I. Исторический очерк развития дидактики 2 страница
______________________
* Е. scholasticis labyrintis exitus in planum, 1656 (Выход из схоластического лабиринта), § 21 - 22, 51 - 52; Великая дидактика, XXXII, 4 - 5. Впрочем, нужно заметить, что этот механический взгляд на обучение совершенно несогласен и даже противоречит органическому взгляду на образование, изложенному в той же Великой дидактике, гл. V, 5, где говорится, что ум человека, вступающего в мир, удобнее всего сравнить с семенем или зерном, заключающим в себе будущую траву или дерево. Следовательно, нет нужды вносить в человека что-либо извне, но то, что он заключает в самом себе в зародыше, должно быть развито, раскрыто и показано (Nigil igitur homini ab extra infer-ri, sed quae in se ipso involuta habet, ca solum evolvi, explicari, et quid unum quodque sit commonstrari, opus est). Потому Пифагор и говаривал, что человеку так естественно все знать, что если бы семилетнего мальчика разумно спрашивали о всех вопросах философии, что он мог бы на все точно ответить, потому что один свет разума есть достаточная форма и норма всех вещей.
______________________
По Коменскому, один учитель может заниматься с несколькими сотнями учащихся, что даже будто бы так удобнее и "для учащего и для учащихся". Учитель ни к кому не будет подходить отдельно и никому не позволит подходить к себе; но, стоя на кафедре, откуда все могут его видеть и слышать, он, как солнце, будет рассыпать свои лучи на всех; все же, устремив на него глаза, уши и ум, должны воспринимать все, что он будет или рассказывать, или показывать, должны "подставлять сосуд внимания всякий раз, как только заметят, что этот источник открывается, чтобы все попадало в сосуд и ничто не проливалось мимо". Спрашивать учителя о чем-либо во время урока было нельзя (Великая дидактика, гл. XIX).
Очевидно, такие дидактические и методические увлечения, сводившиеся к краткой формуле: метод - все, были навеяны на Коменского сильным современным методологическим движением. Методологов-изобретателей, суливших необыкновенные успехи в занятиях по изобретенным ими методам, было в то время много. Один из корреспондентов Коменского, с которым он поддерживал много лет письменные сношения, францисканец Мерсенн, сообщал ему, что известный Ле-Мэр (Le-Maire) изобрел метод, по которому мальчики шести лет в девять месяцев могли изучить три иностранных языка: еврейский, греческий и латинский настолько хорошо, что им было легко переводить всякую книгу, написанную на одном из этих языков, на другой. После 20-летних занятий упомянутый ученый изобрел будто бы такой алфавит, с помощью которого без переводчика можно было писать ко всем людям, к японцам и китайцам, и даже к жителям Луны, если бы таковые оказались, и получать от них ответы на все возможные вопросы. Тот же самый ученый при помощи особых нот выучивает будто бы мальчиков и девочек в три лекции музыкальной композиции. Сам корреспондент, наконец, занимался составлением нового всеобщего языка, необычайно простого, имеющего только одно спряжение. Коменский верил всем этим методологическим чудесам и очень сожалел, что не получил замечательного алфавита, при помощи которого можно было сноситься даже с жителями Луны*.
______________________
* D-r Anton Gindely. Uber des A. Comenius Leben und Wirksamkeit, 1893. 2-е Auflage, S. 35 - 36. См. о другом методологе и реформаторе педагоге начала XVII в. брошюру d-r'a Adolf a Sellman'a Caspar Dornau, ein padagogischer. Neuerer im Anfang des siebzchntcn Jahrhundeits, 1898.
______________________
Как построить дидактическую машину, о которой мечтал Коменский? Откуда взять для нее материал, основы и распорядок частей?
Из внешней природы, природа указывает как наверное нужно учить и учиться. Под руководством природы никогда нельзя заблудиться и взять больше неоткуда, как из природы, тот порядок, который должен послужить образцом для искусства всему учить и учиться. Вся сила искусства состоит в подражании природе. "Вот мы и следуем, - говорит Коменский, - пути природы на примере птицы, высиживающей птенцов; замечая же, как успешно идут по ее стопам и садовники, и живописцы, и архитекторы, мы легко увидим, как должны подражать этим способам и наставники детей". Воспитатель юношества так же, как и врач, есть только слуга природы, а не господин ее.
