Частливое стечение обстоятельств
Забрав себе Пушка и неся его на руках, - так я назвал одного из питомцев Дмитрия Константиновича, - я шел домой. Он был действительно чудесным. Я даже успел полюбить его за столь короткий срок. Но счастье было недолгим: не успел я пройти и пятиста метров, как Пушок стал царапаться и вырываться из рук. Вырвавшись, он пробежал несколько метров и угодил под машину. Четырнадцать минус один.
В попытках поискать истину и пути, мои постылые полные разочарований похождения довели меня до мысли, что в этом мире не осталось ничего, что могло бы радовать меня, кроме кошек и вареной тыквы. Дав думам полную волю заполнять мою голову и дальше, только уже без моего участия, я стал представлять, что теперь должен делать. Точнее, я совершенно не представлял, что мне делать.
И тогда этот день был проведен в пабе.
Этой ночью я узнал, что в этот день меня обворовали. Замок не был взломан – его как есть убрали. Дом был перевернут с ног на голову. Видно, работали профессионалы. Был убит мой попугай. Я был очень рад, что меня не оказалось дома. В этот момент удача и чувство благодарности к коту заглушило мою любовь к нему и боль от его потери.
Спать с такой дверью было бы неблагоразумно – времена были не те. И соседи не те. Соседи, взбудораживающие умы. Но за неимением выбора пришлось заснуть при открытых дверях.
Едва лучи солнца проникли в мое окно, как я приметил фигуру невысокого худого мужчины над моей кроватью. Я заорал от страха и включил лампу. Это был мой сосед:
- Что вы делаете в моем доме?
- Хожу вот, взбудораживаю умы людей.
- Какого черта?!
- Ты вот что, лучше не ори, а чайку мне сготовь.
Этот сосед, Рустам, был моим троюродным дядей. И воспитанный по всем адатам, я встал и с завораживающей улыбкой приготовил чай. Я ограждался от дяди Рустама, как мог, даже снял звонок – к сожаленью, это тот максимум, который был в моих силах:
- Ты зачем замок-то снял? Сначала звонок, теперь замок, у тебя все в порядке, сынок? – начал дядя, - если что сталось, то ты скажи, мы поможем. А что? Не чужие ведь люди.
Я промолчал и поймал на себе укоризненный взгляд. К слову, Дядя не помогал мне ничем, он лишь приходил ко мне в гости и умудрялся почти каждый раз доводить меня до паники. В этот раз у меня достаточно долго получалось производить впечатление спокойного человека, пока у меня не начал дергаться глаз. А дергаться он начал, когда пришел попить чай в семь утра и сын дяди, Аслан:
- А, вот ты где, пап, - начала щебетать утренняя птичка, Аслан, проходя на кухню. Затем, посмотрев на меня, произнесла, - Доброе утро, Ген.
- Доброе... - вздохнул я, и, сжавшись от страха перед предстоящей беседой, придумал план побега, - на самом деле мне нужно уже уходить: работы завалом, так что пока работаем без выходных.
- Ты на машине? – спросил Аслан, - я тебя отвезу, мне как раз за продуктами на рынок надо.
- Не стоит, я лучше пешком пройдусь.
- Да ты не стесняйся, - подхватил дядя.
- Да я не стесняюсь, я лучше пешком пройдусь.
- Ну, хорошо, - как ни странно, согласился Аслан. Но затем все же добавил, - но выйдем вместе, ты ведь не против?
- Хорошо, выйдем вместе, - недовольно произнес я.
Таким образом, через пару минут моя квартира была освобождена от нежеланных гостей.
Мы спустились с эксцентричным Асланом вниз. Да, именно таким он был. Что же касается внешности – у него был красивый нос с горбинкой, придававший его профилю вполне себе благородный вид, неплохо сложенное тело, карие глаза, и темно-коричневые волнистые волосы по плечи. Вся эта красота была разбавлена немалой толикой глупости. Было даже обидно за него. Если вдруг зададитесь вопросом, зачем вы прочли все написанное, то вот то самое единственное полезное учение в моей голове, ради которого, кстати, я так старался: мне с детства говорили, что мы живем ради того, чтобы быть хорошими людьми и помочь своим близким подняться. Что же касается всего прочего написанного, так это всего лишь исключительная правда, не имеющая никакой смысловой нагрузки. Так вот мне было очень обидно за своего брата, но, тем не менее, я весьма благодарен ему за его пылкость в сочетании с глупостью. Даже зову его святым, пусть и идиотом.
вятой идиот
Благодаря своему несообразительному вспыльчивому брату я уверовал в Бога.
