Как светский гуманизм подменяет религию
Если человечество не добьется перелома в состоянии общественной нравственности, то мир ожидает печальное будущее. У нас в России пока остается шанс изменить ситуацию к лучшему, потому что, несмотря на все новации и реформы последнего десятилетия, очень многие люди продолжают жить в системе нравственных координат, определяемых нашей тысячелетней духовно–нравственной традицией. Даже неверующие люди, многие из которых — вчерашние коммунисты, подсознательно хранят эту традицию. Но если нас поглотит идеология либерализма, если в сознании человека ее ценности одержат верх над религиозным нравственным законом, то ничего поправить мы уже не сможем. Взгляните на опустевшие храмы в Западной Европе. Почему из них ушли люди? Да потому, что они теперь живут в мире, где грех больше не считается злом, где он перестал быть проблемой человеческого существования. А если греха ни на ком нет, то излишне и покаяние, и Церковь не нужна. Греховная жизнь в глазах общества получает санкцию добропорядочности. И в храмы приходит все меньше людей.
Светский гуманизм претендует на то, чтобы подменить собой религию в современном секулярном обществе, адаптировав ее нравственные императивы к эгоистическим потребностям падшего человека. Однако светский гуманизм, в отличие от религии, не способен поддержать нравственное самостояние личности. Мы говорим о принципе, хотя, разумеется, бывают случаи, когда человек способен рационально удерживать себя в рамках нравственной жизни. Но к обществу в целом это не относится. Ибо нравственное общество и нравственный человек невозможны вне понятий греха, покаяния, воздаяния за грех. Именно это имел в виду Достоевский, когда говорил, что если Бога нет, то, значит, все дозволено. Ибо если Бог есть, то Он накажет грешника: «У Меня отмщение и воздаяние» (Втор. 32:35).
Обо всем этом следует очень ясно говорить молодежи. Молодость всецело принадлежит жизни, причем по большей части жизни не сегодняшней, а завтрашней. Все надежды, устремления, мечты и планы молодого человека описываются в категории будущего времени. Поэтому так важно, чтобы молодой человек ясно понимал: все, чего он ожидает от жизни, может быть реализовано только в условиях нравственного, а потому жизнеспособного общества.
ДИФФУЗИЯ КУЛЬТУР И ДОЛГ ХРИСТИАНИНА
Наша эпоха обладает некоей особой духовной спецификой, которую не следует упускать из виду, когда речь идет о миссионерской работе среди молодежи. Современная эпоха характеризуется процессом размывания границ за счет бурного и повсеместного развития коммуникационных технологий. Размываются границы между государствами, народами, культурами, социальными слоями, рынками труда и капиталов. Этот процесс выводит культуры и цивилизации за традиционные рамки этносов и ареалов существования. Современные коммуникации, информационные технологии, транспорт и связь сжимают пространство и время, преодолевая огромность окружающего нас мира, делая все более доступными самые отдаленные его уголки. Мир стал маленьким, открытым и проницаемым. Его культурно–цивилизационное разнообразие все активнее включается в единый общемировой контекст. При этом происходят неизбежные процессы взаимовлияния культур, их переплетения и диффузии. Происходит даже стирание естественных границ между полами: в прежние эпохи в самом страшном сне не могла привидеться нынешняя мода на транссексуализм, трансвестизм, на стиль «унисекс», и это также неслучайное и не изолированное явление.
Этот общий цивилизационный процесс не мог не затронуть и религиозную сферу. Я поддерживаю межрелигиозные и межхристианские контакты как одну из возможностей свидетельствовать инославному миру об Истине Православия. Но я категорически выступаю против нашего участия в созидании вероисповедной Вавилонской башни. Механическое смешение Православия с иными религиями и конфессиями было бы не только кощунственно, но и грозило бы нам утратой религиозной идентичности при невозможности богозаповеданного свидетельства. Таким образом понимаемый экуменизм для нас неприемлем и опасен. Иное дело двусторонние и многосторонние богословские диалоги, в рамках которых Церковь формулирует и отстаивает свои убеждения. В ходе таких собеседований мы свидетельствуем перед лицом инославного мира, в частности, и о нашем видении причин, по которым на Западе люди покидают храмы.
Процессы, о которых мы говорим, потенциально содержат много опасностей и вызовов. С другой стороны, современная глобализация, порожденная техническим прогрессом, не имеет альтернативы. Поэтому наш долг как христиан состоит в том, чтобы, не закрывая глаза на то положительное, что принесли человеческому обществу процессы интеграции, духовно противостоять сопутствующим им душепагубным явлениям.
СКРЫТОЕ БОГОБОРЧЕСТВО
В советское время существовала отчетливая граница между верующими и неверующими. Атеистическая идеология противостояла вере в Бога. Мы обращались к человеческим сердцам, к внутреннему миру людей и к изначально заложенной в их природу идее Бога. Атеисты делали то же самое, апеллируя к логике и разуму человека. Веру и неверие тогда разделяла линия фронта. Ныне между ними нет ни фронта, ни пропасти. Границы и здесь оказались размытыми, зыбкими. Значит ли это, что неверие как феномен исчезло? Или неприятие и отвержение Христа Спасителя стали достоянием истории? Вовсе нет. Изменились лишь формы борьбы против Бога и Его Церкви. Если раньше штатные атеисты безапелляционно утверждали, что Бога нет и «это медицинский факт», то сегодня нам говорят: «Да, Бог, конечно, существует. Но вот Церковь наша очень уж плоха, и архиереи никуда не годятся, и духовенство не соответствует. Поэтому самое насущное — заняться очищением церковного организма». Чаще всего это говорят те, кто еще вчера были штатными богоборцами партии. Недавно в Москве образовалось общество атеистов с вполне материалистическим названием «АТОМ». Это интересное, хотя и вполне атавистическое явление в сегодняшней России. Как бы то ни было, гонители Церкви с советским стажем как–то определились и сбились в свой атеистический кружок. И слава Богу. Там, где есть граница, явление видится отчетливо. Опасно, когда вместо границы пролегает так называемая «серая зона», в которой свет смешивается с мраком.
