Христианские подвижники учат нас, что гордость есть корень всех грехов Гордецы обычно согрешают, презирая тех, кто стоит, как им кажется, ниже, чем она

Христос говорит: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем. Кажется, что это проповедь слабо­сти. Однако стоит вглядеться в образ Господа Иисуса Христа. Где в Нем зажатость и слабость? Где в Нем ове­чье молчание в ответ на грех? Где в Нем страх или за­искивание перед сильными мира сего? Он, никого не боясь, говорил ровно и свободно со всеми людьми: с архиереями, начальниками, старцами, книжниками, рыбаками, простыми женщинами — со всеми. У Него не было высокомерия и пренебрежения к людям, кото­рые находились социально ниже Него: Он не презирал и не гнал от Себя нищих, калек, бедных и убогих. Гор­децы обычно согрешают, презирая тех, кто стоит, как им кажется, ниже, чем они. В Господе не было подобо­страстия по отношению к тем, кто по социальному ста­тусу, по людскому глазомеру представлялся выше «про­стого» Плотника из Назарета. Он был совершенно прям и прост. В Нем было целомудрие — без ханжества и без ригоризма. В Нем была храбрость без дерзости, сила без наглости. И при этом Он кроток и смирен сердцем. Неужели в этом не видно подлинного величия?

Если бы каждый человек был силен, как Ангел, жизнь его была бы ужасна. Это была бы битва гордых титанов, переворачивающих горы, но неспособных смиряться. Господь же Иисус Христос вел себя чрезвы­чайно скромно, зная за Собой великую силу и свобод­но пользуясь ею. Он совершенно свободный, благород­но-спокойный Человек, не имеющий в Себе греха. И при этом Он силен как Бог. Вот Кто говорит: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем. То есть учиться надо у безгрешного, красивого, сильного, совершенно­го Человека.

О смирении и кротости нам говорит не старик, ко­торого уже согнули болезни. Это пожилые люди могут сказать: «Когда постареешь — смиришься». Ведь чело­век приобретает опыт и разум с годами — с потерями, болезнями. Выпадают волосы, слабеют глаза, расшаты­ваются зубы, сгибается спина, скрипят колени, сы­плется песок—и человек смиряется, хочет он того или нет. Бродский сказал: «Так я и буду здесь жить, теряя волосы, зубы, глаголы, суффиксы». Пронзительно и по­этично говорит об этом старческом смирении послед­няя глава книги Екклесиаста.

А во Христе не было старческой усталости и печаль­ной мудрости битого жизнью человека. Он смиренный не потому, что Он старый или больной, Он смиренный не потому, что Он слабый или ничтожный. Он велик, Он может все, и Он — смиренный. Это удивительно! Как этого не увидел Ницше с его филологической гени­альностью и музыкальной одаренностью? Как вообще умные и талантливые проходят стройными колоннами мимо этой ослепительной очевидности? Смирение во Христе не предполагает забитости и нарочитой уни­женности. Да, грешник будет бит. И смирят его, если он сам не захочет смириться. Его смирят болезни и не­удачи, одиночество и безденежье. Даже зубная боль и длинные очереди в присутственных местах. И сми­рится он, никуда не денется! Но именно поэтому Хри­стос хочет, чтобы мы приобретали опыт и мудрость — это и есть смирение — не из-под палки, а через веру и благодать.

Христиане учатся смирению у Господа. В беседе с неверующими на их высказывание: «Вы бессильные овцы!» — христиане отвечают: «Какие же мы овцы бес­сильные? Мы можем и сдачи дать, и воевать мы уме­ем!» На самом деле христиане могут все: строить мо­сты, летать в космос, защищать слабых вооруженной рукой. Но во всем должно быть смирение.

Человек перепутал гордость с достоинством. Необхо­димо разобраться, где гордость, а где достоинство. Нужно знать, что в грехе достоинства нет. Там один стыд. И смиренный человек отвращается именно от греха.

Гордость — антитеза смирению. Оказывается, это главная проблема человечества! В Библии об этом не говорится прямо, а сказано скрыто, образами. Лукавый обманул наших прародителей словами: «Будете как бо­ги». Гордость — это соблазн, обещающий человеку, что он быстро и легко получит запредельное величие. Клю­нешь на посул — и опозоришься. Как в рекламе. Пом­ните: Леня Голубков в одном из известных роликов ска­зал: «Возьму кредит, куплю жене сапоги!» А потом еще то-то и еще то-то куплю, взяв еще один кредит. А по­том, через пару месяцев, такой вот реальный, а не ре­кламный Леня Голубков говорит: «Пойду почку про­дам, чтобы долги отдать».

