Запись 8-я. проблемная ситуация

О родительской руке, умственном иждивенчестве и трудных ответах на легкие вопросы

На горке к ледяной дорожке — очередь. Движется медленно. Съезжают на корточках, на животе, на картонке. Самые отважные — на ногах, во весь рост, растопырив руки. Кричат на весь парк тем, кто копошится внизу: «С дороги, куриные ноги!» Ксенька долгое время съезжала на корточках. Потом — полуприсев. Наконец, поехала выпрямившись. И упала. Опять каталась на корточках. Но постепенно приподымалась, пока не стала уверенно съезжать, выпрямившись. Лицо горит от мороза и удовольствия! Меня же распирает чувство гордости: молодец девчонка! Сама, без подбадриваний и понуканий освоила «технику катания». Не хныкала, когда падала.

Как-то она крепко ушиблась об острый выступ смерзшегося снега — его глыбы оставила с краю аллеи снегоуборочная машина, и мальчишки именно там, на хребтах и вершинах этих глыб, протоптали себе чуть заметную коварно-извилистую тропку. Поскользнувшись, Ксенька свалилась. Несколько секунд лежала без движения и звука. Я бросился к ней: лицо искажено гримасой боли. Стал подымать, спрашиваю, где болит. Она перевела дыхание, сказала: «Главное — не заплакать!» И — опять побежала по той же тропе. Может быть, потому, что, обгоняя ее по этим глыбам, бежали с веселыми воплями мальчишки, и ей не хотелось отставать…

Ей, кажется, не было еще и двух лет, когда мы начали играть в «спортивные соревнования»: прыгать с детского стульчика на пол. Ксенька изо всех сил старалась прыгнуть дальше куклы Милы и Буратино. Ее заносило вперед — звонко шлепалась руками на пол. Однажды — подбородком. Всхлипнула было, но не разревелась. Ведь на спортивных соревнованиях не плачут! Сейчас ей три года девять месяцев, то есть «спортивный стаж» почти два года. И вот что любопытно: от физической боли почти никогда не плачет, только в конфликтных ситуациях — от обиды.

На горке появилась фигура в пальто с пушистым воротником. Чья-то мама. Она держит за руку рослую девочку явно школьного возраста. Вот подошла их очередь. Мама выводит дочку на ледяную дорожку. И — бежит рядом, не отпуская ее руки. Девочку качает вперед-назад. Она полагается не на себя, а на мамину руку, и потому, не сохранив равновесия, падает. Ее, рослую, маме удержать трудно.

…Как все-таки важно вовремя перестать держать ребенка за руку. Не только в прямом, а и в переносном смысле. Но вот беда: нам почему-то кажется — чем крепче держим мы свое чадо за руку и больше докучаем ему предостережениями, советами, подсказками, тем лучше выполняем родительский долг.

На днях в троллейбусе, притиснутый толпой к заднему стеклу, услышал впереди, возле кассы, знакомый голос… Валера! Вместе в институте учились… Удалось разглядеть за головами стоящих чеканный профиль, увенчанный ондатровой шапкой, его миловидную спутницу и примерно четырехлетнего мальчишку, который, забравшись с ногами на сиденье, водил пальцем по боковому стеклу. Валерку я не видел лет шесть, слышал о нем от знакомых, что у него жена, сын… Он, конечно, посолиднел, однако меня поразило другое: с какой скучной менторской назидательностью выговаривал он что-то сыну довольно громким, самоуверенным баском! И это тот самый Валерка, забавный шутник и отчаянный модник, явившийся однажды на занятия в малиновом пиджаке… Что делает с мужчинами семейная жизнь!

