ГЛАВА VII Остальные органы чувств. Орган слуха

Устройство уха (1 - 4). - Деятельность слухового органа (5 - 9). - Гармония звуков. Развитие слуха (10 - 13)

1. Мы видим одну наружную часть слухового органа, ушную раковину, но не видим ни средней, ни самой важной внутренней, которая скрыта в височной кости черепа.

2. Наружная часть слухового органа, ушная раковина, состоит из воронкообразного хряща со множеством завитков и извилин. Значение раковины еще не вполне уяснено. Но всего вероятнее, что она действует как хороший резонатор, как дека скрипки, передавая своими тонкими и упругими стенками внутреннему слуховому органу колебания воздушных волн. Приставляя к уху стетоскоп, или слуховую трубу, мы, так сказать, увеличиваем ушную раковину. Слуховой проход, начинаясь в ушной раковине, идет около дюйма в глубину и оканчивается барабанной перепонкой, которая отделяет наружное ухо от среднего.

3. Барабанная перепонка, преграждающая внешний слуховой проход, будет в толщину не более листа почтовой бумаги, но гораздо крепче; она около трех линий в диаметре и имеет круглую форму. Натянутая кожа, какою представляется эта перепонка, есть одна из лучших сред для передачи звуковых сотрясений. Между барабанной перепонкой и внутренней частью слухового органа помещается среднее ухо - небольшое пространство, наполненное воздухом. На противоположной стенке среднего уха находятся два отверстия (круглое и овальное), ведущие во внутреннее ухо, или лабиринт: эти отверстия также закрыты перепонками. В среднем ухе есть три маленькие косточки, сочлененные между собою, из которых первая большая - молоточек - прикреплена к внутренней стороне барабанной перепонки, а последняя - стремя - входит в овальное отверстие, ведущее в лабиринт, и может иметь маленькое движение. С молоточком соединена система мускулов, посредством которых мы можем по воле то натягивать барабанную перепонку, то ослаблять, приноравливая ее к различным звукам*.

____________________

* Натянутые перепонки не так легко принимают сотрясения воздуха, как перепонки ненатянутые (Шванн. С. 72).

____________________

4. Внутренний слуховой орган очень сложен и потому его называют лабиринтом. Он состоит из маленького перепончатого мешка, который называется перепончатым преддверием, и улитки. Перепончатое преддверие сообщается с тремя перепончатыми же каналами, которые из него выходят и в него же входят в виде прибавочных дуг к мешку. Весь этот аппарат находится в височной кости, как бы в футляре, выделанном по форме этого маленького перепончатого мешка. Но футляр этот немного больше аппарата и наполнен водою, которою таким образом окружено перепончатое преддверие.

Улитка есть полый спиральный канал в височной кости, сообщающийся с тою костяною полостью, в которой находится перепончатый аппарат, и наполнен тою же жидкостью, как и эта полость. Улитка разделена продольной перегородкой на два канала.

Слуховой нерв, проходя через внутренний слуховой проход, оканчивается своими бесчисленными нитями в перепончатом преддверии и его каналах, а также на перегородке улитки.

"Мы не знаем в подробности отправлений этих различных частей лабиринта; но если привести их к самому простому выражению, то это - перепонка сложной формы, плавающая в воде, и по ней распространяется слуховой нерв. Все остальное в слуховом органе имеет целью сообщение дрожаний звучащих тел воде лабиринта, а через нее перепонке и окончаниям нерва"*.

_____________________

* Шванн. С. 69 и 70.

5. Движение звучащего тела может передаться воде лабиринта, а через нее и окончаниям слуховых нервов двумя путями: или через слуховое отверстие, барабанную перепонку, воздух и косточки среднего уха перепонкам, закрывающим лабиринт, и через них воде, или прямо через твердые среды, кости черепа и специально через височную кость, так как жидкость лабиринта заключается в височной кости. Вторым путем мы слышим, например, тиканье часов, взятых в зубы, а первым - все звуки, передаваемые через сотрясение воздуха. И тем и другим путем воде лабиринта сообщается волнообразное движение, и эти маленькие волны, пробегая запутанные ходы лабиринта, приводят в деятельность окончания слуховых нервов; деятельность же нервов сказывается в нашем сознании слуховыми ощущениями.