Гордость — это болезнь. Болезнь самого дьявола. Он первый заболел гордостью и затем передал эту болезнь человеку. Сеет он ее в наши души через помыслы, с по­мощью лживых обещаний.

Стандартный прием дьявола — обещать, что ты ста­нешь значительным, великим. Он Самого Христа ис­кушал в пустыне, показав ему все царства мира в мгно­вение ока: «Я все Тебе дам, только поклонись мне!» А можем ли мы представить себе, что это такое: пока­зал все царства мира в мгновение ока? Это феериче­ское зрелище! Лукавый не просто возил Христа на гор­бу в Лувр, скажем, или в Петергоф, или на Великий Каньон, или к египетским пирамидам. Ничего подоб­ного! Дьявол перед очами Христа развернул как бы фантики-мультики. Взрыв фантазии! Сколько разных зрелищ предстало перед взором Господа! А дьявол го­ворит: «Это все мое! Вот царства, вот челядь, вот золо­то, вот серебро, вот танцовщицы, вот музыка, вот охра­на, вот великие здания!» И все это — в секунду! «Смотри! Видишь, какое величие? Все дам! Ничего не пожалею за один только поклон! Поклонись мне. Ведь все же кланяются...» Это был великий соблазн, кото­рый невозможно было бы выдержать, если бы Христос не был Тем, Кто Он есть. А затем, уже в христианскую эпоху, появились и люди, силою Христовою совершав­шие нечто подобное, например, Антоний Великий. Но это были уже плоды Христовой победы.

Итак, человеку предстоит всю жизнь бороться с гор­достью. Однажды гордый дьявол соблазнил глупого человека, и с тех пор глупый человек стал гордым че­ловеком. Раньше он был просто глупым, а теперь стал гордым. И вечно решает вопрос: что я значу в этой жизни? Ведь значу же я что-то! И об этом хотелось бы поговорить с точки зрения практики. Неверующие мо­гут сомневаться, ведь гордыня для них — это честь и достоинство. «Я вам не позволю так поступать со мной!» — говорит человек с повышенным чувством собственного достоинства. У смиренного все по- другому. Он знает, чего делать нельзя и что можно, не унижаясь. Смиренный не скажет, например: «Я не буду мыть пол. Я не слуга вам!» Он спокойно вымоет пол, по­тому что это не унижение. А когда дело связано с гре­хом, смиренный твердо скажет: «Я этого делать не бу­ду!» Знаете, ведь подлинно смиренного человека на грех не сдвинешь и самосвалом! А гордый пошумит, повозмущается и... согласится на грех, потому что нет в нем Духа Божия, а есть гордость. Человек перепутал гордость с достоинством. Необходимо, по мере сил, ра­зобраться, где гордость, а где достоинство. До конца, до донышка разобраться, может, и не получится, но нуж­но знать, что в грехе достоинства нет. Там один стыд. И смиренный человек отвращается именно от греха.

Есть такой святой — Нектарий Эгинский. Это епи­скоп без кафедры, вечно гонимый. Святой старец в до­стоинстве епископа, но без епархии, которой бы он управлял. То есть все равно, что без дома. Святитель Нектарий говорил, что есть гордость ума и гордость сердца. Очень ценное замечание!

Гордость ума — это помраченное состояние, при ко­тором у человека нет авторитетов. Он считает, что он всегда прав и что он все знает. Вспомните фразу: «Не учите меня жить!» Это фраза Эллочки Людоедки. У нее в словаре было 33 слова, но она все знает! Гордость ума—это состояние, при котором человек считает, что он все всегда понимает правильно, а на замечания дру­гих отвечает: «Кто ты такой? Ты никто!» Такая гор­дость есть помрачение ума, она является сатанинским пленением, выхода из которого почти нет. Только если Бог озарит человека, и это будет особый случай.

«Бог внемлет уму», — давно сказал мне один знако­мый священник, цитируя святых отцов. Какие чудес­ные слова! Все внутренние диалоги, все обрывочные мысли, все-все, что вертится и крутится, испаряется и конденсируется в человеческой голове, видит Бог. Ви­дит, слышит и внемлет.