Если бы такие изменения я замечал у себя… Вчера вечером выбирали с Ксенькой книжку — почитать перед сном. И она в двенадцатый, наверное, раз раскрыла Носова — рассказ «Наш каток» Я жаловался на то, что у меня болит язык читать одно и то же, предупреждал — будет скучно, но она твердила: «Не будет!» Тогда я включил магнитофон, прочитал ей рассказ и объяснил, какую клавишу нужно нажать, если в следующий раз ей опять захочется услышать историю про каток. Сегодня вечером Ксенька так и сделала. Я услышал свой голос, и мне стало плохо. Я не знал, куда спрятаться, как уговорить Ксеньку выключить этот бесстрастный механизм, который воспроизводил с буквальной точностью мои поучающие интонации. Надо же ухитриться так прочесть веселый, совершенно неназидательный рассказ Носова!.. Потом на кухне, за чаем, вслушивался в собственный голос и изо всех сил старался говорить подчеркнуто бодро, предельно деловито, что, конечно же, вызвало на Валином лице улыбку.

Н-да, сложно быть отцом семейства, пусть даже небольшого. Откуда они, эти интонации? Не говорю же я так с Валей, с приятелями, с продавцами в магазине. Видимо, с ними я обмениваюсь необходимой информацией как с равными. А ребенок для меня все-таки существо низшего порядка. Хотя логически я уже давно пришел к выводу, что это не так, что он «просто совсем другой человек», вроде инопланетянина со своими особенными представлениями об окружающем мире. Только одно дело - логика, другое — инерция эмоционального отношения. Трудно, очень трудно сразу перестроиться!

Как-то в парке мы с Ксенькой делали из снега лопатками домики — что-то среднее между землянкой и жилищем эскимосов. У Ксеньки постоянно проваливалась крыша, и она начинала снова. Хотел было подсказать и вовремя удержался. (Накануне, примерно в такой же ситуации, — рисовали, у нее не получалось — вмешался, показал, как нужно, и ей тут же стало скучно.) Наконец, Ксенька подошла ко мне ближе, присела на корточки: «А еще один дом сделай!» Она внимательно смотрела, как я вначале плотно утрамбовывал кучку снега, из нее сформировал куб и затем только стал прокапывать в нем вход в дом. «А почему крыша не падает?» — спросила она. «Потому что снежинки крепко сцепились, когда я по ним лопаткой стучал». Пошла строить. Через несколько минут сообщила, сияя: «А у меня тоже сцепились!»

Видимо, отношения с Ксенькой постоянно нужно строить так, чтобы быть при ней в роли «товарища по работе», с которым бы она могла посоветоваться. Причем тут нельзя опережать ее вопросы, перехватывать инициативу. Мое дело — создать проблемную ситуацию. «Озадаченная» же, они сама будет искать ответ. И одним из источников информации окажусь я, моя деятельность… Вот если бы нас, родителей, на каких-нибудь специальных курсах учили создавать такие ситуации!

Вопросы Ксеньки, как вехи, точно обозначают путь ее рад-вития… Недавно она спросила Валю: «У тебя мысли крутятся?» Валя, подумав, ответила: «Да, крутятся». Ксенька удовлетворенно отметила: «И у меня тоже». Оказывается, она ловит себя на том, что — ДУМАЕТ. Для нее это уже род деятельности, на которую можно посмотреть со стороны. И — посмеяться, если пришла в голову забавная мысль. Однажды, хитро улыбаясь, спрашивает: «А где у коленки локоть?» Потом, показывая на коленную чашечку, говорит хохоча: «Вот он!» Ее вопросы теперь менее хаотичны. И ответы выслушивает терпеливее, чем раньше. «Как делается стекло?», «Из чего получается бумага?», «Кто делает шторы?» Объясняя, вдруг обнаружил: не умею коротко, ясно, а главное — занимательно! — рассказывать. Хотя каждый ответ можно превратить в остросюжетную историю, которая, вероятно, вызовет следующие, уже предугадываемые вопросы.

