Принципы морального воспитания 4 страница

Животное приспособляется пассивно, на изменения среды оно реагирует изменениями своих органов и строения своего тела. Оно изменяет себя, чтобы приспособиться к условиям существования. Человек же активно приспособляет природу к себе. Вместо измене­ния органов он изменяет тела природы так, что они служат ему ору­диями. На холод реагирует он не тем, что отращивает на себе защитную шерсть, а активными приспособлениями среды, изготов­лением жилища или одежды.

По определению одного из исследователей, вся разница между человеком и животным сводится к тому, что человек есть животное, делающее орудия. С тех пор как сделался возможным труд в челове­ческом смысле этого слова, т. е. планомерное и целесообразное вмешательство человека в процессы природы с целью регулировать

и контролировать жизненные процессы между собой и ею, — с этой минутой человечество поднялось на новую биологическую ступень, и в его опыт вошло нечто, что было чуждо его животным предкам и сородичам.

Правда, и у животных мы встречаем в зачаточных формах актив-нос приспособление — витье гнезд у птиц, постройка жилищ бобрами и т. п. Все это напоминает трудовую деятельность челове­ка, но занимает такое малое место в опыте животного, что в целом бессильно изменить основной характер пассивного приспособления. Самое главное состоит в том, что, несмотря на все видимое сход­ство, труд животного отличается от человеческого труда самым решительным и категорическим образом. Отличие это выражено у Маркса с исчерпывающей силой.

«Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце про­цесса труда получается результат, который уже в начале этого про­цесса имелся в представлении человека, т. е. идеально» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т. 23. С. 189).

В самом деле, тканье паутины пауком и постройка ячеек пчелой представляют собой те же пассивные, инстинктивные, наследствен­ные формы поведения, как и другие пассивные реакции. Труд самого плохого ткача или архитектора представляет собой актив­ные формы приспособления, потому что он сознателен.

Что представляет из себя сознательность человеческого поведе­ния и какова психологическая природа сознания — это составляет едва ли не труднейший вопрос всей психологии, и о нем будет разго­вор дальше. Но уже наперед можно считать ясным, что сознание следует понимать как наиболее сложные формы организации нашего поведения, в частности как известное удвоение опыта, позволяющее наперед предвидеть результаты труда и направлять свои же собственные реакции к этому результату. Этот удвоенный опыт и составляет третью, и последнюю, отличительную черту человеческого поведения.

Следовательно, вся формула поведения человека, в основу кото­рой ляжет формула поведения животного, дополненная новыми членами, примет такой вид: 1) наследственные реакции + 2) наслед­ственные реакции х на личный опыт (условные рефлексы) + 3) исторический опыт + 4) социальный опыт + 5) удвоенный опыт (сознание).

Таким образом, решающим фактором человеческого поведения является не только биологический, но и социальный фактор, кото­рый привносит с собой совершенно новые моменты в поведение человека. Опыт человека не есть просто поведение животного, при­нявшего вертикальное положение, но есть сложная функция от целого социального опыта человечества и его отдельных групп.

Сложение реакций в поведение

Понятие рефлекса, или реакции, есть, в сущности, абстрактное и условное. На самом деле рефлекса в его чистом виде мы никогда почти не встречаем. Встречаются более или менее сложные группы рефлексов. В реальной действительности существуют только они, а не отдельные реакции.

Изолированную реакцию, или рефлекс, можно получить в лабо­ратории на препарате лягушки, но никак не на живом человеке. У живого человека рефлексы находятся в постоянной и нерасторжи­мой связи друг с другом, и при этом оказывается, что в зависимости от характера и структуры каждой группы меняется и характер ьхо-дящего в ее состав рефлекса. Таким образом, рефлекс есть вели­чина не постоянная, раз навсегда данная, но переменная от раза к разу и не самостоятельная, а зависимая от общего характера поведе­ния в данную минуту.

Поэтому рефлекс определяется не как постоянное свойство дан­ного органа, но как функция от состояния организма.

Простейший случай взаимосвязывания рефлексов находим уже при торможении и растормаживании реакций, где мы видим, что рефлексы могут ослаблять или усиливать друг друга, тормозить или возбуждать к деятельности один другой.

В опытах Павлова пришлось встретиться и с более сложным слу­чаем столкновения двух рефлексов. У некоторых собак в процессе опытов развивалась так называемая сторожевая реакция по отноше­нию к экспериментатору, т. е. бурная агрессивная реакция, выра­жавшаяся в угрожающем лае по отношению ко всякому посторон­нему человеку, заходившему в комнату. Это сторожевая реакция всякий раз приостанавливала действие выработанного слюнного рефлекса и настолько заинтересовала исследователей, что сдела­лась предметом самостоятельного изучения.

