Сентября 1944 года Начальник управления спецлагеря НКВД № 0308 подполковник Ходас

Дзатцеев К., Цомаев Р.

Д-43 БАТЯ: Асланбек Дзгоев./ В., "Пионер-Пресс", 2002./ 232 с., Ил. (Серия "Имена в спорте")

О Т А ВТОРОВ И ИЗДА ТЕЛЕЙ

Предлагаемая нашему вниманию книга является первой в серии, посвященной выдающтимся осетинским спортсменам.

Авторы и издатели выражают искреннюю признательность всем, кто принял участие и сделал возможным издание этой книги. Особенно хотелось бы поблагодарить Сослана Петровича Андиева, Олега Майрамовича Гиоева, а также Заурбека Митяевича Дзгоева.

Книга посвящена жизни и работе заслуженного тренера СССР по вольной борьбе Асланбека Захаровича Дзгоева, подготовившего десятки чемпионов Европы, Мира и Олимпийских игр по этому виду спорта. В первой главе дается подробный рассказ об основных вехах жизненного пути выдающегося воспитателя, фронтовика, спортсмена. Вторая представляет собой сборник воспоминаний об Асланбеке Дзгоеве людей, близко его знавших.

Книга иллюстрирована фотографиями, которые были любезно предоставлены авторам из личных архивов семьи Дзгоевых и исследователя истории спорта Северной Осетии Сергея Георгиевича Гагиева.

(с) Государственный Комитет по физическом культуре и
ISBN5-901983-02-5 спорту Республики Северная Осетия-Алаиия, 2002

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Эта книга посвящена выдающемуся советскому тренеру Асланбеку Захаровичу ДЗГОЕВУ, стоявшему у истоков за­рождения знаменитой ныне на весь мир осетинской школы вольной борьбы. Личность Дзгоева чрезвычайно интересна и многогранна. Пройдя фронт, плен, ранения, он сумел вер­нуться в борьбу в таком возрасте, в каком обычно заверша­ют спортивную карьеру, а затем добился феноменальных результатов на тренерском поприще. Он прожил нелегкую, полную лишений и тяжелых испытаний жизнь. Но во все, да­же самые трудные ее периоды, всегда оставался Человеком с большой буквы, настоящим патриотом родной земли.

Где бы ни работал Асланбек Захарович, в какие бы отда­ленные уголки Советского Союза ни забрасывала его судь­ба, везде о нем сохранились самые добрые воспоминания тех, в кого он вложил не только бескорыстный труд, но и ча­стички своей благородной души. Через его руки прошли ты­сячи подростков. Многие из них затем становились чемпи­онами мира, Европы, Олимпийских игр.

Сегодня Асланбека Захаровича по праву называют своим и в Осетии, и в Карачаево-Черкесии, и в Чечне, и в Якутии, и в Бурятии, и в Таджикистане. Везде его звали Батей...

Потомкам еще предстоит оценить тот вклад, который А.З. Дзгоев внес в советскую, российскую культуру, педагогику, спорт. Его личный пример, взгляды, методы работы и сего­дня имеют непреходящее значение.

Эта книга - лишь крохотная дань его памяти. Это лишь попытка рассказать о жизни прекрасного сына Осетии. Это долг Человеку, всю свою жизнь посвятившему служению людям. Долг, который, как бы мы ни старались, не отдать ни­когда...

КОРНИ

Н

е без основания гордятся своим прошлым жители селения Оль-гинское. Множество выходцев из этого небольшого осетинского села дослужились до генеральских чинов в царской, а потом и со­ветской армии. Об их подвигах до сих пор вспоминают с уважением и восторгом. Говорят, само поселение возникло благодаря великой княгине Ольге Федоровне, именем которой и названо село. В то вре­мя, когда она была на Кавказе, обратились к княгине горцы с прось­бой выделить земли для проживания и получили положительный от­вет. Из разных ущелий перебирались осетинские семьи в Ольгин-ское, чтобы найти здесь нормальное пристанище. Но несмотря на то, что приходили они из разных мест, жили всегда дружно, помогая друг другу. Видимо понимали, что без взаимной поддержки и учас­тия не поднять им хозяйства, не поставить на ноги детей. А когда со­вершали на село набеги абреки из соседнего Базоркино, сельчане плечом к плечу становились на защиту родных очагов.

В числе первых переселился в Ольгинское из Горного Карца и Малаг (Михаил) Дзгоев - крепкий, физически сильный и отчаянно смелый горец. Людская молва, правда, гласила, что и сам он чис­лился раньше в абреках, мол, был замечен Малаг в разбойных на­падениях, но не находили подтверждения домыслы эти. Не было в его поведении чего-либо такого, чем оттолкнул бы он от себя сосе­дей. Наоборот, уважали односельчане этого человека, решившего­ся, как и все они, переехать на необжитой участок земли в поисках лучшей доли. Тем более один, с единственным сыном - мальчиком десяти лет от роду. Да и в работе зарекомендовал себя Малаг с са­мой лучшей стороны - не мог такой быть абреком...

Летние предрассветные часы всегда необычайно тихи в Ольгин-

ском. Тишина и покой царят под ясным звездным, но уже просвет­левшим небом, еще спят люди, спит, кажется, вся природа. Так бы­ло всегда. Так было и в этот раз. Лишь Малаг всю ночь просидел с открытыми глазами, мучимый недобрыми предчувствиями. Сердце подсказывало ему, что должно случиться что-то недоброе. Зарядив на всякий случай винтовку, он смотрел на спящего сына Захара и вслушивался в каждый шорох, доносившийся с улицы. Он скорее не услышал, а почувствовал присутствие чужих людей во дворе и лишь потом разглядел неясные тени...

