Обучение умственно отсталых детей и подростков

Советская специальная школа не стала, не могла стать пра­вопреемницей своей российской предшественницы, правда, от­дельные сурдо- и тифлопедагоги с дореволюционным стажем, продолжая однажды выбранное служение детям-инвалидам, сумели передать некоторые традиции первому поколению со­ветских дефектологов. Во вспомогательной же школе ничего подобного не произошло. Здесь преемственность, прежде всего по причине присущей империи филантропической, благотво­рительной направленности педагогической работы с умствен­но отсталыми, а также в силу краткосрочности подобного опы­та в стране до 1917 г., оказалась невозможной. Более того, к началу 1930-х гг. предали забвению даже рекомендации Все­российской конференции по борьбе с детской дефективностью (1921). Напомним, конференция единодушно поддержала пред­ложения профессора П. С. Янковского. Известный и ува­жаемый коллегами педагог был убеждён в том, что «учрежде­ния для дефективных должны быть построены на принципе свободного труда и развития инициативы», в них «необходима совместная работа врача и педагога», «необходимо иметь хоро­шо подготовленный педагогический персонал, умеющий разбираться в сложных явлениях дефективности». Позиция П. С. Ян­ковского базировалась на огромном опыте, четверть века он проработал в знаменитом Петербургском Александро-Мариинском училище глухонемых. В годы революции и Гражданской войны, голода и разрухи Петру Станиславовичу выпало руко­водить переименованным училищем. Директор школы, чьи сотрудники и почти 200 воспитанников жили впроголодь, луч­ше многих понимал, что «персонал дефективных учреждений, как педагогический, так и технический, должен быть постав­лен в благоприятные материальные условия. Учреждения для дефективных должны удовлетворять всем требованиям гигие­ны по отношению к зданию, кубическому содержанию воздуха, вентиляции, отопления, освещения, чистоте, учебным пособи­ям, обстановке, питанию, одежде учащихся».

В апреле 1922 г. Петра Станиславовича Янковского арестуют по делу «о сопротивлении изъятию церковных ценностей», в июле того же года его приговорят к трём годам «заключения со строгой изо­ляцией». История с хищением церковного серебра такова. Комплекс когда-то находившегося под августейшим патронатом училища глу­хонемых включал весьма богатую домовую церковь. Голодной порой декабря 1921 г. (декрет об изъятии церковных ценностей ещё не был принят) директор училища П. С. Янковский решает реализовать часть церковной утвари и истратить вырученные деньги на содержание воспитанников. «198 детей буквально голодали, выбирали из помоек и выгребных ям картофель и другие отбросы и ели». Разу­меется, верующий педагог не мог принять драматического решения единолично. «По общему согласию Церковный совет и хозяйствен­ный комитет произвели изъятие около 9 пудов серебра (в обвини­тельном акте —15 пудов) и перенесли их в соседнее с церковью помещение института. Изъятые ценности не были реализованы». По трагическому совпадению событий в те же дни государство при­ступает к экспроприации церковных ценностей, институтская цер­ковь опечатывается. Проводившая изъятие комиссия Помгола, не уведомлённая о действиях школьной администрации, смогла за­брать 3 фунта серебра. Карательные органы немедленно арестовали четверых сотрудников института, включая директора и его жену, педагога Зинаиду Николаевну Янковскую, а также настоятеля до­мовой церкви, прослужившего в ней 34 года. Арестованные сотруд­ники были признаны виновными в хищении и осуждены. Дальней­шая судьба П. С. Янковского неизвестна, последние документально подтверждённые сведения — заключённый Петроградской тюрьмы на ул. Шпалерной, 1922 г.

Либеральные рекомендации десятилетней давности в 1930-е гг. исполнять никто не предполагал, о них не следо­вало даже вспоминать. Наркомпрос забудет прежние собствен­ные решения и обещания, забудет о детях с глубокой (отчасти и о детях со средней) степенью умственной отсталости, их перепоручат службам Наркомата социального обеспечения. Исключительно благодаря энергии отдельных учителей-подвижников в двух-трёх школах Ленинграда и Москвы какое-то время просуществуют группы для глубоко отсталых детей (например, группа в 10 человек при школе № 35 города Ленин­града).

