Смысл, таким образом, определяется более широким контекстом, чем значение. 6 страница

глава 1. Подходы к пониманию смысла

авторов по своему содержанию не совпадают с общепринятым се­годня понятием «валентность», будучи шире и богаче его. Они сто­ят гораздо ближе к понятию смысла, обрисованному в первом приближении в вводной главе — как структурного элемента дея­тельности, сознания и личности, связывающего между собой эти три психологические реальности, а также объективную действи­тельность.

Правомерность рассмотрения указанных концепций в нашем кон­тексте подтверждается еще и анализом теории поведения Ж.Нют-тена (Nuttin, 1956; 1957; 1961; 1973; 1984 и др.), которая во многом опирается на идеи К. Левина. Понятие смысла выступает у Нюттена фактически в том же качестве, что и понятия требовательного ха­рактера и валентности в работах К.Левина, Э.Толмена и Э.Боша. Именно смысл объектов или ситуаций лежит, согласно Нюттену, в основе того, что «восприятие объекта часто становится пригла­шением, ожиданием начала релевантного поведения» (Nuttin, 1984, р. 171).

Согласно теории Нюттена, поведение вообще соотносится с ос­мысленной ситуацией в осмысленном мире. Окружающие нас объекты осмыслены. Когда мы спрашиваем «Что это?», мы спраши­ваем о цели, которой служит данный объект, о его роли в поведе­нии, иными словами, о его смысле. «Процесс, в результате которого объект воспринимается как имеющий смысл, включает актуализа­цию роли этого объекта в общем поведенческом гештальте» (Nuttin, 1984, р. 30).

Среда, объекты и ситуации имеют смысл лишь в отношении к действующему субъекту. Смысл, по Нюттену, конституируется отно­шением между ситуацией и мотивацией. В конечном счете он коре­нится «...в типах отношений, существующих между определенными фрагментами мира, обладающими специфическими функциональ­ными свойствами... и, с другой стороны, субъектом, который сам ис­пытывает потребность в таких взаимоотношениях с миром» (Nuttin, 1973, S. 183). Вместе с тем смысл задается не абстрактным вневремен­ным отношением — это конкретное «...интеллектуальное отношение между тем, что субъект делает, и определенной формой осознанной или неосознанной потребности, цели, намерения или плана» (там же, S. 165). Истоки смыслов, по Нюттену, следует искать не столько в прошлой истории субъекта, сколько в актуальных поведенческих структурах. Вместе с тем выявление инвариантных смыслов в различ­ных формах поведения служит ключом к раскрытию фундаменталь­ных потребностей (Nuttin, 1957, р. 190).

Смыслы объектов и ситуаций не «усматриваются» непосредст­венно. Осмысленные ситуации конструируются человеком в процес-

1.2. Подходы к пониманию смысла в психологии 59

се обработки информации и построения концептуального образа мира! Смыслом ситуаций и объектов побуждается и направляется конкретное поведение. «Осмысленный объект потенциально содер­жит схему поведения» (Nuttin, 1973, S. 182). Более того, само пове­дение — «... это не "движение плюс когнитивный смысловой элемент", а смысл, инкорпорированный в двигательные реакции» (Nuttin, 1984, р. 171). Смысл самого поведения конституируется его конечной целью; отдельные поведенческие акты или «сегменты» приобретают смысл в контексте того целого, частью которого они янляются.

Нюттен отмечает также стремление человека строить систему представлений о Вселенной, о мире в целом и о своем месте в нем, найти смысл своего существования (Nuttin, 1973; 1984). В контексте •>той системы представлений для людей приобретают тот или иной смысл такие ценности, как свобода, истина, солидарность и др.