Нападавших было гораздо больше, чем нужно, чтобы справить­ся с одним человеком. Малаг отстреливался до последнего, а когда понял, что силы не равны, перебросил сына к соседям через пле­тень и с кинжалом бросился на тех, кто пришел в его дом...

Помощь подоспела не вовремя. Односельчане не успели спасти Малага. Он лежал в луже крови, все еще сжимая в руке кинжал, а во дворе, сраженный его пулей, распластался на земле один из банди­тов. Днем из Базоркино прибыла делегация во главе с местным мул­лой. Они приехали, чтобы предотвратить кровную месть и догово­риться о заключении мира по поводу происшедшего. Поскольку и с той и с другой стороны погибло по одному человеку, старейшины се­ла приняли извинения соседей и пообещали не принимать ответных действий. Парламентеры, посчитав свою миссию выполненной, сели на коней и направились прочь из села. Внезапно из шалаша раздал­ся выстрел. Пуля попала одному из членов делегации в живот...

СПАСАЯСЬ

ОТ КРОВНОЙ МЕСТИ

Тот роковой выстрел сделал из отцовского ружья Захар. В отличие I от других, он не мог простить кровь отца, а когда понял, что пере­говоры сведутся к заключению мировой сделки, спрятался в шала­ше и в удобный момент нажал на курок.

Естественно, теперь уже достигнутая договоренность потеряла силу. Что было делать родственникам Захара? Спасая его от кров­ной мести, Ботаз Дзгоев увез его подальше, в Якутию. Здесь он по­ручил мальчика большому другу Малага, архонскому казаку Ермаку. Тот принял Захара, как сына. Тем более, что своих детей у него не было.

Ермак работал на Ленских золотых приисках. Денег накопил до­статочно, в возрасте он находился преклонном и поэтому к появле­нию Захара отнесся, как к божьей милости, пославшей ему, нако­нец, наследника. Он вплотную занялся воспитанием и образовани­ем подростка, заставляя его учиться грамоте, изучать не только рус­ский, но и другие языки.

Около десяти лет прожили они вместе. Мало кто мог предполо­жить, что Захар даже не родственник архонскому казаку. Знал Ер­мак, что сможет обеспечить своему приемному сыну безбедное бу­дущее, но хотелось ему сделать для него гораздо больше. И вот од­нажды, когда получил он поручение отвезти очередную партию до­бытого на приисках золота в Екатеринбург, взяв с собой Захара, в то время уже красивого и образованного парня, «махнул» он вмес­те с золотом прямиком в Китай. Долгой и опасной была их дорога, через множество трудностей пришлось им пройти, но цели они сво­ей достигли.

В Китае Захар купил себе тракт с лошадьми от Цицикара до Хар­бина, а заодно и ресторан. По настоянию Ермака, женился. Уж очень тому хотелось увидеть внуков. Нашел он сыну своему в Китае казачку и отправил молодых под венец. Но не было счастья в этом браке. Детей тоже не было, так и распался тот союз. Да и Ермак не собирался долго задерживаться в Китае - переехал в Сан-Франци­ско, в Америку. «Недолго мне на этом свете осталось, - сказал он Захару, - хочу на мир посмотреть»...

К тому времени в Китае много осетин стало появляться. Некото­рые из них были отъявленными разбойниками. Один, например, больше ста человек убил. В Харбине скрывался от российских вла­стей. Но и здесь он своих преступных деяний не оставил - то одно­го ограбит, то другого. Так или иначе, а приходилось Захару общать­ся со своими земляками. Но это не могло не сказаться на его авто­ритете - раз с разбойниками дружбу водит, значит, сам такой же. Долго не мог решиться он на переезд, но потом все же уехал к Ер­маку в Сан-Франциско.

ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ ДОМОЙ

Америка поразила воображение молодого человека. Все здесь бы-по для Захара в диковинку: уклад жизни, технический прогресс, отношения между людьми, культура. Но долго оставаться в Штатах не получилось. Ермак, дождавшийся, наконец, приезда приемного сына, сполна не порадовался своему счастью - к тому времени он уже был смертельно болен. Через некоторое время Ермак скончал­ся, а Захар отправился в Европу.

Здесь, во Франции, провел он долгие годы. Денег, чтобы вести обеспеченный образ жизни, было вполне достаточно, бизнес его процветал, в обществе пользовался он авторитетом и уважением. Казалось, что еще нужно человеку для полного счастья? Но сам За­хар счастливым себя не чувствовал. Непреодолимое желание вер­нуться домой не давало покоя. По ночам снились ему родные горы. И хотя осетинским он в ту пору владел хуже, чем английским, рус­ским и французским, решил, что, если где и суждено ему пустить корни, то только на отцовской земле.

В 1912-ом году Захар Дзгоев приехал в Осетию с одним-единст-венным желанием: не уезжать больше никуда. 26 долгих лет провел он вдали от родины и за эти годы понял, что нет на земле уголка бо­лее красивого и близкого его сердцу, чем тот суровый горный край, где он родился, где прошло его детство.