Наверное, родитель, имей он под рукой книжку с подобными познавательно-увлекательными историями, следующими одна за другой по принципу ассоциативной цепочки, смог бы легко, в непреднамеренных разговорах дать дошкольнику много необходимых знаний. Дать — по его просьбе. Провести по тропинке знаний, не держа за руку. Без докучливых замечаний: «Не вертись! Не болтай ногой!» И, что очень существенно, — с азартом.

Ведь это же очень увлекательное занятие — отвечать на вопросы почти четырехлетнего человека, следить за его живой, непоседливой мыслью, видеть, как она становится все более упругой и цепкой. И давать ей материал для самостоятельной работы.

Самым приемлемым для Ксеньки материалом оказались все-таки не мои рассказы и не диафильмы, и не гибкие пластинки из журнала «Колобок», и даже не мультфильмы по телевизору, а книжки. Перед сном она слушала почти все, что ей читали, пока что-то вдруг не поражало ее. Тут мы начинали «ходить по кругу» — читать пятый, седьмой, двенадцатый раз одно и то же. «Скучно же», — убеждали мы с Валей Ксеньку. «Нет, интересно!» — упрямилась она.

Особенно возмущали меня вначале книжки, в которых герои-звери вступали в отношения, зверям не свойственные. «Зачем ребенка дезориентировать?» — думал я и даже как-то записал об этом в дневнике. А ребенку нравилось. Он требовал: «Чуковского! Про крокодила!» И я в конце концов сдавался — читал. Потом понял: эта звериная феерия — озорство воображения. Не назидание, не мораль здесь главное, а раскованная работа мысли, облеченной в образы.

Конечно, мне, «технарю» по образованию, нужна была в детских книжках в первую очередь полезная, максимально точная информация о жизни. И я не сразу понял, что они несут в себе такую информацию, но — закодированную в образах и потому наиболее воспринимаемую детским воображением. Оказывается, это очень емкий способ передачи знаний: образы, действующие в книжках Чуковского, рассказывают не только о разнохарактерных отношениях, добрых и недобрых поступках, умении сочувствовать, помогать, дружить, что-то отстаивать, за что-то бороться. Но еще передают состояние души автора. И как передают! Глаза у Ксеньки начинают озорно блестеть, лицо становится подвижным: на нем — то улыбка, то настороженность, то озабоченность, то снова улыбка.

Но что меня и сейчас не перестает возмущать — это книжки, населенные «плохими» и «хорошими» зверями. Они изо всех сип стараются внедрить в сознание ребенка незыблемую, примитивную схему, в которую пытаются втиснуть сложнейший мир человеческих отношений. По своей железобетонной конструкции эта схема не что иное, как истина в последней инстанции.

Только неоднозначный, полнокровный образ может заставить думать и чувствовать. Назидательные же книжки, лишенные самоценной образности, приучают не к труду ума и души, не к сотворчеству, а к потребительству, к иждивенческой привычке пользоваться чужими выводами. То есть к умственной, а значит, и к душевной лени.

Эту лень порождает уверенность в том, что совсем не обязательно самому думать: любую жизненную ситуацию можно подогнать под одну из схем, объясняющих все. Схема оказывается в роли той самой мамы, которая вывела рослую дочь на горку, держа за руку… Но жизнь настолько многообразна и неожиданна, так легко ломает все и всяческие схемы, что немудрено поскользнуться.

Я могу только догадываться о том, что именно занимает теперь Ксеньку в рассказе Носова «Наш каток», который мы читаем уже вторую неделю (и ведь рассказ-то не для ее возраста)! Но, думаю, дело вот в чем: там действуют живые люди — мальчишки, их родители, управдом. Этих людей она видит каждый день — во дворе, на лестничной площадке. Они для нее загадка. И вдруг рассказ, словно мановением волшебной палочки, делает этих людей для Ксеньки (через забавную конфликтную ситуацию) ближе, яснее. Помогает понять их такими, какие они есть. Дает материал для сравнения и анализа — для той невидимой работы, которой она занята сейчас все свое время, не деля его на труд и досуг.

