Как относиться к телевидению по-взрослому?

Полный отказ?

Логика постоянного управления извне тако­ва, что управляемый делается зависимым от уп­равления. Он привыкает приятно развлекаться, не делая при этом ровно ничего, — и если теле­видение вдруг по какой-то причине становится недоступным, прямо-таки страдает от его не­хватки. В США все большее число людей мало-помалу начинают понимать, что, подобно на­стоящим маньякам, оказались в зависимости от «наркотика в комнате», как однажды назвала телевизор Мэри Уинн⁸⁵. Они пытаются что-то изменить, участвуя в регулярно проводимых «tv-turnoff-weeks»*, но потом нередко со стыдом

__________

* Недель отказа от ТВ (англ.).

признаются себе, что их зависимость куда выше, чем они думали. Ведь когда временный отказ от телевидения подходит к концу, идея отказаться от него насовсем кажется им немыс­лимой, даже ужасной. Конечно, можно попы­таться сократить время просмотра, больше за­ниматься спортом и т. д., но в глубине души эти люди по опыту знают, что такие намерения про­держатся недолго. Пока телевизор стоит в ком­нате, он есть и останется искушением — и не ус­пеешь оглянуться, как все идет по-старому.

Что мы можем противопоставить такому ис­кушению? Конечно, есть люди, принимающие радикальное решение и в одночасье изгоняющие телевизор из дому. Насколько мне известно, для тех, что энергично сделали такой шаг, это возы­мело только положительные последствия и, по их собственным признаниям, улучшило их жизнь. Но, думается, было бы большой ошибкой на основе такого опыта считать, будто отказ от телевидения сразу осчастливит человечество. Тот, кто этого требует, не понимает, что, вынуж­денно лишив себя телевизора, взрослые не решат проблемы, а только отодвинут ее. Ведь по проше­ствии в среднем 20 000 часов просмотрового вре­мени у человека (еще не достигшего совершеннолетия) условный рефлекс инактивности укоре­нился уже так глубоко, что отказ от телевизора приведет к образованию огромной дыры, ужаса­ющей внутренней пустоты, заполнить которую большинство людей не сможет. Следствием будет глубокая депрессия и страстное желание вновь очутиться в прежнем состоянии.

Стало быть, главная задача — не удерживать людей от общения с телеэкраном, а помочь им шаг за шагом обрести внутреннюю свободу, не­обходимую, чтобы избавиться от диктата извне, через экран. Каждый может сделать такой шаг, даже не отказываясь от телевизора, — если, ко­нечно, захочет и будет применять описанную ниже тактику маленьких, но осознанных ша­гов, — тактику, призванную вбить колья в боло­то пассивности.

Вбить колья в болото пассивности!

Одним из таких шагов может быть возвра­щение утраченного контроля над своим време­нем. Правда, люди всегда думают, будто владе­ют ситуацией, но тому, кто следит за собой, слишком хорошо известно, как редко удается

соблюсти срок просмотра, какой он себе назна­чил. «Ну еще немного посмотрю, а потом — ба­ста!» — говоришь себе, и не успеешь оглянуться, как уже настает вечер, который ты вообще-то собирался потратить на совсем другое. После этого остаешься с набившим оскомину ощуще­нием, что вот и снова пал жертвой собственной слабости.

Так что же делать? Благие намерения не по­могут, если прицел взят слишком высоко. Сна­чала надо ставить перед собой совсем малень­кие, скромные, но вполне достижимые цели. Если, скажем, с секундомером в руках будешь время от времени ровно на пять минут выклю­чать телевизор независимо от того, что показы­вают, ты сможешь убедиться, что у тебя есть сила воли и, значит, ты в состоянии предпри­нять кое-что потруднее.

Очень полезно какое-то время делать так: прежде чем включить телевизор, надо совер­шенно спокойно изучить программу передач и сознательно выбрать одну-единственную, очень важную или особенно интересную. Важно не какая это будет передача, а то, что ты заставил себя включить телевизор только перед ее нача­лом и сразу выключить, едва она закончится.

Если позволишь себе «ну еще немножко» — счи­тай, битва уже проиграна.

Если долго держаться этого правила, выбор станет более осознанным, и ты начнешь лучше отличать важное от неважного. Дальше, в ре­шающий момент выключения телевизора, по­степенно становишься себе хозяином, и только это дает тебе силу устоять перед притяжением экрана.

А если, скажем, не хочется смотреть что-то конкретное, а хочется просто немного отдох­нуть, то все-таки можно вбить кол активности в безбрежное болото экранных картин, заранее заводя будильник и по его звонку немедленно выключая телевизор.

Внимание, а не полусон

Упомянутые упражнения относятся к само­стоятельно установленному ограничению вре­мени просмотра, помогают вернуть утраченный контроль над временем. Можно сделать еще один шаг, попробовав что-то противопоставить затягивающему потоку образов прямо во время просмотра. Это «что-то» — повышенное внимание, достигаемое волевым усилием. Чтобы в ка­кой-то степени его удерживать, нужно направ­лять его на определенную цель. Например, мож­но задаться целью по окончании передачи мысленно составить список всего, что запомни­лось. Детальности тут не требуется — важна по­пытка дать себе отчет в содержании передачи. Тогда очень скоро начнешь понимать, как это трудно именно при телепросмотре. Но потому-то и стоит продолжать упражнение — ведь при этом все больше осознаешь, сколь сильно теле­экран гасит ясное сознание и собственную ак­тивность. Такое осознание и есть важнейший элемент избавления от его принуждающих чар. Другое, весьма трудное упражнение состоит в следующем. Если с максимальным вниманием проследить телевизионные сообщения об опре­деленном событии, можно сравнить их потом с сообщениями на ту же тему в какой-нибудь из крупных газет, известных высоким качеством своих репортажей. Тогда зритель, вероятно, с удивлением обнаружит, насколько газетная информация насыщеннее телевизионной. И ес­ли прежде он, возможно, думал, будто телевизор дает превосходную информацию, то теперь вы­яснится, что, почитав полчаса газету, можно получить несравненно больше информации и по­нимания, чем посмотрев полчаса новости по телевизору.

