действительно второй дом для детей. После 3-х часов, когда традиционно здание становилось гулким от пустоты, оно вдруг зазвучало на разные голоса: - из одного класса доносились звуки гитары – это дети осваивали инструмент под руководством Олега Альбертовича; из другого доносился веселый смех - это Любовь Николаевна учила премудростям макраме, росписи по дереву или вязанию; из приоткрытой двери слышны фразы «я так не думаю…», «мне кажется, Ваня не совсем прав…» - это Анатолий Никитич продолжает с десятиклассниками обсуждение какой-то волнующей их темы; в школьном коридоре толпа разновозрастных детей окружила теннисный стол и азартно болеет за своего товарища, который безуспешно пытается выиграть партию у Геннадия Николаевича; из спортзала доносятся глухие удары по мячу – Алексей Акиндинович, выпускник нашей школы, проводит волейбольную секцию. Он подружился с четверкой, старается им соответствовать.

Это только малая часть, все описать невозможно. И так всю неделю, в выходной – тоже. Для любого директора, уверена, все это звучало бы прекрасной музыкой, настоящей симфонией школьной жизни.

Я же получила от этой великолепной четверки (двое из них, кстати, не имели дипломов не только о педагогическом, но и никаком другом образовании) гораздо больше, чем могла рассчитывать. В течение 4-х лет учебы в институте и 15 лет практической работы я постигала секреты педагогического мастерства по обучению и воспитанию детей; четыре учителя за несколько месяцев нагляднейшим собственным примером показали: не нужно ни учить, ни воспитывать ребенка, с ним нужно просто жить. Чем насыщеннее эта жизнь, чем она богаче на разного рода ситуации, тем быстрее и успешнее продвигается ребенок в познании самых разных наук, тем быстрее адаптируется к самостоятельной жизни без всяких натаскиваний и заучиваний. Как директору, конечно же, приходилось бывать и на уроках этих учителей. Диплом о педагогическом образовании Бартенева Г.Н. позволял и помогал ему строить уроки в соответствии с методическими рекомендациями, поэтому по форме проведения претензий к нему не было.

Было другое: - ничем неистребимое желание бывать на его уроке еще и еще, видеть, с каким неподдельным интересом слушают ребята и воспринимают оценку событий современной истории не только и не столько в трактовке школьного учебника, сколько в ответах учителя на их вопросы. Тогда только поняла, что Геннадий Николаевич обязательно нашел бы время и возможность для размышлений о Будниковой, ведь он ничего не внедрял в сознание детей, он вместе с ними осознавал жизнь. История при этом как наука была не целью, а средством для осознания и понимания.

Уроки Шульги А.Н. и Илатовского О.А. в методическом отношении были далеки от идеала: - меньше всего эти два учителя зацикливались на форме проведения урока, гораздо больше их интересовало содержание.

Уроки Шульги представляли собой просто общение учителя с учениками на заданную тему: - на уроке никто не поднимал руку и не просил разрешения задать вопрос - в непринужденном разговоре каждый мог вставить свою реплику или озадачить всех неожиданным вопросом. Бывало так, что ответ на поставленный вопрос рождался у кого-нибудь вместе со звонком с урока, тогда всю перемену ребята могли толпиться у учительского стола и обсуждать родившийся ответ.

Звенел звонок на очередной урок, ребята нехотя расходились, а в учительской начинали закипать страсти: - опять нет на месте классного журнала – возмутительно! Непростительно! Доколе будет это продолжаться!?

Олег Альбертович, не владея ни методикой, ни содержанием курса химии, биологии, просто изучал учебный материал вместе со школьниками. Но как он это делал! Объявив тему урока, мог без всякой тени смущения признаться: - «Я этого не понимал в школе, не до конца понял и при подготовке к этому уроку. Помогите мне», - и начинался шелест страниц, гул голосов, и вдруг ликующее: - «Я понял!», а потом ответ одного, другого, третьего, чьи-то возражения - одним словом, сплошное безобразие с точки зрения официальной педагогики, но такое живое, естественное, незаформализованное, что хотелось продолжения этого урока, и он продолжался на перемене, потому что не все успели высказать свое понимание сути вопроса на уроке.

Уроки домоводства Любови Николаевны вообще нельзя было назвать уроками. В нашем общепринятом понимании это можно бы назвать посиделками, отчего же тогда в селе появилось так много мастериц – рукодельниц, а некоторые и профессию себе выбрали связанную с художественными промыслами.

