Что такое культурный конфликт? Прочитайте примеры конфликтов, определите, что стало их причиной.

Семинар 1. ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ

Вопросы и доклады

1. Что такое языковая личность? Какие уровни языковой личности выделяются в современной лингвистике? (см. работы Ю.Н. Караулова)

2. Как языковая личность соотносится с речевой? При каких условиях происходит образование языковой личности в рамках обучения неродному языку?

3. Докажите, что овладение «когнитивной и прагматической составляющей языковой личности имеет более важное значение, чем собственно языковой» (Ю.Е. Прохоров).

4. Чем обусловлено существование общерусского языкового типа? Существует ли, по-вашему, общекитайский, общеяпонский, общефранцузский, общебританский, общеамериканский, общенемецкий, общепольский и др. языковые типы? Проиллюстрируйте свою точку зрения.

5. Как проявляется национальный компонент в структуре языковой личности? Приведите примеры.

6. Что такое компетенция? Сопоставьте языковую и лингвокультурологическую компетенции.

7. Существует ли национальный характер? В чем заключается сущность этого понятия? Что может служить источником стереотипных представлений о национальных характерах? Как проявляется национальный характер у представителей вашего этноса?

8. Доклады по национальным характерам: англичан/американцев (по С.Г. Терминасовой и др.), французов (по В.В. Воробьеву и др.), русских (по В.В. Воробьеву, С.Г. Терминасовой и др), немцев и японцев (по В.А. Пронникову, И.Д. Ладонову)+статья В.Шалака «Стереотипы национальных характеров» (методика исследования)

Практические задания

Прочитайте мнение В.В. Воробьева о русской национальной личности? Согласны ли вы с ним? Докажите.

В.В. Воробьев, исследователь русской национальной личности, пишет: «Широта натуры» и «вневременность» существования личности выступают как характерные доминанты понимания русской национальной личности.... Русская натура далека от узкого прагматизма, понятий собственности, национальной узости и ксенофобии. Русский человек, как его понимают представители национальной культуры, это человек, который живет во имя будущего, гордится своим прошлым, почти не замечает настоящего... «Русский человек любит вспоминать, но не любит жить» (А.II. Чехов. «Степь»); то есть он не живет настоящим… Отсюда известное невнимание к абсолютной ценности личности в ее индивидуальном своеобразии, материальным выгодам, надежда на будущее и терпимое отношение к настоящему, невзгодам было все время характерными особенностями русского человека.

Отрицательными свойствами здесь являются неделовитость, максимализм и экстремизм.

Эти свойства национальной личности неоднократно подчеркивались в литературе. Широта, русский максимализм в их крайней форме замечательно выражены в стихотворении А.К. Толстого:

Коль любить, так без рассудку,

Коль грозить, так не на шутку.

Коль ругнуть, так сгоряча,

Коль рубнуть, так уж сплеча!

Коли спорить, так уж смело.

Коль карать, так уж за дело,

Коль простить, так всей душой,

Коли пир, так пир горой! [Воробьев, 1987, с. 118–119].

Прочитайте фрагмент из статьи А.Д. Шмелева о русских культурных концептах. Поразмышляйте над ее основными положениями. Постарайтесь понять, в чем специфика синонимичных слов мужество – смелость, храбрость, удаль; грусть – скука, уныние, тоска; свобода – воля. Какие ключевые концепты вы можете выделить в других культурах?

«Широта – это само по себе название некоторого душевного качества, приписываемого русскому национальному характеру и родственного таким качествам, как хлебосольство и щедрость. Широкий человек – это человек, любящий широкие жесты, действующий с размахом и, может быть, даже живущий на широкую ногу. Иногда же употребляют выражение человек широкой души. Это щедрый, великодушный человек, не склонный мелочиться, готовый простить другим людям их мелкие поступки и прегрешения, не стремящийся «заработать», оказывая услугу. Его щедрость и хлебосольство иногда могут даже переходить в нерасчетливость и расточительность. Но существенно, что в системе этических оценок, свойственных русской языковой картине мира, широта в таком понимании – в целом положительное качество. Напротив того, мелочность,безусловно, осуждается, и сочетание мелочный человек звучит как приговор.