Регулярно делая это упражнение, можно прежде всего прийти к выводу, что телевидению заданы принципиальные ограничения в сооб­щении о сложных проблемах и событиях. Пере­дать смысловые взаимосвязи через образ на­много труднее, чем через слово, а часто и вообще невозможно. Но чтобы из слепой частицы мас­сы сделаться зрелым членом общества, гражда­нином, безусловно необходимо приобрести подлинное, глубокое понимание сложных хит­росплетений, скажем, нашей экономики или международных отношений. В этом может по­мочь описанное упражнение — ведь оно дает возможность критически отнестись к телевиде­нию и трезво оценить его сильные и слабые сто­роны. И тогда его «демифологизация» из пусто­го звука станет реальным достижением.

Создать противовес!

Изложенное здесь может и должно быть лишь побуждением к собственной активности.

Тот, кто по-настоящему будет отвоевывать у эк­рана свободу выбора, несомненно, отыщет и дру­гие способы взять себя в руки. Разумеется, это не уничтожит физиологического воздействия теле­экрана — на сей счет не нужно обольщаться. Но пронизывающее тело и душу воздействие будет все же значительно ослаблено, если зрителю в ус­ловиях полного диктата извне удастся время от времени брать себя в руки, создавать островки свободы и добиваться этого намеренно.

Не менее важной, а по большому счету даже более полезной будет попытка возместить нега­тивное воздействие телевидения, создавая мощ­ные противовесы ему в то время, когда телевизор выключен. Тут имеются в виду долгосрочные меры, способствующие росту собственной актив­ности. В принципе это может быть любая дея­тельность, которой человек предается, руковод­ствуясь только своим чистым интересом, будь то какое-нибудь хобби, требующее воображения и ловкости, чтение книг, посещение театров и му­зеев, научная работа или путешествия в экстре­мальных условиях, работа в экологической орга­низации или укрепление контактов с людьми на досуге. Главное — чтобы побуждение к такой де­ятельности шло от нас самих и чтобы она требовала от нас и личного участия, и времени, и сил, благодаря чему у нас может сложиться устойчи­вый интерес к явлениям природы или культуры, техники или социальной жизни.

Живая деятельность, не остывающая любознательность, заинтересованное участие в происходящем вокруг, стремление достичь поставленных перед собою целей, энергичное развитие своих способностей — вот лучшие га­ранты активного, совершенно самостоятельно заполненного досуга. И чем сильнее они зада­ют собственный стиль жизни, тем меньшей бу­дет притягательность телевизора, а отношение к нему — тем более объективным и строго ограниченным рамками самого необходимого, а то и вовсе угаснет, потому что человек к это­му времени научится быстрее и эффективнее получать информацию из печатных масс-медиа. Короче говоря, это будет состояние лич­ной свободы, каковое и подобает современно­му человеку*.

__________

* Жаль, что тут автора можно понять так: телевидение — это плохо, но если его потребление ограничить, все будет замечательно, потому что все остальное в нашей жизни прекрасно. Правда, он не говорит: «состояние полной лич­ной свободы», так что читателю есть над чем подумать.

Очень полезно создать противовес убиваю­щей активность машине — телевизору, занимаясь художественной деятельностью любого вида. Ведь благодаря ей, кроме активного интереса, развиваются два других, в высшей степени важ­ных качества: усиление способности восприни­мать мир и укрепление собственных творческих потенций. Тот, кто пишет картину или лепит, иг­рает на театре или музицирует (примеры можно множить), работает не просто над объектом, а главным образом над самим собой. Ведь худож­ник становится продуктивным, лишь когда он углубил и расширил возможности своего воспри­ятия сверх обычной меры, когда призвал в себе к жизни способности, которые еще только надо развивать. Благодаря этому личность, выявляясь в человеке, обретает все большую чистоту, но эта личность не что-то готовое, статичное, а нечто постоянно развивающееся, преображающееся, всегда новое. Человек становится самим собой, лишь если он растет.

Дети и телевидение

Дети — не взрослые в миниатюре

Ребенок как неполная и миниатюрная копия взрослого — этот образ, увы, по-прежнему гос­подствует в умах, словно не было работ, скажем, Пиаже и других ученых, занимавшихся возраст­ной психологией. Даже специалисты, делающие вид, будто разбираются в теме «дети и масс-ме­диа», нередко, не задумываясь, исходят из пред­посылки, что у детей в принципе имеются те же способности и формы мышления, что и у взрос­лых, но только у первых они еще не развиты до полного проявления, как у вторых. Так, к при­меру, фракция ХДС на заседании ландтага в Дюссельдорфе 14 января 1999 г. в своем заяв­лении потребовала от земельного правительства, чтобы детей уже в яслях учили «осмыслен­но, самосознательно, с сознанием ответственно­сти и компетентно относиться к масс-медиа», — это требование было заимствовано из доклада экспертной группы университета Кобленц-Лан­дау. Неужто малыши могут справляться с тем, что по плечу даже не всякому взрослому?

Откуда идут такие требования, станет ясно, если учесть, что эксперты работали по заказу земельной организации радиовещания Север­ного Рейна-Вестфалии. Речь явно шла о расши­рении рынка и подключении новых групп по­требителей. Разве в ином случае можно было столь невежественно игнорировать простейшие законы психического развития ребенка?

Самосознательное, ответственное поведе­ние — не начальное, а конечное звено процесса развития, продолжающегося в ходе всего школь­ного обучения и подходящего к своей кульмина­ции лишь с достижением совершеннолетия. А на начальных стадиях этого процесса перед челове­ком стоит совсем другая задача, которую ребе­нок, сам того не зная, должен выполнять и вы­полняет всеми силами, а именно формирование телесных органов, с чьей помощью он может вступить в мир, воспринимая, переживая и действуя как человек. Ведь для «рожденного недо­носком», как назвал человека Адольф Портман, характерно, что тело новорожденного еще не развито до конца и для его окончательного фор­мирования необходимы импульсы, раздраже­ния, идущие к ребенку из внешней среды.

