Постановление «О педологических извращениях в системе наркомпро­сов» и практика обучения лиц с на­рушением зрения

Школа для детей с нарушением зрения от принятия по­становления «О педологических извращениях в системе нар­компросов» скорее выиграла, нежели проиграла. Важным ша­гом вперёд стало рождение неполной средней школы слепых с восьмилетним сроком обучения (1937). Продолжилось дви­жение в сторону дифференциации сети учебных заведений, во исполнение приказа Наркомпроса РСФСР № 181 (1931) растёт число школ слепых II ступени, в 1933 г. открываются первые классы для слабовидящих детей. Как мы знаем, до революции главенствующую позицию в деле организации школьного об­учения слепых прочно занимала Северная столица, неудиви­тельно, что и в советские времена Ленинград сохранял своё лидерство. В 1933 г. в городе открылись экспериментальные классы для слабовидящих, впоследствии эстафету у ленинград­цев примут Москва, Киев, Горький и Смоленск. Вероятно, в Москве не нашлось подвижников, равных Анне Адлер. Ходить по чиновничьим кабинетам, отстаивая права незрячих де­тей на образование, оказалось некому, поэтому столичным бюрократам потребовалось 8 лет на исполнение наркомпросовского приказа. Школа для слабовидящих будет открыта лишь в 1940 г., в 1939 г. в Москве появятся специализированные ясли на 19 мест.

Начавшаяся в XIX в. конкурентная борьба главных горо­дов страны за пальму первенства в деле обучения слепых не утихала, каждый предпочитал следовать своим путём. На пер­вый взгляд в том нет ничего необычного, факт скорее под­тверждает правило, нежели является исключением из него. Напомним, Франция и Англия, приступая к школьному обу­чению слепых, изначально сознательно отвергали направление, избранное соседом с другого берега Ла-Манша¹¹⁹. Достаточно очевидно разнились немецкие модели обучения слепых, соз­данные в прусском Берлине и саксонском Дрездене, а пото­му не станем удивляться отечественному прецеденту. Извечно соперничающие российские столицы никак не могли прийти к согласию по мировоззренческому вопросу: «Что хорошо для инвалида по зрению?» Поражает другое — при строгом на­саждении политического единомыслия верховная власть допускала региональное противостояние в области пристально­го идеологического контроля — в образовании. Или правящая массовой школой жёсткая рука ослабляла хватку, когда речь шла о школе специальной? Трудно удержаться от аналогии: до революции решать вопросы обучения глухих, слепых и умственно отсталых самодержцы доверяли своим супругам, ставя их во главе Ведомства учреждений императрицы Ма­рии (ВУИМ), Министерство народного образования надзором за специальной школой не утруждали. В СССР специальную школу передали в ведение Наркомпроса, но традиционное к ней отношение в правительстве сохранилось. Возможно, по­этому строгость приказов, издаваемых Наркомпросом РСФСР по «дефективному детству», зачастую оказывалась декоратив­ной. Территории, которые почему-то считали эту тему зна­чимой, находили способы исполнить указание руководства, другие же предпочитали поручения Наркомпроса волокитить.

Во многом реакция регионов зависела от степени активности местных отделений Всероссийского общества слепых. Точно так же, как ВОГ стимулировал развитие системы образования глухих, ВОС оказался реальной силой, способной расшевелить региональные органы управления образованием.