Четверка восхищала, завораживала, учила…

Страна уже вовсю переживала все прелести объявленной Горбачевым перестройки. Происходящие события требовали осмысления. Периодическая печать печатала материалы, которые все ставили с ног на голову или наоборот. Мой дом превратился в своего рода клуб, где чуть ли не каждый вечер собирались мои любимые «неучителя»: каждая публикация в газете или журнальная статья вызывала бурную реакцию. Хотелось поделиться, высказаться, найти подтверждение или опровергнуть - это и собирало нас по вечерам.

К нашей компании как-то незаметно примкнул молодой доктор Толоконников Андрей Степанович, он очень органично вписался в эту группу свободно мыслящих людей, потому что был таким же, а я в этой компании выглядела белой вороной со своими идеалистическими представлениями и убеждениями. Они не смеялись надо мной, они меня хорошо понимали, деликатно и ненавязчиво помогали снимать пелену с глаз. Фантом Будниковой стал обрастать плотью.

В школе кроме бесчисленного количества текущих мероприятий проводятся в обязательном порядке 2 главных мероприятия – линейки и 1-го сентября. Первый школьный день, посвященный по большей части первоклассникам, и в конце мая линейка, на которой звучит последний звонок на последний урок для выпускников. На этих линейках всегда звучат напутственные слова примерно следующего содержания: - «Вы начинаете свой путь к знаниям. Школа научит вас читать, писать и считать, а вам нужно хорошо учиться, слушаться учителей и быть внимательными на уроках….», или «Вы стоите на пороге самостоятельной жизни. Школа научила вас читать, писать и считать….».

Традиционные линейки, традиционные речи… Как же были далеки от этого новоявленные учителя Бестужевской средней школы. Для этой «четвёрки» всегда главным было научить детей самостоятельно и нестандартно мыслить, уметь принимать самостоятельные решения и нести за них ответственность перед собственной совестью и окружающими людьми. Всегда во главу угла они ставили не достижения ученика в смысле познания какого- либо предмета, а его духовный рост, собственное, а не внушенное кем-то осознание жизни.

Как директора, меня это завораживало и подкупало, в этом было что-то настоящее, а не надуманное. Школа, как целостный организм, усматривала в такой учительской концепции угрозу своим традициям в частности и собственному назначению и призванию в целом. Группа учителей – вольнодумцев была отторгнута школой.

Осенью 1988 года пятеро молодых учителей подали заявление о выходе из рядов ВЛКСМ. В эту группу, конечно же, вошли Бартенев Г.Н., Илатовский О.А., Честнейшина Л.Н., Быков А.А., Кузнецова И.А., Шульга к этому времени из комсомола уже выбыл по возрасту.

Сложилась уникальная ситуация, позволявшая избавиться сразу от всех вольнодумцев, но формального повода все-таки не находилось. Вздыбившая страну перестройка вроде бы требовала лояльного отношения к возмутителям общепризнанного порядка, да и трудовой дисциплины никто из них не нарушал, но их пребывание в школе становилось недопустимым.

Выход был найден: началось давление на директора школы, требовалось осуждение поступка учителей. Вместо ожидаемого бесчисленные комиссии, терроризировавшие школу, со стороны директора получили прямо противоположное: - поддержку решения и искреннее восхищение поступком учителей. Давление на всех длилось в течение нескольких месяцев, но никто из учителей не забрал своего заявления о выходе из комсомола. Я продолжала отстаивать их право самостоятельно принимать подобные решения. Ученики получили наглядный пример протеста против лжи и насилия системы над личностью, родители и педколлектив пребывали в состоянии крайнего возмущения: - чему могут научить такие учителя наших детей?!

В апреле 1989 инцидент был исчерпан: учителя вышли из комсомольских рядов, РОНО в лице заведующего Волова А.П. получило задание решить вопрос с соответствием директора Бестужевской школы занимаемому посту.

Александр Павлович, бывший директор Строевской средней школы, с которым мы поближе познакомились во время совместных поездок на разные директорские совещания, неожиданно встал на защиту и меня, и моих учителей, о которых был наслышан от меня же, и тем самым подписал приговор и себе: - в начале августа от работы директором была освобождена я, а в конце месяца Александр Павлович был уволен с поста заведующего РОНО.