Малыш улавливает эти импульсы всем своим существом — о такой цельности восприятия взрослый не имеет никакого представления. Все, что ребенок воспринимает в первые годы жизни, и все, что он делает, налагает свою печать на его организм вплоть до структуры отдельных орга­нов, потому что он полностью отождествляет себя с тем, что несет ему мир. Все его существо как бы влито в окружающее и представляет со­бой активную вовлеченность в мир. Можно ска­зать и так: малыш целиком и полностью являет собой орган восприятия. Его тело формируется под влиянием чувственных впечатлений и дея­тельности, стимулируемой извне.

Лишь примерно к десятому году жизни в нем освобождаются силы, доселе занятые ще­петильным, решающим для всей жизни делом — оформлением органов и мозга, и в определен­ной мере обращаются вовнутрь. Начинается четкое размежевание мира и человека, возникает внутрипсихическая сфера, обретающая пол­ную самостоятельность в пубертатном возрасте. Лишь тогда подрастающий человек оказывает­ся в той ситуации дуализма внешнего и внутрен­него, «я» и мира, которая взрослому представ­ляется настолько естественной, что он уверен, будто всегда в ней и был. Теперь он в известном смысле оправданно рассматривает чувственные раздражения просто как информацию, к которой можно относиться как угодно и с которой можно обращаться сознательно. Но как раз этого-то и нет в раннем детском возрасте: тут чувственные раздражения обладают телесно-оформляющей силой, сознательно сопротивляться которой попросту бесполезно. Вот почему не может быть и речи о компетентном отношении ребенка к чувственным впечатлениям, а уж об ответ­ственности и подавно. Ответственность за детей полностью ложится на плечи взрослого.

«Окна» в развитии ребенка

В общем и целом фаза оформляющего воз­действия чувственных впечатлений на ребенка длится гораздо дольше, нежели полагает большинство. Постепенно сходя на нет, она продол­жается до десятого года жизни, а частично — даже до восемнадцатого. Но зато в этот период оформляются и решающие для всей последую­щей жизни способности — закладываются осно­вы того, что после реально окажется в распо­ряжении взрослого. Упущенное в эти годы невозможно впоследствии наверстать с той же интенсивностью и глубиной. Поэтому исследо­ватели говорят об «окнах», некоторое время от­крытых для влияний извне, а потом неуклонно закрывающихся. Вот некоторые из них.

• Первая, решающая стадия развития мозга завершается в трехлетнем возрасте. Если на этом этапе ребенок имел ограниченный доступ ко всему диапазону возможных ви­дов деятельности и опыта, то многие нейрональные связи не образуются, и объем мозга остается на 25—30% меньшим⁸⁶.

• Ребенок учится стоять прямо, ходить и координировать движения рук в первые четыре года жизни. В промежутке от че­тырех- до десятилетнего возраста он еще может путем упражнений развить тонкую моторику рук и конечностей вообще; за­тем эта способность быстро исчезает.

• Опять-таки в первые четыре года жизни при естественных условиях у него разви­ваются острота зрения и объемно-про­странственное зрение.

• А вот тонкая моторика, управляющая глазной мускулатурой и необходимая для целенаправленного сканирования поля зрения, к четырехлетнему возрасту еще далеко не готова. Для полного развития ей, так же как и тонкой моторике рук и ко­нечностей вообще, требуется еще не­сколько лет. Примерно до девятого года жизни ее эффективность заметно отстает от уровня, свойственного подросткам и взрослым⁸⁷. Согласно же новейшим иссле­дованиям, важные составляющие управ­ления зрением становятся полностью доступны лишь в восемнадцатилетнем возрасте!⁸⁸

Итак, за первой, закладывающей основы фазой, длящейся до четвертого года жизни, сле­дует длительная фаза вызревания и оформле­ния, длящаяся как минимум до десятого года жизни. От того, насколько успешной будет эта вторая фаза, зависит степень овладения полным диапазоном способностей.

Детское переживание мира и телевидение

В первой фазе своего развития ребенок учится не головой, а всем телом. Он не противо­поставляет себя дуалистически миру с помощью мыслящего, регистрирующего и перерабатыва­ющего информацию разума, а вступает в связь с вещами телесно. Он «ухватывает» и «постига­ет» лишь то, что прежде схватил и настиг рука­ми; он «сопоставляет», лишь научившись стоять и ходить. В этом возрасте весь опыт еще чув­ственно-конкретен, «осязаем».

Вот почему мы должны осознать всю опас­ность столкновения малыша лицом к лицу с мни­мой реальностью телеэкрана, в пределах кото­рой такой осязаемый опыт, необходимый для его развития, вовсе ему недоступен. Жилище родите­лей — это конкретное трехмерное пространство, доступное телесному опыту ребенка, который может обегать и облазать все комнаты, всё ощу­пать и обнюхать, рассматривать и обследовать все уголки. А в пространство телеэкрана малыш войти не может, и из его опыта оно полностью выпадает. Показывают, скажем, пальмы на бере­гу моря или ночной город с высоты птичьего по­лета, а в следующее мгновение толпу в магазине или рыбок в аквариуме — и на это время комна­та расширяется вокруг экрана. Взрослому легче легкого воспринимать два эти пространства по отдельности. Но для малыша-то есть только один мир — мир телесного опыта, и этот опыт отклю­чается на то время, пока включен телевизор.