У собаки были выработаны сторожевая реакция по отношению к одному из экспериментаторов и пищевая реакция типа условного рефлекса на вид другого экспериментатора, на произносимое им слово «колбаски» и на вид баночки, из которой собаке давалась кол­баса. Когда обе реакции происходили одновременно, т. е. когда вто­рой экспериментатор входил в комнату во время работы с первым, можно было наблюдать яркую картину борьбы обеих реакций. При этом можно было видеть, что по мере прибавления раздражителей к пищевой реакции постепенно гасла и затухала сторожевая. Когда человек только появлялся в комнате, собака с яростным лаем бро­салась на него, когда же он произносил условное слово, лай смяг­чался и обе реакции как бы взаимно уравновешивали друг друга. Собака не бросалась на пришедшего, но и не тянулась к нему. Нако­нец, когда показывалась баночка, она вызывала бурную и явную пищевую реакцию. «Два рефлекса, — замечает Павлов, — пред­ставляют собой буквально как бы две чашки весов» (1924, с. 279).

Стоит усилить влияние на одну чашку, как эта чашка перетянет, стоит усилить другую — как победит противоположная. Если при­нять во внимание, что всякий рефлекс, как говорит Павлов, ограни­чивается и регулируется не только другим одновременно действу­ющим внешним рефлексом, но и массой внутренних раздражите­лей— химических, термических и т. д. и что все эти рефлексы нахо­дятся в постоянном взаимодействии, легко можно понять всю слож­ность поведения человека.

Чтобы понять тот механизм, которым достигается координация рефлексов, следует познакомиться с принципом борьбы за общее двигательное поле, установленным английским физиологом Шер-рингтоном. По его мнению, целесообразное поведение может быть осуществлено только при известном взаиморегулировании отдель­ных рефлексов, иначе человек представлял бы из себя не целостный организм с единой системой поведения, но пестрый конгломерат отдельных органов с совершенно разрозненными, отдельными рефлексами. Физиологи давно предполагали существование в нервной системе особых центров, тормозящих и регулирующих про­текание рефлексов. Однако дальнейшее исследование не подтвер­дило этого предположения и обнаружило, что механизм координа­ции рефлексов и интеграции их в целостное поведение организма совершенно иной.

Дело в том, что в человеческой нервной системе имеется нерав­номерное количество воспринимающих (приносящих) волокон, так называемых рецепторов, и моторных (относящих) волокон. Вычи­сления показывают, что рецепторов в пять раз больше, чем относя­щих нейронов. Таким образом, каждый двигательный нейрон нахо­дится в связи не с одним, но с многими рецепторами, может быть даже со всеми. Связь эта бывает разной прочности и силы. Каждый двигательный аппарат находится в связи с различными, может быть со всеми, группами рецепторов, и, следовательно, в организме не может существовать ни одного изолированного и независимого рефлекса.

Следовательно, между различными группами рецепторов может возникать чрезвычайно сложная борьба за общее двигательное поле, причем исход этой борьбы зависит от многих чрезвычайно сложных условий.

Механизм борьбы за общее двигательное поле и есть механизм координации рефлексов; он лежит в основе единства личности и важнейшего акта внимания, он тот стрелочник, который направ­ляет по рельсам поведение нашей реакции, и поведение животного, замечает Шеррингтон, представляет из себя ряд последовательных переходов двигательного поля от одной группы рецепторов к дру­гой.

«Система рецепторов относится к системе выносящих путей как широкое верхнее отверстие воронки к ее вытечыому отверстию. Но каждый рецептор стоит в связи не с одним, а со многими, может быть со всеми, выносящими волокнами; конечно, связь эта бывает

различной прочности. Поэтому, продолжая наше сравнение с ворон­кой, нужно сказать, что вся нервная система представляет собой воронку, одно отверстие которой впятеро шире другого; внутри этой воронки расположены рецепторы, которые тоже представ­ляют собой воронки, широкое отверстие которых повернуто к выходному концу общей воронки и покрывает его целиком. Это сравнение дает некоторое понятие о разнообразии и многочисленно­сти общих поясов в центральной нервной системе.

