Послесловие о душевной дефектологии и сказках
Эта последняя глава представляет собой попытку обозначить связь между жизнью души, в частности, травмированной души, и сказками, а так же другими символическими формами жизни. Надо ли говорить, что эту тему можно рассматривать не с голого места в чистом поле, а стоя на плечах титанов – одними из первых ими были Фрейд и Юнг. Задачей этой работы, скорее, стал обзор различных подходов к жизни души и попытка привести их к общему знаменателю.
Меня уже давно мучит вопрос душевной травматологии, дефектологии, поиски аналогий надлома или же недоразвития в душевной жизни человека. С чем его можно сопоставить и всегда ли может произойти срастание душевных переломов? И за счет чего? Это вопросы душевной дефектологии, которая лишь до некоторой степени может быть соотнесена с дефектологией телесной. Основной закон дефектологии, согласно Л.С. Выготскому, это закон компенсации, согласно которому дефект играет двойную роль: с одной стороны явного ущерба, недостатка, а с другой стороны – толчка, побуждения, стимула к преодолению этой слабости. Почти одновременно с Выготским на Западе эту же проблему изучал А. Адлер и развил ее в своей индивидуальной психологии. Ему принадлежит честь обозначения двух механизмов психологической защиты – компенсации и сверхкомпенсации (гиперкомпенсации). Первичная компенсация предусматривает использование различных возможностей для уменьшения последствий недостатка, дефекта, например, подбор очков при снижении зрения, использование слухового аппарата при снижении слуха, костылей и инвалидной коляски – при последствиях травмы или заболевания нервной системы или опорно-двигательного аппарата. Вторичная компенсация подразумевает использование гибких свойств психики для нейтрализации того горестного переживания, которое следует за осознанием факта своей особенности и обособленности от других людей, ущербности. Герой фильма «Форест Гамп» - умственно отсталый мальчик, зато быстро бегает, и лейтмотивом его дальнейшей жизни становятся слова его подружки: «Беги, Форест, беги!». В этом он определенно преуспел. Не менее важный момент компенсации – его сын, который оказался умным. Это делает вполне счастливым его отца. Сверхкомпенсация (гиперкомпенсация) побуждает человека достичь успехов именно там, где их меньше всего. Она заставила Валентина Дикуля восстать с одра лежачего инвалида и создать заново свое сломленное тело. Его мощный дух, его непокорная воля не были сломлены – вот в чем главная тайна подобных исцелений. Это главный компонент того, что Выготский называет компенсаторным фондом, т.е. совокупностью факторов, способствующих компенсации или сверхкомпенсации дефекта. Он состоит из факторов внешних и внутренних. К внешним мы можем отнести заботу и любовь близких, их поддержку и помощь, реакцию большого социума на человека – носителя дефекта, различные материальные факторы – лекарства, приспособления, условия жизни. Внутренние – интеллект, мотивация, целеустремленность, воля, способности. Таким образом, мы видим, что основой компенсации дефекта тела является в первую очередь совокупность факторов психики, т.к. никакая самая лучшая инвалидная коляска не поможет человеку обрести новый смысл жизни – в этой коляске.
Что же происходит при травмах душевных или врожденном дефекте душевных свойств, например, раннем лишении материнского растящего и отцовского защищающего фактора? Когда надлом произошел именно в святая святых компенсаторного фонда, душевных свойствах? Всегда ли возможно восстановление, доразвитие элементов души, отрастание их подобно хвосту ящерицы или размножению клеток травмированной печени? Или же мы иногда их теряем, как лишаемся высокодифференцированного органа, руки или ноги – безвозвратно, не имея возможности когда-либо их отрастить. Мы еще не должны забывать о том, что иные части души не теряются совсем, а уродливо развиваются, деформируются в уродливых условиях. В «Кривом домишке» А. Кристи в теле уродливой девочки незаметно для окружающих и никем не опекаемая развилась уродливая душа, в которой главными чертами стали мстительность и наслаждение от ее плодов. Никем не любимый, а, значит, и не знающий любви ребенок, не способен испытывать ее к кому-либо, взамен этого в нем разрастается садистическое удовольствие от насилия над другими. Так, брошенные дети очень рано сталкиваются с сексуальным насилием над собой, к которому вскоре начинают стремиться как к грубому суррогату хоть какой-то телесной близости, а затем нередко становятся насильниками сами. Нередко при этом гипертрофируется и потребность в героизме, в приключениях, как источниках острых ощущений. Так, источником радости беспризорника становятся его победы над более слабыми или собственными страхами, а материнскую утробу заменяет бочка Гекки Финна.