Прочтя главу, вы скажете, что нельзя судить всех по одному, я же скажу, что один-единственный человек, лишенный музыкального вкуса, может приучить вас с опаской включать музыку, которые кидают:
Выйдя из подъезда, мы приметили около входа лавочку, на ней сидел старик, повернувшись к нам спиной. Я уселся с краю, Аслан же расположился посередине, не осторожничая и не заморачиваясь со вниманием, он с фантастической скоростью приземлился на какие-то записи старика:
- Осторожней бы, молодой человек, - произнес старик, держа одну руку в кармане, он стал что-то бормотать себе под нос после этих слов.
- Что-то не так? – спросил его я.
- Ваш приятель. Он сел на мои записи.
- О, прошу меня извинить, держите, - привстав, протянул было Аслан помятые им бумажки, но в один момент остановил на них взгляд и стал читать. Не нашедши это интересным, Аслан все же отдал записи, похожие на черновики фабулы.
- Ничего страшного.
Понятия не имею, что там было написано. Могу лишь пересказать диалог меж стариком и Асланом, а от себя добавить, что мы весьма глупо всю жизнь выглядим, особенно, когда начинаем говорить что-то умное. И сын взбудораживающего людские умы человека бросил надменный взгляд на старика, который на то фыркнул, и тогда Аслан стал говорить умные вещи:
- Мне кажется, продолжать верить в Бога после всего, что произошло весьма глупо. Интересно, смерть стольких невинных это разве не доказательство его жестокости или его небытия? А доказательства его существования где?
Старик промолчал, Аслан же продолжил:
- Неужели вы не видите, что с нами произошло? Если бы Бог существовал, и он был бы добрым, как вы все и твердите, то оставил бы он нас? – кинул он с очень сожалеющим и в то же время презрительным взглядом.
- Иди своим путем, – отрезал старик, не смотря в его сторону.
- Где же был он, когда они все умирали?– спросил Аслан, как обычно, наверно, и спрашивают люди в таких беседах.
- Если бы были доказательства, то это бы не называлось верой, это называлось бы знанием, - ответил старик, как обычно, наверно, и отвечают на такие вопросы. Он встал и ушел.
Затем мы тоже встали и ушли.
______________
Линия отрыва
Зачем Аслан все это затеял? Понятия не имею. Но если бы начал не он, а старик, а Аслан бы этими же словами пытался парировать, а не набрасываться, то я бы, наверно, ответил, что это для того, чтобы вытащить людей из некой матрицы, которую, как ни странно, никто не видел. Нынешний же я отвечу, что это для того, чтобы изменить меня, мою жизнь.
Раньше я был уверен, что могу доказать, что вера – это полнейший бред, теперь же я мог с такой же уверенностью доказать, что вера имеет полное право на существование.
Раньше я думал, что по счастливому стечению обстоятельств правда страннейшим образом всегда оказывается на моей стороне, теперь же передо мной открылась еще одна истина: на какой стороне я, на той и правда. Да, я тоже не отличаюсь сообразительностью. И за себя мне тоже иногда обидно.
Через несколько лет Аслан стал Хаджи-Асланом. Обстоятельства неизвестны – я все-таки переехал оттуда.
се еще любимец удачи
Мы сели в старенькую машину отца Аслана. Я не знаю, с какими запахами ассоциируется старость, но здесь определенно пахло ею. Вряд ли я перестану называть дядю Рустама человеком, взбудораживающим умы. Может, даже начну называть так его сына:
- Что за жизнь теперь – никому доверия нет. Дружить даже не с кем. Только семья, только семья. Моих друзей вон и по пальцам не сосчитать, потому что их нет, - начал он.
- Пальцев-то?
- Друзей, Генрих, друзей. Ведь никого ничего не волнует, кроме всяких фальшивых дел, - еще разок попытался завязать разговор Аслан.
Я не знал, что сказать, но я знал, что если промолчу, то он и сам продолжит, справится, в общем. В моей голове вновь появился этот диковинный голос. В этот раз он задавал вопрос: «Куда ты едешь?». К слову, маршрут я не задал, думая, что мой любезный брат отвезет меня на мою работу, на которой он так частил, но вез он почему-то на рынок:
- Направо же, Аслан, чего ты не повернул-то?
- Ой, прости, задумался что-то, забыл. Сейчас повернусь.
- Да нет, не стоит, останови здесь, мне сюда и надо, - произнес я около дома Софии, ведь не зря же по счастливому стечению обстоятельств меня привезли именно сюда, и опомнился я именно здесь. В месте, где живет, может быть, живет виновница случившегося или, может быть, даже моя будущая жена.