Мы возвращаемся из парка домой. Вверху, в вечернем небе, за сплетением веток скользит — движется вместе с нами — тонкий ломтик месяца. Ксенька останавливается — перестает двигаться за ветками и месяц. Она идет дальше, потом пробегает несколько шагов и сообщает мне.

— И он бежит! Спрашивает:

— Месяц — это ребенок у Луны, да?

Навстречу нам по аллее неторопливо и молча пошли двое пожилых людей. Когда они оказываются позади нас, Ксенька интересуется:

— А у всех людей есть дети?

— Нет, не у всех.

Она ненадолго задумывается.

— А им грустно, да?

— Очень грустно.

Это нарушает равновесие в ее благополучном мире и потому — не нравится. Пройдя несколько шагов, она предлагает:

— Пусть тетя Маша отдаст тем людям Аню. И у нее останется Нина.

Речь о маме из соседнего подъезда, у которой — двойня. Пробую объяснить, что тете Маше одинаково дороги обе дочери. Не понимает.

— Надо делиться, — очень не к месту повторяет Ксенька бабушкины слова, точно копируя ее строгую интонацию.

— А почему снег хрустит? — отвлекается она вдруг.

— А ты как думаешь? Молчит. Думает.

— Снежинкам больно, — говорит она. — На них наступаешь, и они пищат.

—А потом почему не пищат, когда протоптана? Опять задумалась. И — обрадовано.

— Потому что сцепились. Крепко-крепко! Им уже не больно.

Через минуту:

— А как делаются снежинки?

Рассказываю ей про облака. Она идет рядом, глядя по сторонам, пиная носком валенка куски смерзшегося снега. Такое впечатление, будто не слушает. Но стоило мне кончить, спросила.

— А облака откуда берутся?

Потом она, конечно, спросила, откуда взялись озера и реки, камни и деревья. Когда мы были у подъезда нашего дома, она уже знала, что наша Земля круглая, как мяч, и спросила:

— А откуда взялась Земля?…

Наверное, ни на одной пресс-конференции не замучивают так какого-нибудь деятеля своими вопросами десятки дотошнейших журналистов, как это делает с родителем один четырехлетний ребенок!

Сказал об этом Вале. Она призналась: «Я с ней очень устаю. Мало того — сама непоседа, да еще мысли у нее так и скачут с одного на другое. Иногда говорю ей, помолчи хоть минутку…»

Но молчать, как я заметил, ей некогда. Она торопится жить. У нее, видимо, иное ощущение времени. И темп жизни — другой. Может быть, это темп завтрашнего дня?..

В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

Несколько слов о коварстве «эффекта ореола»

Ребенок живет «быстрее» взрослого. Быстрее меняется. Мы же частенько не успеваем менять о нем свое представление. И, обнаружив разночтения с оригиналом, изумляемся. Или — сердимся.

Да разве виноват он в том, что мы проморгали момент, когда перестраивался его внутренний мир?!

Предлагаем ему книжку или игру, привычно шутим, ожидая оживления. А он мнется, с удивлением поглядывая на нас. Да, месяц назад все это ему было интересно. Сейчас — нет. Он вырос. Он другой.

Вот что говорит психолог А. Бодалев в своей крайне необходимой и для родителей и для учителей книге «Формирование понятия о другом человеке как личности».

— Развитие тесных контактов между людьми может привести к тому, что субъект будет с опозданием фиксировать или даже вообще не замечать изменения во внутреннем мире другого человека… Будет строить свое поведение по отношению к нему исходя из устарелых представлений о его личности… В этих случаях развивается явление, получившее в психологической литературе название «эффекта ореола».