6. Концевые аппараты слухового нерва очень разнообразны: одни напоминают формою своею щетинки, приводимые в движение волнами воды, другие оканчиваются маленькими отолитами (хрусталиками), которые, прилегая к нервным окончаниям, давят их при малейшем сотрясении, третьи (в улитке) похожи на упругие клавиши, которые при своем дрожании давят на лежащие под ними нервные клеточки.

7. От высоты волн зависит сила ощущения, а от числа колебаний в один и тот же период времени - высота тона. Мы можем еще слышать тон при 40 колебаниях в секунду, и это будет самый низкий, а самый высокий мы слышим еще при 16 000 колебаний.

Мы слышим обыкновенно не простые тоны, а смешанные, т. е. звуки и шумы (смешения звуков); но слух наш имеет способность разлагать звук на составляющие его тоны и, слушая многие звуки разом, следить за каждым звуком отдельно. Это заставило предположить, что в ухе должен существовать особый аппарат для такого разложения звуков на основные тоны, и этот аппарат предполагают в улитке, думая, что тоны ее клавиш различны, так что простой тон, "пробегающий по улитке", колеблет сильно только одну клавишу и очень слабо - соседние. Звук же, или сочетание тонов, будет колебать те клавиши, которых собственные тоны соответствуют составным частям звука, все равно как гласный звук, пропетый около фортепиано, заставляет звучать только те струны, тоны которых входят в состав этого звука. Чтобы вполне определить способность уха слышать и анализировать звуки, нужно еще принять, что к каждому клавишу (их насчитывают в улитке до 3000) подходит отдельное нервное волокно, оканчивающееся в мозгу отдельным аппаратом. Наконец, надобно принять, что в деле слуховых ощущений, не так, как в световых, внимание может сосредоточиваться и на одном нервном волокне" *. Следовательно, новейшая физиология, следуя Гельмгольцу, предполагает, что слуховые клавиши уже от природы как бы настроены на различные тоны, точно так же как концевые аппараты зрительного нерва уже от природы настроены под вибрацию того или другого светового луча. В этом отношении деятельность слухового и зрительного органов чрезвычайно сходна; но кто скажет, откуда происходит столь резко замечаемое нами различие между световыми и звуковыми ощущениями?

_____________________

* Учебник физиологии Германа. С. 316, 317.

8. Обратим еще особенное внимание на тот факт, что человек по воле может приготовлять к деятельности или удалять от нее любые клавиши своего звукового нерва, слухового нерва. Еще Мюллер заметил, что музыкант, слушая целый оркестр, может выбрать в нем какой-нибудь один инструмент и следить за игрой именно этого инструмента *. Не показывает ли это, что душа наша не только может иметь влияние на двигательные нервы, но и на нервы чувствующие, приводя их в то напряженное состояние, которое нужно для того, чтобы внешние впечатления передались им с силою и ясностью? Правда, Герман приписывает эту возможность только слуховым нервам, но это едва ли справедливо. При сосредоточенности нашего внимания на какой-нибудь мысли мы смотрим во все глаза на предмет и не видим его, хотя, без сомнения, по законам оптики он точно так же, как и всегда, рисуется на нашей ретине. Правда, мы не можем произвольно видеть один цвет и не видеть другого; но если внимание наше отвлечено, то мы точно так же не видим предмета, как будто бы он и не отражался на сетчатке нашего глаза **. Способность наша произвольно натягивать и ослаблять барабанную перепонку и тем усиливать и ослаблять тоны *** соответствует способности нашей закрывать и открывать веки. Но власть наша над органом слуха простирается гораздо далее: мы можем, не заграждая вообще звукам пути в наш слуховой орган, слышать чутко только одни и не слушать других, что делает музыкант, следящий за игрой одного инструмента в целом оркестре, и этого мы можем достичь не иначе, как прямым влиянием воли на концевые аппараты слуховых нервов ****. Это мы можем делать как под влиянием нашей воли, так и под влиянием наших привычек, наклонностей и страстей: слух наш всегда открыт тем звукам, которые нас особенно занимают. Так, служащие при телеграфах, засыпая иногда столь глубоким сном, что и громкий крик их не пробуждает, пробуждаются от легкого стука телеграфического прибора; так, утомленная мать, забывшись крепким сном, не слышит громкого стука и в то же время слышит легкий стон младенца или его движение в колыбели.