Основа образования и дидактики есть строгий порядок во всем. Если мы обратим внимание на то, что поддерживает существование Вселенной со всеми ее частями, то найдем, что это есть не что иное, как порядок, он есть душа всего существующего, все устроено в стройном порядке. Искусство учить ничего другого не требует, как строгого порядка, искусного распределения времени, предметов и методы. Если удастся точно установить это распределение, то обучать какое угодно число учеников всем предметам будет не труднее, чем при помощи типографских приспособлений ежедневно печатать самым лучшим шрифтом тысячи листов бумаги*.
______________________
* Великая дидактика, гл. XVI, 5; гл. XIII, 1,7; гл. XII, 1, 15.
______________________
Теперь рассмотрим ближе и подробнее, какие же именно указания природа дает дидакту?
Природа подмечает благоприятное время. Например, птица, готовясь плодиться, начинает это не зимою, когда все замерзает и коченеет, не в летнюю жару и зной, не осенью, когда уже надвигается холодное время, а весною, когда всему возвращаются жизнь и сила. Садовник поступает так же, сажая растения весною, вовремя удабривает почву, подрезает ветки т.п. Поэтому образование человека должно начинаться в весеннюю пору жизни, т.е. в отрочестве, а утренние часы (весна дня) наиболее удобны для учебных занятий; поэтому весь учебный материал нужно распределять применительно к возрастам, так что для изучения предлагается только то, что допускает степень понятливости учеников.
Природа, прежде всего, приготовляет материал, а потом уже придает ему форму. Птица, готовясь вывести новое творение, принимает внутрь себя оплодотворенное семя, вьет гнездо, кладет яйца, а потом уже высиживает их. Архитектор также сначала заготовляет материал для постройки, а потом уже строит. Поэтому педагог должен до начала учения заготовить книги и другие пособия, ни одному языку не учить по грамматике, а по авторам, предпосылать примеры правилам, рассудок развивать раньше языка.
Природа начинает всякое свое творчество с самого общего, а оканчивает самыми мелкими подробностями. Если она хочет вывести из яйца птицу, то она не образует сперва и не дает в готовой форме голову, или глаз, или перо, но согревает все яйцо, обозначает общий склад птички, проводит кровеносные сосуды, а потом постепенно развивает и совершенствует отдельные органы. Архитектор, а равно живописец и скульптор, поступает так же, начинает с плана здания, закладывает фундамент его, или обтесывает мрамор, обделывает дерево грубо, а потом более тонко, или на полотне набрасывает сначала контуры, а потом дополняет их частностями. Поэтому педагог с самого начала образования должен давать детям понятия об основных началах всего учения так, чтобы при последующих занятиях было только подробное развитие прежнего. Ведь на дереве, хотя бы оно росло даже сто лет, не появляется новых сучьев, а первоначально вышедшие из ствола разветвляются на новые ветки. Поэтому же каждому языку, каждой науке, каждому искусству сперва следует учить в самых простых очерках, чтобы дети могли приобретать цельное представление о них, потом подробности и, наконец, узнать их в полной системе.
Природа не делает скачков, но подвигается вперед шаг за шагом. Так, образование птички совершается постепенно, без нарушения строго последовательного хода; вылупившись из яйца, птенец поступает на попечение наседки, отыскивающей для него корм и потом постепенно упражняющей его в летании. Архитектор и садовник в своих работах также держатся строгой постепенности, каковой должен следовать и педагог. Он должен тщательно разделить весь учебный материал по классам так, чтобы предшествующие пролагали путь для последующих; точно распределить время так, чтобы на каждый год, месяц, день и час приходилась своя особенная задача; строго держаться этого распределения времени и занятий, чтобы ничего не пропустить и ничего не исковеркать.