С теорией Нюттена отчасти перекликается экзистенциальная те­ория человеческого поведения Р.Мэя (May, 1969). Мэй использует другой, феноменологический язык для описания поведения, гово­ря не о потребностях, мотивах и объектах, а о воле, желаниях и намерениях (интенциях). Желания он рассматривает как форму сли-иния силы (энергии) и смысла. Именно их слияние придает жела­нию побудительную силу. Если не учитывать смысловой компонент при анализе желаний, мы придем к искаженной картине. Р.Мэй ил-июстрирует это примером избирательности сексуальных желаний, которая нарушается и превращается в простую канализацию либи-дозной энергии в двух случаях: в искусственной ситуации длитель­ной фрустрации, как у солдат, размещенных на крайнем Севере вдали от поселений, и в случае психопатологии (May, 1969, р. 209— 210). Структуру, которая придает смысл опыту, Мэй называет ин-тенциональностью. Интенциональность — это мостик, связывающий ядро сознания с объектами, частично преодолевающий дихотомию субъекта и объекта (там же, р. 223—226). В какой-то степени чело­век сам создает свои смыслы, но на основе более широкой соци­альной смысловой матрицы, в которой он живет.

Соответственно, чтобы понять поведение человека, надо рас­крыть его смысл. В частности, задача психотерапевта состоит в том, чюбы как можно лучше осознавать Интенциональность клиента во иремя текущей сессии. При этом любое взаимопонимание основы­вается на совместной смысловой матрице, общей для психотера­певта и пациента, которая строится на основе их индивидуальных матриц. «Я должен быть способен принимать участие в смыслах мо­его пациента, но в то же время сохранять мою собственную смыс-повую матрицу, и таким образом, неотвратимо и обоснованно,

глава 1. Подходы к пониманию смысла

А/

давать ему интерпретацию того, что он делает — часто по отноше­нию ко мне. То же самое верно и для всех других человеческих отношений: любовь и дружба требуют, чтобы мы участвовали в смысловой матрице другого, не отказываясь от своей. Таким путем человеческое сознание понимает, растет, меняется, становится просветленным и осмысленным» (May, 1969, р. 262).

Сравнивая теории Нюттена и Мэя с подходами к объяснению поведения, опиравшимися на понятие валентности, видно, что по­мимо сходства, которое уже отмечалось выше, существуют и замет­ные отличия. Главное из них заключается, на наш взгляд, в том, что если понятие валентности относится к непосредственному воздействию на поведение (по аналогии с физическими силами), то смысл у Нюттена и Мэя влияет на поведение опосредованно, через процессы когнитивной репрезентации действительности в со­знании. Теории Нюттена и Мэя являются поэтому отчасти как бы связующим звеном между группой подходов, интерпретировавших смысл объектов и ситуаций в терминах поведенческой валентнос­ти, и другой группой подходов, в которых смысл рассматривается исключительно в контексте репрезентации действительности в со­знании, как феномен сознания. К рассмотрению этой группы под­ходов мы и переходим.

Первым из таких подходов является теория личностных конст­рукторов Дж.Келли (Kelly, 1955; 1969; 1970), которую ряд его пос­ледователей прямо называют теорией личностных смыслов (Procter, Parry, 1978; Fransella, 1982; см. также Mair, 1970; Salmon, 1978; Harri-Augstein, 1978; Bannister, 1979). В основополагающем труде Кел-ли — двухтомной «Психологии личностных конструктов» (Kelly, 1955) термин «смысл» практически не фигурирует; модель субъек­тивной интерпретации внешних событий излагается полностью на языке личностных конструктов. Вместе с тем, в более поздних рабо­тах (Kelly, 1969; 1970) Келли активно использует понятие личност­ного смысла в том значении, которое позволяет нам без колебаний отнести его теорию ко второй группе подходов к рассмотрению смысловых механизмов сознания и деятельности.

Философская позиция Келли, которую он обозначает словами «конструктивный альтернативизм», сводится к следующим поло­жениям. Объективная действительность существует и движется во времени, однако она открывает возможности для различных ее ин­терпретаций. Жизнь необходимо подразумевает способность отра­жения живым существом окружающей действительности. У человека это отражение носит характер построения системы конструктов, че­рез призму которых он воспринимает мир. Конструкты представляют собой субъективные параметры категоризации и оценки событий,

г

1.2. Подходы к пониманию смысла в психологии

которые не обязательно могут быть выражены в словесной форме. В реальном поведении человека валидность этих конструктов под­вергается проверке; в тех случаях, когда имеющиеся конструкты не позволяют эффективно предсказать результаты поведения, система конструктов подвергается более или менее значительной перестрой­ке. Развитие личности заключается, по сути, в развитии, обогаще­нии, уточнении и иерархизации системы личностных конструктов. Этот процесс происходит непрерывно у каждого человека. Келли так формулирует фундаментальный постулат своей теории: «Психоло­гические процессы индивида направляются механизмами предвос­хищения им событий» (Kelly, 1955, р. 103). Фактически вся обще-психологическая теория личности и психотерапевтический подход Келли представляют собой раскрытие этого постулата.

