Идеи Толстого, связанные с фармацией

КУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МЕДИЦИНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

МИНИСТЕРСТВА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

(ГБОУ ВПО КГМУ МИНЗДРАВА РОССИИ)

Факультет фармацевтический

Форма обучения: заочная

Кафедра педагогики

Контрольная работа №

по дисциплине

педагогика

Вариант №11

Исполнитель Сидорцова Елена Николаевна 1 курс 3 группа №632

Ф.И.О., курс, группа, № зачетной книжки

Обратный адрес:

индекс, область, город,

улица, дом, квартира

241030, Брянская обл,

г.Брянск, ул.Мира 94, кВ.87

дата отправки работы:

«___» _________ 20___ г.

Оценка _________

Дата проверки:

«___» _________ 20___ г.

Преподаватель __________ __________________

(подпись) Ф.И.О.

Содержание

Введение…………………………………………………………………………...3

1.Идеи Толстого, связанные с фармацией………………………………………4

2.Идеи Толстого, связанные с образованием…………………………………..11

Заключение………………………………………………………….……………16

Список использованной литературы………………………………………..….17

Введение

Л.Н. Толстой - один из наиболее широко известных русских писателей и мыслителей, почитаемый как один из величайших писателей мира.

Писатель, признанный ещё при жизни главой русской литературы, чьё творчество ознаменовало новый этап в развитии русского и мирового реализма, став своеобразным мостом между традициями классического романа XIX века и литературой XX века.

Актуальностью написания реферата является анализ творчества Л.Н. Толстого.

Целью реферата является идеи Толстого, связанные с фармацией, а так же связанные с образование.

Также в работе использованы материалы сети Интернет, статьи периодических изданий, которые содержат информацию о деятельности Л.Н.Толстого.

Методические указания: анализ, синтез, индукция и дедукция.

С именем Толстого связано всемирное значение русской литературы, а его идеи создали ему славу не только писателя, но и религиозного мыслителя, проповедника новой веры.

Традиции реализма Толстого были продолжены В. Г. Короленко, И. А. Буниным, А. И. Куприным, М. Горьким, Дж. Голсуорси, Р. Мартен дю Гаром, Э. Хемингуэем, Т. Вулфом и др.

Талантом Толстого восхищались Г. Флобер и Г. Мопассан, а Р. Роллан и С. Цвейг посвятили его творчеству книги.

Идеи Толстого, связанные с фармацией

Писателей часто и справедливо называют «врачами человеческих душ». Вполне понятно глубокое смятение Л.Н. Толстого, когда жизнь Анны Карениной во время родильной горячки повисла на волоске.

Врачебное искусство должно включать любые знания, служащие благу человека.

Вероятно, еще не одно поколение врачей будет воспитываться на тех удивительных образцах наблюдательности и величайшей житейской мудрости, которыми так щедро одарил нас Л.Н. Толстой.

Необходимо заметить, что пытливая наблюдательность - та черта, без которой вообще немыслима практическая врачебная деятельность, была настолько развита у Л.Н. Толстого, что даже такие крупные знатоки психологии больного человека, как Г.А. Захарьин, Н.Ф. Голубов, А.А. Ухтомский, В.М. Бехтерев, Н.Д. Стражеско и другие, не раз обращались к произведениям Л.Н. Толстого в своих научных изысканиях и педагогических раздумьях.

Обладая феноменальной способностью к неторопливому и пристальному изучению окружающего, Л.Н. Толстой и сейчас продолжает удивлять читателя-врача той удивительной глубиной восприятия и обобщений болезненных состояний человека, перед которой порою меркнет даже специальная медицинская литература.

Так, с поразительной реалистичностью Толстой изобразил клиническую картину инсульта. Не вникая в чисто медицинские детали, автор правдиво и точно описал внешние проявления этой болезни со всеми ее нюансами, в таком виде, в каком она воспринималась окружающими больного людьми, встревоженными и испуганными развившимся несчастьем.

«Навстречу ей продвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему, и в игре мелкими кругами света, падавшего сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидела, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности.

Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время» («Война и мир»).

В своих произведениях Толстой неоднократно воспроизводит гнетущую картину тягостного угасания человеческой жизни от кровоизлияния в мозг: «Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку.

Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда-нибудь, или он говорил слишком многое...

Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук…

Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели».
Это предельно сжатое описание инсульта не имеет себе равных в художественной литературе.

С не меньшей проницательностью художник изобразил в ряде своих произведений то медленное угасание, то постепенное умирание, которое некогда свойственно было больным, страдавшим туберкулезом легких. Ведь дело происходило в те давние времена, когда медицина не располагала еще эффективными средствами лечения туберкулеза:

«Прошли еще мучительные три дня, больной был все в том же положении. Чувство желания его смерти испытывали теперь все, кто только видел его: и лакеи гостиницы, и хозяин ее, и все постояльцы, и доктор, и Марья Николаевна, и Левин, и Кити. Только один больной не выражал этого чувства, а напротив, сердился за то, что не привезли доктора, и продолжал принимать лекарство и говорил о жизни... Пока священник читал отходную, умирающий не показывал никаких признаков жизни; глаза были закрыты...