_____________________

* Manuel de Physiologie. Т. II. P. 273.

** "Без перемены оси зрения, - говорит Мюллер, - внимание наше может обращаться на ту часть видимого предмета, которая лежит в стороне. Смотря на сложную геометрическую фигуру и не передвигая оси зрения, мы можем рассматривать последовательно различные элементы, составляющие эту фигуру, и не обращать внимания на остальные" (Manuel de Physiologie. Т. II. P. 272). Но конечно, здесь внимание действует через зрительные нервы, возбуждая одни, ослабляя другие.

*** Мюллер утверждает, что из двух одновременно шепчущих нам на ухо людей мы можем слышать того, кого захотим (Manuel de Physiologie. Т. II. P. 273). Следовательно, натягивая барабанную перепонку одного уха, мы можем в то же время ослаблять другую.

**** Ibid. P. 272.

С первого раза кажется, что этой власти человека над органом слуха нет ничего соответствующего в отношении органа зрения, но и здесь легко заметить, что, смотря на одну и ту же картину природы, сельский хозяин увидит в ней те черты, которых вовсе не увидит живописец, и наоборот; а опытный корректор заметит в корректурном листе десятки опечаток, которых совершенно не будет видеть человек, не привыкший держать корректуру.

9. Особенное значение для психологии имеет замечание, сделанное физиологией, что "для произведения ощущения звука необходимо, по крайней мере, два следующих друг за другом колебания.

Одиночное колебание чувствуется как толчок" *. Следовательно, для сознания звук есть вывод из сравнения, по крайней мере, двух ударов; где же сравнение становится невозможным, так уже и звука нет. Даже одиночный удар сознание ощущает только потому, что может сравнивать и различать два своих собственных состояния: вне влияния этого удара и под его влиянием **.

_____________________

* Герман. С. 117.

** Поразительно, как Аристотель при тогдашнем состоянии естествознания мог предвидеть эту истину (Aristoteles. De anima. L. III. Cap. 2. Ubers von Weisse 1829 S. 69).

Если бы этот удар, не прерываясь и не колеблясь, все в одной и той же силе продолжался вечно, то мы не ощущали бы его, потому что сознанию не с чем было бы его сравнить, или сравнить свое одно состояние со своим другим состоянием.

"При сочетании очень многих различных тонов, так что ухо не может уже их разложить, или если тоны следуют так быстро друг за другом, что не успеет еще пройти впечатление первого, как появляется другой, звук теряет периодичность, и ощущение, происходящее отсюда, называется шумом" *. Спрашивается: что же такое звук, как не способность сознания сравнивать и различать различные колебания концевых аппаратов слухового нерва, колебания, соответствующие различным вибрациям твердых и жидких тел, составляющих слуховой орган?

______________________

* Герман. С. 317.

10. Но отчего же зависит самая гармония звуков? "Если несколько тонов или звуков одновременно действуют на слух, то, как известно, происходит приятное или неприятное ощущение, что происходит от отношения чисел колебаний, входящих в аккорд звуков. Различают на этом основании гармонические и диссонантные сочетания звуков. Всего более согласны звуки, состоящие в отношении октавы (1:2), или основной тон с дуодецимой (1:3). За ними следуют: квинта (2:3), кварта (3:4), большая секста (3:5), большая терция (4:5), маленькая секста (5:8), малая терция (5:6) и т. д. Эти явления легко объясняются следующей гипотезой (Helmholtz): диссонанс есть результат колебаний силы звука (Schwebungen), происходящих вследствие интерференции двух различных по длине волн. Именно в случае, когда волны сходятся одноименными частями, возвышениями или долинами, звуки должны усиливаться, а в противном случае - ослабевать. Периоды колебаний силы звука должны, очевидно, быть равны разности между числами колебаний обоих тонов. Следовательно, колебания силы тем реже, чем меньше интервал между обоими тонами и чем ниже последние. Если колебания эти настолько часты, что в них не могут быть ощущаемы отдельные толчки, то они производят неприятные звуковое впечатление. Самые резкие и неприятные ощущения бывают при тридцати трех колебаниях силы в секунду. На основании сказанного звуки тем менее гармоничны, чем больше колебаний силы может произойти из встречи составляющих их тонов между собою или с сочетанными тонами" *.