Уильям Теккерей, английский писатель, сказал: «По­сей поступок — пожнешь привычку. Посей привыч­ку — пожнешь характер. Посей характер — пожнешь судьбу». Хорошие слова, только требующие добавле­ния. Перед словами: «Посей поступок» нужно добавить: «Посей помысел—пожнешь поступок». Так выстроится законченная схема: мысль — дело — привычка — ха­рактер — судьба. Все начинается с мысли. И этой мыс­ли — уму — внемлет Бог.

Бесполезно пытаться влиять на жизнь, не влияя на сознание человека. Вся политическая кибернетика пы­тается мытьем или катанием, концлагерями или теле­видением, рекламой или поп-культурой делать одно и то же: менять сознание масс, влиять на умы и незамет­но править. Церковь же одна способна бороться в ум­ной сфере за свободу личности и общества. В этом смысле ненависть к Церкви — показатель ее действен­ности. Ведь хорошо ли, плохо ли она занимается влия­нием на умы и сердца, Церковь — вечный конкурент социальных кибернетиков. И ее всегда будут тем боль­ше гнать и порочить, чем больше она будет соответ­ствовать своему призванию.

Со времен салонных французских философов пропо­ведуют все и всюду. Проповедуют политики, артисты, фельетонисты, журналисты, клоуны и т.д. Всем можно громко возвещать свое «собственное мнение», вычи­танное в утренней газете. Только Церкви сказано: «Цыц!» И если некий клирик вдруг начнет вещать нечто за пределами темы постов и праздников, ему тотчас скажут: «А что это вы, батенька, лезете не в свой ого­род?» К подобному отношению уже привыкли. Даже са­ми клирики привыкли. Это у нас уже считается нормой.

Откроем общеизвестные церковные тексты. В тро­паре Ангелу Хранителю говорится: «Ум мой утверди во истинном пути»; в молитве, обращенной к Иоанну Предтече, сокрушенно говорится: «Пригвожден есть ум мой к земным вещам...»; в молитве Иисусу Христу по­сле покаянного канона говорится: «Возвыси мой ум к Тебе, долу поникший, и возведи от пропасти погибе­ли...» И на каждом часе — первом, третьем, шестом, девятом — в молитве «Иже на всякое время и на вся­кий час...» говорится: «Души наша освяти, телеса очи­сти, помышления исправи, мысли очисти...» Таких примеров, конечно, больше, чем приведено выше, но факт есть факт: Церковь, Дух Божий, живущий в Церк­ви, пекутся о мыслях человека, о том, что внутри него.

Итак, ум. Он является объектом церковного внима­ния. Потеряем ум — потеряем жизнь. И если теряем жизнь, значит, ранее потеряли влияние на ум. Иначе не бывает. А если хотим влиять на человеческий ум, то должны прилежать к учению во всех его формах: к про­поведи, катехизации, литературной критике, публици­стике и прочее, прочее...

Смотрите, что некогда делали католики. Когда про­поведь социалистических идей распространилась сре­ди рабочих на Западе, возникло движение священни­ков, нанимавшихся на заводы в качестве простых рабочих. Там они в перерывах общались с трудягами, и к их словам прислушивались, потому что они рабо­тали вместе с ними, ели тот же хлеб и получали те же копейки. Согласитесь: одно дело слушать пришлого проповедника, а другое — соседа по цеху. У нас такие примеры тоже были, но не имели массового и органи­зованного характера. А если бы имели, то, может быть, не было бы революции. Но то — дела давно минувших дней. Сегодня уже не стоит пытаться их повторять, враг уже не гнездится в цехах предприятий и в курил­ках заводов. Если честно, то враг гнездится в СМИ.

Если человек уверовал в свою праведность, в свою свя­тость и непогрешимость, то он будет спорить с Бо­гом. Современный человек не терпит авторитетов, не желает смиряться, не Желает преклонить свои коле­ни даже перед Богом.

Декрет о земле не так важен в наше время, как декрет об информации. Декрет о земле уже никого не вывел бы на площадь. Зато все, что происходит или имитируется в информационной сфере, находит широкий отклик в массах. Следовательно, христианин-писатель должен активно присутствовать на той территории, которую враг давно признал и назвал своей. Это территория тех самых СМИ. В городских, районных и областных изда­ниях должны постоянно появляться статьи, написан­ные рукой священника или мирянина — неважно. Мы должны со знанием дела говорить обо всем: о кинема­тографе, политике, демографии, об окружающей сре­де... На местных радио и телевидении должно происхо­дить то же самое. И не надо штурмовать центральные каналы, они сами сдадутся со временем. Надо вспахи­вать более близкую и более понятную ниву. Результаты со временем дадут о себе знать, они просто не могут не проявиться, как не могут остаться незамеченными признаки беременности.