Баззл правильно показал, чту означает для развития мозга такое непосильное требование к ребенку — разорвать на части мир его опы­та⁸⁹. Реальность экрана и реальность комнаты не образуют нерасторжимого единства, куда ребенок мог бы включиться телесно-реально, и потому наступает прямо-таки патологическое расщепление процесса восприятия на сферу, где возможна полная активность и мир можно схватить руками, и сферу, где такое хватание невозможно, а следовательно, ее восприятие не участвует в формировании структур мозга*. В определенной мере бессмысленная инфор­мация бомбардирует глаза, и чем дольше это

_____________________

* Кажется, автор тут не совсем точен: какие-то структуры, несомненно, образуются под этим воздействием, но ка­кие именно, вероятно, еще не выяснено. Можно только предположить, отталкиваясь от мысли автора о неесте­ственности экранных образов для детского восприятия, что и «структуры» эти будут столь же неестественны (и притом неустранимы впредь). В любом случае время, затраченное на такое восприятие, уходит впустую в смысле формирования правильных структур мозга, и потому можно сказать, что оно мешает естественному процессу развития, так что ребенок вырастает психичес­ки недоразвитым.

происходит, тем больший вред наносится раз­витию ребенка. Об «обучении» при таких об­стоятельствах не может быть и речи.

Но и это отнюдь не все: добавим сюда непо­движность, к которой экран принуждает ребен­ка. Уже одного этого достаточно, чтобы забить тревогу, — ведь все важные в данном случае функции тела и мозга могут развиться только через движение. Движение — жизненная стихия ребенка. Тот, кто отключает движение, лишает ребенка важнейшего вида его активности. Такое лишение, «обкрадывание» психологи называют депривацией, а в этом возрасте оно вызывает столь тяжкие последствия, что следует характе­ризовать его как насилие.

Развитие мозга до десятилетнего возраста

Из всего этого можно сделать только один вывод: не может быть и речи о том, чтобы сажать перед телевизором ребенка до четырех лет. Программы могут быть сколь угодно «рассчи­танными на детей», и притом с самыми добры­ми намерениями, — им все равно не возместить вреда, который наносится ребенку тяжкой де­привацией, какую представляет собой процесс зрительного восприятия.

А как обстоит дело со второй фазой разви­тия ребенка — от четырех до десяти лет? Мож­но ли теперь без опасений подпускать детей к телевизору?

Чтобы получить отправные точки для реше­ния вопроса, читателю будет полезно узнать кое-что о современном состоянии исследований моз­га. Нейрофизиолог Буркхарт Фишер пишет об этом так: «Ни одно живое существо не приходит в мир столь неподготовленным, как человек. Хотя некоторые важные функции, предназна­ченные для выживания, у него уже развиты, но именно нервная система, которая позднее будет так резко отличать взрослого человека от живот­ного, у новорожденного еще находится в зача­точном состоянии. И пусть генеральный план дальнейшего развития нервной системы генети­чески уже заложен, человеку все равно почти все­му приходится учиться. Поэтому как раз в пер-

вые восемнадцать лет жизни (а иногда и до более позднего возраста) правильное и частое обраще­ние к постепенно проявляющимся способностям и их использование столь важны для развития мозга и его невероятных способностей. Это отно­сится и к управлению органами зрения»⁹⁰.

Какие процессы важны во время развития мозга, Ханс Юрген Шойрле, физиолог, изучаю­щий органы чувственного восприятия, разъяс­няет так: «Мозг новорожденного, конечно, уже во многом сформирован, но функционально еще не развит. Почти достигнуто окончательное число нервных клеток. Зато нервные окончания и их физиологические функциональные связи, так называемые синапсы, находятся пока в мла­денчестве, а развиваются они в течение всей жизни. Рост массы мозга после рождения осно­ван почти исключительно на разрастании этих нервных связей, в значительной мере определя­ющих окончательный вес мозга.

Сам рост нервов не состоит в простом разра­стании, а следует за процессами развития и научения, разворачивающимися в телесной пери­ферии и в окружающем организм мире. Сюда в особенности относятся области зрения и слуха. Все более интенсивные и регулярные процессы научения ведут к росту и организации нервной системы, к формированию новых связей между клетками, воспринимающими чувственные раз­дражения, и соответствующими областями моз­га. Благодаря процессам нейрональной организа­ции функциональные связи между имеющимися нервными сетями активируются легче (так назы­ваемая «трассировка»). Одновременно возника­ют сильно дифференцированные разветвления, причем многие нервы либо объединяются в сов­местные нервные пути (конвергенция), либо, на­оборот, отдельный нервный пучок разветвляет­ся на множество нервных путей (дивергенция) и тем самым может выполнять более дифференци­рованные функции».

Стало быть, человеческая деятельность не­посредственно выражается в образовании новых нервных разветвлений, укореняясь тем самым в структурах мозга в качестве способностей. Та­кая изумительная «пластичность» мозга, конеч­но, никогда не утрачивается полностью, но есть фазы структурообразования, которые трудно на­верстать, если они были пропущены: «В раннем возрасте мозг от природы более пластичен, чем позднее, хотя его пластичность сохраняется в те­чение всей жизни и нервные связи в принципе еще могут изменяться в любом возрасте. И все же переучивать и переформировывать мозг труднее, чем обучать с самого начала (...). Пока нейрональные трассы не сложились, их гораздо легче сформировать, чем когда они „отвердели", посто­янно отвечая на определенные импульсы».

Шойрле приходит к логичному выводу: «При нормальном ходе развития чувственного восприятия отдельные способности надстраива­ются друг над другом. Соответственно часто бывает невозможно наверстать пропущенные фазы формирования определенных жизненно важных функций чувственного восприятия»⁹¹.

Телевизор — аппарат для выключения детей?

Для нас отсюда следует вывод: даже вторая фаза, длящаяся до десятилетнего возраста, по-прежнему слишком чувствительна, чтобы поз­волять детям бесконтрольно пользоваться теле­визором. В этом возрасте они еще полностью зависят от ничем не заменимого многообразия чувственных раздражений, исходящих от есте­ственной среды, и нуждаются в огромном количестве поводов для применения всего богатства своей фантазии в свободной, спонтанной игре, чтобы как можно полнее раскрыть свои душев­ные и умственные способности. И не в после­днюю очередь им нужны все мыслимые воз­можности для формирования тонкой моторики, осязания, чувства равновесия, двигательного чувства, координации движений конечностей, которые только и могут довести их телесное развитие до здоровой зрелости.