Наркомпрос Чувашской АССР (ЧАССР) постановление СНК РСФСР «Об учреждениях для глухонемых, слепых и умственно от­сталых подростков» (1926) застало врасплох, опыта обучения детей с нарушением зрения, как и тифлопедагогов, регион не имел. А по­тому, собрав 30 слепых детей школьного возраста, Наркомпрос ЧАССР отправил их за 400 километров в Вятку. Тамошняя школа имела статус начальной, и в 1931 г. чувашские ученики «первого призыва» вернулись назад. Наркомпросу ЧАССР оставалось до­ложить об исполнении начальственного указания, из скромности умолчав о том, как складывалась судьба слепых детей, не попавших в команду 1926 г. На приказ Наркомпроса РСФСР о необходимости охватить слепых детей всеобучем (1931) можно было ответить, что указание уже выполнено, 30 слепых детей, выявленных пятью года­ми раньше, требуемое начальное обучение уже прошли! Но тут ска­зало своё слово общественное объединение слепых. Участники II съезда слепых Чувашии, состоявшегося в августе 1932 г., поста­новили открыть в республике начальную школу для незрячих детей. Выполняя решение съезда, руководство Чувашского правления ВОС «подыскало пустующее помещение в селе Ковали». По иронии судь­бы, до революции это небольшое здание принадлежало местному купцу. В Советской России купечество извели, деятельную благотворительность запретили, тем не менее, дом слепым детям постро­ил, правда, не зная об этом, «филантроп». Под специальную школу также отдали небольшое одноэтажное здание, в котором до того размещался сельский совет, и «два конфискованных сруба, стояв­шие поблизости». Судя по тому, что на совместном заседании кол­легии наркоматов соцобеспечения и просвещения сообщение о на­личии помещений сделал заместитель председателя Чувашского правления ВОС К. И. Ильин, с большой долей уверенности можно утверждать, что получены они были исключительно стараниями об­щественной организации. В пользу нашего предположения говорит и факт назначения К. И. Ильина «организатором и заведующим Ковалинской начальной школы-интерната для слепых детей ЧАССР». Открывшееся в ноябре 1932 г. учебное заведение было рассчита­но на 40 учащихся, принимали в него детей не старше 12 лет. «В 1934 г. Наркомпрос открыл в Козловском районе школу для не­зрячих подростков, в марте 1935 г. из двух школ была создана одна в деревне Чешлама Козловского района. В 1936 г. директор школы А. Г. Обухов поставил вопрос о строительстве типового школьного здания или поиске помещения. Такое помещение нашлось в селе Чуварлеи Апатырского района. В 1937 г. в селе Чуварлеи была от­крыта восьмилетняя школа для слепых детей. Через год в школе уже обучалось 120 человек».

Стараниями всё того же Чувашского правления ВОС «почти в каждом районе были организованы ликбезы. В 1933 г. при Ядринской профшколе были организованы восьмимесячные курсы для по­ступления на рабфак. В 1935 г. в г. Канаше организованы шестиме­сячные подготовительные курсы для поступления в высшие учебные заведения. К 1940 г. системе Брайля было обучено более 300 чело­век. В Чувашском педагогическом институте обучалось около 20 не­зрячих».

В лице ВОС Наркомпрос РСФСР обрёл деятельного и на­стойчивого партнёра. Члены общественной организации без устали искали способы организации курсов по ликвидации не­грамотности взрослых слепых, их профессионального обуче­ния, создания рабочих мест для незрячих, требовали от мест­ного руководства охватить слепых детей всеобучем. Во мно­гом благодаря неустанной деятельности активистов ВОС к моменту выхода постановления «О педологических извраще­ниях в системе наркомпросов» школа слепых доказала госу­дарству значимость своей работы и избежала удара карающего меча.

ВОС «плодотворно участвует в работе Наркомпроса РСФСР по организации школ-интернатов для слепых детей, добива­ется принятия государственных актов, позволяющих незря­чим учиться на рабфаках и в вузах. <...> Своими усилиями и участием в политической жизни страны ВОС добивается включения в Советы местных органов власти депутатов из числа незрячих». Результаты деятельности ВОС в обеспечении образования незрячих, организации их трудовой и профессиональной подготовки оказались столь высоки, что в 1940 г. правительство разрешает общественной организации создавать собственные учебно-производственные мастерские и комбинаты.