Учитель, говорит Коменский, подражай солнцу, этому наилучшему образцу в природе. Солнце не занимается отдельными предметами, каждым деревом или животным, но согревает всю землю; одними и теми же лучами оно освещает все, одним ветром обдувает, одним дождем орошает все; посылая в одно и то же время в целых земных поясах весну, лето, осень, зиму, оно заставляет все разом произрастать, цвести, приносить плоды, не заботясь о том, что одно скорее созревает, а другое медленнее, сообразно природе каждого; оно сохраняет всегда один и тот же порядок, какой сегодня, такой и завтра, неизменной сохраняет одну и ту же форму предметов; оно производит каждое существо из его собственного семени, а не из чего-либо другого; все, что должно явиться одновременно, оно и производит в одно и то же время - цветок с листьями, плоды с шелухой и т.п.; все производит в надлежащей последовательности; не только что не производит ничего бесполезного, но если оно появится, то уничтожает.
Так действует солнце, и педагог должен ему подражать следующим образом: один учитель должен заведовать одной школой или, по крайней мере, одним классом; в каждом учебном предмете нужно следовать одному учебнику, один и тот же труд должен затрачиваться сообща на целый класс; науки и языки следует преподавать одним и тем же методом; все нужно излагать основательно, кратко и сильно, чтобы рассудок как бы отпирался ключом и перед ним сам собою открывался мир; все, имеющее внутреннюю связь, и в преподавании должно излагаться в связи; все преподаваемое надлежит излагать в непрерывной последовательности, так что все, что сегодня проходится, будет подтверждать вчерашнее, подготовлять путь к завтрашнему; все бесполезное надлежит устранять*.
______________________
* Великая дидактика, гл. XVI и XIX, 12, 13, 14.
______________________
Подобным образом Коменский доказывает, что можно и должно учить легко, основательно и скоро, на что посвящает три главы. Общих основных правил успешности обучения Коменским указывается 9, и в разъяснении каждого правила фигурируют птица, садовник и архитектор, с прибавкой в некоторых правилах живописца. Условия легкости обучения (гл. XVII) излагаются в виде 10 основных правил, с приведением в пример птицы, садовника, архитектора и живописца, а равно и условия основательности обучения, с теми же примерами и в том же числе правил (гл. XVIII). Правила скорости обучения излагаются в форме 8 задач. Здесь птица, садовник, архитектор и живописец исчезают, а их место занимает солнце (гл. XIX). "Исполняя трудную и как бы бесконечную работу, солнце всех удовлетворяет, и каждый год оно заканчивает круг своих обязанностей в отменном порядке".
Когда Коменский утверждал, что донельзя плохие современные ему школы могут быть преобразованы и заменены прекрасными школами с успешным, основательным и легким обучением, потому что все дело заключается в естественном обучении, то он высказывал глубокую и верную мысль. Ему следовало ее подробно развить, указав, в чем именно будет состоять естественность образования в применении к развивающемуся организму. Но вместо прямого решения задачи он пустился в окольные рассуждения о значении порядка в природе. Что порядок нужен в школьном деле, это понятно и ясно без всяких доказательств, чрезвычайно наивные доводы Коменского (что время протекает в порядке годов, месяцев, дней, что пчелы, муравьи и пауки соблюдают в своей деятельности порядок, число и меру, что пушки, повозки, корабли, часы, типографии действуют по порядку) ничего к осознанию этой мысли прибавить не могут. Но ведь порядок - дело формальное: в порядке, т.е. стройно и связно, может действовать и хороший и дурной человек; может применяться и прекрасное, высокое начало, и безобразное, зловредное. Порядку нужно дать определенное содержание, разумные начала. Такие начала Коменский пытается извлечь из внешней природы, хода ее явлений, из деятельности птиц и солнца, прибавляя подражающих природе садовника, архитектора и живописца. Но между внешней природой и развитием человеческого организма, между деятельностью птиц и солнца и деятельностью школьного учителя - дистанция огромного размера. Одно другому не указ. Конечно, более или менее отдаленные аналогии можно находить во всем, даже в самых разнородных явлениях, но выводить из них какие-либо указания для какой-либо практической деятельности решительно невозможно. Ведь это поиетине весьма мудреная загадка: в чем сходство между солнцем и школьным учителем? Ведь нужна мудрость Эдипа, чтобы разрешить такую загадку. А Коменский говорит: учитель! руководись в своей учительской деятельности примером солнца и птицы! И нужно же было еще такое дополнительное сопоставление солнца с птицей, а потом садовника, архитектора и живописца. Если рассмотреть приведенные Коменским 8 аналогий между деятельностью солнца и школьного учителя, то нельзя не признать их весьма отдаленными и искусственными. Ну что это за аналогии: одно солнце освещает всю землю, один учитель должен заведовать всей школой или целым классом; солнце освещает все одними и теми же лучами, один предмет будет изучаться по одному и тому же автору или учебнику; солнце производит одновременно цветок с листьями, и учитель должен преподавать все в связи; птица вьет гнездо весной, а потому утренние часы наиболее удобны для учебных занятий и т.