Петербург и Москва оказались средоточием образова­тельных, лечебных и благотворительных учреждений, а впоследствии и профильных научных центров

В ведущих российских городах концентрировались лучшие сурдо­педагогические силы, в столичные училища собирали воспитанни­ков по всей империи. Достаточно сказать, что из 490 призревае­мых, обитавших в заведениях Петербурга и его пригородов, только 192 человека являлись уроженцами Петербургской губер­нии, остальные же съехались в столицу из 60 российских регио­нов. Попечительство заговорило о нецелевых тратах на содержа­ние в подведомственных учреждениях иногородних, о необхо­димости скорейшего открытия профильных заведений во всех административных территориях империи. Финансовые соображения начинают влиять на политику школьного строительства. Чиновни­ки центрального аппарата ВУИМ, еще недавно мало интересовав­шиеся инициативой на местах, сами начинают стимулировать региональные отделения к энергичным действиям по сбору средств и открытию специальных учебных заведений.

Событием стало открытие осенью 1900 г. в Москве первого детского сада — пансиона для глухонемых детей в возрасте от 2 до 6 лет». Порог уникального учреждения, расположившегося мл съемной квартире (ул. Калужская, д. 2), перешагнули 5 малышей. Вскоре их число увеличивается, и организаторы арендуют смежную квартиру, но и это не спасает положения. В 1903 г. детский сад переезжает в более просторную квартиру, а спустя еще два года занимает большой особняк, принадлежащий Московско­му попечительству о слепых. К 1917 г. число воспитанников спе­циального дошкольного учреждения превысит 50 человек.

Идеолог и создатель детского сада — пансиона Наталья Алек­сандровна Рау так формулировала цель воспитания детей в уч­реждении: «Физическое развитие, сенсомоторная культура, трудовые и общественные навыки. Во главе всех занятий стояли синтетическое чтение с губ и рефлекторное произношение, подра­жание устной речи — все в связи с игрой и интересами, отвечающими возрасту ребенка. Все сводилось к главной цели — играючи мриучить ребенка понимать речь и выражать свое желание живым, устным словом».

Торжественный вечер, посвященный десятилетию московского детского сада — пансиона для глухонемых детей, украсил доклад Ф. А. Рау об истории уникального для России и Европы дошколь­ного учреждения.

Ф. А. Рау объясняет мотивы, побудившие москвичей сделать шаг в сторону более раннего начала обучения детей с нарушением слуха.

«Идея — создать учебно-воспитательное заведение для глухо­немых детей дошкольного возраста, так называемый детский сад, возникла вскоре после того, как я был призван к управлению Арнольдовским училищем для глухонемых. Видя, в каком запущенном фи­зическом, нравственном и умственном состоянии глухонемые 9 и 11-летнего возраста поступают в училище, моя жена, Наталья Александровна Рау, решила устроить заведение, в котором глухоне­мые дети с самого раннего возраста, с 3, 4 лет, могли бы получать то воспитание, которое, за редким исключением, родная семья не может им дать вследствие незнания необходимых специальных приемов. Что глухонемых детей уже с такого раннего возраста мож­но обучать, в этом не было сомнения; это доказал опыт Запада и Америки, где детские сады для глухонемых все больше и больше распространяются. <...>28 октября 1900 г. был открыт с 5 ученика­ми первый в России детский сад — пансион для глухонемых. <...> Число воспитанников из года в год постоянно возрастало и дошло в прошлом году до 35 человек. Это число мы считаем предельным, чтобы сохранить семейный характер и иметь возможность вникнуть в индивидуальность каждого ребенка».