Нынешние условия жизни — тесные жилища, плотные потоки транспорта в городах, долгое сидение в машине — настолько ограничивают игровое пространство для большинства детей, что и без телевидения возникает серьезный де­фицит движения. А уж если к этому еще прило­жат руку взрослые, неумолимо прерывая всякую живую игру малыша и на неограниченное время усаживая его перед телевизором, только чтобы избавиться от тягостных и шумных перипетий детского роста, то развитие ребенка принимает роковой оборот. В угоду собственному комфорту взрослые лишают детей радости движения, а та­кая блокада движения со временем оборачивает­ся серьезной блокадой развития, о печальных последствиях которой можно прочитать в научных отчетах. Известные американские исследо­ватели Дороти и Джером Сингер десятилетиями изучали воздействие телевидения на детей, и каждый раз, за редкими исключениями, были вынуждены констатировать, что телевидение не­гативно сказывается на способности к игре, на школьной успеваемости, чтении и развитии речи. Они пишут: «Фактически наши исследования четко показали, что дети, часто пользующиеся телевизором, подвержены серьезному риску ос­таться без глубоких знаний о мире; они хуже умеют читать, хуже отличают реальное от вы­мысла; у них хуже развито воображение; они с большим страхом воспринимают мир; им свой­ственна повышенная тревожность сознания в сочетании с большей агрессивностью. Все это приводит к тому, что, когда ребенок идет в шко­лу, он меньше приспособлен к жизни»⁹².

Дети смотрят совсем иначе

Негоже «парковать» детей перед телевизо­ром, бросая их там на произвол судьбы. Кто хо­чет действовать с полной ответственностью, должен четко определить, надо ли его ребенку вообще смотреть телевизор, и если да, то в ка­ких пределах. Решение не допускать ребенка к телевизору, пока он не пойдет в школу, требу­ет мужества, но будет полностью обоснованным с точки зрения современных исследований по физиологии и психологии детского возраста. Разумеется, при этом надо учитывать вещи, ко­торые будут обсуждаться ниже.

А тот, кто решит позволить своему ребенку смотреть телевизор в определенных границах, окажется перед вопросом выбора программ. Но он не сможет выбрать со знанием дела, если сна­чала не поймет, насколько детское восприятие и его возможности отличаются от восприятия взрослых. Иначе он будет считать ребенка сво­им собственным несовершенным миниатюр­ным изданием, игнорируя особые условия, в ко­торых растут дети. Вот некоторые соображения по поводу проблем, с которыми сталкиваются дети, когда смотрят телевизор.

Казалось бы, что может быть понятнее — и все же приходится говорить об этом снова и снова: хотя на второй возрастной стадии воздей­ствие телеэкрана уже не так серьезно, как в пер­вые три-четыре года жизни, чувства ребенка и тут сильно подвержены всем воздействиям извне, хорошим и плохим. Дети еще не умеют кри­тически перепроверять идущую к ним инфор­мацию, не умеют и не хотят дистанцироваться от того, что предлагает им мир, — напротив, им важна живая связь с ним. Абстракции, столь ес­тественные для взрослых, детей не волнуют; они принимают все таким, каким оно приходит.

В естественных условиях такое радостное устремление к чувственному миру — сильная сторона детей, но перед телевизором оно ста­новится их ахиллесовой пятой. Ведь тут им предъявляются такие требования, которые этим «визуально неграмотным», как называет детей Ута Бенц, пока вообще не по плечу: «Наивность зрительного восприятия, неспособность выра­зить словами визуальные впечатления, отсут­ствие собственных слов для описания образа и неспособность заглянуть в его подоплеку, чтобы уловить связь чужого замысла и предполагаемо­го отклика на него», — все это загоняет их в си­туацию бессилия и зависимости, которая для их развития может быть только вредоносной⁹³.

Поэтому взрослый обязан понимать: даже на второй фазе своего развития дети еще долго счи­тают все увиденное действительным, настоящим, не умея отличать фикцию от реальности⁹⁴. Скажем, до пяти—семилетнего возраста реклама для них столь же «реальна», как и программа, в кото­рую она вставлена; способность понимать выра­женный рекламой замысел появляется у них лишь в восемь—двенадцать лет⁹⁵. Впрочем, им еще долго остаются недоступны общий сюжет и ход действия в фильмах — они вообще не пони­мают взаимосвязей различных сцен и просто ухватывают один образ за другим⁹⁶.

«Предлагаемая телевидением информация, — замечают Хельга Тойнерт и Бернд Шорб, — не способствует расширению их кругозора. Наобо­рот, она, как правило, контрпродуктивна, потому что чересчур сложна, чересчур разительна или чересчур банальна. Новости большинству детей непонятны или же пугают их»⁹⁷. Показ реально­го насилия и его жертв во всех подробностях тоже угнетает детей, возбуждая у них страх и от­вращение. «Эти картины пылают в их созна­нии и преследуют их даже во сне»⁹⁸.

Не оставляйте детей один на один с телевизором!

Значит, взрослые вообще не должны вклю­чать детям программы, которые, как они подозревают, превышают возможности детского восприятия, — надо выбирать более подходя­щие для детей программы. Но в любом случае им следует понимать, что их долг — быть рядом с малышами во время просмотра, даже если речь идет об исключительно «детских» переда­чах, казалось бы полностью доступных детям. Ребенку почти постоянно хочется задавать вопросы или делать замечания, которыми ему надо поделиться со взрослым, а для этого нуж­но сделать так, чтобы образы не подавляли его, а, наоборот, чтобы он мог овладеть ими и осмысленно переработать все увиденное. Кро­ме того, действуя таким образом, взрослый мо­жет поощрять в детях осознанность просмотра (и процесса зрительного восприятия вооб­ще) — а это-то и есть главное условие, чтобы из ребенка не вырос тупоумный «глотатель» все­го, что покажут.