п. Невольно напрашивается предположение, что Коменский не из порядка явлений во внешней природе выводил указания для порядка в школе, - таких выводов сделать решительно невозможно, - а совершенно наоборот, составив идею о школе, о необходимости в ней порядка, он подыскивал для разъяснения своих мыслей о школе аналогии во внешней природе. Он шел не от природы к школе, а от школы к природе. В противном случае ему нужно бы брать образцами для школы явления природы в целом, во всех отношениях, а не в некоторых только. Например, берется солнце и проводится аналогия между его деятельностью и деятельностью школьного учителя, но проводится только в некоторых отношениях. А между тем солнце имеет и другие свойства, из которых никаких аналогий не построено, как-то: неравномерно освещает и согревает землю, часто заслоняется от земли облаками и иногда затмевается. Какие аналогии этим явлениям можно найти в деятельности школьного учителя? Что он должен неравномерно изливать свои знания и мудрость па учащихся, должен по временам ослаблять и прекращать свою работу, а иногда, в случаях затмения, и совсем лишаться своей мудрости? Птица, кроме указанных Коменским свойств, имеет еще такие: она покрыта перьями, у нее две ноги, она много летает. Какие аналогии следуют отсюда для деятельности школьного учителя? Коменский не касался этих свойств, они ему были не нужны. Это совершенно определенно указывает, что он не из явлений природы выводил указания для практической школьной деятельности, а, наоборот, признаваемые им необходимыми свойства хорошей школы пояснял примерами из жизни природы. А это не все равно: в одном случае мы имели бы педагогическое учение как вывод из учения о природе, что, конечно, представляло бы весьма любопытное и оригинальное построение педагогической системы, а во втором случае мы имеем обыкновенное педагогическое рассуждение, снабженное пояснениями, примерами и аналогиями, довольно неудачными и искусственными, из жизни природы, но изложенными в такой форме, как будто мысль автора идет от природы к школе, тогда как на самом деле она, кажется, шла от школы к природе.
Но, с другой стороны, приведенные выше рассуждения Коменского о дидактографии свидетельствуют, что он представлял образование в виде какого-то совершенно естественного, натурального, а не искусственного процесса, и притом в значительной степени механического. Впрочем, в пояснении такого способа рассуждений и доказательств Коменского следует заметить, что в XVII в. господствовала мысль о единстве и даже тождестве законов и порядка идей и вещей, разума и природы. Все науки, взятые в целом, представляют не что иное, как человеческий разум, всегда единый и одинаковый. А научные положения находят применение в действительности, подтверждаются опытом. Следовательно, научные или разумные истины существуют не только в нашем уме, но и во всем мире, во всей природе. Мировой порядок существует один раз как внешний, необходимый, а другой раз - как субъективный, интеллектуальный. Или, как говорил Спиноза в своей "Этике", "Ordo et connexio idearum idem est, ac ordo et connexio rerum, et vice versa ordo et connexio rerum idem est, ac ordo et connexio idearum". Отсюда уже недалеко было до взгляда, что природа есть "реальный силлогизм" (Syllogismus realis), мир есть стройная система причин и следствий, аксиомы - законы природы. А если все это так, то почему же педагогу не поучиться порядку у внешней природы? Природа в сущности есть не неразумное, а разумное начало, тождественное с его умом. Педагогическая деятельность должна быть разумной, систематической, упорядоченной деятельностью, а всего этого в природе очень много. Солнце, птицы, все другие явления природы суть овеществленный разум, и педагог, учась педагогической мудрости, набираясь от природы педагогического ума-разума, учится не у чуждого, а у родственного начала. Впрочем, Коменский в одном из позднейших сочинений (именно: "Выход из схоластического лабиринта") при рассуждении о лучшем, наиболее гибком и правильном способе обучения оставляет в покое и птицу, и солнце, и всю внешнюю природу и заявляет, что естественный метод образования основывается "на человеческой природе". Уже не внешняя природа, не солнце, не птицы, а сам человек, его природа являются той ариадниной нитью, которая, будучи проста и правильна и пущена в оборот надлежащим порядком, будет достаточно надежна для установления целей школы, средств и правил для их приложения. Таким образом, по этому важному вопросу у Коменского были колебания и некоторая неопределенность мысли, как и по вопросу о значении метода.