Сообщив присутствующим о том, что за десять лет в дошколь­ном учреждении получили помощь 92 ребенка, Ф. А. Рау перехо­дит к вопросу, равно беспокоившему всех организаторов специаль­ных заведений, — к проблеме недостаточного и нестабильного финансирования. Сад выживал благодаря денежной помощи доче­ри П. М. Третьякова, Любови Павловны Гриценко-Бакст, Эммы Максимовны Банза, Марии Федоровны Морозовой. Однако посто­янная зависимость от благодарителя и унизительный поиск средств отнимали силы, а главное — не позволяли вывести помощь глухим детям на тот уровень, который могли обеспечить имевшие­ся в Москве квалифицированные сурдопедагоги. «Нормальное ли это положение, — восклицает Ф. А. Рау, — чтобы учреждение, кото­рое за 10 лет доказало свою полезность, которое пользуется пол­ной симпатией всех родителей, отдавших ему своих детей на воспитание, а также широким сочувствием всех слоев общества, — чтобы это учреждение ежегодно волновалось решением вопроса: быть или не быть?» Свою речь Федор Андреевич закончил патети­ческим пассажем: «Здесь затрачивается огромное количество энер­гии и терпения для того, чтобы достичь крошечных результатов. Но эти крошечные результаты являются важным условием для успешности дальнейшего обучения. Детский сад исполнит свое на­значение, если он создаст прочный фундамент по отношению устной речи, т. е. внятное произношение, уверенное чтение с губ и охоту глухонемых к самостоятельному употреблению устного сло­ва, хотя бы в виде простых фраз».

Вплоть до 1917 г. детский сад Н. А. Рау являлся образцом и пропагандистом дошкольного воспитания глухих, из разных угол­ков империи приезжали в него энтузиасты обучения детей с нару­шением слуха, дабы познакомиться с модельным учреждением. Примеру москвичей следуют Петербург (1902), Киев (1905), Александровск Екатеринославской губернии (1910).

По мнению Ф. А. Рау, в Первопрестольной в 1902 г. проживало 108 глухих детей в возрасте от пяти до девяти лет, для оказания им необходимой педагогической помощи требовалось открыть как минимум 5 детских садов (каждый на 20—25 воспитанников). С 1913 г. при модельном учреждении открываются подготовитель­ные курсы «с целью создать для детских садов и для домашнего воспитания глухонемых кадры подготовленных воспитательниц и дать матерям возможность ознакомиться с приемами воспитания глухонемых детей дошкольного возраста»¹. Вскоре городское са­моуправление поручает Н. А. Рау организовать и возглавить еще три детских сада для глухих детей (1915).

Прежде всего, отметим, что успешный практический опыт работы с глухими детьми школьного возраста навел сур­допедагогов на мысль о целесообразности переноса нача­ла обучения на более ранний возраст. Подобная инициатива не могла исходить ни от родителей, ни от филантропов, ни от 15УИМ, ни тем более от Министерства народного просвещения, она стала возможной благодаря многолетней работе специальных школ. Сторонники идеи обучения глухих малышей легко нашли организационную форму — детский сад. К началу XX в. эта модель воспитания и обучения получила известность в России. Многие необходимые условия для открытия детского сада имелись, Н. А. и Ф. А. Рау удачно воспользовались ими ради практической реали­зации своей педагогической идеи.

Модель специальной школы Россия хотя и творчески, но заим­ствовала, а вот модель специального дошкольного учреждения создана в нашей стране. Россия опередила многие европейские страны — лидеры в построении этого важнейшего компонента национальной системы специального образования.

Что же касается внутреннего соперничества российских сто­лиц, то Москва сумела обогнать Петербург. Поначалу Император­ское училище проигнорировало инициативу, рожденную соперни­цей, и не сочло нужным воспользоваться московским опытом. Столица обзаведется детским садом с двухлетним опозданием (1902). Примечательно, что Ф. А. Рау в своей речи ни разу не упо­мянул о петербургском опыте. Так, обстоятельства, далекие от проблемы специального образования, могут влиять на его распро­странение по территории страны. Если в Москве дошкольным учреждением заведовал педагог, то в Петербурге его возглавили врачи М. В. Богданов-Березовский и Е. С. Боришпольский. К 1 ян­варя 1904 г. сад посещало 16 глухих детей, педагогический персо­нал состоял из шести человек, включая М. А. Захарову. Мария Анастасиевна участвовала в работе российских съездов деятелей по воспитанию, обучению и призрению глухонемых. Со временем она займет пост заведующей детским садом, а в 1912 г. примет ру­ководство первым в стране приютом для слепоглухонемых детей.