Леопольд Сонди несколько десятков лет изучал природу человеческих влечений, их гротескных форм, работая в психиатрической клинике. Он обнаружил, что крайние варианты деформаций основных человеческих потребностей (он их определенно отличал от животных инстинктов) соответствуют основным эндогенным психозам – шизофрении, эпилепсии и маниакально-депрессивному психозу. К ним он добавил садизм как извращение не просто биологического сексуального инстинкта, а человеческой сексуальной потребности. Таким образом, Сонди создал теорию и практику судьбоанализа, основным положением которого было признание существования основных влечений (или побуждений):
- сексуального (как крайнее проявление – садизм, точнее, садомазохизм),
- пароксизмального, клинически соответствующего эпилепсии и истерии,
- Я-влечения, соответствующего кататонической и параноидальной форме шизофрении,
- контактного влечения, соответствующего маниакально-депрессивному психозу.
Каждое влечение в той или иной степени присуще любому человеку, но развитие оно, по-видимому, получает в благоприятствующих условиях. Так, сексуальное побуждение, состоящее из эрос-влечения и танатос-влечения, устремляет человека соответственно в большей степени или к любви и сердечной привязанности или к смерти, разрушению и саморазрушению. Это происходит в зависимости от наследственных задатков и преобладания раннего опыта любви или насилия.
Если мы сейчас быстро вернемся к эпиграфу книжки, то обнаружим, что сюжет упомянутого там романа Стругацких «Пикник на обочине» (по которому А. Тарковский поставил свой фильм Сталкер») представляет собой аллюзию на представления о влечениях. Сталкер водил в Зону людей, жаждущих исполнения своих ЖЕЛАНИЙ, но Зона сканировала их глубинные ПОТРЕБНОСТИ, о которых они могли ничего не знать. Где-то в глубине нашей психики есть такой Золотой Шар (или Комната), которые знают, как исполнить наши заветные потребности, как насытить голод души. И мало дойти до них, а надо еще представить себе, в чем на самом деле твоя истинная потребность, чтобы предугадать последствия насыщения потребности.
Возможно, примерно этажом выше над зачатками влечений в структуре психики расположены архетипы как элементы коллективного бессознательного. Архетипы – матрицы индивидуально значимых и единых для всех людей образов. Эти образы регулярно повторяются в культурном наследии всех народов мира – в мифах, легендах и сказках, они пронизывают сновидения и фантазии, они отражаются в социальных ролях. По Юнгу это следующие архетипы:
- Великая богиня-Мать
- Предвечный Младенец, развитая ипостась которого соответствует Герою
- Сенекс (старец, Мудрец, Волшебник, Ведьма)
- Трикстер (разрушитель и побудительное начало всех трансформаций)
- Кора (дева) – символ Жертвы
- Анима – женское начало в мужчине
- Анимус – мужское начало в женщине
- Тень – средоточие всех неявленных, бессознательных и отвергаемых (но не значит, бесполезных и плохих) сторон
- Персона – та социальная маска, которая отвергает Тень
- Самость – побудительная сила к интеграции всех частей личности, гармонии и единству
При этом образ Великой Матери неизмеримо богаче и мощнее, чем любая реальная мать, ее образ вбирает в себя все разнообразие оттенков и свойств всех матерей мира. И это касается каждого архетипа, который является совокупным образом, а в жизни каждого человека воплощается лишь до некоторой степени. Будет не слишком сложно обнаружить, что векторам контактного влечения Сонди довольно точно соответствует Великая Мать и Предвечный Младенец, только что рожденный ею, что Анима и Анимус составляют специфику Эрос-влечения, что Кора – жертва Танатоса (Гадеса-Аида) не только в мифе, что пароксизмальное влечение представляет собой борьбу Авеля (Персоны) с Каином (Тенью) и становление Героя. Я-влечение вполне отражают Сенекс и Самость. Что делает в этой компании проказник-Трикстер? А он, похоже, нажимает по очереди на разные кнопочки, под которыми дремлют все эти влечения, и смотрит, что из этого получится: то подначит Каина стрельнуть в братца, то Эроса – в Психею, то прижмет Предвечного Младенца в утробе так, что тому одна дорога – наружу поскорее родиться из своей Великой Матери.
Эти линии соответствий подобны шахтам лифта, связывающим все этажи одного большого здания нашей психики. Описанные этажи, безусловно, не единственные, но для наших целей их почти достаточно.