ДИКТАТУРА ИНСТИНКТА
Ныне идеология больше не является приводным ремнем государственного механизма борьбы против Христа и Церкви. Среди молодежи и населения в целом не ведется атеистическая пропаганда и антицерковная агитация. Противники христианства ныне обращаются не к сознанию, а к инстинктам человека. Они вложены в нашу природу Творцом. Если бы не было инстинктов, то человек не выжил бы в материальном мире. Мы умерли бы от голода и от жажды, не сумели бы спастись от грозящей опасности, на свет не рождались бы дети и так далее. Человеческие инстинкты в своей совокупности образуют систему самосохранения жизни. Но точно такой же системой обладают и животные. Разница заключается в том, что животное безусловно подчиняется голосу инстинкта, а человек способен управлять своим инстинктом, основываясь на нравственности и убеждениях.
Т. е люди, которые раньше голословно отрицали бытие Божие, ныне изменили тактику борьбы, избрав путь возбуждения человеческих инстинктов и потворства им. Людей целенаправленно и изобретательно подталкивают к тому, чтобы они приняли в качестве императива своего существования жизнь по закону плоти. Но мы знаем, что жизнь по закону плоти альтернативна жизни по духу и есть ее отрицание. Мы знаем, что жизнь по закону плоти противостоит религиозному образу жизни. При этом тех, кто навязывает народу антирелигиозный выбор, больше не волнует, признает человек бытие Божие или его отрицает. Теперь это вторично и непринципиально. Главное — выбор образа жизни. Поставлена задача превращения христиан в язычников. И даже хуже, чем язычников, — в тех, кто способен расслышать только зов плоти и подчиняться только ее закону. Оглянитесь вокруг: все работает на разжигание инстинкта — реклама, фильмы, средства массовой информации, предлагаемые ценностные ориентации, стандарты жизни и поведения, так называемые идеалы. Все, что обращено к человеку, направлено на эксплуатацию его инстинктов, главным из которых определено стремление к обладанию. Разжигается половой инстинкт, стимулируются жадность и страсть к потреблению. Здесь нет разумных пределов, не предусматривается ограничений, не оговаривается условий. Человек превращается в раба собственных инстинктов, теряет жизненные ориентиры. В нем помрачается образ Божий, и он перестает быть человеком в собственном смысле слова, редуцируясь до подвида «животное потребляющее».
Чрезвычайно важно иметь в виду, что молодежь особенно подвержена такого рода воздействиям, потому что в молодом организме инстинктивные начала проявляются гораздо сильнее по причине возрастной физиологии человека, сопряженной с отсутствием у него достаточного жизненного опыта и ощущения опасности. Именно молодые люди становятся первыми жертвами пропаганды тотальной вседозволенности. Не убоюсь еще более сильного определения: мы имеем дело с попыткой создания небывалого доселе человеческого типа, воистину нового человека, покорного велению своих инстинктов, живущего в мире, где все дозволено, и не ведающего смысла греха.
КУЛЬТ АНТИКУЛЬТУРЫ
В связи с этим актуальным становится обсуждение вопроса о так называемой поп–культуре и сопутствующих ей явлениях. Всем известно, что само понятие культуры восходит, с одной стороны, к идее возделывания, а с другой — к понятию культа, то есть богослужения. Это отражает изначальную мотивацию: трудиться, обрабатывая и возделывая во имя возрастания и развития, во имя усовершенствования жизни. То есть культивировать и тем самым воздавать хвалу Творцу всяческих и жизни Подателю. Такова двойная этимология и семантика понятия культуры. Поэтому вполне будет отвечать этому определению только такая культура, которая содействует задаче внутреннего развития человека, его духовному возрастанию и преображению, которыми в человеческой природе прославляется образ Божий. Если же так называемая культура содействует раскрепощению и торжествутемных инстинктивных начал, которые Ницше определил как «дионисийские», то мы имеем дело с воинствующей антикультурой. Когда смотришь на эти тысячные толпы молодых людей, которые, подобно запрограммированным существам, рефлекторно отвечают определенной эмоцией на определенный музыкальный раздражитель из небогатого набора диск–жокея, когда среди грохота, дыма и криков люди с пластикой марионеток, словно по команде, послушествуют мановению невидимого кукловода, то это, конечно, явление антикультуры, разжигающей инстинкты и страсти, высвобождающей звериное и животное в природе человека. Опьяненные этим состоянием и нередко наркотиками, молодые люди становятся способными на преступление.
Желая подольститься к «продвинутой» молодежи, взрослые дяди и тети пытаются философствовать на тему того, что все это вовсе не так плохо, что молодежная субкультура не должна отвергаться обществом, что таковы культурные коды нашего времени, над расшифровкой которых должны трудиться культурологи… Полагаю, что в этом проявляется либо лукавство, либо недомыслие. Прошу заметить: мы говорим не о жанре, не о стилистике, не о музыкальных инструментах, потому, что все это вполне могло бы содействовать пробуждению совершенно других эмоций и устремлений. Тяжело видеть молодых людей, в результате внешнего воздействия превратившихся в «одинокую толпу», утратившую человеческий облик. Таков результат воздействия антикультуры на личность.