Если оставить в стороне ссылки на солнце и птицу и обратить внимание лишь на педагогические мысли, то мы найдем в рассматриваемых главах целый ряд весьма ценных в большинстве педагогических идей и взглядов, выраженных очень кратко, афористически. Именно Коменский полагал, что обучение должно быть строго разумно, все преподаваемое необходимо подкреплять доводами разума, чтобы не оставалось места ни сомнению, ни возможности забыть сообщенное. Подкреплять же преподаваемое разумными доводами значит учить, объясняя причины, т.е. не только показывать, какова каждая вещь, но и почему она не может быть иною. Знать известный предмет значит знать его причины. Поэтому ничему нельзя учить на основании только авторитетов, а все нужно обосновывать на свидетельстве чувств и разума. Людей следует учить главнейшим образом тому, чтобы они черпали знания не из книг, а наблюдая сами небо, землю, дубы и буки, т.е. чтобы они исследовали и познавали сами предметы, а не помнили бы только чужие наблюдения и объяснения. Это и будет возвращением на путь древних мудрецов, если знание будет почерпаться только из самого первоисточника, из самих предметов. Школы обучают языку раньше, чем предметам, а между тем предметы существенны, ядро, слова же - нечто более или менее случайное, скорлупа. Слова должны быть объясняемы и заучиваемы не иначе, как в связи с предметами, даже и слова родного языка: пусть дети приучаются выражать словами, что они видят, слышат, осязают; сколько кто понимаем столько пусть и приучается выражат, и наоборот; пусть каждый учится понимать то, что он говорит. Кто не выражает своей мысли, тот подобен немой статуе, а кто болтает, не понимая, тот попугай. Знакомство с языком и познание предметов должны идти в один шаг, параллельно.
Разумное преподавание предполагает, что сообщаются основные, немногие начала, на которых держится наука, и в связи, так как несомненно, что научное образование основывается на очень немногих и связных главных началах. Поэтому в школах достаточно только обозреть с надлежащей полнотой и основательностью предметы по родам с их главными отличиями; остальное само собою будет понятно, когда представится к тому случай. Гнаться за мелкими подробностями - крайне обширная, запутанная и скучная работа. Не тот умен, кто знает много, но тот, кто знает необходимое, главное.
Разумность обучения предполагает господство на первых порах изучения родного языка. Если начинающим изучать латинский язык правила преподаются на латинском же языке, то это то же самое, как если бы кто вздумал объяснять приступившему к изучению еврейского языка правила на еврейском же языке. Если мальчику-туземцу дают учителем иностранца, не знакомого с родным языком мальчика, то это будет принуждением учащего и учащегося членораздельную речь заменить на некоторое время языком жестов. При изучении иностранных языков родной всегда должен предшествовать, и вообще самый материал должен постоянно подбираться в таком порядке, что сперва дети будут знакомиться с ближайшими предметами, потом с близкими, затем с отдаленными. Поэтому разные правила нужно объяснять учащимся предметами из круга их понятий, заимствованными из их ежедневного обихода, а не далекими их мысли, например богословскими, политическими и т.п., которых дети не поймут.