Человеку с его образованием поначалу тяжело было привыкать к всеобщей неграмотности, нищете, полному отсутствию комфорта и неразвитой цивилизации. Но состояние, нажитое за годы скитаний по миру, позволяло ему общаться на равных с высшим сословием и занять соответствующее положение в обществе.

В том же 1912-ом году он посватался к Чабахан Акиевой, 15-лет-

ней девушке из богатой семьи. Жили Акиевы в Ольгинском и за дочь потребовали они у Захара калым. По тем временам не маленький -пять тысяч рублей. Как потом любил шутить глава семьи Дзгоевых, «купил он себе жену».

Чабахан была не по годам развита. Высокая, стройная, строгая, она в свои пятнадцать выглядела гораздо старше, была прекрасно образованной (закончила институт благородных девиц), воспитан­ной и физически очень сильной. Об этом ее последнем качестве слагали легенды. Однажды, уже после войны, когда она была по­жилой женщиной, мимо их дома в Колонке проезжала арба, гружен­ная мешками с мукой. Возница замешкался и не заметил, как коле­со угодило в канаву. Его попытки вытащить арбу на дорогу не увен­чались успехом. Тогда подошла Чабахан: «Пусти, дай я попробую!» Легко, словно не было на арбе никакого груза, приподняла она по­возку и вытащила из канавы. Хозяин от изумления не знал, что и сказать: «Возьми себе немного муки, добрая женщина». «Сколько?» «Да сколько унесешь». Ни слова больше не говоря, Чабахан взяла два мешка муки под мышки и спокойно понесла домой.

В жесткости и принципиальности не было равных этой женщи­не. Ее уважали и даже побаивались не только соседи и братья, но даже собственные родители. Редко какое решение принималось на семейном совете без ее самого активного участия. Вот и когда ре­шалось, выходить ли ей замуж за Захара Дзгоева, сумму калыма назвала именно она. Впрочем, если бы не запал Чабахан в душу этот элегантный, с французскими манерами осетин, ни о какой свадьбе не было бы и речи.

Несмотря на большую, около двадцати лет, разницу в возрасте, прожили Захар и Чабахан душа в душу долгие годы, и ничто не смог­ло разрушить этого семейного союза - ни смерть старшего сына, ни революция, отобравшая все или почти все состояние, ни жестокие годы гражданской войны, внесшей раскол в общество. Достаточно сказать, что в те далекие годы даже Акиевы оказались по разные стороны баррикад - глава семейства сражался на стороне белых, а старший из сыновей - Казихан - был пулеметчиком в Красной ар­мии. Во время боев он, будущий офицер НКВД, молил Всевышнего только об одном - чтобы от его руки не погиб отец...

Когда началась коллективизация, всех более или менее состоя-

тельных людей Ольгинского согнали в одно помещение. Захар при­шел с маленьким сыном. Красноармейцы заявили, что не выпустят до тех пор, пока владельцы земель не подпишут документ о добро­вольной их сдаче в пользу Советской власти. Долго шло собрание. Лесик даже заснул на руках у отца. В конце концов Захар не выдер­жал и со словами «да пропади они пропадом, эти земли!» первым поставил подпись под протянутыми ему бумажками.

КАК ЗВАЛИ

АСЛАНБЕКА ДЗГОЕВА

НА САМОМ ДЕЛЕ?

получал только отличные оценки. Поступить в высшее военно-мор­ское училище имени адмирала Нахимова тоже не составило особо­го труда - экзамены были сданы на пятерки, и перед молодым че­ловеком рисовались самые прекрасные перспективы.

Провожая сына в Севастополь, родители просили: «Береги себя! Будь осторожен!» Знали, что говорят это зря. Чего-чего, а беречь се­бя и осторожничать Асланбек Захарович никогда не умел. Да и не хотел.

В

эту тайну были посвящены не многие. До сих пор некоторые уче­ники Асланбека Захаровича Дзгоева не знают, почему старшее поколение звало его Лесиком. А дело вот в чем.

У Захара и Чабахан было три сына - Асланбек, Алексей и Геор -и дочь Валя. Асланбек сильно болел и в малолетнем возрасте умер. Алексей же (Алеша, Лесик), наоборот, рос очень крепким, физически сильным. Он с детства мечтал стать морским офицером, водить ко­рабли по безбрежным просторам океанов, мечтал посмотреть мир. Но для того чтобы поступить в мореходное училище, необходимо было сначала закончить рабфак. Туда принимали только по дости­жению 16-летия. Ждать так долго Алексей не мог. Вот и родился у не­го план, как «поторопить время». Он взял документы своего старше­го умершего брата, добавив себе таким образом два года. Соответ­ственно, и имя, по официальным данным, изменилось. Но для род­ных и близких он всегда был и оставался Лесиком, Алексеем.

Хитрость удалась. В приемной комиссии никто и не заподозрил, что пришедший сдавать документы красивый статный парень на са­мом деле не 1918-го, а 1920-го года рождения. Напрасно отговари­вали новоявленного Асланбека старики, говоря о том, что это недо­брая примета, что не будет у него в жизни счастья под именем без­временно ушедшего брата, - он никого не послушался. И не жалел об этом никогда. Хотя, как знать, может быть, дождись он тогда по­ложенного срока, по-другому сложилась бы его судьба...