Установлено, что при отравлении стрихнином можно получать рефлекс на любую мышцу тела с любого приносящего нерва. Дру­гими словами, всякое конечное общее поле соединено со всеми рецепторами всего организма» (Г. Шеррингтон, 1969, с. 149—150).

Благодаря этому принципу в каждый момент создается единство действия, а это, в свою очередь, служит основой понятия личности; таким образом, создание единства личности составляет задачу нервной системы. Интерференция разнородных рефлексов и сотрудничество однородных, по-видимому, служат основой корен­ного психического процесса внимания.

И. П. Павлов сравнивает работу нашей центральной нервной системы с работой телефонной станции, где замыкаются все новые и новые связи между человеком и элементами мира. Было бы также правильно сравнить нервную систему с узкой дверью в каком-нибудь большом здании или театральном помещении, к которой устреми­лась в панике многотысячная толпа. Прошедшие через дверь — немногие спасшиеся из тысяч погибших, а самая борьба за дверь близко напоминает эту борьбу за общее двигательное поле, которая непрестанно ведется в человеческом организме и придает челове­ческому поведению трагический и диалектический характер непре­станной борьбы между миром и человеком и между различными элементами мира внутри человека.

В этой борьбе ежесекундно меняется соотношение сил и, следо­вательно, вся картина поведения. Все в ней текуче и изменчиво, каждая минута отрицает предыдущую, каждая реакция переходит в противоположную, и поведение в целом напоминает ни на минуту не приостанавливающуюся борьбу сил.

Принцип доминанты в поведении

В этой борьбе реакций решающим фактом оказывается не только схватка за общее двигательное поле, но и более сложные отношения между отдельными центрами в нервной системе. Экспе­риментальное исследование показало, что если в нервной системе господствует какой-либо сильный очаг возбуждения, то он обладает свойством притягивать к себе другие возбуждения, возникающие в нервной системе в это время, и усиливаться за их счет.

Так, если взять лягушку во время обнимательного рефлекса, т. е. в период повышенного полового возбуждения, и нанести

ей какое-либо постороннее раздражение (кислотой, электриче­ским током, уколом), то обнимательный рефлекс не только не ослабится, но даже усилится. Обычная же защитительная реакция на новое раздражение исчезнет. Так же точно акты глотания и де­фекации у лошади усиливаются от посторонних раздражений. Кошка, отделенная от самцов в период течки, усиливает основной рефлекс в зависимости от самых посторонних раздражителей, например от стука вилок и посуды, который обычно напоминал ей о еде.

При экспериментах над лягушками удалось выяснить, что гла­венствующее возбуждение в центральной нервной системе способно тормозить вес прочие возбуждения или отклонять рефлексы, давая им совершенно новое направление. Такая главенствующая роль сильного возбуждения, подчиняющего себе все прочие, дает повод назвать его доминантой, а остальные возбуждения — субдоминанта­ми.

При этом опыт показал, что если у лягушки вызвать искус­ственно сенсорную доминанту, то на самые различные раздражения она будет реагировать потиранием отравленной лапки, т. е. все рефлексы будут направлены на тот участок кожи, который связан с центром сенсорной доминанты. Так, если у лягушки вызвать стрих­нином возбуждение сенсорных центров правой задней лапки, то, раздражая каждую из остальных лапок, мы получим защитный рефлекс, но он всякий раз будет направлен на правую заднюю лап­ку, хотя бы раздражение кислотой было приложено к любому дру­гому участку кожи. Таким образом, сенсорная доминанта не при­останавливает прочих рефлексов, но дает им совершенно новое направление.

Если у той же лягушки вызвать доминанту в моторных центрах той же лапки, эффект получится совершенно другой. Теперь при раздражении кислотой различных участков кожи обтиратсльный рефлекс будет направляться всегда в верное и истинное место раз­дражения, но первой реагировать будет та лапка, моторные центры которой возбуждены. Таким образом, моторная доминанта предо­пределяет выбор реагирующего органа и обрекает на запаздывание все остальные.

Принцип доминанты, введенный Ухтомским, оказывается тем основным принципом работы нервной системы, который отдает во власть господствующего рефлекса все прочие рефлексы раз­личных органов и координирует их деятельность в одном направле­нии.

Выше мы видели, что поведение человека представляет из себя лишь одну из немногих осуществившихся возможностей. Теперь мы можем определить поведение как восторжествовавшую доминанту и согласившиеся служить ей су б доминантные рефлексы. Этот прин­цип поясняет нам, откуда берется цельность и единство в человечес­ком поведении.