Итак, количественные изменения постепенно переходили в ка­чественные. Вокруг первых школ создавались некие силовые поля, втягивающие в проблему все большее число росси­ян. По стране распространялась информация о школах глухих, причем происходило это на фоне переосмысления и переоценки населением роли школьного обучения.

«Жажда просвещения, — писал М. В. Богданов-Березовский, — особенно за последнее время, действительно повлияла и на наплыв

228 стр

Все они возникали благодаря частным инициативам и не имели ста­бильной финансовой поддержки от правительства за исключением Пегербургского и Варшавского институтов. Живя на частные по­жертвования и благотворительные средства ВУИМ, шко­лы испытывали постоянную зависимость, в том числе в выборе целей и содержания обучения, от меценатов. В отличие от немецких или скандинавских специальных институтов рос­сийские училища не курировались Министерством просвещения и, следовательно, не получали от государства не только материальной, но и административной и методической помощи. На государствен­ном уровне никто не проявил заинтересованности в распространении прогрессивного сурдопедагогического опыта лучших училищ среди других учебных заведений страны, в силу чего научные достижения петербуржцев, москвичей и учителей Прибалтики долгое время оставались недоступными для большинства коллег-сурдопедагогов. Каждая школа оказалась вынужденной самостоятельно готовить для себя педагогические кадры. Все перечисленные факторы тормозили создание в масштабах страны сети специальных образова­тельных учреждений, соразмерной числу нуждающихся.

И все же экономические и политические реформы делали свое дело. Общественное сознание медленно, но менялось, все больше лю­дей, еще вчера далеких от вопросов специального обучения, оказыва­ются вовлеченными в их решение. Россияне помогают попечителям деньгами, но главное — задумались о гражданском праве глухих де­тей на образование. Доказательством тому служит появление на рос­сийской «карте школ глухих» казачьей станицы Горячеводской.

1 октября 1911 г. отставной урядник казак Иван Сергеевич Кли­мов на собственные сбережения открыл в родной станице¹ класс для глухонемых детей. Что же это был за человек? Военную службу Климову выпало проходить в столице в составе личного император­ского конвоя. Сегодня невозможно установить, какие причины побудили казака задуматься об обучении глухих. Быть может, сопро­вождая императора Александра III в придворное училище, он позна­комился с воспитанниками и решил изменить карьеру, а быть может, повод оказался совсем иным, не это важно. Военный человек, казак из элитного подразделения записался слушателем педагогического курса в Петербургском училище глухих. Парадокс? Но ведь и Гаюи начинал служебную карьеру шифровальщиком в Министерстве ино­странных дел. Правда, в отличие от Гаюи урядник Климов не общал­ся с Ж.-Ж. Руссо и вряд ли читал знаменитые письма Д. Дидро. Как же сумел уроженец кавказской станицы, православный казак Климов сравняться с просвещенными парижанами Дидро, Гаюи, Руссо, Эпе?

Обогнать время, по которому жили земляки-станичники, Кли­мов смог в силу особой гражданской позиции. На проблему обуче­ния глухих, точнее, его отсутствия в границах земель Терского каза­чьего войска урядник взглянул глазами свободного, грамотного человека, гражданина, патриота-государственника. Им двигало н православное благочиние, не протестантское понимание важности обучения грамоте, не просвещенческие идеалы прав личности. При­надлежа к особому сословию, Иван Сергеевич с молоком матери впитал не только чувство преданности царю и Отечеству, но и убежденность в ответной заботе государя о казачестве. Однако на глухих казачат эта забота, как выяснилось, не распространялась.

Живя в родной станице, И. С. Климов, конечно, смотрел на глу­хих детей с присущей русскому человеку жалостью, но после знаком­ства со столичным училищем, тем более после стажировки в нем, представления урядника изменились. В Петербурге он узнал, что, во-первых, глухих детей, как и обычных, можно учить грамоте, во-вторых, что во многих странах их давным-давно учат, в-третьих, глухих давно учат и в России. Если первые два положения могли оказаться для военного человека только любопытной информацией, то третье задело за живое. Казаки, в том числе отцы и братья глухих детей, исправно несут военную Повинность, тогда почему государство не предоставляет их глухим сородичам бесплатное школьное обуче­ние, как всем остальным казачатам? Вряд ли И. С. Климов заподо­зрил верховную или войсковую власть в нарушении слова, скорее он предположил, что та просто «не в курсе», и решил исправить поло­жение. Глухота, по мнению Климова, не должна была служить при­чиной лишения ребенка гражданского права на образование.