Степень влияния ВОС на принятие административных ре­шений в сфере социальной политики нетрудно оценить на примере Московской городской организации ВОС. В конце 1930-х гг. она уже «выступала не как ходатай по делам слепых, а как организация, наделённая советским правительством полномочиями участвовать в работе центральных и местных государственных учреждений при разработке вопросов, ка­сающихся обучения, воспитания, трудового устройства и культурно-бытового обслуживания слепых». В год созда­ния ВОС (1925) из немалого числа незрячих москвичей ра­боту имели не более сотни, накануне Великой Отечественной войны количество трудоустроенных слепых выросло более чем десятикратно. К тому времени Московская организация ВОС объединяла чуть более полутора тысяч человек, из них две трети имели работу, при этом 600 человек были удостое­ны звания «стахановец», ещё 180 — звания «Ударник труда». В четвёртой главе мы упоминали о создании в 1929 г. Элек­тромоторного объединения слепых. Из 667 работников заво­да ЭМОС 285 человек являлись инвалидами по зрению, что не помешало ЭМОСу стать «образцовым социалистическим предприятием» и только в 1938 г. выпустить свыше 50 тыс. моторов на сумму 7,5 млн рублей. Трудоспособные инвалиды по зрению перестали быть иждивенцами, напро­тив, многие из них, молодёжь в первую очередь, по своей активности мало в чём уступали зрячим сверстникам. Они жили теми же интересами и заботами, что и вся советская молодёжь, «включались в группы самозащиты, сдавали нор­мы на значки ПВХО и ГСО, становились активными чле­нами добровольных обществ Осоавиахима, Красного Креста и МОПРа. Трудовой энтузиазм членов ВОС сочетался с чувством патриотического долга. На средства незрячих было построено два самолёта им. Всероссийского общества слепых».

Эффективность труда незрячих, их «социальная ценность» стали для государства очевидными, вкладывать бюджетные средства в общее и профессиональное образование слепых имело смысл.

Вне всякого сомнения, начиная с 1930-х гг. специальные школы открывались там, где члены ВОС оказывались наи­более настойчивыми. Так произошло в Башкирской АССР, Татарской АССР и Чувашской АССР. А как обстояли дела в союзных республиках? Наркомпрос Украинской ССР в до­полнение к действующим создаёт шесть новых школ. Успехи Наркомпроса Белорусской ССР много скромнее. Минская школа слепых, открытая в 1897 г., после эвакуации времён Первой мировой войны вернулась в белорусскую столицу в 1920 г. «В поисках лучших условий для жизни и работы, — пишет О. Т. Мороз, — Минская школа слепых переводится в [1930-е] годы в г. Красный Берег, а затем в Могилёв». Вплоть до начала 1960-х годов республика будет до­вольствоваться этим единственным учебным заведением. В 1932 г. начинает работать первая в Казахской ССР Алма- атинская начальная школа-интернат для слепых детей, в 1938 г. её преобразуют в неполную среднюю, затем в среднюю школу (1941). Принимает решение открыть профильное учреждение руководство Армянской ССР, благодаря чему в Ереване по­является республиканская школа-интернат для слепых детей (1938).

Накануне Великой Отечественной войны сеть школ для слепых и слабовидящих детей объединит свыше 70 учебных заведений, из коих более половины работало в статусе непол­ных и полных средних школ.

Несколько слов следует сказать о том, как и чему учила специальная школа. Во-первых, специальной она, строго гово­ря, не являлась, скорее её следовало называть общеобразо­вательной школой для слепых детей. «Крайне болезненным вопросом нашей школы, — вынужден признать 3. И. Марголин, — является программный вопрос. Специальные програм­мы для школ слепых отсутствуют. Учебно-воспитательная ра­бота школы слепых регулируется общим годовым планом, полугодовыми, четвертными и рабочими планами педагогов и воспитателей. В крупных городах общие установки к состав­лению плана даются методкабинетами. Переработка всех пла­нов применительно к условиям работы школы слепых осуществляется заведующими учебными частями и методически­ми совещаниями».

Во-вторых, учиться детям приходилось на пределе физиче­ских возможностей: предложенная учебная нагрузка значи­тельно превосходила нагрузку учащихся массовой школы, не­дельная разница составила 7 уроков.