Основной пафос Келли был направлен на познание конкретной индивидуальности каждого человека, на отказ от практики прикла­дывания общих аршинов к разным людям (Kelly, 1955, р. 206—207). Позже Келли особенно подчеркивает, что «психология должна иметь дело с переменными, которые могут что-то значить в жизни человека. В этом случае у психолога будет то, к чему, по-моему, стоит стремить­ся» (Kelly, 1969, р. 123). В конце пятидесятых — начале шестидесятых юдов Келли дополняет свою теорию положением о том, что конст­рукты придают личностный смысл событиям, к которым они при­кладываются, а также планам, воспоминаниям и высказываниям — для того, чтобы понять сообщение, необходимо знать систему конст­руктов говорящего. Система конструктов человека предоставляет ему свободу принятия решений именно благодаря тому, что позволяет ему иметь дело со смыслом событий, вместо того, чтобы быть меха­нически вовлеченным в них (Kelly, 1969).

Смыслы событий являются, по Келли, чисто субъективными и лишь проецируются в мир. «События не говорят, что нам делать, у них на лбу не написан их смысл, который мы могли бы открыть. Хорошо это или плохо, но мы сами создаем на протяжении своей жизни те единственные смыслы, которые они для нас несут» (Kelly, 1970, р. 3). Смыслы, которые мы приписываем событиям, коренятся и субъективной оценке причин и следствий этих событий, в их вре­менной динамике. Вместе с тем смысл определяется не только са­мим предвосхищаемым следствием оцениваемого события, но и псей цепью умозаключений, лежащих в основе этого предвосхи­щения (Kelly, 1970, р. 3). Это положение вновь возвращает нас к конструктам как основному детерминанту смысла событий. Осмыс­ленность жизни Келли связывает со способностью видеть настоящее и прошлом и будущее в настоящем (там же, р. 11—12).

глава 1. Подходы к пониманию смысла

Ряд последователей Келли также взяли понятие смысла на во­оружение. Так, Ф.Франзелла указывает на определяющую роль кон­текста в формировании смысла (Fransella, 1982, р. 49). В другом месте она говорит о смысле самих личностных конструктов, выводя его из отношений данного конструкта с другими (Fransella, 1970, р. 76). Д.Хинкл пишет о смысле поведения, отождествляя его с внут­ренним содержанием этого поведения (Hinkle, 1970). Центральное место понятие смысла занимает в концепции самообучающейся личности Ш.Харри-Аугстайн и Л.Томас, которая, являясь с одной стороны прямым развитием теории Келли, по своему содержанию относится скорее к третьей группе подходов к рассмотрению смыс­ла как структурного элемента сознания и деятельности и будет рас­смотрена нами несколько ниже.

На некоторые положения теории Келли опираются представите­ли интеракционистского подхода к объяснению детерминации пове­дения (Endler, Magnusson, 1974; Magnusson, 1976; 1978; 1982; Nystedt, 1981). В рамках этого подхода различается анализ среды и ситуаций как таковых, под объективным углом зрения, и субъективно воспри­нимаемых и осмысляемых нами ситуаций. «Очевидно, "реальный мир", в котором мы испытываем ощущения, чувствуем, думаем и действуем, — это мир, который воспринят нами и наделен нами смыслом» (Magnusson, 1982, р. 232). Л.Нистедт указывает на то, что ситуация всегда структурируется и осмысляется индивидом в за­висимости от внешнего сиюминутного контекста, характеристик субъективной семантики, текущих состояний субъекта и влияния пе­речисленных «систем» на селекцию входной информации (Nystedt, 1981). Д.Магнуссон называет такие более фундаментальные момен­ты, детерминирующие субъективный смысл ситуаций как опыт и ис­торию жизни личности, знания, хранящиеся в его долговременной памяти (Magnusson, 1976; 1978). По этой причине восприятие ситуа­ций глубоко индивидуально: возможно столько интерпретаций одной и той же ситуации, сколько в ней присутствует действующих лиц, хотя разные ситуации обладают разной степенью неоднозначности субъективной интерпретации. Положение о детерминированности поведения человека в некоторой ситуации психологическим смыс­лом, который имеет для него эта ситуация, является одним из основ­ных положений интеракционизма в психологии личности (Endler, Magnusson, 1974; Magnusson, 1976).