Нам нужно то, чему внемлет Бог: нам нужна сфера умов и сердец человеческих. Не ради владычества над паствой, а ради правды Божией и славы Его во Христе Иисусе. За умы можно бороться только умно. И хри­стианство есть в высшей степени умная религия, об­ращающая внимание на главное и только потом — на второстепенное. Попробуем понять это, пока не позд­но. И, может, со временем привыкнем спрашивать друг друга при встрече не о здоровье, а о чем мы думаем.

Другой вид гордости — гордость сердца. Например, женщина красивая и знает об этом. Поставь возле нее еще сорок пять женщин, а они не такие красивые. Кра­савица понимает, что она лучше. Мужчины тоже за­мечают, что она красивее других, а она, в свою очередь, видит реакцию мужчин. И женщины ее превосходную красоту тоже замечают со скорбью. Все вокруг нее вьются, и она согласна признать себя Солнцем в этой «солнечной системе»: «Я красивая, я в центре!» Это гор­дость сердца. Она быстро пройдет. Вместе с красотой, собственно, и с накоплением печальных эпизодов в биографии. Останутся фотографии прежних лет и го­речь обиды.

Или, например, человек богат. Выиграл джек-пот или вовремя приехал на дележ большого пирога. А бо­гатство — это ведь очень часто случайная вещь. Честно работая, редко станешь богатым. Голодным не будешь, живя честным трудом, но вот богатым... И вот случи­лось — человек разбогател! И он думает: «Это не про­сто так! Я достоин богатства! Однако богатство — вещь переменчивая: как пришло, так и уйти может. Здоро­вье, красота, сила, успех, всякие внешние данные бы­ли, да сплыли. Но пока они есть, вызывают гордость сердца.

Бог смиряет человека, повергая его кумиров. Бог Живой рушит ложных богов, бросает их в пыль. Как го­ворит премудрый Соломон: «Пришла гордость — при­шло и посрамление. А со смиренными — мудрость». Но вернемся к красоте. Красивому тяжелее живется, чем некрасивому. Некрасивой девчонке Господь может дать хорошего мужа и крепкую семью, то есть простое и на­стоящее счастье. А красивая стрекоза может все лето жизни ходить по рукам, пока зима в глаза не покатит (читайте Крылова!).

Во Львове священники посещали заключенных. Среди них был один сильный парень. Срок у него чуть ли не пожизненный, очень большой. Тот парень рас­сказывал: «Я был такой сильный и бесстрашный, что мог взять электрод для сварки, засунуть человеку в одно ухо, а из другого вытащить. И никого не боялся». Так он и убил однажды, так и в тюрьме оказался. И го­ворил: «Здесь, в тюрьме, меня и старость найдет. Те­перь только я понял, сколько стоит удаль моя. Ни семьи нет, ни детей, ни работы. А удаль моя, ухарство, сме­лость и сила привели за решетку на всю жизнь. Если все же выйду из тюрьмы, то буду никому не нужным стариком. Как жить, если выйду, непонятно...»

Гордость сердца, по Нектарию Эгинскому, — исце­лимая вещь. Этих идолов Господь крушит. А вот гор­дость ума гораздо более сложная вещь, она с трудом поддается исцелению. Если человек уверовал в свою праведность, в свою святость и непогрешимость, то он будет спорить с Богом. Для современного человека знать это очень важно, потому что он как раз не терпит авторитетов, не желает смиряться, не желает прекло­нить даже перед Богом свои колени.

А есть люди, которым легко преклонить колени пе­ред Богом. Как, например, в армии перед знаменем ча­сти преклонить колени или встать на колени у могилы близкого человека. Это же естественно! Опуститься на колени перед тем, что считаешь выше себя, — не уни­зительно и не обидно, так велит любовь. Иногда в раз­говоре выясняется, что так думают не все. Это удиви­тельно! У меня был такой случай. Один собеседник был и старше, и опытнее меня. С ним было интересно об­щаться. И вдруг он сказал: «Я никогда ни перед кем на колени не встану: ни перед матерью, ни перед женой, ни перед могилой предка, ни перед Богом». Я думаю: «В своем ли он уме? Как можно такое говорить?» Собе­седник начитанный и благородный, у него есть пра­вильные понятия: о честности, например. Он бес­страшно защищает слабых. И вообще он хороший человек...