В-третьих, в школьных библиотеках, как правило, отсутст­вовала учебная и художественная литература, изданная шриф­том Брайля. Книги, которые до революции вручную создавали педагоги и члены Попечительства о слепых, как мы знаем, были изъяты и уничтожены по идеологическим соображениям. Не станем строго судить советских цензоров, признававших опасными произведения русских классиков, которые широко издавались обычным шрифтом. Вспомним муки Анны Адлер, доказывавшей старорежимным цензорам, что Евангелие, на­печатанное по Брайлю, нет оснований признавать крамолой. Беда заключалась в том, что среди советской интеллигенции не оказалось подвижников ранга А. А. Адлер, А. И. Скребицкого, И. В. Цветаева, некогда приложивших немалые усилия, до­биваясь того, чтобы незрячий читатель мог получить доступ к настоящей литературе.

В-четвёртых, учебный план специальной школы «являлся слепком с учебного плана массовой школы», строился он в со­гласии не столько с природой слепого ребёнка, сколько с бук­вой партийно-административных решений.

«Нужно сказать, что срок в восемь лет для неполной средней школы слепых был установлен лишь в 1937 г. По учебным планам прошлых лет срок этот определялся в девять лет. Удлинение срока обучения на год по сравнению с массовой школой падает на на­чальную школу слепых и объясняется некоторыми усложнениями в обучении слепого ребёнка. <...> Если присовокупить к этому не­которую замедленность по сравнению со зрячими в технике чтения и письма, а также и то, что школе почти всегда приходится уделять много времени на привитие слепому ребёнку культурно-бытовых на­выков (т. е. тех навыков, которые, как правило, даются зрячему ре­бёнку в семье и которые он получает путём подражания), то необ­ходимость удлинения срока обучения станет ещё более понятной. <...>

Однако в учебных планах ряда предыдущих лет особенности ра­боты со слепыми детьми далеко не всегда учитывались: учебный план являлся слепком с учебного плана массовой школы. Значи­тельно лучше построение учебного плана 1937/38 учебного года, но и здесь не всё благополучно.

Если же посмотреть проект учебного плана на 1938/39 учебный год и объяснительную записку к нему, то нетрудно убедиться, что, несмотря на ряд преимуществ (как, например, возобновление пре­подавания иностранного языка в школах слепых), и этот последний проект плана страдает рядом недочётов, присущих планам преды­дущих лет (недостаточное количество часов по профессионально­трудовой подготовке и по отдельным общеобразовательным пред­метам, перегрузка учащихся). <...>

Перегрузка объясняется, главным образом, необходимостью дать профессиональную подготовку. При учёте того, что по возрасту своему слепые учащиеся старше на два и более года учащихся со­ответствующих классов массовой школы, подобное увеличение ко­личества учебных часов не внушает опасений. <...>

Если даже поверхностно взглянуть на режим дня учащихся стар­ших классов нашей школы, то легко убедиться в том, насколько они перегружены».

Многие квалифицированные тифлопедагоги признавали несоответствие учебных планов возможностям незрячих уче­ников, однако встречались и понятливые работники, находи­вшие тому разумные объяснения. Конечно, в стане тифлопе­дагогов было немало талантливых, хорошо образованных, на­конец, трезво мыслящих людей, но их мнением руководители отрасли редко интересовались.

Анализируя практику обучения слепых в контексте жизни страны во второй половине 1930-х гг., следует помнить о раз­махе индустриализации, успехах колхозного строительства, стремительном развитии советской науки, достижениях в ор­ганизации общего начального, среднего и высшего образова­ния, не забывая, что эти же годы впоследствии назовут време­нем Большого террора. Слепые и слабовидящие дети жили в той же политической атмосфере, что и их родители, педаго­ги, всё население СССР, им выпали общие невзгоды и общие радости. Жизнь одних складывалась трагично, жизнь дру­гих — удачно, а потому, не фиксируя внимания на конкретных судьбах, признаем решающее обстоятельство анализируемого периода эволюции отношения Советского государства и обще­ства к инвалидам — инвалиды по зрению впервые в истории отечества получили небывало широкий доступ к образованию.