В своем масштабном исследовании (см. примеч. 97) Тойнерт и Шорб показали, сколь важно, чтобы взрослые присутствовали на про­смотре и вообще внимательно относились к способности ребенка понимать передачи, осо­бенно информационные. Они пишут: «Как раз­ные дети воспринимают, оценивают и перерабатывают телевизионную информацию, в ре­шающей степени зависит от семейной интел­лектуальной атмосферы и внимания, уделяемо­го обсуждению информации. (...) В краткой форме это можно выразить так: способ, каким родители видят мир, судят о нем и относятся к нему, отражается на детском отношении к ми­ру, образе человека и способности перерабаты­вать информацию. Предлагаемую телевидени­ем информацию, которую смотрят и оценивают родители, смотрят и дети. Какое значение при­дают ее просмотру родители в своем отноше­нии к миру и жизни, такое же значение она бу­дет иметь и для детей»⁹⁹.

Тяжкие последствия повлек бы за собой вы­вод, что если ребенок опирается на отношение взрослого к вещам, то сможет научиться разби­раться в масс-медиа, только справляясь со своим восприятием самостоятельно. Верно обратное: поначалу ребенок, как и всякий, кто учится, нуж­дается в ориентации на взрослых, и чем больше образцов объективной осведомленности, широ­ты взглядов и множественности точек зрения родители могут предложить ему, тем лучше для ребенка. Ведь «видеть», когда «смотришь», — целое искусство, и для начала нужно им овладеть.

С другой стороны, присутствие взрослого не должно означать для детей разрешения сидеть у телевизора сколько угодно — до полуночи или даже дольше. Авторитет взрослого прояв­ляется и в том, что, основываясь на понимании закономерностей детского развития, он ограни­чивает просмотр четкими пределами и не усту­пает никаким протестам.

Впрочем, взрослый должен быть достаточ­но самокритичным, чтобы понять: его жела­нию общаться с ребенком во время просмот­ра тоже положены пределы. Ведь, как правило, он не знает содержания идущей пе­редачи и порой сам так увлекается стреми­тельным потоком образов, что ему просто не­когда объяснять ребенку те или иные связи, — ведь иначе он не поспеет за ходом передачи и потеряет нить действия. И даже если он при­ступает к делу с наилучшими намерениями, вскоре оказывается, что объяснять происходя­щее на экране ему слишком трудно, и ребенок все равно остается в одиночестве, хотя взрос­лый и сидит рядом. Тут может помочь разве что основательный разбор увиденного — и после выключения телевизора он будет гораз­до более осмысленным.

Оценка приоритетов

Давать ли детям смотреть телевизор — дело свободного выбора и ответственности родителей. Нижеследующее адресовано прежде всего роди­телям или воспитателям, которые решили давать ребенку смотреть телевизор. Они берут на себя большую ответственность. Ведь телевизор, как показано в предыдущих главах, — аппарат небе­зобидный: он способен глубоко повлиять на раз­витие ребенка, а при бесконтрольном пользова­нии — принести ему большой вред. Самая серьезная опасность заключается в том, что в сво­их решениях взрослый всегда обращает внимание лишь на содержание программ, а не на много бо­лее важные подпороговые воздействия, начинаю­щиеся, как только взгляд ребенка падает на теле­экран. Поэтому целесообразно еще раз назвать здесь факторы, действующие при телепросмотре:

1) содержание и жанр передачи (скажем, ин­формационная программа, художествен­ный фильм, мультфильм и т. д.);

2) зависимость от камеры зрительского взгляда, воспринимающего все спецэф­фекты (наплыв, монтаж, смена кадра, смена перспективы и т. д.);

3) различные физиологические воздействия экрана, независимые от особенностей программы и связанные с физической не­подвижностью зрителя.

Фактор 1 осознается всеми телезрителями и, как правило, привлекает их внимание, а час­то кажется даже единственным определяющим фактором («обсуждение программ»).

Фактор 2, как правило, ускользает от созна­тельного восприятия или, во всяком случае, ощу­щается очень смутно, если, к примеру, сцены сме­няются слишком часто или внезапно. Зритель вообще не замечает глубокого воздействия этих средств на свою эмоциональную сферу, свои сим­патии и антипатии, настроения и оценки.

Наиболее глубоким воздействием обладает фактор 3 — он сказывается на обмене веществ и нервных процессах человеческого организма, протекающих ниже порога осознаваемости, т. е. на бессознательном уровне. Здесь закладывает­ся то, что проявляется много позже, когда физио­логические воздействия уже приводят к устой­чивым изменениям.

Этот третий фактор, до сих пор меньше все­го беспокоивший взрослых, для ребенка имеет решающее значение. Ведь «окна» его телесно-физиологического развития распахнуты еще так широко, что телеэкран воздействует на него до самых глубин и это воздействие оказывается необратимым. Стало быть, решая вопрос, что можно позволить смотреть ребенку в конкрет­ном случае, этому фактору следует уделять осо­бое внимание.

Иными словами, даже если по какому-то ка­налу идут исключительно безобидные детские передачи, свободные от насилия и рекламы, это еще далеко не оправдывает разрешения смот­реть телевизор сколько угодно. Ведь чем боль­ше время просмотра, тем сильнее воздействие 2-го и 3-го факторов, столь негативное, что до­пускать его нельзя ни в коем случае.

Ограничивать время просмотра, побуждать ребенка к активности!