_____________________

* Ibid. S. 318.

11. Этим объясняется происхождение диссонанса, но нисколько не объясняется, почему диссонанс производит на нас неприятное впечатление. Нам кажется, что это последнее обстоятельство можно объяснить тем, что душа наша, по самой природе своей, требует жизни, т. е. деятельности, а потому тем большее испытывает удовольствие, чем обширнее и беспрепятственнее может совершаться эта деятельность, и наоборот - испытывает неудовольствие, если начатая ею деятельность вдруг встречает помеху. Главная же деятельность сознания, одной из трех душевных способностей, состоит в беспрестанном различии и сравнении, и вот почему сознание, вызванное к деятельности звуками, требует возможности различать и сравнивать, а диссонанс является помехой этой деятельности. Чем обширнее деятельность, представляемая звуками сознанию, чем успешнее может быть совершаема эта деятельность по свойству звуков, тем живейшее удовольствие испытывает наша душа *. Диссонанс неприятно поражает нас, как помеха сравнивающей и различающей деятельности сознания, как камень, падающий нам под ноги, когда мы идем полным ходом. Кроме того, степень удовольствия, получаемая нами от сочетания звуков, зависит и от их разнообразия. Нервные волокна слухового нерва точно так же, как нервные волокна органа зрительного, утомляются, и потому одни и те же тоны, вызывающие к деятельности одни и те же клавиши окончаний слуховых нервов, должны нас утомлять. Но и наоборот, разнообразие не должно быть слишком велико, так как слуховые нервные нити стремятся к повторению, и нам (как мы это увидим в главе о памяти) именно нравится повторение, как деятельность для нас относительно легкая, а между тем все же деятельность. Однако и повторение нам не нравится, если оно беспрестанно, потому что деятельность, которой требует сознание, при слишком частых повторениях будет уже слишком ничтожна и, наконец, обратившись в навык, совсем прекратится. К этому еще следует прибавить, что удовольствие может зависеть также от большего или меньшего числа клавишей, задеваемых звуками.

_____________________

* Но это не есть еще собственно эстетическое удовольствие, а только средство его, как это будет объяснено в своем месте.

12. Но звуки, которые мы уже прослушали, не исчезают из нашей памяти, и следы слышанного вносятся нами в то, что мы еще слушаем: этим открывается новое поле для работы сознания, для сравнений и различений. Вот почему слух наш требует не только того, чтобы не было диссонанса в двух следующих друг за другом звуках, но чтобы не было его между началом, серединою и окончанием музыкальной пьесы. Словом, наше сознание для своей беспрестанной успешной работы в мире звуков требует, чтобы звуки, его занимающие, были разнообразны и в то же время выходили как бы из одного мотива, чтобы мы ощущали разом и удобство повторения, и прелесть новизны, чтобы различающая и сравнивающая работа сознания совершалась обширно, разнообразно и везде успешно, чтобы ни один толчок диссонанса не мешал этой работе и чтобы, наконец, работа эта усложнялась вместе с развитием музыкальной пьесы и в то же время трудность самой работы не увеличивалась. Мы, так сказать, вносим начало музыкальной пьесы в ее средину, а начало и средину - в ее конец, и вместе с тем расширяется работа нашего сознания. Может быть, ни в чем так не видно, как в наших музыкальных ощущениях, до какой степени сознание может расширить круг своих работ - одновременных сравнений и различений и испытывать множество разнообразных звуковых ощущений, если только эти ощущения нигде не сталкиваются между собою и не дают неприятных толчков обширно работающему сознанию.