Однако выражение широта души может интерпретироваться и иначе, обозначая тягу к крайностям, к экстремальным проявлениям какого бы то ни было качества. Эта тяга к крайностям (все или ничего), максимализм, отсутствие ограничителей или сдерживающих тенденций часто признается одной из самых характерных черт, традиционно приписываемых русским. Так в статье В.А. Плунгяна и Е.В. Рахилиной, посвященной отражению в языке разного рода стереотипов, отмечается, что именно «центробежность», отталкивание от середины, связь с идеей чрезмерности и безудержности и есть то единственное, что объединяет щедрость и расхлябанность, хлебосольство и удаль, свинство и задушевность – обозначение качеств, которые «в отличие, например, от слова аккуратность», в языке легко сочетается с эпитетом русский [Плунгян В. А., Е. В. Рахилина. «С чисто русской аккуратностью» (К вопросу об отражении в языке некоторых стереотипов // Московский лингвистический журнал. 1995, №2, с. 340–351]. «Широкий человек, я бы сузил», – говорит Митя Карамазов, как раз по поводу соединения в русском характере, казалось бы, несоединимых качеств. При этом каждое из качеств доходило до своего логического предела, как в стихотворении А.К. Толстого:

Коль любить, так без рассудку,

Коль грозить, так не на шутку,

Коль ругнуть, так сгоряча,

Коль рубнуть, так уж сплеча!

Коли спорить, так уж смело,

Коль карать, так уж за дело,

Коль простить, так всей душой,

Коли пир, так пир горой.

Отметим, кстати, что последние две строки говорят не только о тяге к крайностям…, но и собственно о широте характера: здесь и готовность понять и простить (Коль простить, так всей душой), и хлебосольство и размах (Коли пир, так пир горой!).

Наконец о «широтерусской души» иногда говорят и в связи с вопросом о возможном влиянии «широких русских пространств» на «русский национальный характер». Роль «русских пространств» в формировании «русского видения мира» отмечали многие авторы. Известно высказывание Чаадаева: «мы лишь геологический продукт обширных пространств». А у Н.А. Бердяева есть эссе, которое так и озаглавлено – «О власти пространства над русской душой». «Широк русский человек, широк, как русская земля, как русские поля, – пишет Бердяев и продолжает: – В русском человеке нет узости европейского человека, концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве души, нет этой расчетливости, экономии пространства и времени, интенсивности культуры. Власть шири над русской душой порождает целый ряд русских качеств и русских недостатков» (Н. Бердяев. Судьба России. Очерки по психологии войны и национальности).

<…> Механизм влияния «широких русских пространств» на широту национального характера раскрывает Валерий Подорога: «Так, широта плоских равнин, низин и возвышенностей обретает устойчивый психомоторный эквивалент, аффект широты, и в нем <…> располагаются определения русского характера: открытость, доброта, самопожертвование, удаль, склонность к крайностям и т. п.» (Хрестоматия по географии России. Образ страны: пространство России // Авт.-сост. Д. Н. Замятин, А. Н. Замятин. М).

Многие из слов, ярко отражающих специфику «русской ментальности» и соответствующих уникальным русским понятиям, – такие, как тоска или удаль, – как бы несут на себе печаль «русских пространств». Недаром переход от «сердечной тоски» к «разгулью удалому» – это постоянная тема русского фольклора и русской литературы, и не случайно во всем этом «что-то слышится родное». Часто, желая сплеснуть тоску с души, человек как бы думает: «Пропади все пропадом», – и это воспринимается как специфически «русское поведение», ср.: «Истинно по-русски пренебрег Павел Николаевич и недавними страхами, и запретами, и зароками, и только хотелось ему тоску с души сплеснуть да чувствовать теплоту (А. Солженицын. Раковый корпус).

Склонность русских к тоске и удали неоднократно отмечалась иностранными наблюдателями и стала общим местом, хотя сами эти слова едва ли можно адекватно перевести на какой-либо иностранный язык. Характерно замечание, сделанное в статье «Что русскому здорово, то немцу – смерть» («Iностранец», 1996, №17): «По отношению к русским все европейцы сконструировали достаточно двойственную мифологию, состоящую, с одной стороны, из историй о русских князьях, борзых, икре-водке, русской рулетке, неизмеримо широкой душе, меланхолии и безудержной отваге; с другой же – из ГУЛАГа, жуткого мороза, лени, полной безответственности, рабства и воровства». Выражение меланхолия и безудержная отвага, конечно же, заменяет знакомые нам; автор сознательно «остраняет» эти понятия, передавая тем самым их чуждость иностранцам и непереводимость на иностранные языки.