Располагая статистикой о распространенности глухоты на ев­ропейском континенте, урядник воспользовался опубликованны­ми данными переписи населения 1897 г. и вычислил вероятную численность взрослых глухих в крае, а затем — приблизительное количество таких детей в близлежащих станицах. По мнению об­разованного урядника, в Терской области должно было проживать около 375 глухих детей в возрасте от 7 до 14 лет. По его заявле­нию атаман Пятигорского отдела полковник И. Д. Попов распоря­дился подсчитать истинное число глухонемых детей обоего пола по станицам вверенного ему отдела. Полученная информация (18 человек) не устроила энтузиаста, который сам проехал по ста­ницам и выявил 40 детей с нарушением слуха. Причину несовпа­дения данных И. С. Климов видел в том, «что само население не знает, сколько у них есть всего глухонемых».

Не дожидаясь перемен, отставной урядник решает сам взяться за дело и открывает в небольшой саманной избе класс на 11 учеников. Местные власти не мешали, но и не помогали подвижнику, который на личные средства и символическую плату родителей пытался содер­жать частную школу-класс, что оказалось весьма трудно. «Масса глу­хонемых, — с горечью писал Иван Сергеевич, — остается в Терской об­ласти без всякого обучения и призрения. Зародившаяся же школа не в состоянии принимать за такую плату, как указано в этом отчете, а многие родители не в состоянии даже и этой платы вносить. Между прочим, нормальные дети из казачьего сословия обучаются в станич­ных школах бесплатно Родители глухонемых детей несут все во­енные и общественные повинности наравне с прочими, следовательно, и дети их должны пользоваться такими же правами, как и нормаль­ные». Трудно отказать уряднику в государственном понима­нии права глухого ребенка на образование и юридических основ орга­низации специального обучения.

Список учащихся горячеводской школы указывает на отсутст­вие у И. С. Климова сословных или иных предубеждений при за­числении ребенка в свое учреждение (см. табл. 4). Изначально бес­покоясь о судьбе казачат, урядник-сурдопедагог готов был принимать в школу любого глухого ребенка. Первоначально он на­брал 6 мальчиков и 5 девочек (8 из казаков, двое из мещан, одна — крестьянка). Определяющим являлся не пол, вероисповедание или происхождение, а гражданское право глухого на образование.

Успехи, которых удалось достичь за короткий первый учебный год (с 1 ноября 1911 г. по 1 мая 1912 г.), педагог описывал так: «По­ставлено 26 звуков и более 150 понятий (слов). Звуки и слова глухо­немые дети могут говорить сами и понимать их у говорящего лица по движению губ и языка, а также прочитывать по букварю и написать их. Кроме того, они научились считать устно и письменно до де­сяти и записывать формулы на сложение и вычитание в пределах де­сяти». Допустимо предположить, что лучшие показатели обеспечили оглохшие и слабослышащие дети, тем не менее успех обучения не вызывает сомнения. В конце учебного года педагог про­вел «публичное испытание глухонемых». Трудный для детей и учи­теля экзамен Иван Сергеевич организовал сознательно, дабы, как он сам пишет: «Убедить присутствующую публику, что глухонемые обучаются в училище всем тем предметам, каким обучаются и слы­шащие дети в народных школах, чтобы все, как сами родители глухо­немых детей, так и местное население, относились бы к обучению глухонемых с сочувствием, вниманием и доверием, так как в начале, при открытии этого училища, многие не обращали на это никакого внимания, а некоторые по своему незнанию относились с каким-то недоверием, говоря, что для глухонемого разговорная речь недоступ­на и всякое другое обучение для него лишнее».