Взглянем на события тех лет глазами директора москов­ской специальной школы-интерната № 1 Анны Ивановны Сизовой.

«Под руководством воспитателей ребята изготовляли рельеф­ные пособия, выращивали овощи в дачном пос. Клязьма, соверша­ли экскурсии в музеи и на природу. Юные физкультурники Москвы в 1938 г. принимали участие в первых в СССР легкоатлетических соревнованиях среди незрячих школьников и завоевали переходящее Красное знамя Всероссийского общества слепых. В бывшей пришкольной церкви развернулась экспозиция школьного музея, рассказавшая о счастливом детстве незрячих советских ребят, ко­торые только по документам знали о трудной жизни слепых детей в старой Москве.

Шёл процесс становления личности слепого как равноправного строителя социалистического общества. Московская спецшкола де­лала всё возможное, чтобы полнее раскрывались духовные и физи­ческие способности молодого человека, формировалась его актив­ная жизненная позиция.

В 1930-е гг. из стен московских вузов ежегодно выходило 10— 15 молодых специалистов. Они работали преподавателями в шко­лах и техникумах, адвокатами и юрисконсультами, редакторами и корректорами брайлевской литературы.

Первый из незрячих доктор физико-математических наук Л. С. Понтрягин создал новую математическую дисциплину — то­пологическую алгебру. В 1941 г. научное открытие незрячего ма­тематика было отмечено Государственной премией. Учёные сте­пени кандидатов наук получили математики И. В. Проскуряков и А. С. Пархоменко, юрист А. И. Цицхладзе, тифлопедагог 3. И. Марголин, историки В. Н. Шевяков и И. Э. Барер. Выпускники консерва­тории и музыкальных училищ оформлялись на работу в две хозрас­чётные бригады профессиональных музыкантов, созданные при Мосгоротделе в 1933 г. Незрячие артисты выступали в концертных залах, парках, обслуживали предприятия общественного питания, кинотеатры столицы.

В Москве начали формироваться кадры незрячей интеллиген­ции. В 1938 г: при горотделе ВОС была создана Секция работников интеллектуального труда. Круг интеллектуальных профессий, кото­рыми овладевали незрячие, постоянно расширялся».

Голод на учебную и художественную литературу, напеча­танную шрифтом Брайля, отчасти удаётся утолить. Ленин­градская и Московская типографии ВОС, издававшие книги рельефным шрифтом, объединив усилия с профильным От­делом Учпедгиза, выпускают четыре типа продукции: учебни­ки для начальных школ (тиражом 500—1000 экземпляров), учебники для средних школ (500), политическую (500—1000) и художественную литературу (500). Несмотря на высокую стоимость издания малотиражной книжки, исполненной рельеф­ным шрифтом, продажная цена не превышает стоимости обыч­ных учебников, все дополнительные расходы государство взя­ло на себя.

«Обращает на себя внимание характерная особенность книгоиз­дательской деятельности Учпедгиза. Большое внимание придава­лось в то время не только репродуцированию книг для слепых, но и подготовке серии изданий по проблемам тифлопедагогики и тиф­лопсихологии, работ как оригинальных, так и переводных. За не­сколько десятилетий в фонде Московской библиотеки сформиро­вался довольно большой раздел литературы по вопросам тифлоло­гии. Наряду с трудами учёных классического периода К. К. Грота, А. И. Скребицкого, В. Гаюи, А. Мелля, И. Кии, в нём были представ­лены работы современных тифлопедагогов, выпущенные уже Учпедгизом: «Основы предметных методик в работе со слепыми детьми» Б. И. Коваленко, «Точечные рельефные алфавиты для слепых по си­стеме Брайля на языках национальностей СССР» К. Н. Тоскинеева, «Особенности обучения географии в школах слепых детей» Д. И. Зо- ричева, «Особенности обучения естествознанию в школах слепых» Н. П. Васильева, «Особенности обучения слепых графике» С. М. Гибора и другие».