Л. Сонди считал, что задатки побуждений переносятся от родителей детям вполне конкретными генами, а Юнг считал архетипы принадлежностью мира коллективного бессознательного, некоего психоидного пространства, лежащего за пределами индивидуальных человеческих психик, а, возможно, пространственно-временного континуума. И ему и никому другому не удалось найти научных доказательств этих взглядов, а вот Сонди значительным количеством близнецовых и прочих генетических исследований вполне убедил последователей в наследуемой природе не только инстинктов, но и базовых побуждений. В настоящее время известно, что в генетическом материале, двойной спирали ДНК только 5 % генов являются структурными, еще столько же – генами-регуляторами. Чем занимаются остальные 90%? Не в них ли закодирована материальная основа образов коллективного бессознательного, тех самых архетипов, которые постоянно пронизывают нашу жизнь, возникая неведомо откуда – то в странном сне, то в холотропных видениях или диком первобытном танце? Конечно, наличие материальной основы архетипов никак не может исключить духовного субстрата природы человека. В каких соотношениях находятся они между собой, содержит, видимо, тайна жизни и смерти. Предоставим ученым искать ответы на эти и бесчисленные другие вопросы, а для нас кое-что важное уже содержится в сказках, как в одном из проявлений символической (т.е.отраженной в архетипах) жизни. Эта жизнь вне привычного времени и пространства, она существует постольку, поскольку существуем мы, способные ее проживать. Она подобна тому сну, в котором пребывает Вишну, покоящийся на огромном змее в Океане и видящий в этом сне Вселенную. Придет время, и Шива, разрушитель иллюзий, извергнет из себя космическое пламя и уничтожит этот мир. Новый же возникнет, когда на то будет его воля. Но пока мы живы, то, сами не зная того, часто возвращаемся в лоно архетипов и побуждений. Погружение в наркотическое или алкогольное забытье иной раз эмоционально возвращает нас в лоно Великой Матери, в матрицу первозданного Эдема, в беззаботное и защищенное бытие. Компьютерные игры создают иллюзию героического пути с великолепными победами, азартом погони и выигрыша. Такое патологическое погружение в процесс удовлетворения побуждений случается с взрослыми, если в детстве они не прошли его символически в сказке и в игре, и если жизнь загоняет их в угол, в котором они пытаются спрятаться от тягот взрослой ответственности и невыносимого напряжения жить не туда, куда они были рождены жить. Ребенок же и взрослый, не погнушавшийся сказкой, может вернуться в мир архетипов, где есть все, что необходимо для его жизни – и добрая Мать и мудрый Отец, и беззаботность Ребенка, и бесстрашие Героя и терпеливость Жертвы. Там, в сказке, все это есть и всегда было. Сказка – это один из многих способов восстановления и возможности наполнить живительной влагой Первичных Образов пересохшие русла своей души, насладиться любовью Матери и заботой Отца, пройти испытания и преобразиться, из дурака сделаться царевичем, из лягушки – красавицей, восстановить когда-то от рождения каждому присущую способность испытать и прожить все, что заложено в нашей природе. Это способ, имеющий прямое отношение и к литературе и к психологии. Он помогает держать свой внутренний компас в порядке и ориентировать его на поиск нужных людей и нужных ситуаций. «Мы должны вновь смотреть на зеленое и быть заново удивленными (но не ослепленными) синим, желтым и красным. Мы должны встретить кентавра и дракона, а потом, может быть, внезапно увидеть, подобно древним пастухам, овец и собак, и лошадей - и волков. Выздороветь помогают нам волшебные сказки. В этом смысле только вкус к ним может сделать нас, или сохранить нас детьми.
Выздоровление (включающее и возвращение к себе, и обновление здоровья) есть вос-собрание - воссобрание незамутненного взгляда» (Дж.Р.Р. Толкин «О волшебной сказке).