Конституция человека в связи с его поведением

Конституция человеческого организма с наследственными зако­нами его поведения представляет собой первый биологический фак­тор нашего поведения. В к<жституции человека с точки зрения его поведения следует различать соответственно трем моментам реак­ции: 1) воспринимающий аппарат, 2) центральный аппарат и 3) отве­чающий аппарат.

Воспринимающим аппаратом в человеческом организме служит вся система специальных органов чувств: глаз, ухо, рот, нос, кожа (экстерорецептивное поле), т. е. специально предназначенные аппа­раты для восприятия внешних раздражений, их анализа и передачи в центр. Эти аппараты имеют центростремительные нервы, назначе­ние которых — передача возбуждения в центр. Заканчиваются эти нервы особыми концевыми аппаратами в мозгу, которые имеют то же самое назначение дальнейшего анализа. Весь аппарат в целом, начинающийся с периферического органа и заканчивающийся кон­цевым аппаратом чувствительного нерва, справедливо назван Пав­ловым анализатором, так как он, по существу, не имеет другой зада­чи, как анализировать, разлагать на тончайшие и мельчайшие эле­менты мир и пригонять реакции человека к мельчайшим и незначи­тельным изменениям среды.

Анализаторная работа, позволяющая организму устанавливать самые сложные и тонкие отношения с миром, составляет одну из главнейших функций коры больших полушарий головного мозга. Основными законами ее деятельности являются иррадиация и кон­центрация нервного возбуждения. Первоначально, при выработке условного рефлекса, организм реагирует и на всякое сходное раз­дражение. Возбуждение распространяется, разливается на соседние участки, иррадиирует. Постепенно происходит концентрация возбу­ждения, т. е. собирание его во все более и более ограниченном и узком участке, ограничение одним участком. Если иррадиация позволяет нам понять, каким образом мы реагируем одним и тем же движением на сходные раздражители, и обобщать свой опыт, то концентрация поясняет, как мы специализируем, детализируем его и как бы пригоняем с совершенной точностью к известным раздра­жениям.

Такое же устройство имеет и внутрекне-воспринимаюший аппа­рат, или интерорецептивное поле, которое приспособлено для вос­приятия внутренних раздражений и локализовано в тех внутренних Покровах, которые как бы завернуты внутрь и выстилают внутрен­ние полости наших органов. Оно и приспособлено для восприятия химических, термических и прочих раздражителей внутренних поверхностей тела.

Если первый аппарат позволяет нам воспринимать внешний мир, то второй приспособлен для восприятия важнейших органических

процессов, происходящих внутри организма — в желудке, в кишеч­нике, в сердце, в кровеносных сосудах и в других органах, связанных с важнейшими внутренними функциями организма.

Наконец, третий аппарат составляет проприорецептивное поле, которое воспринимает таким же точно путем собственные реакции организма благодаря возникающим при этом периферическим раз­дражениям в рабочих органах: в мышцах, в сочленениях, в сухожи­лиях и т. д.

О собственных реакциях организм может узнать либо через посредство первых двух аппаратов — в тех случаях, когда результат реакции воздействует на него снова через эк стер о- или интеро рецеп­тивные поля. Например, слюнный рефлекс воздействует через вос­принимающий аппарат так, как и всякое внешнее раздражение. Рав­ным образом может рефлекс воздействовать и через внутреннее рецептивное поле, если в результате его происходят те или иные изменения во внутренних органах. В данном случае реакция воспри­нимается аналогично с внешним миром или с собственными органи­ческими процессами. Но существует и специальный аппарат, совер­шенно аналогичный по устройству с первыми двумя, который про­питывает собой все исполнительные органы тела, и его единствен­ное назначение — восприятие тех периферических изменений, кото­рыми сопровождается реакция.

Если человеку с закрытыми глазами сложить известным обра­зом руки и пальцы, он всегда может отдать отчет о том положении, которое им придано, благодаря внутренним двигательным, или кинестетическим, ощущениям проприорецептивного поля.

Для всего дальнейшего понимания психики чрезвычайно важно заметить и запомнить три положения. Первое — проприорецептив­ное поле устроено по тому же самому типу, что и остальные поля. Иными словами, человек о своих собственных движениях узнает благодаря тому же механизму, посредством которого он восприни­мает внешний мир.