Учеба на рабфаке давалась Асланбеку легко. Будучи начитан­ным и образованным человеком, получившим прекрасное воспита­ние и образование в семье, он «щелкал» предметы, как семечки, и

МОНАХ

СО ЗНАКОМЫМ

ГОЛОСОМ

И все-таки это был именно Лесик. Он перевоплотился в образ на­столько умело и правдиво, что даже родная бабушка не сумела его узнать! Актерское мастерство, умение «сыграть роль» не раз помо­гали Асланбеку Захаровичу в жизни. В том числе и в самые драма­тические ее минуты.

Г

оворят, талантливый человек должен быть талантлив во всем. Ис­тория знает немало примеров, когда известные люди добивались признания в совершенно разных областях. Бородин был и химиком, и композитором, Чехов - врачом и писателем, а таких людей, как Леонардо да Винчи и Ломоносов вообще можно смело назвать «многостаночниками». Тут тебе и швец, и жнец, и на дуде игрец.

Асланбек Дзгоев с самого детства старался развивать в себе не только физическую силу и выносливость. Он много читал, пробовал рисовать, петь, а когда поступил на рабфак, сразу стал активным участником драмкружка. Надо сказать, в этой области ему удалось преуспеть не меньше, чем в учебе. Ни один спектакль, ни одна по­становка в то время не обходились без него.

Был случай, когда на театрализованное действо пришла посмо­треть бабушка (по материнской линии) Мария Акиева. Она знала, что где-то на сцене находится ее внук, но никак не могла понять, ко­торый из актеров - Лесик. Дело в том, что участники спектакля бы­ли загримированы так, что узнать их было не просто. Пожилая жен­щина не столько прислушивалась к словам, произносимым действу­ющими лицами, сколько вглядывалась в лица: «Нет, это не он. И вот этот тоже не он. Да где же он?»

Каково же было удивление бабушки Марии, когда в голосе мона­ха, являвшегося чуть ли не главным героем пьесы, она уловила зна­комые нотки. Но этот монах вовсе не был похож на ее внука. Лесик всегда подтянут, у него красивая мощная фигура, широкие плечи... А этот весь сгорбленный, ходит непонятно как, сутулится, одно пле­чо выше другого... «Нет, - думала она, - наверное говорит за мона­ха Алексей, а играет его кто-то другой».

ЦИРКОВОЙ БОРЕЦ АЛЕКСЕИ ЛЮБИМОВ

С

раннего утра во Владикавказе царило радостное оживление. Лю­ди спешили приобрести билеты на цирковое представление, ко­торое должно было состояться вечером. Еще бы, приехали не толь­ко клоуны и жонглеры, но и знаменитая конная труппа Алибека Кантемирова. Но самое главное - гвоздь программы - чемпионат мира по борьбе. Американскому гиганту Франку Гуду, обладателю золото­го пояса, бросил вызов местный житель Алексей Любимов. От исхо­да их поединка зависело, кому в дальнейшем именовать себя чем­пионом.

Шел сентябрь 1939-го года. Цирк Шапито расположился на мес­те нынешнего Комсомольского парка. И уже задолго до начала дей­ства здесь собралась огромная толпа желающих стать свидетелями этого захватывающего поединка. Приехали люди даже из дальних сел, и все задавали друг другу один и тот же вопрос: «Кто такой этот Алексей Любимов? Откуда он взялся? Сумеет ли он постоять за честь города?» И только очень малый круг посвященных знал, что под этим псевдонимом скрывается Асланбек Дзгоев, молодой офи­цер Черноморского флота, приехавший домой на побывку.

Борьбой Асланбек Захарович начал заниматься давно. Еще в 1935-ом. Первым и единственным тренером его был Михаил Леон­тьевич Огладзе или просто «дядя Миша», как звали его и старые и молодые. Юный студент рабфака цветных металлов пришел на тре­нировку в общество «Строитель», да так и простоял от начала до конца у входа, не решаясь подойти. Дядя Миша сразу обратил вни­мание на этого симпатичного кареглазого парня с войлочной шля­пой в руках, высокого и широкоплечего. «Вот из кого мог бы полу­читься хороший борец», - подумал тренер. Но подходить к юноше

не стал - боялся, что тот смутится и убежит. «Пусть сам решит, нра­вится ему борьба или нет», - сказал сам себе Михаил Леонтьевич, продолжая краем глаза наблюдать за новичком.

Лишь когда зал опустел, Асланбек обратился к Огладзе:

- Скажите, пожалуйста, а можно мне тоже здесь тренироваться?

- А откуда ты?

- Я учусь на рабфаке...

Уже через пару недель занятий Дзгоев стал одним из самых лю­бимых учеников дяди Миши. Еще бы, парень все схватывал на ле­ту, обладал удивительной природной силой и, что самое главное, занимался усердно и старательно. Не было случая, чтобы он опоз­дал в зал или пропустил тренировку. Совсем скоро в секции не ста­ло равных Асланбеку. Никто не мог освободиться от железного за­хвата его рук, никто не мог сравниться с ним в технике или состя­заться в выносливости. И при всем при этом он успевал заниматься еще и гимнастикой, боксом и тяжелой атлетикой. До поступления в военно-морское училище Дзгоев успел стать чемпионом Владикав­каза почти по всем этим видам спорта.

Не переставал тренироваться и в мореходке, не раз становился победителем первенства Черноморского флота по борьбе и боксу. Но то было пока лишь просто увлечение. Борьба еще не стала для Асланбека Захаровича смыслом жизни. В его планы не входило стать выдающимся мастером или тренером, он грезил о море, о во­енном флоте, мечтал стать адмиралом и был на пути к осуществле­нию своих самых дерзких планов.