Сходные и вместе с тем несколько более разработанные пред­ставления о смысле внешних ситуаций предлагает Э.Петерфройнд, синтезировавший клиническую теорию психоанализа с совре­менными процессуальными моделями переработки информации (Peterfreund, 1971; 1976; Peterfreund, Franceschini, 1973). «Каждый

1.2. Подходы к пониманию смысла в психология__________ 63

из нас более или менее различно интерпретирует имеющуюся информацию, — пишет он. — Мы отбираем и перерабатываем ее, приходя к нашим индивидуальным взглядам на мир, к нашей индивидуальной "действительности". Посредством таких интер­претаций информация обретает значение — общепринятые денота-швные и коннотативные значения плюс уникальные личностные смыслы, представляющие для психоанализа особый интерес» (Peterfreund, 1976, р. 63-64). Петерфроинд пытается выделить две i руппы смыслов: смысл входной информации о внешнем мире и смысл информации, соответствующей различным феноменам пе­реживания (Peterfreund, 1971). Это различение, однако, методоло-i ически некорректное; на уровне конкретного анализа Петерфроинд к нему реально не прибегает. Общая идея, выдвигаемая Петерф-ройндом, заключается в том, что информация приобретает смысл пишь в отношении к некоторому более широкому информаци­онному контексту. Этот смысл непосредственно определяется ха­рактером переработки соответствующей информации, в частности 1енерализацией информации и классификацией ее в долговремен­ной памяти. С другой стороны, переходя на язык клинического психоанализа, Петерфроинд указывает на обусловленность лично­стных смыслов личным опытом, на неотделимость их от мотивов, а 1акже на зависимость смысла травмирующих событий для ребенка от уровня его развития и зрелости, уровня интеллекта и эмоцио­нального состояния. Смыслы могут изменяться во времени; одни и ге же события могут подвергаться реинтерпретациям различными способами в зависимости от опыта, развития способностей к пере­работке информации, изменения контекста и возникновения но-ных смыслов в процессе психоанализа (Peterfreund, 1971, р. 235).

Сам психоанализ, по Петерфройнду, направлен именно на рас­крытие уникальных, часто не осознаваемых личностных смыслов (Peterfreund, 1976). В этом отношении психоанализ имеет некоторую специфику, поскольку если в повседневном общении мы опериру­ем, как правило, общепринятыми денотативными и коннотатив-ными значениями слов, то психоаналитику нередко приходится сталкиваться с весьма специфичными, глубоко индивидуальными смыслами, игнорирование которых (в частности, ориентация ис­ключительно на универсальные символы) является достаточно рас­пространенной ошибкой.

Мы видим, что в большей части подходов, относящихся к рас­сматриваемой нами сейчас группе, смысл, хоть и предстает как де­терминированный преимущественно со стороны субъекта, однако определенным образом при этом связывает субъекта с действитель­ностью. Другую позицию занимает феноменологическая психология,

глава 1. Подходы к пониманию смысла '

опирающаяся на философские идеи Э.Гуссерля, М.Мерло-Понти и др. и описывающая жизнь замкнутого в себе сознания. На это прин­ципиальное расхождение неоднократно указывал Дж.Келли, стре­мившийся размежеваться с феноменологическим подходом (Kelly, 1969).