— Кончился, - сказал священник и хотел отойти, но вдруг слипшиеся усы мертвеца шевельнулись, и ясно в тишине послышались из глубины груди определенно резкие звуки:

— Не совсем... Скоро.

И через минуту лицо просветлело, под усами выступила улыбка, и собравшиеся женщины озабоченно принялись убирать покойника».

Писатель тяжело переживал гибель своих героев. По воспоминаниям его жены, С.А. Толстой, в период работы над главами, где описана смерть князя Андрея, Лев Николаевич однажды вышел из своего кабинета весь в слезах. На вопрос о том, что случилось, он ответил, махнув рукой, что только что умер князь Болконский.

Когда читаешь описание смерти героев Толстого, приходит яркое понимание ценности человеческой жизни, бесценности такого творения природы, как человек. Волей-неволей появляются мысли о кощунственности войн, о немыслимости возможности истребления себе подобных.
Вот как описана смерть мужика в романе «Анна Каренина»:

— Бросился! Задавило! — слышалось между проходившими.
— Вот смерть-то ужасная! — сказал какой-то господин, проходя мимо.

Говорят, разорвало на два куска.

— Я думаю, напротив, самая легкая, мгновенная, - заметил другой...

Каренина села в карету, и Степан Аркадьевич с удивлением увидел, что губы ее дрожат и она с трудом удерживает слезы.
— Что с тобой, Анна? - спросил он, когда они отъехали несколько сот сажен.
— Дурное предзнаменование, - сказала она».

В последних главах этого романа еще более жутко описана суицидальная смерть самой Анны:

«И вдруг, вспомнив о раздавленном человеке в день ее первой встречи с Вронским, она поняла, что ей надо делать. Быстрым, легким шагом спустившись по ступенькам, которые шли от водокачки к рельсам, она остановилась подле проходящего мимо нее поезда. Она смотрела на низ вагонов, на винты и цепи и на высокие чугунные колеса медленно катившегося первого вагона и глазомером старалась определить середину между передними и задними колесами и ту минуту, когда середина эта будет против нее. «Туда! - говорила она себе, глядя в тень вагона на смешанный с углем песок, которым были засыпаны шпалы, - туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».

...Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь ее предстала на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями.

Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с ней, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что сделала. - «Где я? Что я делаю? Зачем?». Она хотела подняться, откинуться, но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. «Господи, прости мне все!» -проговорила она, чувствуя невозможность борьбы.

...И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

Гениальное умение Л.Н. Толстого проникать в тайники духовной жизни человека в значительной степени проявилось в его неповторимых описаниях болезни и смерти своих героев, где он не только достиг высочайших вершин реалистического искусства, но и создал совершенно новые для своего времени представления о взаимоотношениях врача и больного. Гениальный писатель впервые в классической русской литературе всесторонне и глубоко осветил эти интереснейшие и животрепещущие вопросы. К ним Л.Н. Толстой обращался неоднократно, но наиболее полно и проникновенно он изложил их в романах «Война и мир» и «Анна Каренина».

Н.Д. Стражеско неоднократно утверждал, что каждый человек болеет и выздоравливает на свой лад. Подчеркивая это, он писал, что «старые врачи хорошо это знали, но мысль об этом наиболее выпукло и красиво высказал не врач, а гениальный наш писатель Л.Н. Толстой в своем непревзойденном романе «Война и мир»:

«Доктора ездили к Наташе и отдельно, и консилиумами, говорили много по-французски, и по-немецки, и по-латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней, но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, не известную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, сердца, нервов и т.д., записанную в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений страданий этих органов»[1].

Таким образом, Л.Н. Толстой задолго до утверждения современных взглядов на целостность человеческого организма, на роль нервной системы в процессах формирования, протекания болезни и выздоровления дал четкое обоснование своих представлений, намного опередивших медицинскую науку своего времени. Писатель сумел гениально предвосхитить современные представления физиологии, выраженные в известной формуле И.Р. Мейера: «В каждом физиологическом и патологическом процессе играют роль одновременно нервы и кровь, и жизненные явления можно сравнить с удивительной музыкой, полной прекрасных созвучий и потрясающих диссонансов».

Многое из того, что было еще совершенно недоступно пониманию врачей - современников Л.Н. Толстого, четко и ясно осознавалось писателем. Так, например, задолго до разработки учения о парабиозе Л.Н. Толстой показал, как могущественна доминанта в своем господствовании над текущими раздражениями. Так, Пьер Безухов, тащившийся на изъязвленных босых ногах по холодной октябрьской грязи в числе пленных за французской армией, не замечал того, что представлялось ему ужасным впоследствии: «Только теперь Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму».

Этими описаниями Л.Н. Толстого восторгался основоположник учения о парабиозе А.А. Ухтомский.