В 1936 г. выходит постановление СНК РСФСР № 159 «Об упорядочении дела выпуска литературы для слепых». Учпед­гиз публикует и рассылает во все региональные отделения

ВОС «Каталог книг в оформлении для слепых» (1938), содер­жащий информацию о перспективном плане изданий рельеф­но-точечной литературы, которую можно заказать через мест­ные книготорговые организации. Включал каталог и список книг, вышедших из печати с 1 января 1934 г. по 1 мая 1938 г. и хранящихся на книжных складах Учпедгиза. Решая задачу ликвидации политической неграмотности незрячих, Нарком­прос РСФСР способствует изданию книг по Брайлю, укрепле­нию школьных библиотек, организации библиотечного обслу­живания взрослых слепых. Благодаря усилиям ВОС к 1939 г. число библиотек для слепых достигло 203, ещё через пару лет их станет 268. Одновременно растёт количество изданий и их тиражи (в 1937 г. рельефным шрифтом напечатано 57 книг, в 1938 г. — 94, в 1939 г. — 178). Улучшается качество печати и внешний вид книг, которые, кроме всего прочего, теперь вы­ходят в прочном переплёте. Специально для библиотек школ слепых с 1938 г. шрифтом Брайля начинает печататься журнал «Советский школьник».

Благодаря работе редакции литературы для слепых совер­шенствуется учебно-методическое обеспечение специальных школ, их комплектуют рельефными географическими картами, таблицами, чертежами, а также столь необходимыми учени­кам брайлевскими приборами. Школьные кабинеты пополня­ются разнообразными макетами и пособиями по естествозна­нию, приборами для занятий по физике. Приобретя необхо­димое оборудование, базовые учреждения (Воронеж, Киев, Ленинград, Москва) начинают самостоятельно изготавливать муляжи, глобусы, географические карты.

При всей радужности картины смущает одно обстоятель­ство: при благосклонности партийного и советского руковод­ства страны, активности правления и рядовых членов ВОС, интенсивной работе Учпедгиза большая часть школ слепых оставалась в статусе начальных, лишь немногие работали как школы II ступени. Когда в марте 1937 г. немногочисленные энтузиасты попытались убедить других участников прохо­дившего в Москве семинара завучей школ для слепых в не­обходимости создать в стране хотя бы две-три специальные полные средние школы, их предложение не было понято. Распоряжений от правительства не поступало, а по личному разумению большинства административных работников, спе­циальных школ начального образования хватало с лихвой. Достаточно сказать, что старейшая в Сибири Иркутская шко­ла слепых оставалась начальной вплоть до 1944 г. «Среди некоторых учителей школы бытовало мнение, что слепым не нужно дальнейшее образование, достаточно научиться чи­тать, писать и считать, поэтому никто не стремился расширять программу обучения. Но тех детей, которые хорошо учились, устраивали для продолжения учёбы в массовую семилетку, а жили они при интернате. Домашние задания им помогали выполнять воспитатели, так как учебников по Брайлю ещё не было».

Заметим, так обстояло дело не где-нибудь, а в Иркутске — городе, в котором стараниями Б. К. Кукеля полувеком раньше удалось учредить Попечительство императрицы Марии Александровны о слепых (1893), а почётный гражданин Иркут­ска купец И. С. Хаминов пожертвовал на благотворительные цели более миллиона рублей, частично пошедших на создание школы для слепых (1894). Не поддержали идею среднего об­разования слепых детей в учреждении, где беззаветно слу­жила учительница А. П. Попова, волонтёром прошедшая курс обучения в Петербургском Александро-Мариинском учили­ще для слепых (1894). Вряд ли упомянутое новое поколе­ние школьных работников читало «Письмо о слепых в на­зидание зрячим», опубликованное Дидро за два столетия до описываемых событий, едва ли они слышали имена Николаса Саундерсона, Константина Грота, Анны Адлер, Василия Ерошенко, Ивана Соколянского. Впрочем, при официальном не­брежении дореволюционным наследием, преследовании авто­ритетных педологов и дефектологов подобное невежество даже вполне добросовестных и искренних практиков не уди­вительно.