Но раз уж подвернулся такой случай, не упускать же возможно­сти помериться силами с самим Франком Гудом! Тем более, что в те времена борцы выходили на арену в масках, под вымышленными именами, а значит, никто не узнает, что будущий «морской волк» за­нимался таким несерьезным делом - выступал в цирке.

Так или иначе, но вечером под сводами шатра яблоку упасть не­где было. Народ, затаив дыхание, следил за тем, как виртуозно ра­ботают жонглеры и акробаты, какие умопомрачительные трюки про­делывают на лошадях конники, дружно хохотал по поводу острот, от­пускаемых клоунами, и ждал, когда же свершится главное - будет разыгран золотой пояс чемпиона мира по французской борьбе.

И вот этот миг настал. Под барабанную дробь и сияние прожек-

торов конферансье объявил бессменного американского чемпиона. Появление его на арене вызвало настоящий шок у зрителей. Двух­метровый гигант словно весь состоял из мышц. Его фигура вызыва­ла ужас и почтение: как вообще можно победить такого силача?! А когда собравшиеся услышали, что заморский атлет весит 130 кило­граммов, то и вовсе приуныли: где уж нашему Любимову выиграть у него. Однако имя претендента конферансье огласил с не меньшим пафосом - вот он, словно уменьшенная копия американца, вышел и поклонился зрителям. Его мощный мускулистый торс, красивая мускулатура тоже произвели впечатление. Сначала робко, а затем все смелее владикавказцы стали подбадривать своего земляка: «Давай, Любимов! Покажи ему!»

Пока борцы готовились к схватке, рефери сообщил, что вес пре­тендента - 90 килограммов и что недавно в Севастополе эти борцы уже встречались друг с другом. Тогда в результате напряженнейшей борьбы верх взял нынешний чемпион мира. Это сообщение всели­ло в сердца болельщиков еще большую надежду: раз в прошлый раз Франк Гуд победил не без труда, то в родных стенах, может быть, Любимову удастся взять реванш?

По команде борцы сошлись в центре - американец в золотой маске и Алексей Любимов - в черной. Вот они взяли захват, и пуб­лика подняла невообразимый шум. «Давай, Алексей! Давай!» Слов­но откликаясь на пожелание зрителей, Любимов провел неожидан­ный прием, и двухметровая скала, слегка качнувшись, рухнула на­взничь, подняв в воздух облако опилок. Все повскакивали с мест, требуя «дожать» противника, и буквально через пару секунд жела­ние болельщиков было выполнено. Любимов припечатал американ­ца лопатками к ковру!

Что тут началось, описать словами трудно! Победу своего неиз­вестного земляка во Владикавказе праздновали всю ночь. Никому и в голову не приходило, что присутствовали они не на настоящем чемпионате, а на цирковом представлении. Чувство гордости и ра­дости заставляло людей орать от счастья и провозглашать тосты за непревзойденного борца из их родного города. До сих пор мно­гие из свидетелей того яркого поединка вспоминают о победе Алек­сея Любимова, как о сверхважном событии в жизни республики.

Помнят даже то, что схватка за золотой пояс продолжалась всего-то 25 секунд.

Прошел ровно год с того памятного дня. И вновь во Владикавказ приехал цирк Шапито. Теперь уже он расположился в парке культу­ры и отдыха имени Коста Хетагурова, на месте нынешнего детского пруда. И вновь народ приветствовал успех Алексея Любимова. Те­перь уже в поединке с чемпионом мира Цыгановым. Но эта победа, хоть и принесла не меньшую радость, была воспринята уже как должное: «Куда этому Цыганову до нашего Любимова!»

КАК ПОПАЛ ДЗГОЕВ В ЦИРК?

Да очень просто. Еще будучи курсантом, он стал победителем пер-венства Черноморского флота по классической борьбе. Его мно­гие узнавали в Крыму, просили дать автограф. И вот однажды Ас-ланбек зашел к директору Севастопольского цирка:

- Хочу вызвать всех ваших борцов на поединок.

- Как это? - развел руками директор.

- Каждый вечер буду бороться с одним из них.

- Что ж, это интересно. Думаю, наши ребята этот вызов примут.
А как насчет оплаты?

- Мне деньги не нужны. Я на полном государственном обеспече­
нии. Просто хочу себя попробовать.

- Ну, тогда, можно сказать, договорились.

Сразу после ухода курсанта директор задумался, где он видел этого парня. Уж очень знакомым показалось ему лицо дерзкого мо­ряка. «Ах, да! Это же чемпион флота! - осенило его внезапно. - Ну тогда все будет еще интереснее!»

Через день афиши, извещающие о предстоящих схватках бор­цов цирка с неким Алексеем Любимовым, пестрели на всех углах Севастополя. Аншлаг был полный. Но поединки Асланбека с сопер­никами, многие из которых весили чуть ли не в два раза больше, чем он, не бывали долгими. Две-три минуты требовалось ему, что­бы сначала сбить в партер, а затем любимым приемом - «двойным Нельсоном» - уложить очередную «жертву» на лопатки. Зрители были в восторге от Любимова и требовали, чтобы он снял маску. По договоренности с директором, Дзгоев должен был сделать это по­сле окончания последнего представления. И вот тут произошел лю­бопытный казус.