Второе — проприорецептивное поле может возбуждаться вли­яниями, идущими извне лишь вторично, т. е. через свою же соб­ственную реакцию. Иными словами, возможна круговая реакция, которая возвращает в организм его собственную реакцию и состоит из 6 моментов в отличие от обычной трехчленной реакции: 1) вне­шнее раздражение, 2) центральная переработка, 3) реакция, 4) про­приорецептивное раздражение, 5) его переработка, 6) усиление или задержка первой реакции.

Таким образом, благодаря тому что каждая реакция дает о себе отчет, возникает для организма возможность регулирования и управления течением этих реакций.

Третье —• рефлексы с проприорецептивного поля могут вступать в такие же точно отношения со всеми остальными рефлексами, как и все другие. Они могут оказывать на них такое же ослабляющее и усиливающее, отклоняющее и направляющее действие.

Перерабатывающий аппарат в конституции человека состоит из

центральных отделов нервной системы, т. е. масс спинного и голов­ного мозга. Спинной мозг в генетическом отношении представляет из себя продукт более раннего происхождения, и с ним поэтому свя­заны в жизни организма более примитивные и низкие функции. В частности, в спинном мозгу и в субкортикальных центрах локализо­ваны все наследственные рефлексы и расположены все двигатель­ные центры. Кора головного мозга представляет из себя как бы над­стройку над центральной нервной системой и, в сущности, самосто­ятельной связи с периферией тела, помимо субкортикальных цент­ров, не имеет. Она есть как бы седалище и вместилище всех услов­ных рефлексов.

Если спинной мозг мы рассматриваем как место локализации наследственного опыта и наследственных реакций, т. е. таких свя­зей, которые замкнулись в родовом опыте, то кору головного мозга следует рассматривать как орган личного опыта индивида, область условных реакций. Таким образом, кора головного мозга, не име­ющая сама по себе двигательных функций, исполняет только задер­живающие и усложняющие функции, прокладывает новые пути и замыкает новые условные связи.

В зависимости от этого она теснейшим образом связана со всем воспринимающим аппаратом и представляет из себя как бы тончай­шую проекцию всего аппарата, приходящую в возбуждение, когда возбуждаются соответствующие точки на периферии тела. Эту пер­вую функцию следует назвать анализаторной, поскольку она имеет задачей возможно более тонкое разложение мира на составные эле­менты для того, чтобы можно было устанавливать наиболее тонкие связи между организмом и средой.

Другая, не менее важная функция этого аппарата заключается в синтетической или замыкательной деятельности коры головного мозга, сводящейся к установлению и замыканию новых связей в виде условных рефлексов. Этими двумя деятельностями и исчерпывается в значительной мере деятельность перерабатывающего аппарата,

Ее, действительно, следует уподобить, вслед за Павловым, теле­фонной станции, на которой гибко и эластично ежеминутно проис­ходит временное замыкание и размыкание всевозможных новых связей и которая поэтому представляет неисчерпаемое богатство и разнообразие всех возможных сочетаний из множества различных элементов. Именно благодаря этому человеческое поведение не исчерпывается какими-нибудь раз навсегда данными, шаблонными формами, но представляет из себя совершенно непредвиденную массу возможностей, которая никаким образом не может быть учтена наперед.

Важно отметить, что и в этом перерабатывающем аппарате происходит та самая борьба за общее двигательное поле, которое, Как мы видели выше, является основным регулятором всего поведе­ния. Здесь же происходит и слияние возбуждений в одну общую систему поведения. Таким образом, функция координации рефлек­сов в системы поведения лежит тоже здесь.

Самое замыкание условного рефлекса стоит в прямой зависимо­сти от этих процессов.

Любопытно отметить, что подобное замыкание представляет собой только частный случай доминантного процесса. В самом деле, если присмотреться к механизму условного рефлекса, легко заме­тить, что он представляет из себя столкновение двух раздражите­лей, например мяса и света. При этом нельзя упускать из виду, что и условные раздражения, как свет, так и звук, вызывают свою реак­цию: ориентировочную и установочную реакцию глаза и головы, рефлекс зрачка и т. п. Спрашивается: почему же условной рефлекс замыкается с мяса на свет, а не наоборот, т. е. почему в результате совместного действия мяса и света собака начинает выделять слюну на свет, а не производит рефлекса глаза и зрачка на мясо?

Очевидно, здесь мы имеем столкновение двух рефлексов, при­чем более сильный, в данном случае пищевой и слюнный, обладает способностью доминанты — привлекать к себе и оттягивать более слабое раздражение.