Рассмотрение смысла с позиций феноменологической психоло­гии представлено в работах Ю.Джендлина, прежде всего в его те­оретической монографии «Переживание и смыслотворчество»: «Смысл формируется во взаимодействии переживания и чего-либо, выполняющего символическую функцию» (Gendlin, 1962, р. 5). Решающая роль в этом взаимодействии принадлежит, однако, не столько смыслу, выраженному в символических формах, сколь­ко непосредственно ощущаемому «допонятийному» смыслу, хотя последний является «неполным» без воплощения в символических формах. «Смысл всегда включает в себя некоторые неявные аспек­ты, которые в данный момент не символизированы» (там же, р. 65). Джендлин прослеживает функционирование непосредствен­но ощущаемых невербализованных смыслов в речи, мышлении, на­блюдении, действии, в работе памяти и понимании, приходя к выводу о том, что решающим является отношение между вербаль-но символизированным смыслом и ощущением, «из» которого рож­дается смысл (там же, с. 83—84).

В центре работы Джендлина находится теоретический анализ различных видов функциональных отношений между символами и непосредственно ощущаемыми смыслами (Gendlin, 1962, р. 90—138). Джендлин выделяет три типа функциональных отношений, не со­провождающихся смысловой перестройкой — отношения прямой соотнесенности, узнавания и экспликации, и четыре типа отноше­ний, в которых рождаются новые смыслы или же существующие I смыслы получают новое символическое воплощение и обогащают- | ся новым содержанием — отношения метафоры, схватывания,! релевантности и иносказания. Эти четыре типа функциональных отношений и обеспечивают непрерывную динамику смыслов, их' развитие и обогащение в потоке переживания, который, по Дженд-лину, и есть личность. Основные характеристики переживаемых смыслов связаны с их потенциальной неисчерпаемостью, возмож­ностью вступать в разнообразные функциональные отношения с другими смыслами, порождая новые смыслы; отдельные аспекты переживаний также могут получать новые символические воплоще­ния, вступать в новые отношения и т.д. Более того, каждый смысл может рассматриваться не только под углом зрения его специфи­ческого содержания, как элемент определенного класса, но и как частный случай самого себя (an instance of itself), переживание как

1.2. Подходы к пониманию смысла в психологии 65

гаковое. В последнем случае мы опять сталкиваемся с процессом порождения новых смыслов.

Концепция Джендлина разработана весьма детально, однако мы ограничимся лишь уже сказанным, поскольку в его рассуждениях трудно провести границу между философским и психологическим содержанием. Последующие его работы были посвящены разработ­ке методов психотерапевтической работы со смыслами. Основным итогом этой работы стала разработка им оригинальной психотера­певтической техники фокусирования (Gendlin, 1981), которая при­обрела широкую известность и популярность в 1980-е годы. В книге, посвященной фокусированию, Джендлин вводит понятие «чувст­венного смысла» (felt sense), который он определяет как телесное ощущение смысла (meaning) (там же, р. 10). Чувственный смысл невыразим словесно, это нечто глубинное, смутное, нечеткое, более сложное, чем эмоция, и более личностное, чем разум. «Чув­ственный смысл, подобно гобелену, сплетается из многих пере­плетающихся нитей, однако переживается... как одно целое» (там же, р. 84). Чувственный смысл представляет собой единство тела и души, предшествующее их разделению.

Техника фокусирования представляет собой метод доступа к • гим чувственным смыслам. Но их нельзя увидеть как они есть. Они изначально неоформленны, и в процессе их осознания они претер­певают трансформации, уже не остаются теми же, что были. Но это отнюдь не недостаток техники, а напротив, ее преимущество. «Ког­да Ваш чувственный смысл ситуации меняется, меняетесь Вы — и, соответственно, Ваша жизнь» (Gendlin, 1981, р. 32).

Чувственный смысл переживается не в душе, а в теле. «Это незна­комый, очень глубокий уровень осознания, который психотерапевты (и кто бы то ни было) обычно не обнаруживали» (там же, р. 33). Обычно когда мы готовы сказать что-то, у нас есть чувственный смысл того, что мы хотим выразить, прежде, чем придут подходя­щие слова. Он включает в себя десятки, а то и сотни компонентов: шачение, которое мы хотим выразить, эмоциональную окраску, ко­торую мы хотим ему придать, причины, по которым мы хотим ска-•шть это данным конкретным людям, реакцию, которую мы надеемся от них получить, и т.д. (там же, р. 85). «Этот целостный смысл может быть пережит далее; он обладает своей собственной направленнос­тью. Это Ваше ощущение вещи в целом, включая то, что Вы знаете, думали, выяснили. Он включает и то, что Вы, по-Вашему, "должны", и го, что еще не решено. В нем можно выделить мысль и чувство, долг и желание» (там же, р. 160). Смысл нельзя вычислить и пересказать. Его надо встретить, открыть, почувствовать, прислушаться к нему и дать ему возможность проявиться (там же, р. 156).

