Записи педагога на консультации
«Глухой голос...
небольшое обаяние...
человечески мила...
жантильный...
маленькая голова...
большелобая, поступала в прошлом году, романтизм и свежесть
потеряны, ума не прибавилось...
скучна, одинакова, говор...
танцует плохо, но приятно стесняется...
характер, видимо, ужасный, играет на рояле...
робка в чтении — сидела смелее, нужно раскрутить...
аморфный, без темперамента...
небольшой лирический порыв есть...
какой-то ум, улыбка; слух под вопросом...
речевые дефекты...
сумасшедший...
смешная, надеть другую кофту...
столяр-краснодеревец...
лентяй? или не проснулся, нет впечатлительности...
серый, приплюснутое лицо...
мелкое лицо...
потасканная...
о, если б нашлась лирика!..
троечник по литературе и истории...
травести?..
длинная, рыжая, нелепая, песни из репертуара Анны Герман...
нет энергии, воли...
скучен, но есть иррациональность... юмор?..»
и т. д.
Хорошо, что абитуриенты никогда не прочтут этого. Здесь много обидного... Но это лучше, чем, не заметив человеческих несовершенств, обидеть будущих зрителей. И тут, кстати, пет никакого пренебрежения к абитуриентам как к людям. Более того, когда отказываешь кому-то после консультации, обязательно говоришь: «Вы на себе крест не ставьте, у пас идет соревнование, мы выбрали не вас, но вполне возможно, что вы понравитесь другому мастеру или в другом театральном вузе...».
КОНСУЛЬТАЦИИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Консультации в институте продолжаются, по одновременно с основным потоком мы просматриваем и разные любительские студии, литературные и гуманитарные классы и т. п. Как только мы слышим, что где-то есть группы ребят, нацеленных на театральный институт, мы сразу туда бросаемся — боимся упустить что-то ценное, способного человека. Однако на самих консультациях (так как очень много поступающих) мы в то же время себя несколько ограничиваем.
Вот идет очередная десятка, и уже сам себе ставишь преграды. Настраиваешь, например, себя: «Ой, слишком это много — пять человек из десяти пропускать». А когда только два или три человека проходит из десятки, то даже как-то внутренне радуешься. Даже (парадокс!) радуешься, когда идет явно неподходящий человек с плохими данными, слишком маленький, например, или с неприятным лицом... Почему? Потому что боишься «замусорить» первый тур. На первом туре желательно, чтобы было уже сравнительно немного народу, чтобы каждого можно было рассмотреть подробнее. Вот и начинаешь на консультации немножко механически, торопливо отсеивать. Конечно, помнишь, что у Станиславского написано: «...долой спешку, заставляющую в несколько часов пропускать десятки людей». Но что делать, если у тебя счет идет на сотни. А иногда отсеешь какую-нибудь девицу, а она все равно не выходит из головы. И вот ходишь несколько дней и жалеешь о какой-нибудь Ивановой: «Что же я наделал! А вдруг? А вдруг она не Иванова, а Комиссаржевская?!» И готов за ней чуть ли не гонцов посылать, чуть ли не телеграммы ей слать: где эта Иванова, есть ли в картотеке ее адрес? И снова своих коллег-педагогов предупреждаешь: при малейшем сомнении решайте вопрос в положительную сторону, пропускайте абитуриента на первый тур.
ПЕРВЫЕ ТУРЫ
Первый тур по сравнению с консультацией — это совсем другое дело. Перед нами уже обозримое количество людей, триста человек. И мы видим их уже не в первый раз. К тому же первый тур — акция не только нервная, но и немного торжественная.
Первый тур проводится уже в сравнительно приличном помещении, в большой аудитории, а не в комнатенках, как консультации. Включаем дополнительный свет, на столе появляются цветы, вокруг собирается много любопытных... И, самое главное, мастер теперь не один, а в окружении других специалистов. Это еще не вся приемная комиссия, как будет впоследствии, но все-таки, имея рядом советчика, прием, конечно, вести легче. С другой стороны, начинается новая степень сложности. Уже нет отрицательных случаев, по явным показаниям уже не отсеешь, как на консультации, — по лицу, рукам, ногам, по голосу, по явной глупости абитуриента. Тут более тонкие ситуации. Исследуешь не спеша, советуешься с педагогами. Но и сами эти советы тоже по-своему не просты. Возпикает борьба мнений, их соотнесение, начинаются уже «влияния» на мастера: слева говорят одно, справа — другое. Но, в конце концов, конечно, ему решать, кого пропустить дальше. Еще нюанс. Появляются молодые люди, за которых хлопочут. Это актерские дети, либо приближенные к актерским семьям девушки и юноши. Возникают дополнительные проблемы. Конечно, мы не возьмем кого-то только потому, что он сын такого-то, но, тем не менее, этих мальчиков и девочек изучаешь особенно тщательно, — что ни говори, в генах у них должно что-то быть, и тут «да» и «нет» должны быть особенно обоснованы.
Первый тур — это и подробная беседа с абитуриентом у педагогического стола.
— Расскажите про себя... Вы уже занимались театром где-нибудь?.. В любительском театре? В каком — студенческом? Народном? Где он находится, кто им руководит? Что играли? А папа, мама кто по профессии? Как они относятся к вашему стремлению стать актером? А вы еще что-нибудь приготовили? Отлично. Впрочем, сначала повторим, что было. Напомните нам, что вы читали в прошлый раз. Начните с басни.
Разумеется, у педагога записано, что абитуриент читал на консультации, что было хорошо, что плохо, что ясно, что невнятно. Но ведь прошло время. Если человек способный, что-то должно было измениться в исполнении.
— Теперь читайте новое... Спасибо. А еще какие-нибудь стихи знаете? Еще какую-нибудь прозу? А Гоголя, которого вы читаете, любите? За что? Не очень любите? Ах, вы вообще-то больше Пушкина любите? Зачем же вы читаете Гоголя? Вам посоветовали? Кто же это такой авторитетный у вас советчик? Нет уж, давайте читайте то, что вы любите. То, что вы очень любите.
Говоришь с абитуриентами, шутишь, споришь, провоцируешь на новые и новые проявления. Но, главное, повторяю, смотреть. Смотреть и записывать.