Начальник училища был страстным поклонником классической

борьбы. Естественно, он не пропускал ни одной схватки с участием Алексея Любимова и так же, как и все, ждал момента, когда он смо­жет увидеть лицо этого знаменитого атлета. Дзгоеву же, как курсан­ту, всегда было очень нелегко чуть ли не каждый вечер незаметно исчезать из расположения училища. По сути каждый его выход на цирковую арену являлся самоволкой. Но раз уж он дал слово, при­ходилось его держать. Откуда ему было знать, что человек, в чьем непосредственном подчинении он находится, пристально следит за его выступлениями...

Пришел день, когда Алексей Любимов одержал очередную чистую победу и под барабанную дробь сбросил маску. Каково же было изум­ление Асланбека, когда в первом ряду он увидел своего начальника училища! Тот смотрел на него широко открытыми от удивления глаза­ми. «Все, отчислят! - промелькнула мысль. - Точно отчислят!» Но по всей видимости любовь к борьбе и гордость за своего курсанта взяли верх в сердце командира. Он никому не сказал о случившемся...

В Севастополе об Алексее Любимове из Владикавказа знали все. Многие верили, что это его реальные имя и фамилия, и слава о цирковом чудо-богатыре разнеслась далеко за пределы Крыма. Бы­вало даже, некоторые знакомые после очередного представления, не зная, что это именно Дзгоев - тот самый непобедимый борец, рас­сказывали ему о перипетиях схваток в цирке. Он всегда искренне удивлялся и, сохраняя полную невозмутимость, расспрашивал, вы­яснял подробности и неизменно говорил в .конце: «Да, действитель­но, хороший борец. Вот бы с ним познакомиться, земляк все-таки!»

«АХ, ВОЙНА, ЧТО Ж ТЫ СДЕЛАЛА, ПОДЛАЯ!»

Т

ак получилось, что весть о начале Великой Отечественной войны застала молодого офицера Черноморского флота дома, во время краткосрочного отпуска. Асланбек Дзгоев тут же явился в военкомат с требованием отправить его на фронт. Военком уговаривал не спе­шить: «Куда ты торопишься? Отгуляй положенное время и вернешь­ся! Думаешь, без тебя война закончится?» Но он был непреклонен. Первым же поездом отправился в Севастополь. Многие тогда при­шли провожать его на вокзал. В том числе и дядя Миша, для кото­рого Лесик всегда был любимым учеником. Обнимая на прощанье своего воспитанника, тренер не сумел удержать слез: «Может, и не увидимся больше»... «Увидимся, дядя Миша! Обязательно еще уви­димся!»

Фронтовые будни приносили мало радости. В первые месяцы войны фашисты одерживали одну победу за другой. Тяжелые поте­ри несла Советская армия, смерть не щадила никого. Очень пере­живал Асланбек Захарович за судьбу своего младшего брата Геора. Из писем знал, что тот тоже на фронте, отправился воевать добро­вольцем и с тех пор не давал о себе знать. Отчаянной смелости че­ловеком был Геор. Не было для него ничего такого, что могло бы за­ставить его повернуть назад. К тому же и физическими данными Бог не обидел младшего брата. До войны он занимался боксом у того же дяди Миши Огладзе, и тренер рассказывал, что во время боя на ринге для Геора не существовало никаких авторитетов - он шел на­пролом к своей цели, не страшась ударов... Как было Асланбеку не волноваться за такого?!

Уже потом, спустя много лет, станет известно, что именно эта от­чаянная храбрость и сделала младшего Дзгоева знаменитым на

весь гарнизон. Попав в разведку, он десятки раз ходил за линию фронта, добывая для артиллерии важные сведения о дислокации вражеских войск. Однажды, получив задание взять языка, не вер­нулся он к положенному сроку. Боевые товарищи почтили было его память, но не тут то было. Через сутки появился Геор. Да не с пус­тыми руками - приволок в штаб дивизиона генерала командира ди­визии СС Вистерхагена! Об этом случае подробно писала в то вре­мя газета «Красная Звезда».

За подвиг свой Геор Дзгоев был представлен к званию Героя Со­ветского Союза. Но заветную Золотую Звезду так и не получил - то ли документы где-то затерялись, то ли другие какие причины вме­шались, сейчас судить трудно. Через всю войну прошел Геор, и до­мой вернулся, как снег на голову - ни письма ни разу не прислал, ни «похоронки» на него не приходило...

Но все это будет уже после. Спустя годы, каждый из которых по степени спрессованности событий, трагизму пережитого народом вполне можно считать десятилетием.

Шел 1942-ой год. Командование Советской армии разработало стратегическую операцию, названную Керченской. В задачу мор­ских пехотинцев входило высадить десант на определенную терри­торию близ Севастополя. Несколько сот катеров, одним из которых командовал Асланбек Дзгоев, должны были незаметно пробраться к намеченному пункту и высадить бойцов на берег. Но враг разгадал намерения наших военачальников. Под ураганный огонь гитлеров­ских батарей попала эскадра. Больше половины военных катеров были потоплены. Один из снарядов прямым попаданием накрыл судно Дзгоева.