13. Окончив краткое обозрение устройства и деятельности зрительного и слухового органов, мы просим читателя обратить внимание на то обстоятельство, что при нынешней теории звука и света как световые, так и звуковые явления все сводятся на движение материальных молекул, в первом случае неосязаемого светового эфира, а во втором - на движение молекул воздуха и других осязаемых тел. Следовательно, всякое световое и всякое звуковое явление есть во внешней для нас природе только движение, и единственно в нас, в нашем сознании, превращаются эти движения в звуки, цвета, свет и тень. Таким образом, мнение философов ионической школы, которые, по свидетельству Аристотеля, утверждали, что "без зрения нет в мире ни белого, ни черного" *, оправдывается новейшею физиологиею, приобретая только другое выражение, какое, например, дает ему И. Мюллер, а именно, что "без живого уха нет звуков, а без живого глаза нет ни красок, ни света, ни тьмы" **.

_____________________

* Aristoteles. De anima. L. III. Cap. 2.

** Manuel de Physiologie. T. II. P. 216; Dbers von Weisse, 1829. S. 69.

Орган обоняния

Устройство и деятельность этого органа (14 - 16)

14. О деятельности органа обоняния физиология знает очень мало; известно только, что концевые аппараты обонятельного нерва, распространяющиеся в верхней части внутренней оболочки носа, возбуждаются к деятельности газообразными веществами при проходе их через носовую полость. "Возбуждение происходит, по-видимому, только в первую минуту соприкосновения, потому что ощущение поддерживается только тогда, если в нас входят новые и новые порции пахучего вещества, и ощущение бывает тем сильнее, чем чаще происходит возобновление частичек" *. Душистая жидкость, прямо соприкасающаяся с обонятельными нервами, у людей не дает обонятельного ощущения. В связи с этим находится и то явление, что для произведения обонятельного ощущения необходимо движение пахучего вещества: при удержании дыхания, а равно и при выдыхании, по замечанию Аристотеля, обонятельные ощущения не происходят, хотя бы обонятельная полость и была заполнена душистым газом **.

_____________________

* Учебник физиологии Германа. С. 322.

** Опыты показывают, что жидкостей, соприкасающихся прямо с носовой полостью, человек не обоняет; но животные, живущие в воде, без сомнения, имеют эту способность, как заметил еще Аристотель и подтверждает И. Мюллер (Manuel de Physiologie. Т. II P. 267; Aristoteles. L. II. Cap. 9).

15. Заметим кстати, что в языке нет слов для наименования различных запахов и что мы называем их только по тем телам, которым они принадлежат: запах розы, запах табака и т. д. Аристотель прямо объясняет это тем, что "чувство обоняния у человека слабо: слабее, чем у многих других животных" *. Но нам кажется, что это явление находится в связи с другим, и именно с тем, что мы только редко, при сильном влиянии пассивного воображения, воспроизводим субъективно чувство запаха и решительно не можем воспроизвести его произвольно, как воспроизводим ощущения световые **. Мы различаем запахи только тогда, когда они на нас действуют. Но так как мы даем имена собственно не предметам и явлениям природы, а нашим понятиям или представлениям этих предметов и явлений, то и нет у нас названий для запахов, которых мы не можем себе представить, а потому и не можем подразделить их на роды и виды. Мы не могли образовать общих понятий из частных явлений запахов, а это лишило нас возможности дать им названия. Мы ощущаем частные явления, но не можем мыслить о них, а потому и не могли наименовать их.

______________________

* Aristoteles. De anima. L. II. Cap. 9; Ubers von Weisse. S. 54.

** Psycho-Physik, von Fechner. B. II. S. 479. To же наблюдение сделано в отношении сновидений.

16. Аристотель называет чувство вкуса особым видом осязания *. Но нам кажется, что это же самое можно сказать и еще по большему праву о чувстве обоняния. "По отношению ко многим газообразным и парообразным элементам, - говорит Мюллер, - трудно отличить осязательные ощущения от обонятельных, таковы: аммониак в состоянии газа, хрен, горчица и пр. Ощущения, от них испытываемые, очень похожи на осязание, и аналогия становится еще разительнее, когда подумаешь, как эти едкие пары действуют на слизистую ткань век" **.