Перекликаясь с Толкиным, стоит добавить, что восстановление и оздоровление души подразумевает не только расхожую победу добра над злом, столь часто эксплуатируемую в детской литературе, хотя она, надо признать, является исключительно важным компонентом renovatio (возрождения). Мы ведь не знаем априори, какое влечение, какой архетип является самым актуальным для развития именно этого человека именно в этот момент. Он может больше всего нуждаться в иллюзии пребывания в материнском чреве - райском саду с деревьями, увешанными чудесными, зрелыми плодами, насыщаясь и вырастая изнутри как на хороших дрожжах. Этот момент восхитительно отразил, например, М. Энде в своей «Бесконечной книге», герой которой мальчик Бастиан попадает в Дом Превращений к маме Аюоле, или Астрид Лингрен, описывающая изобилие сокровищницы Пеппи-Длинный Чулок, мечту любого мальчишки или девчонки. Но не менее важным может явиться трагедия Жертвы, заточенной в подземелье и терпеливо ждущей своего освобождения и льющей слезы горя, которые сменятся когда-то слезами радости, по контрасту еще более счастливыми. Очень подавленная Жертва может нуждаться в символическом переживании роли своего антипода – Тирана-Супермэна, жаждущего насладиться победами над слабыми. Это влечение так же заложено в человеке, как и все прочие, и дети нередко отождествляют себя вовсе не с положительным героем, например, Никитой Кожемякой, а с его противником, змеем, пожирающим людей. Я часто встречалась с этим фактом в своей практике. Могу сказать, что если детям не мешали в ЭТО играть, то, пройдя период компенсаторной игры, они вырастали нормальными детьми. Хочу только заметить, что рядом с ними в этих случаях всегда находился донор любви, обычно его мать или бабушка, воспитатель. Донор любви давал ребенку опыт сострадания и прощения, врачевал душевные раны ребенка и его символических жертв, не осуждая его за жестокость, а делая свое дело. Дети сами нередко создают внутренне противоречивый сюжет игры: сначала устраивая катастрофу, а потом вызывая команду спасателей. Пятилетний Владик был выставлен из садика за свое неудобное поведение. И, действительно, он не был достаточно «садиковым» ребенком, хотя взрослые могли бы вместо акта остракизма осуществить его пересадку в более подходящую почву. Так, плохой садовник просто выкинет приболевшее растение, а хороший – найдет место для его оптимального развития. У мальчика появилось очень много агрессивных и разрушительных фантазий, в том числе, про садик. Он придумывал игры, в которых в садике начинался пожар или потоп, но потом, точно спохватываясь, просил мать вызвать команду спасателей по телефону 911. Он же и становился этой командой спасателей, а мать ему помогала, хотя до глубины души была обижена на «садик» за своего сына. Знали бы об этом взрослые, которых пощадила и спасла их маленькая жертва… Жертва (и бывший Тиран) может также жаждать пройти путь Героя – и это, наверное, самый популярный сюжет всего детского развития – путь борьбы за свое место под солнцем, познания своих возможностей и своей силы. Отсюда их любовь к Спайдермену и Бэтмену. А разве путешествия между мирами как акт перехода в иное пространство не привлекают пристального внимания не только детей, но, главным образом, юных не только возрастом, но и состоянием души? Отсюда пылкое увлечение мирами НФ и фэнтэзи, Толкина и Урсулы ле Гуин. С точки зрения психологии эти путешествия эквивалентны пути из центра своего Эго во внешний мир других людей и Вселенной, тождественны самотрансценденции Виктора Франкла.
Погружение в миф и сказку это способ восстановления человека архаического, оперирующего первобытным мышлением. Человек этот способен жить в циклическом времени и возрождаться вместе с природой каждую весну, как жили наши предки, соблюдая нехитрые ритуалы весенних праздников. Об этом писал историк и теоретик религий М. Элиаде в своей работе «Миф о вечном возвращении». И, коль скоро мы коснулись этой работы, то необходимо упомянуть о человеке современном, историческом, живущем не в циклическом, а в линейном времени. Линейное время – это время нашей индивидуальной жизни и общества, нам современного, и основное значение в нем играет наша личная биография, а не память бесчисленных поколений предков. Исторический (может, его лучше назвать биографическим) человек утратил веру в возможность циклических первобытных, языческих по своей форме и сути ритуалов возрождения. Что остается делать ему, движимому центробежной силой и улетающему со своей простенькой первобытной орбиты? Исторического человека может спасти вера в бога, ведь история Спасителя дает ему прекрасную сказку со счастливым концом. Толкин в уже цитированной работе пишет об этом. Его словами я завершу свой небольшой труд, хотя тема, разумеется, никоим образом не исчерпана, просто детям пора спать и послушать на ночь хорошую сказку, которая напоит и насытит их душу.
«Евангелия - волшебная сказка, или сказка более высокой категории, охватывающая всю сущность волшебных сказок. Они содержат много чудес - высшей степени искусства. Искусство содержится в самом сюжете, а не в его изложении, поскольку Автором сюжета был не евангелист… Но этот сюжет вошел в Историю и в первичный мир, желание и стремление со-творения поднялись до осуществления Творения. Рождество Христово есть хорошая развязка Человеческой истории. Воскресение есть хорошая развязка истории о Воплощении. История начинается и заканчивается в радости».