Умение выслушать собеседника

"...С равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь... — советует потомкам Владимир Мономах, — при старых молчать, пре-

132

мудрых слушать" (6, с. 395). Достойный собеседник — старший или мудрый человек — достоин и почтения _к своему слову. Такого полагается выслушать кротко _и внимательно ("Пчела": "Геродот. Равное благо, о царь, если кто сам о себе думает верно, захочет выслушать" (4, с. 499). "Сын мой, если кто послушает речь умного человека, то, словно изнывая от жажды, напьется студеной воды", — поучает Акир Премудрый (3, с. 253). "Если муж не слушает советов, с таким не отправляйся в путь",— предостерегает он же (3, с. 249). Слушать полагается слово блаженного, даже если оно обличает: "Но подобает нам обличать вас и поучать о спасении души. А вам следует выслушивать это", — говорит князю блаженный Феодосии, как повествует "Житие" (6, с. 381).

3) Кротость в беседе

Важнейшая христианская заповедь кротости и смирения предполагает важность категории кротости, смирения и в этико-эстетической парадигме древнерусского речевого идеала. ("Глаза держать долу, а душу ввысь", как сказано Владимиром Мономахом). Еще в XI в. в сочинении епископа Новгородского Луки Жи-дяты ("Поучения архиепископа Луки к братии") автор обращается к своей пастве с призывом не иметь "ино на сердце, а ино на устех", не оскорблять ближнего "срамным словом", не насмехаться и не гневаться; "с радующимися радуйся, с печальными печален" (7, с 8). Именно этим принципам должно быть подчинено "образцовое" поведение; так о блаженном Феодосии Печерском говорится:

"...Отличался он смирением и необыкновенной кротостью, во всем подражая Христу, истинному Богу, вещавшему: "Учитесь у меня, как кроток я и смирен сердцем" (6, с. 345). Таковы и требования к учителю — Духовному наставнику, пастырю: "Если кто из вас хочет быть наставником другим, пусть будет скромнее всех и всем слуга", — находим в том же тексте XII в. ^^ь> с. 333). Основные законы речевого поведения —

133

именно кротость и смирение. Этому учит и Владимир Мономах: "Иметь душу чистую и непорочную, тело худое, беседу кроткую ...не свирепствовать словом, не хулить в беседе..." (6, с. 395). "Кроткое слово разрушает гнев", — читаем в "Пчеле" (4, 503). Одна из главных добродетелей князя Дмитрия Ивановича, по "Житию", — то, что он "праздных бесед не вел и непристойных слов не любил... грубых слов в речи избегал, мало говорил, но много смыслил" (5, с. 225).

Как серьезный грех осуждаются нарушения этого императива. Недаром основные "речевые признаки" беса — крикливость, многословный несдержанный вопль: "Начал бес вопить... и сказал святой беспрерывно вопившему бесу..."; "...И когда так пустословил лукавый, святой перекрестил его, и исчез бес" ("Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе" — начало XV в.) (5, с. 455). "Сын, склони очи долу, а голоса не возвышай, — поучает племянника Акир, — если бы криком строили дома, то осел бы ревом своим по два дома воздвигал бы за день" ("Повесть об Акире Премудром") (3, с. 249).

В памятниках древнерусской литературы находим и другие многочисленные предостережения против грехов многословия, пустословия, несдержанности в речи, грубости.Так, рязанские князья, как отмечает "Похвала роду рязанских князей", "пустых бесед не творили" (4, с. 201).

Убедительно толкует о том же Акир: "Чадо, если кто-либо, повстречав тебя, обратился к тебе, то отвечай ему подумав, ибо человек поспешит обронить слово, а после кается... Когда в гневе ты, не говори грубого слова, иначе глупцом тебя назовут... Сколько можешь терпеть— терпи, а грубого слова не изрекай. Сын мой, не будь болтлив, иначе согрешишь перед господом своим" (3, с. 251). "Пчела" приводит изречение Соломона ("Муж, склонный язык распускать, попадает в беду") (4, с. 505) и специальную главку "О болтливости", в которой читаем: "Говори, что достойно и когда достойно, и о тех, кто достоин, — и не услышишь того, что недостойно. Цветок миндаля от мороза гибнет, ибо раньше других расцветает; люди же от из-

134

лишней болтливости разрушаются. Следует постоянно сдерживать язык разумом и пресекать потоки слов..." Тут и сравнение сдержанных в речи людей с гусями которые, чтобы спастись ночью от орлов, берут в клюв камни, "будто замки для голоса". Приводится и изречение спрошенного, почему два уха имеем и один язык: "ибо следует дважды услышать и один раз сказать" (4, с. 511).

Грех многословия в противопоставлении добродетели молчания, даже безмолвия, комментируется в древнерусских текстах: "...да не уподоблюсь жерновам, ибо те многих людей насыщают, а сами себя не могут насытить житом; да не окажусь ненавистным миру многословной своей беседой, подобно птице, частящей свои песни, которую вскоре ненавидеть начинают. Ибо говорится в мирских пословицах: длинная речь нехороша, хороша длинная паволока" ("Моление Даниила Заточника") (3, с. 399).

"Безмолвное дело лучше бесполезного слова... Делай сказанное и не говори о сделанном", — приводит изречения Богослова "Пчела". Там же цитируют Аристотеля ("Этот, спрошенный, что в жизни труднее всего, ответил: "Молчать, если можно говорить")и Сократа ("Этот, спрошенный, кто тайну может хранить, отвечал: "Тот, кто уголь горячий держать на языке сумеет") (4, с. 503). "Сын мой, если хочешь кому-либо сказать слово, то не спеши, а поразмысли в сердце своем и скажи то, что нужно, лучше ведь ногой споткнуться, чем языком", — наставляет Акир (3, с. 255).