______________________

* Aristoteles. De anima. L. II. Cap. 10; Obers von Weisse. S. 57.

** Manuel de Physiologie. T. II. P. 469.

Орган вкуса

Неопределенность вкусовых ощущений и связь их с ощущениями обоняния и осязания (17 - 18)

17. О деятельности органа вкуса знают также мало: не определены с точностью даже поверхности, ощущающие вкус. Вкусовые ощущения сопровождаются иногда ощущениями обонятельными, а иногда и осязательными, от которых их трудно отделить. Нервы вкуса возбуждаются к деятельности жидкостями, но отчасти и газами, имеющими вкус. "Какими свойствами тел обусловливаются те неопределенные характеры вкусовых ощущений, которые мы обозначаем словами "сладкое, горькое, кислое", неизвестно". Вкус развивается заметным образом от упражнения, и можно в этом отношении достигнуть той высокой степени, которою отличаются истые гастрономы и в особенности знатоки вин.

18. Что вкусовые ощущения иногда бывает трудно отличить от осязательных, в этом каждый может убедиться на себе, кушая мороженое, кисель, устриц и вообще что-нибудь такое, причем в число вкусовых ощущений входит температура или гладкость предмета. Нет нужды показывать, что обонятельные ощущения еще теснее осязательных связаны с вкусовыми и что иногда невозможно отличить, наслаждаемся ли мы запахом или вкусом пищи. Субъективное ощущение вкуса чаще и легче воспроизводится, чем субъективное ощущение обоняния; вид кислого возбуждает в нас чувство оскомы, а воспоминание сильной горечи - невольную дрожь и т. п. Вот почему для различных вкусов мы имеем несколько специальных названий, но все же очень мало *.

_____________________

* Даже о числе основных вкусов еще не условились: Платон и Галлен считают их 7; Аристотель и Теофраст - 8; некоторые - 12; другие - 16 (см.: Read. Т. I. Р. 116. Прим. Гамильтона).

Орган осязания

Устройство органа (19). - Отношение осязательных ощущений к мускульным и чувство боли (20 - 21). - Деятельность осязательного органа (22 - 26). - Ощущения общие (27)

19. Орган осязания, как мы уже сказали, распространен в коже и сходных с нею слизистых оболочках, которые, в сущности, тоже видоизмененная кожа. Концевые аппараты осязательных нервов мало исследованы, хотя и открыто уже несколько различных форм их, как, например, осязательные тельца Вагнера, встречающиеся особенно на ладони и подошве и состоящие из продолговатых пузырьков с поперечными полосками. Но характер деятельности этих аппаратов совершенно неизвестен. Раздражать концевые аппараты осязательных нервов можно электрическими, химическими, термическими влияниями, но не колебаниями световых волн.

20. В осязательных ощущениях много родственного с ощущением боли и мускульным чувством; однако же нам кажется, что к осязательным ощущениям собственно следует причислить только два характеристических рода ощущений: осязание в тесном смысле слова, посредством которого мы ощущаем поверхность предметов, и ощущение тепла и холода. Существуют ли разные нервы для обоих родов этих ощущений, или они передаются одними и теми же нервами, неизвестно. Но специфический характер этих ощущений, кажется, указывает на существование и отдельных нервов. Осязательные ощущения в тесном смысле особенно сильны в концах пальцев рук и на кончике языка, в губах, вообще в лице и всего менее в спине.

21. Осязательное ощущение происходит только в то мгновение, когда мы прикасаемся к телу; потом же оно быстро заменяется ощущением давления. "Если опустить руку в воду, согретую до температуры кожи, то мы получим осязательное ощущение в минуту соприкосновения с жидкостью, а затем оно исчезает. Подобными опытами нетрудно убедиться, что вообще осязательное ощущение происходит только под условием, если давление на чувствующую поверхность претерпевает колебания" *.