Поэтому не меньшую важность, чем выбор программ, имеет для взрослого сознательное ограничение времени просмотра, соотнесенное с конкретной стадией развития ребенка. Можно с уверенностью утверждать, что обычное нынче для шести—восьмилетних детей просмотровое время, составляющее двадцать-тридцать часов в неделю, а то и больше¹⁰⁰, слишком велико. В остальном воспитатель должен стараться пре­доставлять ребенку как можно больше места и времени для творческих игр, для получения живого чувственного опыта и энергичной ак­тивности. И раз при нынешних условиях сами дети часто не знают, как проявить себя на этом поприще, взрослым надо поднапрячься и тут, чтобы дать им подходящие импульсы. Окупит­ся любое, даже самое малое усилие в этой обла­сти — можно даже сказать, не будет большего вложения в последующую жизнь ребенка, чем ежедневное чтение ему вслух или собственные рассказы, заменяющие информацию масс-ме­диа; хорошо попеть вместе с ним, вовлечь его в ежедневную домашнюю работу, поиграть с ним в подвижные игры или приохотить к раз­личным поделкам, чтобы спустя какое-то время он мог продолжать самостоятельно.

Правда, взрослый должен правильно пони­мать свою задачу — не стоит в избытке рвения незаметно брать на себя роль «массовика», раз­влекателя, пытающегося веселить ребенка бес­прерывными затеями. Такая суета была бы по­просту «телетеатром одного актера» и отнюдь не поощряла бы в ребенке активности. Ведь глав­ное — разбудить в нем естественную тягу к дея­тельности и направить ее в разумное русло. Это требует от взрослого не столько большого расхо­да времени, сколько воображения и способности сопереживать. И если ребенок пойдет таким пу­тем, он и сам отлично сумеет себя занять.

Поощрять творчество образов!

Невозможно переоценить, насколько вели­ка ответственность взрослых за строгое ограни­чение просмотрового времени. Еще один довод в пользу этого предоставляют результаты но­вейших исследований, проведенных американ­скими специалистами в области физиологии головного мозга: измеряя активность мозга у «tv-kids»*, они констатировали, что чрезмер­ное потребление телевидения ведет к опусто­шительным для мозга последствиям: «У детей, проводящих перед телевизором ежедневно по десять-пятнадцать часов, кора головного мозга

___________

* «Теледетей» (англ.), т. е. детей, «выращенных телевизо­ром».

подобна пустыне», — резюмирует в сообще­нии для прессы специалист по физиологии ор­ганов чувств Хорст Прен¹⁰¹ и продолжает: «Они страдают полной потерей способности вообра­жения». Некоторые дети даже не в состоянии нарисовать по памяти бытовые предметы, ска­жем чашку.

Этот разительный пример показывает, что поставлено на карту: способность творить обра­зы — сознательно порождаемые или свободные образы фантазии — подавляется тем сильнее, чем больше ребенок смотрит телевизор, и со временем утрата этой способности становится необратимой. Телевизионные образы откровен­но обстреливают извне способность фантазии и творческого воображения (это связано с опи­санным выше оцепенением взгляда), растущих изнутри и пробуждаемых лишь собственной ак­тивностью.

Способность творческого порождения обра­зов во многом поддерживается свободной иг­рой. Поэтому не удивительно, что, завершая длинную серию исследований игры и фантазии у трех-, четырехлетних детей, Дороти Сингер приходит к выводу: «Сравнивая данные по иг­ровому поведению и потреблению телевидения,

мы констатировали, что фантазия лучше разви­та у тех, кто меньше смотрит телевизор»¹⁰².

Важно, однако, понимать, что, читая детям вслух или рассказывая, взрослые опять-таки по­стоянно побуждают ребенка самостоятельно тво­рить образы, не имеющие себе равных по глуби­не и силе чувства. Здесь закладываются основы не только для умения читать, но и для всех форм мышления и представления, которые должны быть усвоены ребенком в школе. А, как нам уже известно, заядлые телезрители среди детей успе­вают в школе гораздо хуже, чем неактивные.

Имеет ли реальный смысл детство без телевизора?

Родители, желающие совсем отлучить детей от телевизора, часто мучатся сомнением: не пре­вратят ли они их тем самым в оторванных от жизни нелюдимов, не закроют ли им непроше­но дорогу в жизнь? Боятся они и социальной изоляции ребенка — ведь он не сможет участво­вать в разговорах товарищей о последних теле­визионных новинках. Может, тогда уж все-таки лучше, чтобы ребенок смотрел телевизор?

На этот счет можно сказать многое. И в пер­вую очередь следующее: родителям, которых мучит сомнение, правильно ли они поступают, следует знать, что их колебания неизбежно ска­жутся на ребенке, даже если они стараются дер­жать их в строгом секрете. Дети столь чувстви­тельны, что по тончайшим нюансам поведения родителей чуют, что у них на душе, а уж когда улавливают большую родительскую неуверен­ность, может быть даже подспудный страх, это сильно подрывает их веру в себя, а тогда им и впрямь приходится туго.

Но если родители совершенно уверены в своем решении, принятом на основе изложен­ных здесь сведений о воздействии телевидения на детей, с одной стороны, и понимания зако­номерностей детского развития — с другой, это даст ребенку необходимую выдержку и муже­ство, чтобы справляться с возможными трудны­ми ситуациями в кругу товарищей. Сильными личностями становятся не те, кто трусливо под­дакивает господствующей моде, а те, кто муже­ственно держится своей, не совпадающей с мо­дой позиции.

Правда, не стоит и слепо полагаться на то, что уже одно отлучение от телевизора направит

ребенка на путь истинный. Вера родителей, что ребенок сможет отстоять свою самостоятель­ность, будет оправдана лишь в том случае, если они действительно сделали все возможное, что­бы помочь ему полностью развить телесные, душевные и умственные способности, — т. е. обеспечили ему возможность накапливать бога­тый, многосторонний чувственный опыт, дви­гаться всеми доступными способами, поощряли его музыкально-художественные занятия и творческие игры, развивали его речь, знакоми­ли с природой и т. д. Только это снабдит малень­кого человека необходимыми внутренними противовесами, о которых подробнее сказано выше, и вооружит его запасом собственной ак­тивности, дающей силу перед лицом жизни. Даже если он что-то и упустит в образовании или информации, то позже сможет в кратчай­шие сроки наверстать упущенное, а уж заядлых телезрителей обгонит мигом.