- Но ведь ты не здесь работаешь.
- Нужно взять у одного человеко интервью, у изуродованной актрисы, работа такая. До встречи, брат.
- Ну, давай.
Я вышел из машины, которая уже была двумя колесами в могиле, укутанный шлейфом старости. Дойдя смелой походкой до подъезда, я замер. Пока я стоял, мой мозг начал активно работать, ища повод для разговора с Софией. Все остальное же время мой разум находился в царстве Морфея, пробуждаясь изредка голосом Литвиновой. Я мог снова уповать на счастливое стечение обстоятельств, но, с учетом того, что раз на раз не приходится, приходится искать другие пути. Но невероятная скорость и сила моего мозга в поисках других путей помогали выдавать лишь крайне нелепые и невероятные варианты начала беседы.
Решение было принято – признаться в своих новоиспеченных, но оттого не менее искренних и губящих меня, чувствах.
После недолгой паузы, такой же смелейшей походкой я продолжал надвигаться на квартиру Софии, и, дойдя до ее двери, замер. Почему-то решение казалось уже не самым удачным.
Тем не менее, я все еще чувствовал удачу за своей спиной, ведь меня впервые захлестнуло чувство безумное, настоящее, светлое, чистое. И все, что произошло с этим миром, было не зазря, клянусь. Все, что было, было не зря. Казалось, я жил всю жизнь ради этих чувств: даже страх больше не мог сжать моего внутреннего существа. Веривший и в вечность, и в любовь, я был счастлив. Я дал название этому состоянию: абсолютное чувство. Больше я его не испытывал.
Решаться постучаться в дверь Софии не пришлось – она вышла из соседней квартиры. И чувство, живущее, как червь в моей гнилой душе, снова захватило меня. Но если на момент забыть обо мне, то можно было заметить, что выпроваживал ее из квартиры молодой человек уж очень подозрительно похожий на Артура.
от и все, все
Это и был Артур.
- Как же вам все-таки скучно жить, - недовольно произнесла София.
- Просто меня и вправду всю жизнь обманывали, - попытался я оправдаться.
- Это тот самый журналист, дотошный, взбалмошный. Скушный, - она посмотрела на Артура, затем, поворачивая голову, посмотрела на меня, как бы указывая ему на меня.
- Я не скучный.
- Дотошный, - с хладной улыбкой ответила София.
- Хватит, Соня. Мне Генрих не показался скучным, а совсем даже и наоборот – славным малым. Заходите оба, - держа дверь открытой, Артур рукой указал нам в квартиру.
Мы прошли в уютно обставленную квартиру, оформленную в коричневых, бежевых и бордовых тонах, и уселись на старинные кресла с деревянными вставками и резьбой по ним. Артур, не кривя душой, продолжил:
- Вы хотите знать правду? Все остальные люди в вашем возрасте хотят карьерный рост, семью. Вам ведь около тридцати, судя по вашему внешнему виду. Извините, если я не угадал с возрастом. Но все же с вами все в порядке? После того, как Соня рассказала о вас, мне стало даже интересно с вами побеседовать.
- Вы, похоже, не поняли, я не только журналист, но и писатель, так что это и есть попытка вырасти по карьерной лестнице. Только, кажется, это не просто лесенка, а эскалатор, идущий вниз.
- Очень вам сочувствую. Впрочем, вы не задумывались о том, чтобы сменить область своей деятельности? Я как-то читал ваши статьи, и, кажется, понимаю, почему вы до сих пор не стали гигантом журналистики. Кстати, как оно было, Генрих? Ваши родители, должно быть, с юмором, раз они назвали вас так, живя в России. Вы верите в судьбу, Гена? – продолжал он юродствовать, оголяя улыбкой свои телесного цвета зубы, которые, между прочим, выглядели крайне гармонично вместе с тонким угловатым лицом, и, не дожидаясь ответа, задал другой, уже с серьезным видом, - Как вы думаете, почему я это сделал?
- Я предполагал, что вы были злы, не в себе. Мне рассказывали, что вы потеряли голову после отказа Софии, но теперь-то я знаю, что... Я не знаю, что с вами произошло, я ничего не знаю, я многое слышал, пока пытался узнать, но, как видите, я здесь, в вашей комнате и в ожидании правды.
- Проклятая зубная нить, только представьте, зубная нить.
- Не уверен, что понял вас
- Я в здравом уме, а Соня уже 6 лет, как моя жена, вы так пытались узнать об этом. Виноваты моя безалаберность и зубная нить. Проклятая зубная нить. Это было ужасное утро, я, как обычно, чистил зубы, затем потянулся за нитью, и стал водить ею меж зубов, а она застряла, только представьте.