_____________________

* Учебник физиологии Германа. С. 328. Заметим, между прочим, что то же условие мы встречали уже в акте слуха и акте обоняния. Не существует ли оно в акте зрения? Да, но только в другой форме, сообразной этому акту. Мы ощущаем цвет предмета только потому, что переходим к этому ощущению от ощущения других цветов или от воспоминания этих ощущений. Если бы все было, например, красного цвета, то мы не ощущали бы никакого цвета.

При сильном раздражении осязательных нервов, говорят некоторые физиологи, ощущается боль. Некоторые, как, например, Гризингер, приписывают боль ненормальной деятельности нерва; но Гассе говорит, что "мы не имеем никакого основания приписывать нерву при его возвышенной деятельности другой роли, кроме роли передаточной, потому что и здесь он работает, как и при проводе каждого другого ощущения"*.

_____________________

* Handbuch der Speciallen pathol. Redig, von Virchov, 1855. B. IV. I Abth., von Hasse. S. 24.

Не вдаваясь в этот темный вопрос, мы заметим только, что между ощущением боли и ощущением осязания мало общего; напротив: когда мы ощущаем боль, то ощущение осязания уже прекращается. Чтобы осязать предмет, мы должны водить по нему пальцами слегка, т. е. дотрагиваться до предмета только окончаниями осязательных нервов и притом беспрестанно менять точки соприкосновения, т. е., другими словами, давать сознанию возможность сравнивать и различать целый ряд точек соприкосновения. Прикоснувшись пальцами крепче к предметам, мы уже задеваем мускулы и получаем мускульное, а не осязательное ощущение. Мускульное же ощущение передает нам чувство силы, которую мы тратим, преодолевая какое-нибудь препятствие, почему Вебер и назвал его Kraftsinn. При познании нами предметов эти два рода ощущения, мускульное и осязательное, взаимно дополняют друг друга. Рука наша именно и есть такой превосходный инструмент, в котором соединены самые тонкие осязательные и самые тонкие мускульные ощущения; а кроме того, дана ею возможность самых разнообразных движений, отчего она может обнимать предмет и разом испытывать его форму, относительную упругость или мягкость, тяжесть, температуру, шероховатость и движение, если оно есть.

22. Со временен Вебера осязательные и мускульные ощущения подвергались весьма точным измерениям относительно того, какую разницу может замечать сознание в ряду постепенно увеличивающихся тяжестей и насколько может оно различать два одновременных осязательных ощущения, например, насколько должно раздвинуть ножки циркуля, чтобы мы могли различить не одно, а два различных прикосновения. При этом замечено, например, что маленькое кольцо, форма которого ясно ощущается еще оконечностями пальцев, дает на спине бесформенное осязательное впечатление. "Двойственность ощущения получается только под условием, если между раздражаемыми точками кожи лежит несколько нетронутых осязательных участков" *. Упражнение замечательно уменьшает расстояние между двумя ощущаемыми точками прикосновения, и любопытно, что при упражнении кожи в одной половине тела утончается вместе с тем чувствительность к форме в симметричной части тела с другой стороны. Замечательно также, что расстояние между ножками циркуля, дающими различаемые впечатления, можно уменьшить, если ставить их не разом, а одну за другою, т. е. если сознание наше отделяет не только местом, но и временем одно ощущение от другого и сравнивает уже не два ощущения, а след ощущения и ощущение.

_____________________

* Учебник физиологии Германа. С. 133.

23. Физиологи принимают, что осязательные нервы, как и зрительные, идут, не сливаясь с другими, до головного мозга, и каждый несет свое особое впечатление, следовательно, и в акте осязания, как и в акте зрения, сознание наше получает мозаическую картину одновременных, но разноместных точек соприкосновения и соединяет все эти разноместные движения различных нервов в одно ощущение. Вот новое доказательство, что не нерв ощущает движение свое и в то же время движение других нервов, а эти разноместные и разновременные движения различных нервов ощущаются сознанием, которое и превращает их в одно ощущение *.

_____________________

* Два отдельных осязательных ощущения сливаются в одно, "если промежуток между ножками циркуля раздражать легким щекотанием или индукционными токами", т. е., другими словами, сознание наше перестает различать ощущения, так как они идут сплошным рядом.