Заказчика специального образования (государство) интере­совали лишь те умственно отсталые дети и подростки, которые по завершении школьного обучения могли бы влиться в «общенародный созидательный труд». Исполнители же из числа учёных, правильно воспринявших ожидания правительства, не замедлили его обнадёжить. «Широким охватом вспомогатель­ной школой всех лёгких форм и значительного количества средних форм, — убеждает профессор Д. И. Азбукин, — можно сделать очень многих олигофренов трудоспособными и ценны­ми для участия в социалистическом строительстве. Небольшое количество тяжёлых олигофренов, воспитывая, обучая, био- и психокорректируя, можно сделать частично трудоспособны­ми. Впереди же — бесспорное снижение олигофрений».

Убаюканных подобными заверениями работников наркомпросов, несмотря на то, что число претендентов на обучение во вспомогательной школе росло, факты реальной жизни не от­резвляли. Им, вероятно, казалось, что огорчительное явление не может длиться вечно и как-то само собой разрешится.

На примере многих стран мы видели, что жёсткое введе­ние всеобуча неминуемо приводит к выявлению немалого числа детей, не способных усвоить обязательную программу начальной школы. Характер правительственной реакции на неприятное для него открытие зависит от многих причин: от политического строя, формы правления и главенствующей идеологии, от религиозных убеждений преобладающей части титульного населения, от прочности института гражданских прав и свобод, от уровня развития экономики, культуры и об­разования, а в условиях диктатуры — от личного отношения вождя к человеческой неординарности, к инвалидам. Знаком­ство с историей становления вспомогательной школы в стра­нах — лидерах специального образования убеждает: цели, за­дачи, организационные формы обучения умственно отсталых могут принципиально различаться.

Вот как это происходило в РСФСР. «Огромный процент умственно отсталых детей, — читаем мы в официальном докла­де за 1924 г., — ещё находится в обычной школе, обычном дет­ском доме и, отставая, естественно, от товарищей, выбрасыва­ется за борт школы. <...> Вспомогательные детские учрежде­ния отсутствуют даже во многих крупных губерниях, и не только на окраинах, но и в центральных районах РСФСР». К началу 1930-х гг. ситуация почти не изменится, мно­гие краевые, областные и городские ОНО продолжали игно­рировать существование умственно отсталых детей. Введение же всеобуча крайне обострило ситуацию. «Вспомогательная школа, ещё недавно встречавшаяся лишь в крупных город­ских центрах и притом в очень ограниченном числе, количе­ственно сильно возросла, и к настоящему времени можно уже говорить о сети учреждений этого типа», — пишет И. И. Данюшевский в статье «К спорным вопросам вспомогательной шко­лы» (1931).

К спорным вопросам вспомогательной школы(фрагменты статьи)

«Этот рост понятен в условиях осуществления всеобщего на­чального обучения, когда в школу втягивается вся детвора и когда прежде выпадавшие вследствие неуспеваемости из нормальной школы дети в настоящее время всплывают на поверхность и за­ставляют думать о себе. Это массовидное (если не массовое) требование на вспомогательную школу должно нас одновременно и радовать и беспокоить. <...> Нельзя не радоваться и тому, что необходимость вспомогательной школы сейчас осознана, как никог­да, не только педагогическими кругами, но и общественностью.