Поставленной цели подвижник отчасти достиг, к его детищу и попыткам обучения глухих стали относиться с большим внимани­ем. В ноябре 1912 г. училище посетил начальник Терской области С. И. Флейшер, засвидетельствовавший успехи учеников и свое удовлетворение записью в школьной книге отзывов. Заинтересо­ванное отношение к училищу атаман подтвердил приказом по Терскому казачьему войску и по области (№ 1854 от 21/31 декаб­ря 1912 г.). Приказ отмечал «результаты громадной работы г. Кли­мова, организатора и учредителя школы, вложившего свое сердце и душу в дело обращения обиженных природой несчастных в ра­зумные и сознательные существа» и содержал поручение «млад­шему помощнику доложить свои соображения, чем может прийти на помощь горячеводской школе глухонемых войско».

Таблица 4

Список учеников горячеводской школы (отчет за 1912 г.)

Фамилия, имя и отчество	Время поступ­ления в школу	Возраст	Сословие	Причина глу­хоты и время наступления ее	Способности	Плата за обучение и содержание (р.)
1. Блажко Иван Романович	28.10.1911		ка­зач.	Восп. головного мозга на 4-м го­ду от рождения	хор.
2. Танько Илья Васильевич	18.10.1911		казач.	Восп. мозговых оболочек на 1 - м году от рожде­ния	хор.
3. Гринев Анатолий Дмитриевич	30.10.1911		ка­зач.	Врожденная	хор.
4. Сигида Николай Акимович	2.11.1911		ка­зач.	От испуга пара­лизован лаби­ринт слухового органа на 2-м году	слаб.
5. Шиповалова Мария Игнатьевна	2.11.1911		ка­зач.	Врожденная	хор.
6. Стогнева Татьяна Мо­исеевна	6.11.1911		крест.	Восп. мозговых оболочек го­ловного мозга на 2-м году от рождения	хор.
7. Макаренко Анна Иванов­на	12.11.1911		ка­зач.	Врожденная	сред
8. Ромашенко Семен Иванович	11.11.1911		ка­зач.	Тиф на 4-м го­ду от рождения	хор.
9. Ходин Иван Федорович	6.12.1911		ка­зач.	Поражен слухо­вой нерв на 2-м году от рожде­ния. Громкую речь слышит	сред
10. Дятлова Александра Терентьевна	13.12.1911		мещ.	Восп. головного мозга на 2-м го­ду от рождения	слаб.
11. Морозо­ва Александ­ра Константиновна	10.02.1912		мещ.	Тиф на 6-м году от рождения, есть речь, но произносит непонятно	сред

Короткая история уникальной станичной школы весьма поучитель­на. Не начнись через полгода мировая война и не случись все то, что за ней последовало, убеждены, в скором времени сначала в одном округе, а затем во всех казачьих землях сумели бы решить вопрос об обучении глухих, слепых и умственно отсталых детей. В пользу этого сообра­жения говорит и настойчивость урядника И. С. Климова, и быстро до­стигнутое им взаимопонимание со станичниками, и ясная позиция командующего Терского казачьего войска С. Н. Флейшера. Напомним, в Новочеркасске, на территории Донского казачьего войска, несколько раньше княгиня К. М. Святополк-Мирская и местное Попечительство о бедных учредили школу-приют для глухих детей (1886).

Почин отставного урядника И. С. Климова, одобренный казака­ми и высшим военным руководством, можно оценивать как свиде­тельство происходящих перемен в гражданском сознании россиян. Речь идет уже не о столичных жителях, не о людях, ориентирован­ных на западную культуру и европейскую систему ценностей, а о представителях «народа» («низов», «почвы»).

Да, к началу XX в. (1902) ведущими и наиболее крупными спе­циальными заведениями для детей с недостатками слуха остава­лись старейшие училища Петербурга, Варшавы и Москвы (см. табл. 5). Тем не менее, не стоит недооценивать темпы и географию развития сети в целом.

Таблица 5

Ведущие российские учебные заведения для глухих (по состоянию на 1902 г.)