1 7503

глава 1. Подходы к пониманию смысла

Концепция Джендлина стоит несколько особняком от всех про­чих, хотя по формальным основаниям мы ее относим ко второй группе подходов к анализу смысловых механизмов сознания.

Последний из подходов этой группы, который, однако, можно рассматривать и как переход к третьей группе подходов — психо­аналитическая феноменология Дж.Этвуда и Р.Столорова, которую эти авторы определяют как глубинную психологию человеческой субъективности, посвященную прояснению смыслов в личном опыте и поведении (Atwood, Stolorow, 1984, p. 1). Любое психоаналитичес­кое понимание — это интерпретативное понимание, направленное на схватывание смысла. Сам смысл «принадлежит к личному субъек­тивному миру индивида и доступен пониманию через посредство эмпатии психоаналитика» (там же, р. 4). Тем самым психоаналити­ческая феноменология обращается к герменевтической природе и функции психоанализа, которую усматривали в нем многие авто­ры, в частности, К.Ясперс и П.Рикёр (см. об этом выше). Смысловые структуры связывают в единое целое различные части индивидуаль­ного мира.

Вместе с тем, хотя сам смысл относится к субъективной ре­альности, процесс его постижения — процесс интерсубъективный, предполагающий диалог между двумя личными универсумами, что роднит этот подход с подходами третьей группы (см. ниже). «Различ­ные паттерны смысла, которые возникают в психоаналитическом исследовании, высвечиваются на специфическом психологическом поле, локализованном в месте пересечения двух субъективностей» (Atwood, Stolorow, 1984, p. 6).

Теперь мы переходим к анализу третьей и последней группы подходов к рассмотрению смысловых механизмов сознания и дея­тельности — к анализу тех подходов, в которых смысл рассматри­вается под интерсубъектным или социальным углом зрения, в плоскости отношений индивида с другими людьми или с социо­культурным целым, к которому он принадлежит.

Как и две другие рассмотренные в этом разделе группы под­ходов не противоречат друг другу, но лишь акцентируют разные измерения смысла как наиболее существенные, так и третья груп­па подходов не противостоит ни первой, ни второй, но выделяет новое измерение, которое представители этих подходов рассмат­ривают как наиболее существенное при анализе смысла. В каком-то смысле переходным звеном между подходами первых двух и тре­тьей группы служит важная теоретическая статья Я.Смедслунда (Smedslund, 1969).

Смедслунд исходит из общего положения о том, что объектив­ные стимульные ситуации обладают для субъектов индивидуально-

1.2. Подходы к пониманию смысла в психологии

специфичным смыслом, который определяет характер реагирования на эти ситуации. Он считает, что отношение между стимульной си­туацией и смыслом не подчиняется каким-либо универсальным за­конам, поэтому предсказать смысл стимула по его характеристикам невозможно. Смысл связан лишь с активностью субъекта (Smedslund, 1969, р. 1—2). Смедслунд логически выделяет три вида смыслов действия X для индивида Р в ситуации 8ъ момент времени А Пря­мой смысл ^определяется набором всех утверждений, которые для Р в S и в / эквивалентны утверждению, что произойдет X. Узкий смысл X определяется набором утверждений, которые для Р логи­чески следуют или исключаются при условии, что произойдет X. Наконец, полный смысл Л'определяется тем же плюс еще набором утверждений, вероятность истинности которых для Р изменяется в результате X. Наряду с различением прямого, узкого и полного субъективного смысла событий, Смедслунд вводит другое, не ме­нее важное различение. Он определяет прямой социальный смысл, узкий социальный смысл и полный социальный смысл действия X для общности Y в S и в t как соответственно часть прямого, узкого и полного смысла X, разделяемую всеми членами У, т.е. общую для них (там же, р. 6). Поскольку социальные смыслы ограничены пре­делами данной конкретной общности, индивиду доступны лишь смыслы, принадлежащие общности, в которую он входит или вхо­дил ранее. Из этого следуют принципиальные ограничения возмож­ностей межличностного познания, в частности, для психологов, поскольку общность смыслов является необходимым, хоть и не дос-иггочным условием такого познания. «...Социальный смысл являет-™" ся единственным мостиком между личным миром наблюдателя и личным миром наблюдаемого» (там же, р. 7). Поэтому если^психолог незнаком с социальными смыслами, присущими той общности, к которой принадлежит его клиент, то возможности взаимопонима­ния будут сильно ограничены.