На непереводимость русского слова тоска и национальную специфичность обозначаемого им душевного состояния обращали внимание многие иностранцы, изучавшие русский язык. Трудно даже объяснить человеку, незнакомому с тоскою, что это такое. Словарные определения («тяжелое, гнетущее чувство, душевная тревога», «гнетущая, томительная скука», «скука, уныние», «душевная тревога, соединенная с грустью; уныние») описывают душевные состояния, родственные тоске, но не тождественные ей. Пожалуй, лучше всего для описания тоски подходят развернутые описания в духе Вежбицкой: тоска – это то, что испытывает человек, который чего-то хочет, но не знает точно, чего именно, и знает только, что это недостижимо. А когда объект тоски может быть установлен, это обычно что-то утерянное и сохранившееся лишь в смутных воспоминаниях: ср. тоска по родине, тоска по ушедшим годам молодости. В каком-то смысле всякая тоска могла бы быть метафорически представлена как тоска по небесному отечеству, по утерянному раю. Но, по-видимому, чувству тоски способствуют бескрайние русские пространства; именно при мысли об этих пространствах часто возникает тоска, и это нашло отражение в русской поэзии (тоска бесконечных равнин у Есенина или в стихотворении Леонарда Максимова: Что мне делать, насквозь горожанину, с этой тоской пространства?).

<…> Другое характерное русское слово – это удаль. Это слово называет качество, чем-то родственное таким качествам, как смелость, храбрость, мужество, доблесть, отвага, но все же совсем иное. Это хорошо почувствовал Фазиль Искандер, который писал: «Удаль. В этом слове ясно слышится – даль. Удаль – это такая отвага, которая требует для своего проявления пространства, дали».

В слове «мужество» – суровая необходимость, взвешенность наших действий, точнее, даже противодействий. Мужество от ума, от мужчинства. Мужчина, обдумав и осознав, что в тех или иных обстоятельствах жизни, защищая справедливость, необходимо проявить высокую стойкость, проявляет эту высокую стойкость, мужество. Мужество ограничено целью, цель продиктована совестью.

Удаль, безусловно, предполагает риск собственной жизнью, храбрость.

Но, вглядевшись в понятие «удаль», мы чувствуем, что это неполноценная храбрость. В ней самонакачка, опьянение. Если бы устраивались соревнования по мужеству, то удаль на эти соревнования нельзя было допускать, ибо удаль пришла бы, хватив допинга.

Удаль требует пространства, воздух пространства накачивает искусственной смелостью, пьянит. Опьяненному жизнь – копейка. Удаль – возможность рубить, все время удаляясь от места, где лежат порубленные тобой, чтобы не задумываться: а правильно ли я рубил?

А все-таки красивое слово: удаль! Утоляет тоску по безмыслию.

Вообще это слово не употребляется, когда речь идет об исполнении долга. Оно оказывается уместным, когда речь идет о ком-то, кто действует вопреки всякому расчету, «очертя голову» и тем самым совершает поступки, которые были бы не по плечу другому. Удаль всегда предполагает удачу – здесь проявляется связь с глаголом удаться, к которому восходят оба этих существительных.

Пытаясь объяснить или понять, что такое удаль, мы неизбежно сталкиваемся с некоторым парадоксом. Все попытки рационального объяснения удали заставляют признать, что в ней нет ничего особенно хорошего; во всяком случае, она не является таким превосходным качеством, как мужество, смелость, храбрость, отвага, доблесть. Именно это демонстрирует и приведенное выше рассуждение Ф.Искандера. В то же время слово удаль в русском языке обладает яркой положительной окраской.

<…> Говоря об удали, мы любуемся тем, какие удалые действия может совершить человек, и уже это сообщает слову положительную окраску. Кроме того, для удали важна идея бескорыстия, удаль противостоит узкому корыстному расчету. Как объяснить, зачем надо проявлять удаль? Так, ни для чего, просто ради самой удали. Как курьер из детского рассказа С. Алексеева «Сторонись!», который любил лихую езду, как-то, мчась на санях, сшиб в снег самого Суворова, а через три дня, вручая Суворову бумаги из Петербурга, получил от него в награду перстень:

– За что, ваше сиятельство? – поразился курьер.