24. Теплые ощущения мы испытываем под условием, чтобы была разница в температуре нашего тела и ощущаемого предмета. Выше 4R Цельсия мы уже ощущаем боль. Когда температура ощущаемого тела сравняется с температурою кожи, то ощущение прекращается. Следовательно, мы и здесь ощущаем только колебания, различия, словом, ощущаем только тогда, когда сознание наше имеет возможность сравнивать и различать.

25. В существовании отдельных нервных нитей для проведения чувства осязания физиологи уже убедились. Но есть ли особенные нервы для передачи чувства боли, неизвестно. Правда, при употреблении хлороформа больные не чувствуют боли, продолжая ощущать прикосновение *, но, может быть, при этом уничтожается возможность такой степени возбуждения в нерве, которая уже вызывает чувство боли **.

_____________________

* Учебник физиологии Германа. С. 329.

** "Боль, по мнению Гассе, условливается возбуждениями не одних осязательных нервов, но вообще всех нервов чувства и даже является в таких частях тела, в которыхвовсе нет обыкновенного осязания" (Handb. der Path. В. IV. S. 21).

Всякий знает, что чувство боли очень разнообразно; но все попытки подвести болезненные ощущения под определенные виды оказались недостаточными.

Без сомнения, особые нервные нити существуют и для мышечного чувства, но о мышечном чувстве мы скажем в следующей главе, говоря о мышцах.

Вообще, в последнее время физиология, кажется, склоняется к тому, чтобы принять существование специфических нервов для различных основных ощущений. Если мы признаем, что в глазу есть особые нервы для каждого основного цвета, а в ухе - особые для каждого тона, то еще основательнее будет принять, что существуют особые, специфические нервы для передачи ощущений осязания, мышечных сокращений, тепла, боли и, может быть, некоторых других специфических ощущений.

26. Аристотель придает необыкновенную важность чувству осязания и даже приписывает остроте и обширности его у людей (так как большая часть человеческого тела не покрыта волосами) превосходство человеческого ума сравнительно с другими животными *. Но такое обширное значение можно было придавать осязанию только тогда, когда из него не было выделено чувство мускульное. Если же за осязанием оставить только ощущение прикосновения к коже и слизистой оболочке, заменяющей кожу, например, во рту и носу, а также ощущение температуры тела и, может быть, то специфическое чувство щекота, которое Скалигер и Бюффон предполагали назвать шестым чувством, то осязание потеряет много своего значения для психической жизни и снизойдет в один разряд с чувствами обоняния и вкуса, которые так мало вносят материала в наши психические работы.

____________________

* Aristoteles. De anima. L. II. Cap. 9. Ubers von Weisse, 1829. S. 55: "В отношении всех чувств человек остается позади многих животных; но осязание у него гораздо острее, чем у других; потому он и умнейшее из животных".

Ощущения общие

27. Кроме этих, все же еще сколько-нибудь определенных и изученных ощущений есть еще множество так называемых общих ощущений, которые мы испытываем, но причины которых мы очень мало знаем, таковы: ощущения голода, жажды, тошноты, физической тоски, головокружения и множество особенных болезненных ощущений. Кажется, по неопределенности этих ощущений можно предположить, что они передаются головному мозгу, а через него и сознанию не непосредственно по отдельным нервным волокнам, а только чрез посредство целых собраний нервных узлов, или ганглий, так что мы ощущаем уже не деятельность нервных нитей и их мозговых окончаний, а деятельность целых систем ганглий. Вместе с этим исчезает возможность, так сказать, точкообразных впечатлений, и являются ощущения обширные, неопределенные, слитные, и которых именно поэтому мы не можем себе представить в воображении.

Эти общие, неопределенные ощущения играют тем не менее очень важную роль в нашей психофизической деятельности. Действуя постоянно, они постоянно вмешиваются в ряды наших определенных ощущений, так сказать, занимают интервалы между ними и тем самым дают направление этим ощущениям, что мы изложим яснее в главах о внимании и воображении.