С разумностью преподавания в тесной связи находятся естественность и легкость преподавания, отсутствие принудительности. Детей, по свидетельству Коменского, ежедневно держали за классными уроками и упражнениями по 6, 7 и 8 часов, да еще по нескольку часов за домашними занятиями, заваливали их записыванием диктуемого, составлением упражнений и заучиванием на память в возможно большем количестве - "до тошноты и умопомрачения, как этому мы не раз были очевидцами" (Великая дидактика, гл. XVII, 34). Но решительно безумен тот, кто старается передать ученикам не столько знаний, сколько они в состоянии усвоить, а сколько ему самому хочется. Силы учащихся требуют поддержки, а не подавления, и воспитатель юношества так же, как и врач, есть только слуга природы, а не господин ее. За классными уроками нужно держать детей не более четырех часов, оставив столько же часов на домашние занятия, а заучивать заставлять только существенное, притом столь ясно представляемое, как свои пять пальцев, и во всем сообразоваться со степенью понимания детей и их природой. Надо постоянно пользоваться одновременно слухом и зрением, языком и рукою, т.е. не только произнося то, что надо знать, чтобы оно воспринималось слухом, но и рисуя это, чтобы оно запечатлевалось в воображении. Пусть дети с самого начала приучаются попеременно произносить языком и изображать рукою, так что от всякого предмета будут отходить только тогда, когда он запечатлеется с достаточною ясностью в их ушах, глазах, памяти и уме. С этою целью было бы хорошо нарисовать по стенам каждого класса все, что в нем обыкновенно проходится, как-то: теоремы и правила, рисунки и рельефные изображения, относящиеся к преподаваемой науке. Это усиливало бы впечатление. Никаким телесным наказаниям за учение не следует подвергать детей, потому что если учение не дается, то это вина одного учителя, который или не умеет, или не заботится сделать ученика понятливым. Правильные учебные занятия заманчивы для ума сами по себе, притягивают собственною прелестью. Если мы не знаем способов привлекать умы искусством, то, конечно, напрасно будем употреблять насилие. Колотушки и пощечины вовсе не имеют силы вложить в душу любовь к наукам, отвращение же и ненависть к ним они могут породить, притом в очень сильной степени. Вообще детей ни к чему при обучении по возможности не нужно принуждать, а потому им нужно сообщать только то, к чему они сами стремятся в силу возраста и под влиянием метода. Вынудительные занятия обыкновенно бывают бесплодными, а добровольные - в высокой степени полезными. Усердие к учению основывается на желании, которое нельзя вынудить. Желудок, вынужденный на пищеварение, отвечает на вынуждение тошнотой и рвотой; ум, принуждаемый к работе, работает вяло и скоро забывает. Разумная метода преподавания должна возбуждать охоту к занятиям, делать работу приятной и интересной, а для этого она, прежде всего, должна быть вполне естественной, потому что все, что естественно, развивается само собой и делается охотно и с удовольствием. Не следует учить тому, что не соответствует природным способностям учащегося. Желать толкать туда, куда не влечет природное расположение, значит желать бороться с природой - напрасное стремление! Или совсем ничего не достигнешь, или достигнешь того, что не вознаградит за труд. При этом легко возможно возбуждение отвращения к предмету занятий и умственному труду вообще и притупление умственной силы. Учащий только сотрудник природы в деле образования, только слуга природы, а не господин ее. Omnia sponte fluant, absit violentia rebus!