– За удаль!

Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять:

– Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество.

Пожалуй, самое типичное проявление удали – это и есть быстрая езда, которую, как известно, любит всякий русский. Образ мчащейся и «необгонимой» «птицы-тройки», косясь на которую «постораниваются и дают ей дорогу» другие народы и государства, дает хорошее представление о том, что такое удаль и каково ассоциативное поле этого слова в русском языке. По-видимому, само слово (и понятие) удаль могло родиться только у бойкого народа, – и при этом у народа, привыкшего к широким пространствам. На то, что удаль возникла под влиянием широких пространств, со всей определенностью указывает Николай Федоров, говоря о географическом положении России: «простор <…> не мог развить упорства во внутренней борьбе, но развивал удаль…».

<…> С понятием удали связаны другие типично русские понятия и сопутствующие им трудно переводимые слова, отражающие «широту русской души»: размах, разгул, а может быть даже загул и кураж. Последнее слово интересно тем, что будучи прямым заимствованием из французского языка, оно коренным образом изменило свое значение. Если во французском языке courage значит просто смелость, то в русском оно как бы втянулось в поле русского «загула» и стало характеризовать некоторое развязное состояние, когда у человека нет никаких «внутренних тормозов» (самое характерное сочетание с этим словом – пьяный кураж).

По замечанию С.А. Старостина (в передаче корреспондента «Комсомольской правды»), наряду с тоскою и удалью, к труднопереводимым русским слова, для которых отсутствуют эквиваленты в других языках, относятся слова хохотать и хохот. Слова смеяться, смех есть в большинстве языков, а хохота нет. Едва ли в этом можно видеть влияние «широких пространств», но вот пристрастие к крайностям, к крайним проявлениям имеет место – «коли смех, так не просто смех, а хохот». При этом важно, что хохот и хохотать являются общеупотребительными русским словами, обозначающими «здоровый смех», который не вызывает у говорящего неодобрения.

<…> Свойственное русскому языку представление о взаимоотношениях человека и общества, о месте человека в мире в целом и, в частности, в социальной сфере нашло отражение в синонимической паре свобода – воля. Эти слова часто воспринимаются как близкие синонимы. На самом деле, между ними имеются глубокие концептуальные различия. Если слово свобода в общем соответствует по смыслу своим западноевропейским аналогам, то в слове воля выражено специфически русское понятие.

<…> Воля издавна ассоциировалась с бескрайними степными просторами, «где гуляем лишь ветер… да я». На связь понятия воли с «русскими просторами» указывает Д.С. Лихачев: «Широкое пространство всегда владело сердцем русским. Оно выливалось в понятия и представления, которых нет в других языках. Чем, например, отличается воля от свободы? Тем, что воля вольная – это свобода, соединенная с простором, ничем не огражденным пространством» (Д. С. Лихачев. Заметки о русском). Процитируем также Г.Д. Гачева, который писал в работе «Национальные образы мира»: «Широкая душа, русский размах – это все идеи из стихии воздуха-ветра… Человек стремится «Туда, где гуляют лишь ветер да я», – не случайно это братское спаривание. Недаром и для ветра, и для русского человека одно действие присуще и любимо: «гулять на воле» – разгуляться, загулять, загул, отгул, разгул. И недаром Гоголь, о душе русского человека говоря: «Его ли душе, стремящейся закружиться, разгуляться» – упоминает действия, которые в равной мере делаются и ветром».<…> По сравнению с такой волей, свобода в собственном смысле слова оказывается чем-то ограниченным, она не может быть в той же степени желанна для «русской души».

<…> В отличие от воли, свобода предполагает как раз порядок, но порядок, не столь жестко регламентированный… Если сопоставление свободы и мира предполагает акцент на том, что свобода означает отсутствие жесткой регламентации, то при сопоставлении свободы и воли мы делаем акцент на том, что свобода связана с нормой, законностью, правопорядком («Что есть свобода гражданская? Совершенная подчиненность одному закону, или совершенная возможность делать все, чего не запрещает закон», – писал В.А. Жуковский). Свобода означает мое право делать то, что мне представляется желательным, но это мое право ограничивается правами других людей; а воля вообще никак не связана с понятием права.