Наименование заведения	Число учащихся	Число педа­ гогов	Число клас­сов и отде­лений	Годовой бюджет (в р.)
Апександро-Мариинское (С.-Петербург) училище ВУИМ				118 000
Варшавский институт глухонемых и слепых (Министерство народ­ного образования)				72 000
Арнольдо-Третьяковское училище (Москва)				73 500

Дабы осознать дистанцию между старейшими училищами и прочими, достаточно сравнить численность воспитанников и педа­гогов столичных школ с показателями заведений, следующих за ними. Новочеркасская школа в отчетный год имела 62 ученика и 5 педагогов, казанская — 61 ученика и 6 педагогов, их годовые бюджеты соответственно равнялись 7000 р. и 2200 р. Мы созна­тельно сопоставляем бюджеты, так как качество обучения в значи­тельной мере зависело от объемов финансирования, а оно, в свою очередь, измерялось щедростью учредителей и попечителей. Ины­ми словами, глухие дети, проживающие в разных территориях Российской империи, не могли надеяться (тем более претендо­вать) на равные условия обучения и содержания. Тем не менее очевидна динамика процесса развития сети специальных учрежде­ний, которые в известной мере управлялись и координировались Попечительством государыни императрицы Марии Федоровны о глухонемых.

Есть все основания полагать, что со временем Россия неминуе­мо пошла бы по европейскому пути создания государственных специальных учебных заведений. Число региональных отделений попечительства стремительно росло, ширились ряды состоящих в них активных членов, жертвователей на дело обучения неслыша­щих, появлялись школы нового типа, отвечающие духу либераль­ных реформ. Особого внимания заслуживает Мариинская Алек­сандровская школа-хутор (1903).

Оригинальная модель учебного заведения «школа-хутор» воз­никла вблизи города Александровска Екатеринославской губер­нии благодаря энергии и душевной щедрости небольшой группы подвижников. Школа-хутор (сегодня она определялась бы как учебно-производственный комплекс) занимала 11 гектаров пода­ренной и 40 гектаров арендуемой земли, где разместились учеб­ный, спальный и медицинский корпуса, церковь, хозяйственный блок с пекарней, баней и прачечной. Школа обустроила большое учебно-подсобное хозяйство, куда входили сады, огороды с парни­ками, пасека, молочная и свиная фермы, опытные поля и даже сельскохозяйственная метеорологическая станция, а кроме того, мастерские для обучения столярному, токарному, переплетному делу, вязанию и рукоделию.

Отчет учителя А. А. Мальцева о состоянии сельского хозяйства читается как гимн свободному фермерству, опирающемуся на агро­номическую науку. За сезон воспитанники-хуторяне под руководст­вом педагогов собирали со своих земель около 10 т озимой и 8,5 т яровой пшеницы, 1,5 т ячменя, выращивали арбузы, дыни, баклажа­ны, огурцы, капусту, зелень, обеспечивая себя и персонал хлебом, овощами и фруктами полностью. Имела школа и теплицу-оранже­рею, что позволило организовать цветоводство, выращивать на продажу розы. Рациональное землепользование осуществлялось с помощью Харьковского агрономического бюро, с которым школа заключила договор. Для обработки земли, сбора урожая хуторяне располагали самым современным инвентарем и достаточным тех­ническим парком.

Хозяйство держало много скота и птицы, до сотни свиней, 12 лошадей, столько же коров, обеспечивая себя полностью моло­ком и мясом. Ферма постоянно пополнялась животными элитных пород (коровы голландской и симментальской породы, свиньи йорк­ширской породы, плимутрокские и итальянские куры), вызывая зависть и интерес у местных жителей.

Со временем в целях экономии средств на ремонт одежды и обуви, а также ради обучения воспитанников ремеслу школа при­гласила профильных мастеров и придала им в помощь учащихся.

В 1908 г. усилиями регионального отдела попечительства, при активной поддержке уездного земства, училище получило неболь­шой участок земли на побережье Черного моря в Евпатории и орга­низовало там школу-санаторий на 30 мест.

Благодаря энергии, разумному ведению хозяйства, коммерческой жилке администрации и пожертвованиям жителей губернии за 5 лет школа увеличила свой капитал с 300 р. (1903) до 186 000 р. в Алексан­дровском и 173 000 р. в Евпаторийском отделениях (1908).