Остается рассмотреть отвечающий аппарат в конституции чело­века. Этот отвечающий аппарат представляет из себя системы всех решительно рабочих органов организма, мышц и сухожилий для реакций двигательных, сердца, кровеносных сосудов — для реакций соматических и желез внутренней и внешней секреции — для реак­ций секреторных. Вместе взятое, это представляет не что иное, как исполнительный эффекторный рабочий аппарат организма. Отно­сительно каждой части рефлекторного аппарата следует сказать то же самое, что и относительно каждой мышцы. Как каждая мышца находится в связи с целой группой рецепторов, так и каждым эффектором, моторным, кровеносным или секреторным органом, может завладеть любая группа воспринимающих клеток. Иными словами, каждый орган может реагировать на любое раздражение и представляет из себя, как и мышца, по выражению Шеррингтона, «чек на предъявителя».

Особо следует остановиться в этом аппарате на деятельности желез внутренней секреции. В организме человека и животных давно было установлено присутствие особых железистых тел, кото­рые по всему своему строению напоминали обыкновенные железы (слюнную и др.) и отличались от последних только тем, что не имели внешнего выводного протока, благодаря чему до последнего времени не удавалось изучить их отделение, или секрет.

В течение долгого времени назначение этих желёз оставалось загадочным, непонятным, и только в последние десятилетия науч­ное знание начинает приближаться к разгадке этого сложнейшего в конституции человека вопроса. Благодаря исследованию патологи­ческих случаев, когда отсутствие или гипертрофия какой-либо железы влекли вслед за собой те или иные изменения или выпадения функций; благодаря изучению лекарственного действия некоторых препаратов этих желёз, восстанавливающих функции; наконец, бла­годаря экспериментальному удалению и прививке желёз на челО-

веке и на животном удалось с несомненностью установить, что дан­ные железы отделяют свой секрет непосредственно в кровь, и поэтому их принято называть кровяными, эндокринными, инкре­торными или железами внутренней секреции.

Наряду с ними существуют и железы двойного назначения — такие, которые имеют и внешнюю и внутреннюю секрецию одно­временно. К таким железам относятся, например, половые железы или поджелудочная железа. В чем заключается самый секрет этих желез, установить с точностью еще не удалось, и продукты их выде­ления в кровь принято условно называть гормонами (от греческого слова «hormao», что значит «двигаю», «возбуждаю»).

Уже название показывает, что внутренняя секреция имеет важ­нейшее значение для деятельности всего организма. Так, установле­но, что люди, рождающиеся с отсутствием щитовидной железы и совершенно нормальные во всех остальных отношениях, страдают врожденным кретинизмом; стоит, однако, привить такому человеку щитовидную железу, как он начинает восстанавливать свое здо­ровье; то же самое происходит у животных, если удалить у них сей­час же после рождения щитовидную железу. Если же кормить их чужой щитовидной железой, болезнь постепенно проходит. Наобо­рот, чрезмерное развитие щитовидной железы, встречающееся при известных болезнях, влечет за собой ускоренный обмен веществ и приводит к быстрому сгоранию и истощению организма. Удаление о кол о щитовидных желёз приводит к появлению смертельных судо­рог. Далее, ненормальности другой железы, придатка мозга, гипо­физа, имеют существенное влияние на рост, величину и формообра­зование костей. Так, увеличение гипофиза влечет гигантизм — ненормально огромный рост и ненормальное разращение одного какого-нибудь органа. Наоборот, удаление гипофиза бывает свя­зано с карликовым ростом.

Далее установлено, что кастрация, т. е. удаление половых желёз, сказывается немедленно во всем строении тела. У мужчин голос становится тонким и приближается к женскому, исчезает рас­тительность на лице и все тело начинает принимать женоподобный облик. В последнее время благодаря опытам Штейнаха, Воронова, Завадовского и других удалось экспериментальным путем устано­вить два замечательных факта касательно внутренней секреции. Первый — зависимость всего решительно полового характера чело­веческого тела от внутренней секреции половых желёз; опыты делались таким образом, что кастрированному петуху приживля­лась половая железа курицы или наоборот, и в результате этого получалась экспериментальным путем перемена пола. Такой петух утрачивал все свои половые признаки (вторичные): голос, гребень, хвост, шпоры, самый нрав — и делался во всем подобным курице. Подобным же образом удавалось курицу перевоплотить в петуха. Таким образом, удалось установить прямую зависимость между строением тела животного и его характером, с одной стороны, и внутренней секрецией половых желез, с другой. Все то, что мы