Статья Смедслунда привлекла внимание к факту множествен­ности смыслов действия, в результате чего встал вопрос о том, какие смыслы — социальные или личностные — должны стать пред­метом изучения психологов и социологов. Так, Г.Менцель (Menzel, 1978), убедительными примерами демонстрируя множественность смыслов одного и того же действия или ситуации даже для самого субъекта, приходит к выводу о том, что бессмысленно искать «ис­тинный» смысл действия; продолжая исследование, можно откры­вать все новые и новые смыслы, и этот процесс бесконечен. Более того, он не считает, что решающим является смысл действия для самого субъекта, хоть он и немаловажен. Наиболее важным для науч­ного исследования Менцель считает смысл изучаемого действия для

глава 1. Подходы к пониманию смысла

нас, для исследователей, т.е. для тех, кто поставил вопрос о смысле этого действия. Смыслы того же действия для субъекта и для других участников рассматриваемого процесса социального взаимодействия могут помочь нам ответить на этот вопрос, но сами по себе не столь существенны.

Противоположную позицию занимает Р.Ромметвейт (Rommetveit, 1980), обстоятельно критикующий представления Я.Смедслунда о социальном смысле. Ромметвейт считает поиск истинного социаль­ного смысла поступка столь же тщетным, как и поиск единственно­го буквального значения словесного текста. В отличие от Смедслунда, он считает, что индивидуальные смыслы конкретных действий и ситуаций пересекаются даже для членов одной социальной группы настолько незначительно, что их общий компонент сводится к трю­изму. Решающая роль при оценке смысла действия принадлежит, согласно Ромметвейту, позиции самого субъекта, его собственной честной интроспективной оценке.

При всем различии изложенных позиций мы видим и то общее, что их объединяет: анализируемое действие помещается не просто в плоскость отношений субъекта с внешним миром, но в плоскость социальных взаимодействий, отношений с другими субъектами, которые также обладают способностью атрибутировать смысл сво­им и чужим действиям. Три развернутых подхода к анализу смысла под этим углом зрения сложились в 1970-е годы в английской пси­хологии. Это концепция самообучающейся личности Л.Томас и Ш.Харри-Аугстайн (Harri-Augstein, Thomas, 1979; Harri-Augstein, 1978; 1985; Thomas, 1978; 1985) и группа методологически единых, хотя теоретически различающихся подходов, выступающих за но­вую социально ориентированную методологию познания личности, из которых проблема смысла наиболее разработана в этогеническом подходе Р.Харре (Наггё, 1974; 1977; 1978; 1979; 1982; 1983; Наггё, Clarke, DeCarlo, 1985) и в социальной экологии Дж.Шоттера (Shat­ter, 1974; 1976; 1978; Gauld, Shatter, 1977).

Психолого-педагогическая концепция самообучающейся лич­ности Ш. Харри-Аугстайн и Л.Томас, опираясь на теоретические положения теории личностных конструктов, делает акцент на со­циальной природе смыслов, которая не нашла отражения в работах самого Дж.Келли. Эта концепция также исходит из положения, что центральным для понимания человека и для познания людьми са­мих себя является истолкование личностных смыслов (Thomas, 1985, р. 238). Процесс обучения с позиций теории личностных кон­структов рассматривается как конструирование новых смыслов и ре­конструирование уже существующих в направлении повышения их соответствия личным целям и реальным отношениям, в которые