Асланбек еще был в сознании, когда понял, что ранен. Осколки раздробили ему руку и ноги, была задета спина. Теряя кровь, он чувствовал тепло воды, чувствовал, как волны несут его к берегу. В этот момент не было боли, не было слышно звука канонады, лишь мягкий плеск морской прохлады, да огромное звездное небо над го­ловой. Последнее, что он попытался сделать, это посмотреть, кто остался в живых из его команды, но только повернул голову, как все поплыло перед глазами, завертелось, закружилось и померкло.

Товарищи не бросили своего командира. Несколько матросов поддержали его обмякшее тело и вплавь отправились к берегу. Чья-

то заботливая рука сорвала с его кителя опознавательные знаки, свидетельствующие о том, что он офицер, а едва ступив на землю, моряки перевязали кровоточащие раны. Только они успели это сде­лать, как появились немецкие автоматчики.

Асланбек Захарович так и не узнал, кому из своих боевых друзей он обязан жизнью. Когда очнулся, был уже в плену...

ПЛЕН

Н

икто не предал Дзгоева. Никто не сказал, что он офицер. И тем самым все, кто находился с ним рядом в эту тяжелую жизненную пору, тоже спасли ему жизнь. Совершенно не знакомые люди помо­гали, кто чем мог. Раны долго не заживали, но это не останавлива­ло фашистов, заставлявших Дзгоева работать наравне с остальны­ми. Не раз он терял сознание, не раз метался по ночам в горячеч­ном бреду, но видно так было угодно Всевышнему, что он выжил. Выжил, наверное, для того чтобы потом до самой смерти платить людям добром за все то, что они для него сделали.

Немцы постоянно издевались над пленными, подвергая их не только физическим, но и духовным мукам. Они все время говорили о том, что взяли Москву, что скоро вся страна будет ими завоевана. Эти слова больно ранили сердца молоденьких солдат. Однажды но­чью Асланбек услышал, как кто-то плачет. Оказалось, худощавый смуглый паренек, который не раз подставлял плечо, чтобы облег­чить ношу раненого командира. «Коля, ты чего?» «Неужели правда фрицы Москву взяли?» - всхлипывая прошептал тот. «Да брось, врут они все! Не верь, мне местные говорили, что ничего у них не вышло». «Правда?» - даже в темноте видно было, как заблестели от радости глаза юного бойца. «Конечно, правда! Спи!»

Ложь бывает разная. Это был как раз тот случай, когда пришлось сказать неправду, чтобы поддержать товарища по несчастью, все­лить в его сердце надежду. Надежду, помогавшую в этих нечелове­ческих условиях оставаться людьми, не превратиться в бессловес­ных рабов и не потерять интереса к жизни. Что касается разговоров с местными жителями, то здесь Дзгоев не лгал. Кормили пленных женщины из расположенного неподалеку села. Точнее не женщины,

а женщина. Всегда одна и та же. Она приносила еду и раздавала ее изможденным молодым ребятам. Асланбек как-то сразу запал ей в сердце. Никогда не попросит добавки, сидит себе тихонечко в сто­ронке, скромно опустив глаза. Раненый, а не раскисает, держится молодцом. При каждом удобном случае просила она немцев пере­вести парня на другую работу. И в конце концов своего добилась -отправили Дзгоева в сельскую кочегарку. Спасибо тебе, добрая женщина! Пусть имени твоего мы никогда не узнаем, но от лица тех, для кого Асланбек Захарович впоследствии стал вторым отцом, Ба­тей, низкий тебе поклон!

«НАДО ДЕЛАТЬ ДОБРО И ТЕБЕ ДОБРОМ ВОЗДАСТСЯ»

В

этот день Дзгоев, как обычно, возился в кочегарке. Вдруг послы­шался шум и в помещение вбежал невысокого роста растрепан­ный человек. В руках у него было что-то тяжелое. Это что-то застав­ляло его сгибаться в три погибели, да так, что, входя внутрь, он спо­ткнулся о порожек и упал. Предмет выпал из рук, а Дзгоев, инстинк­тивным движением, ногой поддал его в сторону. Стена была сложе­на из саманного кирпича, от удара один из кирпичей сдвинулся и ноша аккуратно спряталась в образовавшейся нише.

Как оказалось, вовремя. Спустя доли секунды в кочегарку ворва­лись полицаи. Они схватили беглеца и принялись избивать, а Ас-ланбеку учинили допрос.

- Что ему здесь было нужно?

- Не знаю. Я оглянулся на шум. Сначала он появился, потом вы.

- У него было что-нибудь в руках?
-Да вроде бы нет...

- Почему он бежал тогда?

- Откуда мне знать. Может, вас испугался.

Обшарив помещение, но так ничего и не обнаружив, фашистские прихвостни удалились. Вот когда пригодилось Асланбеку Захаровичу его актерское мастерство! Дождавшись, когда все утихнет, он осто­рожно извлек предмет из ниши. Это оказался приемник! А тот, за кем гнались фашисты, был членом подполья! Если б он знал тогда, какую громадную роль в его судьбе сыграет эта неожиданная встреча...

Дни тянулись медленно. Все чаще и чаще стали доходить до ла­геря слухи о победах Советской армии, о том, что отступают фаши­сты, один за другим сдавая завоеванные города. Но даже в эту по­ру находились среди военнопленных провокаторы. Один из них,

бывший сельский учитель, как-то развернул в бараке антисоветскую пропаганду: «Ну что дали нам коммунисты?! Отняли все! Развалили такую страну! И где они теперь? Почему среди нас нет ни одного коммуниста? Послали нас на верную смерть, а сами в кусты! При­думали тоже - родина! А по мне все равно, как будет называться страна, где я живу! Германия, Россия - все одно! Лишь бы жить!» Молча слушали его бойцы. Может, в чью-то душу и удалось бы ему заронить зерна сомнения, если бы не Асланбек. В наступившей ти­шине словно раскаты грома прогремел его голос: «Значит, когда ты в школе преподавал, детям одно говорил, а сейчас другое поешь? Врал, значит, сволочь! Так же, как сейчас врешь?!»