Но прошло время, и мы опять с ним встретились. Наш гордец говорит: «Я все понял, и мне стоило боль­ших усилий склонить колени перед Богом. Теперь я молюсь». Оказалось, что в его жизни произошли боль­шие перемены, и он буквально заставил себя прийти к Богу—на негнущихся ногах. Он с болью склонил свои гордые колени перед Ним, сказав: «Господи, услышь меня, помоги мне!» Видите: гордому надо потратить много лет на то, что церковному человеку дается легко, как бы само собой. Он — вдали от родины, семьи, от любимой женщины, в вынужденной трудовой эмигра­ции, в другой культуре, замученный тысячью про­блем — склонил колени перед Богом. Это великая по­беда над гордостью. Но до чего же серьезный враг гордость!

О религиозной жизни мы уже давно привыкли ду­мать, как о деле сугубо личном: «Я молюсь, я спасаюсь, я перед Богом стою. Никто в тайну души моей не про­никает, только один Бог. Он ведает тайны сердца, Ему я открываю желания и помыслы. Все остальное неваж­но, поэтому не трогайте меня и не мешайте!» Вера и молитва — дела глубоко личные. Так учили нас все эго­истичные эпохи, начиная с Возрождения. Мысль об интимности религиозных переживаний — это спра­ведливая мысль, но в ней заключена не вся правда, а только часть ее.

У гордости есть множество дочерей. Дочерями гордо­сти являются хвастовство, тщеславие, любопыт­ство, зависть, злопамятство, обидчивость, вспыльчи­вость, и с ними - множество других.

Есть еще одна часть. А именно: Тот Бог, Который «вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, Кто скрепил меня костями и жилами, одел кожей и плотью, даровал жизнь и милость» (см.: Иов. 10-12), Тот же Бог есть еще и Бог истории. Не только мой Бог, посчитавший волосы на моей голове и слушающий мои молитвы, но и Бог, в эту секунду держащий в руке Сво­ей все царства мира со всей их суетой и славой. Он скрутил в тончайшую трубочку жало пчелы, но Он же рассыпал звезды по чаше неба. Потоп на землю наведен Им, и Вавилонская башня Им остановлена в строи­тельстве, но и глубины сердец Ему открыты. Он создал сердца всех их и вникает во все дела их (Пс. 32,15). Ма­лое и большое в Его руке.

Эти две мысли нужно сплетать воедино, как сплета­ются воедино в мыслях о Христе память о Его человече­стве с памятью о Его Божестве. Тот, Кто есть нераздель­но и неслиянно Бог и человек, управляет одновременно и жизнью отдельного человека, и жизнью всего чело­вечества. Эти мысли наглядно воплощены в любом ка­ноне, которые в изобилии поются на повечериях, утре­нях, панихидах.

Первая песнь любого канона посвящена переходу сынов Израилевых посуху посреди моря и гибели фа­раона с войском. «Поим Господеви! Славно бо просла- вися. Коня и всадника верже в море!» Пожалуй, никог­да еще не являл Господь такого славного и страшного вмешательства в жизнь народов, спасая одних и карая других. Потом именно это чудо уже никогда не повто­рялось, но его нужно было ежегодно вспоминать как Исход (пасху). Оно не повторялось, но были уже иные вмешательства. При пророке Елисее ослепло целое ас­сирийское войско, при пророке Исаии тысячи врагов под стенами Иерусалима истребил Ангел, три отрока остались живы посреди вавилонской печи. И наша рус­ская история — это непрестанная цепь чудес, таких как уход Тамерлана из-под стен Москвы или изгнание поляков и прекращение Смуты. То есть Бог не стоит в стороне. Кир Персидский, Навуходоносор, римский ке­сарь, тени которых устрашают народы, для Бога не бо­лее, чем лопата в руке садовника. Он «разрушает советы язычников, уничтожает замыслы народов» (Пс. 32,10). Поэтому говорит Он великим земли: «Вразумитесъ, ца­ри; научитесь, судьи земли! Служите Господу со стра­хом и радуйтесь с трепетом» (Пс. 2,10-11).