Следует особо подчеркнуть, что основным контингентом специальной школы являлись не слепые от рождения дети, а утратившие зрение в дошкольном и младшем школьном воз­расте. Высокие показатели успешности образования объясня­ются и правилами комплектования специального учебного за­ведения, отказывавшего в приёме детям, у которых слепота сочеталась с умственной отсталостью.

Требуя расширения сети школ для детей с нарушением зрения, правительство не пошло на увеличение числа вузов, готовящих тифлопедагогов. Запросы огромной страны предполагалось удовлетворить силами одного отделения дефекто­логического факультета Ленинградского педагогического ин­ститута им. А. И. Герцена. Повышение квалификации рабо­тающих педагогов доверят Всероссийским курсам, открытым в 1938 г. на базе Московской школы слепых.

Итак, традиция обучения незрячих начала формироваться в нашей стране в последнюю четверть XIX столетия, фун­дамент специального образования слепых детей был заложен старейшими учреждениями Петербурга и Москвы. Накануне Октябрьской революции 1917 г. в Российской империи дей­ствовало 36 училищ для слепых, обеспечивающих воспитанни­кам образование в объёме программы начальной школы и ре­месленное обучение. Число учащихся (1600 человек) явно не соответствовало общему количеству незрячих детей школьно­го возраста. Система подготовки тифлопедагогов в отличие от подготовки сурдопедагогов в Российской империи сложиться не успела.

Октябрьская революция 1917 г. прерывает начавшую скла­дываться традицию обучения слепых детей, основанную на христианском миропонимании. Пересмотрев цели и смыслы образования дефективных детей, советское правительство при­ступает к формированию новой практики обучения слепых детей, основанной теперь на атеистическом и коммунистиче­ском мировоззрении.

Благодаря приказу Наркомпроса РСФСР «О введении всеобщего обязательного начального обучения физически де­фективных, умственно отсталых и страдающих недостатками речи (логопатов) детей и подростков» (1931) в 1930-е гг. ширится сеть специальных школ для слепых детей (более 60 учреждений с шестью тысячами учащихся). Тогда же сеть начинает дифференцироваться, появляются классы для слабо­видящих детей, неполные средние школы слепых с восьми­летним сроком обучения и, наконец, полные средние школы слепых.

Всё большую роль в развитии сети учебных заведений для детей с нарушением зрения играет Всесоюзное общество сле­пых (ВОС). Благодаря активности работников ЦП ВОС и региональных отделений к концу 1930-х гг. удаётся обеспечить охват всеобучем детей с нарушением зрения почти во всех регионах СССР. Однако наряду с явными достижениями — ро­стом сети школ и классов для детей с нарушением зрения — по­следние нельзя назвать специальными в полном смысле этого слова. Отсутствовало специальное содержание образования, учебные планы и программы были взяты из обычной школы и не приспособлены к слепому ребёнку, большинство педаго­гов не имело высшего дефектологического (тифлопедагогиче­ского) образования.

Накануне Великой Отечественной войны обучением в спе­циальных школах и классах удалось охватить тех детей с нарушенным зрением, кто был способен усвоить программу общеобразовательной школы I—I1 ступе­ни. Эти особенности развития советской практики обучения детей с нарушением зрения дадут себя знать на следующем этапе.

Предприняв экскурс в историю специальных школ РСФСР периода с июля 1936 г. по 22 июня 1941 г., невозможно хотя бы кратко не описать ситуацию, сложившуюся в сфере специ­ального образования после принятия постановления «О педо­логических извращениях в системе наркомпросов» в союзных республиках.