Активность и целеустремленность Александровского отдела попечительства и коллектива учебного комплекса вызывают вос­хищение, тем более что рождение и становление школы пришлись на драматический отрезок времени в отечественной истории. «В 1904 г. началась война с Японией, в 1905 г. пронеслись широ­кой волной народные волнения с забастовками и еврейскими по­громами, каковые бедствия, естественно, прежде всего самым пагубным образом отразились на благосостоянии всех благотвори­тельных учреждений вообще. <...> В особенности тяжелым годом явился 1906 г. <...> Школа в Александровске была временно с июня по 15 сентября закрыта, деятельность отдела приостанов­лена, и мало было вероятия на возрождение этого симпатичнейшего учреждения. Причиной явились последствия 1905 г.», — отмечено в отчете отделения, представленного в попечительство в 1908 г.

ВУИМ почти не помогал школе-хутору. Первоначально выде­лив пятитысячный кредит под процент, Попечительство пообеща­ло школе 80 000 р., но слово не сдержало. Пытаясь выбиться из долгов, отдел устраивал лотереи, распродажи, обращался за по­мощью к населению.

Заметим, рабочие Екатеринославской губернии обратились к собратьям с воззванием отчислить от своих заработков средства в пользу школы. Сумма отчислений составила 495 р.! Знакомство с финансовым отчетом (1907) позволяет понять, что школа-хутор выжила в трудные времена и продолжала крепнуть не только бла­годаря пожертвованиям, но и рачительному ведению хозяйства, грамотному использованию имеющейся недвижимости, земли, тех­ники, а также труду учащихся и педагогов.

Подведем некоторые итоги. Хронологическое сопоставление развития сети учебных заведений для глухих на Западе и в России окажется явно не в пользу последней. В 1907 г. в Российской им­перии действовало 61 заведение для глухонемых, в том числе 7 приютов. В 50 школах, училищах и 4 учреждениях смешанного типа (для призрения и обучения) насчитывалось чуть болёе 2200 учеников и примерно 350 педагогов.

Анализируя приведенные статические данные как реальный итог вековых (1806—1907) усилий соотечественников в деле орга­низации обучения глухих детей, доктор П. И. Якобий приходит к неутешительным выводам: «Положение дела образования глухо­немых продолжает оставаться очень печальным. 2200 учащихся и призреваемых составляют едва 6% по отношению к числу глухоне­мых школьного возраста». И правда, на фоне успехов за рубежом картина выглядела удручающей. К началу XX столетия ряд североевропейских стран (Нидерланды, Дания, Швеция, Норве­гия, Бельгия, Германия) сумел охватить школьным обучением бо­лее 85% глухих детей, проживающих на их территориях. На этом фоне российские 6% — показатель мизерный, казалось бы, не только у современника событий доктора П. И. Якобий, но и у нас, потом­ков, есть все основания для нелицеприятной критики пассивности властей. Вместе с тем картина выглядит неутешительной, если со­поставлять факты российской и западной жизни по хронологиче­скому принципу. Но стоит разместить те же факты на шкале перио­дизации, как мы увидим несколько иную картину. И упомянутые европейские страны, и Россия в конце XIX — начале XX в. пребывали в границах одного и того же третьего периода эволюции отноше­ния и соотносящегося с ним первого этапа строительства системы специального образования для глухих детей, однако проживали раз­ные его стадии. Страны Запада накануне Первой мировой войны уже завершали строительство национальных систем специального образования, тогда как Российская империя находилась в стадии активного созидания. Страна вошла в общеевропейский поток и не была в нем аутсайдером, если сопоставлять факты европейской и отечественной истории, соответствующие началу третьего периода эволюции. Более того, в России складывалась незнакомая Европе демократическая традиция в организации обучения глухих: ни пол ребенка, ни его сословная, религиозная или национальная принад­лежность не имели решающего значения при приеме в учебное за­ведение. Вынужденный опыт обрел черты традиции в конце XIX — начала XX в., возможно, потому, что уходила она своими корнями в исконные русские православные идеалы благочестия, жалости и сострадательного отношения к детям, обиженным судь­бой. То, что не допускалось при организации обучения здоровых де­тей, становится дозволенным и одобряемым в организации обуче­ния детей, страдающих не по своей воле.

При благополучном стечении исторических обстоя­тельств Россия эволюционным путем в относительно короткий срок, несомненно, смогла бы войти в число стран, задающих тон в деле обучения глухих, к тому были все предпосылки.