В сентябре вопреки всем уговорам новой зав. РОНО Ивановой В.А. я забрала свою трудовую книжку и навсегда ушла с педагогической работы. Все возмутители спокойствия еще до начала учебного года вынуждены были сменить работу, и даже место жительства. Один Геннадий Николаевич с точки зрения профпригодности был неуязвим, поэтому уехал из Бестужево только через год. Школа вернулась в привычную, наработанную годами, колею.

Много лет мне не давал покоя все время ускользающий ответ на вопрос: чем так притягательны были эти недипломированные в своем большинстве учителя для меня, педагога с уже солидным стажем? Почему общением с ними так дорожили дети всех возрастов? Почему так непримиримо отнеслись к их гражданской и учительской позиции родители, представители властных и общественных структур? Почему, в конце концов, такого духовно сильного, все понимающего и прощающего непонимание Шульгу А.Н., общественное мнение вынудило покинуть село?

Ответ рождался мучительно долго. Суть его, видимо, в следующем: - подавляющее большинство людей, к которому отношу и себя, предпочитает не задумываться над несоответствием желаемого и действительного, обещаемого или декларируемого властью и реально существующего положения дел.

Нежелание, неумение или неспособность видеть и осознавать, делает из людей фанатов, для которых все, что не вписывается в рамки их представлений и понятий таит в себе скрытую угрозу, от которой необходимо избавляться.

Анатолий Никитич и иже с ним никак не вписывались в привычную для большинства людей норму поведения, стиль жизни, образ мышления - да ни во что они не вписывались, были другими по всем параметрам, стало быть, несли в себе угрозу привычному, иногда невыносимо тяжелому, часто противоестественному, но такому родному образу жизни большинства.

Уже фактом своей непохожести на всех остальных они разрушали так необходимый системе образ светлого коммунистического будущего, которое почему-то не только не являлось измученному революциями, войнами, нехваткой всего от квартиры до продуктов питания народу, а все больше отдалялось.

Герои этих воспоминаний видели и понимали нежизнеспособность насквозь пропитанного ложью образа светлого будущего, учили это видеть и понимать своих учеников. Они знали, что в жизни всегда есть все: - свет и тьма, тепло и холод, великие победы народа и архипелаг ГУЛАГ, Валентины Терешковы и Будниковы. Ничто ни над чем не преобладает, иначе нарушится равновесие, но все надо видеть, понимать, принимать и совершенствовать, а не пытаться избавиться.

Всего 5 мыслящих молодых учителей только в одной школе были не поняты и не приняты, а сколько их было по стране? Может, поэтому мы, сегодня имеем телесериал «Школа», от которого слабонервные приходят в неописуемый ужас, и телешоу А.Малахова на школьные темы с историями, от которых стынет кровь.
И в наши дни есть пример совершенно иного, более человечного и несравненно более продуктивного способа обучения и воспитания подрастающего поколения -

школа М.П. Щетинина. То ли он педагог от Бога, то ли сам по себе является мыслящей, самодостаточной личностью, но как-то он сумел организовать весь школьный процесс таким образом, что какой-нибудь пятиклассник уже заканчивает освоение курса высшей математики, ученик 9-го класса наряду с изучением школьных дисциплин параллельно может осваивать институтский курс строительства и архитектуры. У всех детей осмысленные счастливые лица, они умеют рассказать о лечебных свойствах трав и украсить великолепным орнаментом из речной гальки свое жилище. Много чего еще умеют эти дети и не испытывают они раздрая в душе от несоответствия сформированного образа реальной действительности, они сами формируют образ своей будущей счастливой жизни и трезво оценивают окружающую реальность.

Они не готовятся к самостоятельной жизни в стенах этой школы, они живут здесь и сейчас. Их здесь учат не только и не столько читать и писать, сколько умению чувствовать, понимать, осознавать, мыслить. В школе учится 300 детей, более 2000 тысяч ждут, а вдруг освободится место и кого-то из них тоже примут в этот детский оазис. Школа не элитная, находится на государственном финансировании со всеми вытекающими отсюда последствиями, но не иссякает поток желающих прикоснуться к тому чуду, которое творит Михаил Петрович со своим педагогическим коллективом.

Одна особенность у этой школы: по мере того, как сведения о ней стали расходиться все шире, понадобилась помощь казаков в вооруженной охране этого учебного заведения. Почему? От кого? - разве ответы на эти вопросы не очевидны?

Какую школу выбираем мы сегодня для своих детей и внуков?