Впрочем, ребенок, отказавшийся от телеви­зора, не потеряет вообще ничего существенного, кроме впустую растраченного времени, которое куда полезнее проводить в активных занятиях. Ни одна телепередача не предлагает элементов образования и знаний, которые нельзя приобрести (и часто в много более удачном виде) че­рез печатные издания или другим путем. Поэто­му родительские опасения насчет оторванности от жизни необоснованны. Уж скорее, в какой-то степени оторванными от жизни окажутся роди­тели, истово следящие за тем, чтобы у ребенка не было ни малейшего контакта с телевизором. Если им удалось в достаточной мере сформиро­вать у него вышеназванные качества творческо­го воображения и внутренней активности, они могут с известным спокойствием смотреть, как ребенок от случая к случаю ненадолго включа­ет телевизор. Внутренне закаленному ребенку такие контакты уже не повредят, особенно если взрослые умело их дозируют.

В том, что родители вместе с ребенком будут сознательно выбирать конкретные поводы не­много посмотреть телевизор, есть даже опреде­ленные преимущества. Ведь это отнимет у аппа­рата ореол запретного плода, рано или поздно способный соблазнить ребенка смотреть телеви­зор тайком от родителей, но уж тогда помногу и бесконтрольно. Совершенно хладнокровное, ес­тественно-трезвое обращение с телевизором благотворно остудит для ребенка тему телепрос­мотров и одновременно подготовит его ответственно относиться к ней, что так или иначе не­обходимо ему в дальнейшей, взрослой жизни.

В переходном возрасте

Примерно на десятом году жизни важней­шие «окна», т. е. возможности развития, закры­ваются, и вся ситуация для ребенка коренным образом меняется. Доселе он был соединен с миром такой глубинной связью, был так спле­тен со всем окружающим своими эмоциями и желаниями, что противоположность внешнего и внутреннего была ему фактически неведома. Лишь с наступающей половой зрелостью, при­мерно между десятью и двенадцатью годами, психика окончательно высвобождается из наив­ной спаянности с миром, превращается в сугубо внутреннюю сферу, и человек начинает отож­дествлять себя с ней, а мир вовне воспринимать как нечто чуждое, внешнее, противостоящее собственному «я».

Возникновение дуализма сфер внешнего и внутреннего часто сопровождается драматичными, пугающими родителей явлениями, по­скольку подросток проводит размежевание

между собой и окружающим весьма радикаль­но, решительно сопротивляясь любым попыт­кам родителей или воспитателей проникнуть в свой внутренний мир. Но в то же время он пе­реживает и одиночество изолированного от мира «я». Поэтому вполне естественно, что в этом возрасте нередко возникает сильная тяга к масс-медиа — своего рода подзорной трубе, сквозь которую можно с расстояния заглянуть в далекий мир, не поступаясь изолированнос­тью своей глубоко личной сферы.

Если до сих пор выбор подходящих программ и ограничение времени просмотра были задачей родителей, то теперь пора готовить подростка к такому обращению с телевизором, при кото­ром он отвечает за себя сам. Такая подготовка состоит отнюдь не в том, чтобы родители в одно­часье отказались от педагогической ответствен­ности, полагая, будто им больше нечего беспоко­иться за своего отпрыска. Как раз в переходном возрасте важно внимательно сопровождать его на пути взросления, хорошо рассчитанными ме­рами помогая ему идти к самостоятельности. Лучшая отправная точка здесь — пробуждающие­ся в этом возрасте критическая способность и желание критиковать всё и вся, которые надо лишь направить на подходящие объекты, чтобы дать им возможность потренироваться. Скажем, просматривая вместе с подростком по телевизо­ру новости или художественные фильмы, можно разбирать вместе с ним трюки, применяемые те­лережиссерами для создания определенных эф­фектов вставной рекламы, рассчитанных на подпороговые эмоции, или действие, какое ока­зывают на зрителя операторская работа и техни­ка монтажа, и т. п. Чем больше такого рода на­блюдений сможет подсказать взрослый, тем лучше подросток поймет, как надо смотреть, — а это важнейшее условие подлинного умения раз­бираться в масс-медиа.

Если подросток все-таки успел окружить себя стеной пубертатной оппозиционности, то к нему уже не подступиться, диалог со взрослы­ми прерывается. Поэтому важно заблаговре­менно, т. е. пока противоречия еще не обостри­лись до предела, сделать явный поворот на сто восемьдесят градусов во всем стиле общения, имея в виду, что подростка не следует опекать в отношении телевидения, а надо путем разум­ных соглашений подталкивать его к все более ясному пониманию своей ответственности за себя. Подросток, возможно, будет весьма огорошен этим новым стилем, и в разрядившейся си­туации уже нетрудно вложить в руки «младше­го партнера» и кое-какие орудия, с помощью которых он сам придет и к критическому на­строю, и к компетентности.

Лишь в пятнадцати-, шестнадцатилетнем возрасте критическая способность разовьется настолько, что юноша или девушка сможет до­расти до самостоятельного отношения к масс-медиа, основанного на ответственности за себя. Хотя, разумеется, не стоит ожидать, что тогда он (или она) поведет себя совершенно рациональ­но или «благоразумно» в родительском пони­мании этих слов: подростки ищут экстремаль­ных переживаний, и очень может быть, что какое-то время они будут неумеренно глотать телепередачи вопреки благоразумию и всем уве­щеваниям. Но это не должно стать для родите­лей поводом считать себя несостоятельными воспитателями. Если детство человека было на­сыщено игрой и движением, музыкой и фанта­зией, внутренними образами и живыми впечат­лениями, родители могут положиться на то, что их сын или дочь найдут собственный путь. В конце концов, пятнадцать лет — далеко не последняя стадия развития!