Коменский ставил дидактике в отношении сообщения знаний чрезвычайно широкие задачи, шире которых и поставить нельзя, - учить всех всему. Это, конечно, не значит, чтобы он требовал от всех знания всех наук, искусств и языков, но он желал, чтобы все понимали основания, причины и цели всего главнейшего в существующем и совершающемся, чтобы не встречалось ничего настолько незнакомого, чтобы о нем нельзя было скромно рассуждать. Особенно необходимы каждому образование, нравственность и благочестие. Школы должны быть построены на этом начале, т.е. что в них всех будут учить всему; основы всего знания будут сообщены детям еще в семье, которая составляет первую школу человека, а позднейшие школы всяких видов и степеней будут только расширять и углублять эти основные и элементарные знания. Таких позднейших школ должно быть три: родного языка, латинская и высшая. Во всех четырех школах будут учить одному и тому же, только все шире и глубже, поэтому все образование будет иметь вид четырех кругов, из которых каждый последующий включает в себя все предыдущие. Все четыре школы, как учащие всему, могут быть названы "мастерскими человечности", потому что они действительно будут содействовать тому, чтобы человек на самом деле сделался человеком (Великая дидактика, гл. X).
Изложив общие дидактические начала, Коменский признал необходимым, сверх того, указать сущность метода наук, в частности метода искусств, метода языков, метода нравственного воспитания и метода внушения (Великая дидактика, гл. XX - XXIV). Хотя он и посвящает каждому из указанных методов по особой главе, но взгляды его по этим предметам могут быть изложены коротко, потому что в них отчасти повторяется прежде сказанное о преподавании вообще, а отчасти потому, что здесь дидактика уже переходит в методику.
1. Юноша, желающий проникнуть в тайны наук, в конце концов должен будет исполнить следующие четыре требования: а) он должен иметь чистый духовный глаз, т.е. чуждаться бесполезных и праздных занятий духа; б) приблизить к себе предметы наблюдения, для чего необходимо наглядное преподавание; в) иметь внимание, без которого познание невозможно; г) воспринимать предметы наблюдения один за другим по надлежащему методу, который очерчен уже ранее, в общих дидактических положениях.
2. Для искусства требуются три предварительных условия:
1) образец или идеал, который есть вне находящаяся форма, глядя на которую художник пытается воспроизвести подобную ей; 2) вещество, которому нужно придать новую форму; 3) орудия, с помощью которых создается вещь. Обучение же искусству требует надлежащего применения вышеуказанных условий, разумного руководства и частого упражнения.
3. Языки изучаются не как часть образования или мудрости, но как средство для приобретения знаний и обмена ими с другими. Необходимые для изучения языки: родной - для домашней жизни, соседние - для сношений с соседями, древние - для чтения ученых книг - латинский, греческий, еврейский, арабский. Языки следует изучать не в целом их объеме и не до полного совершенства, а по мере надобности, параллельно с изучением предметов и постоянно один за другим, а не сразу несколько, что внесет путаницу в изучение. Самые нужные языки - родной и латинский, которые и должны быть изучены в совершенстве.
4. Искусство нравственного воспитания заключает в себе 16 главных правил. Первое из них следующее: юношеству необходимо внушать все добродетели без исключения, потому что ничего нельзя исключить из правды и добра, не образуя пробела и не нарушая гармонии. Но в особенности необходимо внушать основные добродетели: благоразумие, умеренность, мужество и справедливость, с той целью, чтобы не возводить здания без фундамента и чтобы части здания, не имея прочной опоры в своем фундаменте, не были в слабой связи. Воспитание в добродетели должно начинаться с самого нежного детства, прежде чем дети ознакомятся с пороками. Добродетелям учатся путем постоянной нравственной деятельности.
5. Благочестие есть искание Бога, следование Богу и наслаждение Богом. Есть три источника благочестия и три способа его приобретения: источники - Святое Писание, мир и мы сами; способы приобретения: размышление, молитва, испытание. Заботы о внушении благочестия должны начинаться с раннего детства.
Дидактике Комецского свойственны весьма существенные недочеты: это дидактика метода, представляемого в виде какого-то внешнего механического орудия; в этой дидактике еще нет речи о развитии обучением способностей учащихся; вопрос о составе учебного курса разрешается простым утверждением, что всех нужно учить всему, сначала в малом, сжатом виде, а потом в пространном, учебный курс и энциклопедия - одно и то же; дидактике Коменского недостает психологии. Дальнейшее развитие дидактики есть постепенное устранение указанных недостатков Коменского.
Глава III. Генрих Песталоцци (1746 - 1827)