- Не представляю, к чему вы это, - произнес я с осторожностью, поверивший после его слов в рассказы о его странности и уже решил, что напишу в конце, что Артур и вправду был ненормальным.
- Я пытался избавиться от этого раздражителя в зубах все утро, затем весь день, а затем и вечер. Это был ужасный день не только для всего мира, но и лично для меня. Я случайно разбил склянку с веществом «N», пытаясь вытащить эту нить – и я ее вытащил, от радости я забыл предупредить о веществе своего помощника, сам же на автомате задержал дыхание, - рассказал Артур с ехидной улыбкой, затем вдруг сделался грустным и продолжил, - Вы не думайте, я корил себя, безумно долго и даже думать не смел о том, чтобы простить себя. Я возненавидел себя. Но со временем это прошло. Не благодаря времени – чувство вины с ужасающей силой и постоянством мучало меня день ото дня. Хотя, признаться, ночи были куда хуже. Это чувство просто вынуждало себя приглушить, как назойливая муха. И в итоге я справился с ним. Не думайте, что мне все равно на то, что я сделал это и что я восполненный спокойствием и гордостью ушел в закат, как ковбой, сделавший свое дело. Нет.
- Но если это так, тогда почему вы бежали, почему вы не рассказали правду?
- А вы сами-то верите в то, что я рассказал? – произнес Артур, и, сделав небольшую паузу, продолжил, - Вот и все остальные бы не поверили. Полагаю, вам подробно рассказали о том, чем я занимался в школе или на работе. Эх. Мне пришлось быстро оттуда сматываться и прятаться, прятаться, пока все не стихнет, а желательно и после того, как стихнет.
- Вот и все? – удивился я.
- Все, - отрезал он.
- Соня, сделай нам чай. И присоединяйся уже, думаю, боле тебя нашему гостю беспокоить не нужно, - улыбаясь и смотря на меня, наказал он Софье. Моей Софье.
Никогда в жизни я не завидовал людям. Да, чуть утрирую: никогда в жизни я не завидовал людям с такой силой. Теперь же зависть гложила меня при виде этого чудаковатого человека, проклинаемого всеми оставшимися на этом свете. На момент даже захотелось податься в ЖП. Я даже смог бы стать тогда гигантом журналистики, как Артур и говорил.
Но напишу я правду: Артур был, к сожалению, безупречно красив, статен и обаятелен. Темно-русые волосы, большие синие глаза, налет старости на молодом лице, который, как ни странно, также его красил. Казалось, если бы Артур лишился глаза или какой-нибудь конечности – ему бы не убавилось.
Они с Софией составляли идеальный тандем. Я был Квазимодо на этом празднике жизни.
И испортившим праздник. Красное вещество, напоминающее вещество «N», которого, как говорили, на Земле уже не было. Оно было. И действовало оно все так же. И оно было на шее у Софии, в ее украшении. Они сохранили вещество. Вряд ли бы они ответили, зачем они его сохранили в таком небезопасном месте. И вряд ли бы признались, что это то самое вещество. Так что спрашивать я не стал.
Мы принялись молча пить чай, обмениваясь жестами и взглядами, все это дело походило на обряд. Закончив, я встал и собирался уходить. В этот момент удача отвернулась от меня: ногой я ударился об стол и уронил чашку со своим недопитым чаем, босая София наступила на осколок и от боли отскочила, она поскользнулась об мокрый пол, упала и разбила свое украшение. София потеряла сознание. Артур ринулся перекрывать ее дыхание и постарался вывести ее из комнаты, но не успел. Шутка про удушенного им кролика была бы неуместна, но перекрывать дыхание, видимо, у него получается только кроликам.
С моей Софией стало происходить то же самое, что и с прочими несчастными жертвами вещества. Оставаться в комнате мы больше не могли: я вышел в коридор, закрыв за собой дверь, и смотрел на нее через стеклянную вставку в двери, Артур остался. Он плакал. Я, кажется, тоже. Затем, не выдержав, Артур тоже вздохнул.
Вот и все, все.
онец
Я убил их. Я выбежал на улицу потерявший всякий смысл. В ужасе я стоял около 10 минут. На этом мое потрясение было окончено. Я убил ее. Не помню, что именно чувствовал в этот момент, помню лишь слова этого голоса в моей голове, он все так же твердил, что я ничего не понимаю.
Статья была написана. Я получил премию и повышение – все еще любимец удачи.
P.S.
Очень Вам сочувствую, если Вы это прочитали.