<…> Сошлемся также на рассказ Тэффи «Воля», в котором различие между свободой и волей эксплицируется сходным образом: «Воля – это совсем не то, что свобода. Свобода – liberte, законное состояние гражданина, не нарушившего закона, управляющего страной.

«Свобода» переводится на все языки и всеми народами понимается.

«Воля» непереводима.

При словах «свободный человек» что вам представляется? Представляется следующее. Идет по улице господин, сдвинув шляпу слегка на затылок, в руках папироска, руки в карманах. Проходя мимо часовщика, взглянул на часы, кивнул головой – время еще есть – и пошел куда-нибудь в парк, на городской вал. Побродил, выплюнул папироску, посвистел и спустился вниз в ресторанчик.

При словах «человек на воле» что представляется?

Безграничный горизонт. Идет некто без пути, без дороги, под ноги не смотрит. Без шапки. Ветер треплет ему волосы, сдувает на глаза, потому что для таких он всегда попутный. Летит мимо птица, широко развела крылья, и он, человек этот, машет ей обеими руками, кричит ей вслед дико, вольно и смеется.

Свобода законна.

Воля ни с чем не считается.

Свобода есть гражданское состояние человека.

Воля – чувство.

<…>Таким образом, специфика противопоставления мира и воли в русском языковом сознании особенно наглядно видна на фоне понятия свободы, в целом вполне соответствующего общеевропейским представлениям. В каком-то смысле это противопоставление отражает пресловутые «крайности» «русской души» («все или ничего», или полная регламентированность, или беспредельная анархия) – иными словами, «широту русской души» [Шмелев, 2000, с. 357–367].

3. Проанализируйте пример коммуникативного поведения с точки зрения проявления национального характера при межкультурном контакте:

«Хосе Лопес и Сидней Смит представляют свои фирмы на ежегодной деловой встрече. Оба они заинтересованы в продолжении контакта, поэтому во время неформальной беседы в холле каждый старается быть приветливым, корректным и произвести наилучшее впечатление, но у обоих с этим возникают трудности. Хосе, как это принято у латиноамериканцев, во время разговора придвигается все ближе и ближе к собеседнику Сидней неверно интерпретирует это как назойливость и попытку давления. Сам он, в свою очередь, стремится восстановить расстояние, обычное для североамериканцев, и все время немного отступает назад, пятится. Хосе воспринимает это как холодность и желание прекратить разговор, что также неверно. Просто знание несловесных знаков других культур дается еще труднее, чем умение говорить по-английски или по-испански, хотя и не менее важно».

Что такое культурный конфликт? Прочитайте примеры конфликтов, определите, что стало их причиной.

А) Одна фармацевтическая фирма рекламировала свои таблетки при помощи серии рисунков: на первом: очень грустный человек; на втором, правее, тот же человек принимал таблетку, а на третьем, самом правом, тот же человек изображал радость и безудержное веселье по поводу собственного здоровья. Во многих странах эта реклама полностью оправдывала возложенные на нее надежды. До тех пор, пока ее не разместили в одной из арабских стран. Там эффект был прямо противоположным.

Б) Американская преподавательница английского языка в МГУ на церемонии выдачи дипломов выпускникам, получив в подарок альбомы по русскому искусству и русский фарфор, вручила свой прощальный подарок огромную коробку в красивой «западной» упаковке, перевязанную ленточкой. Ее открыли прямо на сцене. В ней оказался ... унитаз. Таким «оригинальным» способом, она хотела показать, что ей не нравится состояние наших туалетов. Все были шокированы. На следующий год ее на работу не пригласили.

В) «Подарочный» конфликт часто портит деловые и личные отношения. У нас в России принято дарить подарки, цветы, сувениры гораздо чаще и щедрее, чем на Западе. Западные гости обычно воспринимают это не как широту души и гостеприимство, а как эсцентричность, как скрываемое материальное благополучие («они совсем не такие бедные, если дарят такие подарки» – а их русские партнеры могут быть гораздо беднее, чем выглядят: они просто соблюдают требования своей культуры) или как попытку подкупа, т.е. усматривают в таком поведении мотивы, обидные для бескорыстно старавшихся русских» [Тер-Минасова, 2000].