Инерция представления о своем ребенке мешает. Иногда приводит родителей к драматической ситуации: они открывают вдруг в своем отпрыске совсем незнакомого человека! Хорошо если — хорошего. А если — плохого?.. Как неожиданны и горьки бывают такие открытия для тех, у кого дети, став подростками, внезапно оказываются правонарушителями. Случается, папы и мамы не верят, когда на суде возникает истинный портрет их чада: «Не мог он так поступить!» А он поступил. Он легко приспособился к устоявшемуся родительскому представлению о нем — был дома снисходительно терпелив к привычным назиданиям. На улице же, в компании, преображался, давая волю накопившимся эмоциям.

Родители часто забывают об одной особенности растущего человека: он очень чувствителен к тому, что от него ждет ближайшее окружение… В хорошо знакомой мне семье полуторагодовалый малыш, недавно научившийся ходить, однажды, под впечатлением от «фигурного катания», которое он вместе со всеми видел по телевизору, сделал «ласточку», держась одной рукой за стул. Взрослые, разумеется, были в восторге. Он запомнив это, потом стал делать «ласточку» специально, чтобы увидеть сияющие родительские лица. И — что самое важное — делал это в тот момент, когда родители почему-либо на него сердились. Сердитость, конечно же, мигом слетала с их лиц, а маленький хитрец, добившись желаемого, брался за следующие проделки.

Да и в общении взрослых… Разве редко бывает: человек «открывается» своему ближайшему окружению именно той стороной, которую от него ждут! И оказывается: в семье он один, на работе — другой, а в компании друзей студенческих лет — третий… В упомянутой книге А. Бодалев рассказывает о результатах исследований, выяснивших: на формирование понятия о другом человеке влияют профессиональная принадлежность, возрастные особенности, специфичность интересов, душевная развитость (или неразвитость) и многое другое. Поэтому какой-нибудь Сидоров может увидеть в Иванове такое, что окажется недоступным зрению, допустим, Петрова. Оттого-то и случается так: Сидоров с Петровым говорят об Иванове, как о двух разных людях.

Нередко подобная ситуация возникает в школе: учитель и родитель в разговоре об одном ребенке обнаруживают, что говорят как бы о двух разных детях. А на самом деле каждый из них — и учитель, и родитель — оказался зеркалом, отразившим, в силу своего положения, разные стороны характера растущего человека.

Как научиться видеть его целиком, в движении, в противоречиях развития, не поддаваясь инерционной силе «эффекта ореола»?

Необходимо тренировать наблюдательность. Как, например, спортсмены тренируют тело. А. Макаренко писал об этом так: «Можно и нужно развивать просто физическое зрение… Нужно уметь читать на человеческом лице, на лице ребенка… Ничего хитрого, ничего мистического нет в том, чтобы по лицу узнавать о некоторых признаках душевных движений».

Есть комплекс специальных упражнений, развивающих наблюдательность. Один мой знакомый часто затевал с сыном-дошкольником такую игру: они соревновались, кто, один раз взглянув, точнее опишет, во что одет дядя, гуляющий во дворе с собакой. Потом — какое у него выражение лица, настроение. Затем — упражнение, развивающее воображение: о чем думает сейчас дядя, а о чем — собака. Немного погодя, они стали так же описывать настроение и воображаемые мысли друг друга.

Этот тренаж необходим растущему человеку не менее чем взрослому, потому что он тоже подвержен инерции «эффекта ореола». Разница в темпах жизни создает у него обманчивое впечатление: взрослый не меняется. Такой невольный самообман закрепляет неумение понимать душевное состояние родителей, вникать в сложные обстоятельства их жизни.

Отсюда — подростковый максимализм: поспешные оценки, однозначность выводов, нетерпимость ко всему, что не укладывается в привычную схему. Во избежание этих бед (а подобный максимализм нередко приводит даже к родительским инфарктам) нужно учить ребенка преодолевать инерцию «эффекта ореола». Учить — проблемно, организуя ситуацию, которая заставляла бы его дотошно внедряться в открывшийся пласт жизни.

И вместе с ребенком самому учиться (всегда заново!) искать истину, не довольствуясь поверхностным впечатлением.

Запись 9-я. ЧУЖАЯ ОБИДА