Карта средневекового Константинополя

Святитель Иоанн Златоуст. 1408 г. Икона из деисусного чина Успенского собора во Владимире. Государственная Третьяковская Галерея, Москва.

Ничто столько не уподобляет нас Богу, как благотворительность.

таинствен­ное святилище, очищается и делается лучше, так как с ней беседует Бог через эти Писания»[3].

Некоторые считают, что отцы, занимавшиеся социальной деятельностью «ниже» по значимости, чем суровые молитвенники, удалившиеся в пустыню и оставившие нам трактаты о молитвенном делании. На самом деле это заблуждение. «Прежде всего, отец мой, невозможно разделять отцов на постников (или мистиков) и социальных служителей, так же, как нельзя разделять богословие на мистическое и немистическое и духовную жизнь на монашескую и мирскую (иными словами, одни учения даны, мол, для мира, другие — для монахов). Все богословие Православной Восточной Церкви является мистическим, вся духовная жизнь — аскетической. Следовательно, все святые отцы имеют одни мысли, одно житие, одно учение. Все обрели состояние обожения, все «облеклись во Христа», и во всех живет и действует Святой Дух. Стало быть, отцы-постники всегда являются социальными служителями, а так называемые социальные служители — непременно постниками. Общественная деятельность отцов — безусловно, результат подвига. Все те, кто занимается общественными делами, представляют собой не просто социологов, или психологов, или моралистов, или педагогов, но богословов в полном смысле этого слова. Они живут прежде всего для Бога и затем пытаются помочь человеку жить для Него. Итак, их социальное служение — вид богословия, жизнь во Христе, во Святом Духе и жизнь в Церкви. Поистине Церковь — место православного богословия и богословие — голос Церкви. Все отцы обладали одними и теми же чертами. Для них характерно было православное богословие, церковное сознание и священническое и монашеское служение. Следовательно, большая ошибка в том, чтобы разделять их непременно на постников и общественных деятелей, поскольку такое разделение имеет огромные последствия в духовной жизни и приводит к хуле на Святого Духа»[4], — говорит неизвестный афонский старец митрополиту Иерофею (Влахосу). Из этого можно заключить, что социальная деятельность ни коим образом не препятствовала аскетической жизни, достижению духовных вершин и обожению личности.

Будучи образованнейшим человеком своего времени, святитель Иоанн Златоуст старался так строить свои проповеди (гомилии), «Слова» и письма, чтобы они доходили до самого сердца того, кому они адресованы. Святитель оставил после себя 804 проповеди, сохранившиеся в записях скорописцев. В основном, это проповеди нравственности беднейшим слоям населения. По замечаниям историков, часто проповеди архипастыря сопровождались аплодисментами, хотя это и не принято в православной среде. Люди настолько проникались словами оратора, что не могли сдерживать свои чувства.

Милосердие, нравственное совершенствование, сострадание и деятельная любовь к людям были основными темами его гомилий, то есть толкований и комментариев к Священному Писанию. Это было продиктовано временем. Население Константинополя, где святитель Иоанн Златоуст был архиепископом, составляли греки, выходцы с Востока, и варвары. Социальный состав был неоднороден: от крайней нищеты до баснословных богатств; «гул народных восстаний сливался с шумом богословских споров». Так существовал в конце ІV века «Второй Рим». Для

Карта средневекового Константинополя

константинопольских чиновников святитель был человеком без связей, который вопреки общепринятому укладу не устраивал пиров, пресекал чрезмерное увеселение, а ассигнованные на содержание кафедры деньги раздавал по больницам, беднякам — в то время в Константинополе пятьдесят тысяч человек нуждалось в благотворительности. Распущенный клир столицы невзлюбил Иоанна и выдвинул против него обвинение в том, что архиепископ соблазняет бедных и натравливает их на богатых. Так, ранее некоторые фарисеи считали, что Господь Иисус Христос своими проповедями и благодеяниями разжигает гражданскую войну. Тем не менее, Иоанн Златоуст настаивал на том, что не уделять части своего бедным есть грабительство.

Общество всецело еще не отказалось от языческих верований, основанных на оргийной культуре. Порочные театральные зрелища, соблазнительные песни и стихи были обычным делом. Среди населения господствовал нравственный релятивизм (можно всё!), поскольку понятия зла, греха и блага были размыты. Это касалось даже церковных «верхов», с распущенностью и тягой к роскоши которых боролся святитель Иоанн Златоуст. «Церковь — не на то, чтобы в ней плавить золото, ковать серебро, — говорит он, — она есть торжественное собрание ангелов. Поэтому мы требуем в дар ваши души — ведь ради душ принимает Бог и прочие дары. Не серебряная была то­гда трапеза, и не из золотого сосуда Христос давал питье — Кровь Свою — ученикам. Однако там все было драгоценно, все возбуждало благоговение, потому что все исполнено бы­ло Духа. Хочешь почтить тело Христово? — Не презирай, когда видишь Христа нагим. И что пользы, если здесь поч­тишь Его шелковыми покровами, а вне храма оставишь тер­петь холод и наготу?.. Что пользы, если трапеза Христова полна золотых сосудов, а Сам Христос томится голодом? Ты делаешь золотую чашу и не даешь чаши студеной воды... Христос, как бесприютный странник, ходит и просит крова, а ты, вместо того чтобы принять Его, украшаешь пол, стены, верхи столбов, привязываешь к лампадам серебряные цепи, — а на Христа, связанного в темнице, и взглянуть не хочешь?»[5].

Все это невольно напоминает наши дни: с одной стороны, умирающие на улицах старики, с другой, — блеск многочисленных ресторанов и казино. С одной, — стоящиеся десятками православные храмы, с другой, — упорство людей в языческих приметах и гороскопах, обрядоверие. Одних тошнит от красной икры, другие вкушают черствые хлебные корки, как пирожные.

Святитель Иоанн Златоуст не смог равнодушно погрузиться в управленческую рутину и подал пример высочайшего сострадания и милосердия, следуя по стопам Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего послужить людям до последней капли Крови.