Бог—Царь всей земли. Этого нельзя забывать и в этом грешно сомневаться. Пойте Богу нашему, пойте; пойте Царю нашему, пойте, ибо Бог — Царь всей земли; пой­те все разумно. Бог воцарился над народами, Бог вос­сел на святом Престоле Своем (Пс. 46, 7-9). И если это помнит человек, то теперь самое время перейти к треть­ей песне любого канона. Это песня женщины, услы­шанной в молитве. У нее не было детей. Она знала сла­дость супружества, а тяжесть беременности не была ей дана. А сладость без тяжести и беззаконна, и приторна. И вот в ответ на ее молитву дан был ей сын — Самуил («Испрошенный»). И она воспела Богу песню. Это не песня спасенного народа, а песня одного помилованно­го человека. Но в ней также воспевается Господь, Кото­рый «из праха подъемлет бедного, из брения возвыша­ет нищего». Он «умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит» (см.: 1 Цар. 2,1-10). Здесь Царь всей земли славится не тысячами уст одновре­менно, а всего лишь устами одного человека.

Первая песня и третья. Третья и первая. Итак, Бог преклоняет ухо к просьбам отдельного человека, но Он же и правит всем миром, соотнося частные просьбы с общей пользой. По сути, повсюду соприкасаются или переплетаются частное и общее. Плачет Давид о своем грехе или о смерти сына, увлажняет слезами постель. Это частная молитва и боль отдельного сердца. Но в то же время это боль пророка, который через боль скажет нечто на память и пользу всему миру. Получает Анна просимое, но сын ее не будет простым человеком, а од­ним из славнейших мужей истории, который и на Дави­да прольет елей царского помазания. Молится Иона во чреве морского животного, и это тоже частная молитва о спасении. Но это же одновременно и промышление о Ниневии, которую спасенный Иона должен обратить к покаянию. Это же и пророчество о Христе, поскольку роду лукавому и прелюбодейному дастся только зна­мение Ионы пророка (см.: Мф. 12,38-41). Так частное всегда связывается с общим и влияет на него.

Оружие и деньги, гордость и похоть пляшут на ми­ровой сцене, делая вид, что это они — правители зем­ли. А они лишь участники танца, но никак не режиссе­ры. И народ Божий должен упражняться в изучении Писания и в молитве, чтобы славу Божию не отдать иным и не приписать иным. И пусть не всегда прихо­дится принимать сладкое от руки Вседержителя. Ведь тот же народ, который силою и волею Бога с пением вы­шел на противоположный берег Красного моря, со вре­менем по воле Того же Бога ушел со слезами в Вавилон. И там, и там действовал Бог, то спасая, то наказывая.

Всматриваясь в события современности, нам следу­ет не колебаться умом. Следует прозревать руку, пра­вящую всеми. И, молясь, стоит говорить о себе и своих печалях и переходить к молитве о всех и за вся. Ты Бог мой, помилуй меня! Ты Бог всех нас, всех нас помилуй! Господи сил, с нами буди! Иного бо, разве Тебе, Помощ­ника в скорбех не имамы. Господи Сил, помилуй нас!

Румынский старец Арсений (Папачок) так видел гордость: можно гордиться врожденными вещами: кра­сотой, талантами. Например, у меня есть музыкаль­ный дар, а у вас нет, и я горжусь. Можно гордиться при­обретенным мастерством. Например, резчик по дереву гордится искусной резьбой, сделанной им. Можно гор­диться богатством, славой, высокой должностью или выгодной женитьбой. Можно гордиться вещами, кото­рые добыл силой своей воли. И можно гордиться духов­ными вещами, которые Бог подарил. Например, даром пророчества или даром горячей молитвы. А оказывает­ся, ничем гордиться нельзя! Все это было получено че­ловеком, а не сам он приобрел. И природные дарования, и приобретенные навыки, и случайные дары, посыпав­шиеся, как снег на голову, и духовные дары, и прочие подарки — всем этим человек должен пользоваться с большим смирением. Если же человек будет считать, что он достоин этих даров, то может их лишиться. Апо­столы Павел, Петр и Иаков говорят: «Бог гордым про­тивится, смиренным же дает благодать». «Облекитесь смиренномудрием, — говорит апостол Петр в Первом соборном Послании, — потому что Бог гордым про­тивится, а смиренным дает благодать» (1 Пет. 5, 5). То же самое пишет апостол Иаков в своем соборном Послании, и апостол Павел говорит: «Не гордись, но бойся». А точнее так: «Родные ветви отломились за не­верие, а ты, привитый верою, не гордись, но бойся» (Рим. 11,20).