Наряду с этим наблюдается и ряд сомнительных моментов. Пре­жде всего, возникает вопрос, насколько обоснованы наблюдаемые сейчас столь многочисленные требования на вспомогательную шко­лу, т. е. насколько объективны условия и методы отбора детей, направляемых во вспомогательные школы. <...> Возникает вопрос о том, нет ли смешения понятий умственной отсталости и педаго­гической запущенности — смешения, приводящего во вспомога­тельную школу значительный процент педагогически запущенных, физически ослабленных, заторможенных и замедленных в культур­ном развитии детей. <...>

То обстоятельство, что вспомогательная школа насыщена деть­ми, укладывающимися в большинстве своём в... понятие «субнор­ма», естественно поставило вопрос о характере работы самой вспо­могательной школы. Как и следовало ожидать, такие школы убеди­лись на практике в возможности значительного расширения тех программных рамок, которые определены для вспомогательной школы, причём там, где процент этих детей оказался подавляющим, сочли возможным даже поставить знак равенства между вспомога­тельной и так называемой нормальной школой как в смысле объёма программного материала, так и сроков его прохождения. <...>

Закономерность такого «загиба» может быть легко понята, если учесть заслуживающее всякой поддержки стремление... покончить с теми установками на умственно отсталых детей, которые в неко­торых дефектологических кругах (прежде всего ленинградских) про­должали господствовать до самых последних лет. Всем памятна ещё борьба Наркомпроса и руководящей группы московских дефек­тологов, начатая ещё в 1924 г. (на I Всероссийском съезде СПОН), за право дефективного ребёнка не на воспитание вообще, а на такое воспитание, которое всеми своими целевыми установками и содержанием шло бы в ногу с нормальным детством. <...> Впервые была установлена действительно советская система воспита­ния и обучения физически дефективных и умственно отсталых де­тей, которая, питаясь общими корнями марксистской педагогики, прокладывает путь в здоровую, социальную трудовую среду и к под­готовке из них ценных участников социалистического строитель­ства. На основе этих установок и дальнейшей работы в этом на­правлении удалось в огромной степени очистить все учреждения этого типа от той плесени, которую наложило на них всё прежнее существование их под крылом благотворительности, а после рево­люции только чуть подчищена либеральствующими профессорами- дефектологами, которыми больше руководил принцип человеколю­бия, чем революционная советская педагогика.

<...> Педагогический оптимизм, характерный для системы вос­питания, принятой Наркомпросом после 1924 г., влил много бодро­сти в ряды педагогов-дефектологов, почувствовавших себя органи­ческой частью всей советской педагогической общественности, и способствовал вовлечению в эту работу новых сил из молодёжи.

<...> В первую очередь встаёт вопрос о практикуемых формах и методах отбора умственно отсталых детей. <...> Надо решитель­но встать на путь немедленной повторной проверки клиентуры вспомогательных школ в целях изъятия из них засланных сюда слу­чайно и мешающих работе с действительно отсталыми, для которых эти школы организованы. <...>

Совершенно нетерпимо то отсутствие методического руковод­ства работой вспомогательных школ, которое имеет место в по­следние годы. Единственным руководящим материалом (если не считать материалов журнала «Вопросы дефектологии») продолжает оставаться совершенно устаревшая программа вспомогательной школы. <...>

Возникавший в последнее время спор о том, нужна ли специ­альная программа вспомогательной школе или надо распростра­нить на неё программу так называемой нормальной школы, ограни­чившись только методическими указаниями и её переработкой, имел бы существенное значение, если бы сторонники специальной программы вздумали дать принципиально иную установку и иное содержание вспомогательной школе. Такая постановка была бы принципиально и практически вредна, так как вспомогательная шко­ла... доказала полную возможность самого широкого коммунисти­ческого воспитания детей на основе общественно полезного труда, а политехнизация школы является лучшим ответом на многие во­просы. <...> Речь должна идти лишь о сроках и методах проработ­ки материалов, а равно и возможном объёме (что в отношении шко­лы I ступени совпадает с вопросом о сроках). <...>

Первое, что необходимо сделать, — распределить тематический материал программы школы I ступени на 5 лет и попутно дать ме­тодику проработки тем...

<...> Вопрос о школе-семилетке... должен быть разрешён и оформлен. <...> Речь может быть о вспомогательной школе-семилетке, которая... будет гораздо резче отличаться от программы нормальной ФЗС, чем программы школы I ступени. <...> Нужно ор­ганизовать 2—3 опытные школы и для них разработать ориентиро­вочные программы. <...>

При всех условиях установка должна быть на вполне доступное нашим детям коммунистическое воспитание и теснейшую связь ра­боты вспомогательной школы с общей марксистской педагогикой и педагогикой нормальной школы в частности. Вне этого вспомогательная школа рискует выродиться, по образному выражению Н. К. Крупской, в «принципиально отсталую школу».