Дорого могли обойтись ему эти слова. Но и в этот раз судьба хра­нила его - не имел разговор тот никаких последствий. Хотя нет, имел. Еще больше стали уважать Асланбека пленные, еще боль­шей любовью прониклись они к нему и к земле своей, за которую кровь проливали.

из одного

ЛАГЕРЯ - В ДРУГОЙ

В начале февраля 1944-го года Советская армия освободила своих военнопленных. Счастью их не было предела, бросались они со слезами на глазах к своим спасителям, будто родных встретили. Но недолгой была эта радость...

В те суровые годы считалось так - раз попал в плен, значит, предатель. Значит, трус или враг народа. А с такими разговор был короткий. В общем перевели Асланбека Дзгоева из одного лагеря в другой - в советский ГУЛАГ. Отбывали здесь срок и уголовники, и так называемые политические. Непримиримая вражда сущест­вовала между ними. Зеки считали своим долгом измываться над прибывающими в зону пленными. Как только ни глумились они над освобожденными бойцами. И все это с молчаливого согласия ох­ранников.

В первые же часы пребывания в ГУЛАГе пришлось столкнуться Асланбеку Захаровичу с отъявленными негодяями и убийцами, людьми, потерявшими человеческий облик.

- Ну что, морячок, будешь ты у нас теперь «шестеркой». Парашу убирать умеешь? Научишься! А не научишься, значит, прямая тебе дорога на небеса. То, что немцы с тобой не сделали, мы исправим! Многое зависело тогда в судьбе каждого, кто попадал за колю­чую проволоку, от того, как он сможет себя поставить. Легче всего поддаться и, потеряв честь и достоинство, пойти в услужение вся­кой мрази. Но не в характере командира взвода морской пехоты бы­ло опускать руки и тем более терпеть унижения. В первый же день Асланбеку пришлось вспомнить свои боксерские навыки, а уже че­рез неделю слава о «строптивом политическом» гремела по всем баракам. Вокруг Дзгоева стали собираться люди, не желающие ми-

риться с зависимостью от зеков. С целой делегацией товарищей по несчастью он явился к «паханам зоны» и поставил ультиматум: «Ес­ли вы не остановите своих подонков, придушу своими руками!»

Что-что, а силу рук этого человека бандиты знали хорошо. Еще в мореходном училище Асланбек демонстрировал курсантам свои удивительные способности - зажав штык трехлинейной винтовки между указательным и средним пальцем, он мог держать ее на вы­тянутой руке несколько минут. Медные пятаки сгибал пополам без всякого видимого напряжения. И хотя за время, проведенное в пле­ну, сильно ослабел он, несколько десятков разбитых бандитских рож свидетельствовали, что остался еще порох в пороховницах.

Так была достигнута договоренность о перемирии между вражду­ющими сторонами. И хотя зеки ненавидели «политических» лютой ненавистью, против сплоченной группы Дзгоева ничего не могли по­делать. А самого Асланбека Захаровича боялись, как черт ладана.

Семь долгих месяцев провел он в лагере. Кроме постоянной внутренней войны с уголовниками, приходилось постоянно вести и другую войну - немало было в числе политзаключенных «подсад­ных уток». Постоянно вертелись они то тут, то там, стараясь вы­удить у своих товарищей признания в измене Родине или подбивая на побег. Но на все их предложения у Дзгоева всегда был один и тот же ответ: «Я ни в чем не виноват. И бежать не собираюсь!»

Часто охранники устраивали для освобожденных пленных спе­циальные смотры. Построят в колонну по одному и водят по кругу, а чекисты наблюдают за ними, стараясь определить, кто был полица­ем, кто нет. Если узнавали кого в лицо, тут же забирали и увозили. Больше этих людей никто никогда уже не видел.

Однажды во время очередного смотра кто-то указал на Аслан-бека: «Вот он! Вот!» Ноги подкосились в эту минуту: «Как же так? Может, обознались? Может зеки подстроили?» Но никто не стал ни­чего слушать. Повели Дзгоева в помещение для допроса. А там тот самый подпольщик, которого он в сельской кочегарке спас! «Нако­нец-то, - говорит, - я тебя нашел!» Рассказал он членам комиссии о том случае, во всех деталях вспомнил происшедшее: «Если бы не этот человек, болтаться бы мне тогда на виселице! Да и тот эшелон немецкий, который мы потом под откос пустили, дошел бы до линии фронта. Так что, считайте, не меня одного он спас!»

Сразу же освободили Асланбека, дали справку о том, что реаби­литирован:

СПРАВКА

Бывший военнослужащий лейтенант Дзгоев Аслан-Бек Захарович, 1918 года рождения, содержался в спецлагере НКВД № 0308 на спецпроверке. Проверку прошел и направляется для дальнейшего прохождения службы в РККА.

сентября 1944 года Начальник управления спецлагеря НКВД № 0308 подполковник Ходас