И. И. Данюшевский, 1931г.

Программную статью влиятельного работника Наркомпроса, занимавшего на момент её написания пост директора Экс­периментального дефектологического института Наркомпроса РСФСР и уже успевшего лично уничтожить созданный В. П. Кащенко Музей педологии и исключительного детства, надлежало воспринимать как указание к действию. По автор­ской логике, следовало признать, что вспомогательных школ требуется много. Краеугольный вопрос — правильный отбор и комплектование. Что касается учебной программы, то (с учё­том увеличения срока обучения на год) ученики, утвержда­лось, способны усвоить программу начальной общеобразова­тельной школы, достаточно вооружить учителя «методически­ми указаниями». Главное же, что вне зависимости от типа учебного заведения любому ребёнку можно дать «самое широ­кое коммунистическое воспитание... на основе общественно полезного труда».

Оптимизм И. И. Данюшевского разделяет декан дефекто­логического отделения МГПИ им. А. С. Бубнова профессор Д. И. Азбукин. Подготовленное им учебное пособие сооб­щает, что «подлинные дебилы, своевременно попавшие во вспомогательную школу, получившие от вспомогательной шко­лы всё, что она обязана дать... вполне могут быть трудоспо­собными». При этом маститый учёный искренне огорчён и возмущён тем, что «в капиталистических странах продолжает существовать усиленная эксплуатация труда оли­гофренов». Негативно оценивая трудоустройство умственно отсталых за рубежом, Д. И. Азбукин успокаивает читателя: «Совершенно другое отношение к труду олигофре­нов мы видим в Стране Советов. <...> Заработок окончивших вспомогательные школы на производстве совпадает со сред­ним заработком сверстников, учившихся в нормальных шко­лах; 70% из направленных на производство учеников вспомо­гательных школ имеют хорошие отзывы». В качестве типичной трудовой карьеры выпускника специальной школы Д. И. Азбукин приводит судьбу семнадцатилетней девушки, окончившей вспомогательную школу-пятилетку: «Б. Н. была направлена на текстильную фабрику «Ливере» в ФЗУ, про­грамму ФЗУ она освоила в полтора года. Сейчас она работает ткачихой. Б. Н. имеет соцдоговор, ударница, несколько раз была премирована, начиная с портфеля и кончая путёвкой на курорт. Она несёт общественную работу по комсомоль­ской линии». Авторская статистика призвана успо­коить читателя: «Процент тяжёлых олигофренией очень невелик... примерно около 300 человек в Москве. Предоставле­ние им полного социального обеспечения не может быть поэтому тягостным для государства. Значительная же часть тяжёлых олигофренов частично трудоспособна, а некоторые из них даже оказываются способными к самостоятельной работе».

Специалисты рисовали радужные картины, ОНО не торо­пились исполнять в отношении умственно отсталых детей и подростков приказ Наркомпроса РСФСР № 181 от 18 июня 1931 г. «О введении всеобщего обязательного начального обу­чения физически дефективных, умственно отсталых и страда­ющих недостатками речи (логопатов)». Утверждение И. И. Да­нюшевского о том, что «вспомогательная школа количественно сильно возросла, и можно уже говорить о сети учреждений этого типа», не подтверждается статистикой. «Контрольные цифры Наркомпроса на первую пятилетку предусматривали к 1932 г. охватить 30% умственно отсталых вспомогательной школой. Фактически же было охвачено только 18% умственно отсталых детей, причём в это количество учащихся вспомо­гательных школ входило значительное число педагогически запущенных и глубоко отсталых детей. Следовательно, фак­тический охват тех детей, для которых предназначена вспомогательная школа, был значительно ниже. Во многих райо­нах РСФСР, не говоря уже о других союзных республиках, в 30-х гг. не имелось ни одной вспомогательной школы».