Смысл жизни как интегральная смысловая ориентация

Проблема смысла жизни относится к числу междисциплинарных. Смысл жизни является одной из традиционных проблем философии и теологии, а также художественной литературы и эссеистики, в ко­торых он анализируется преимущественно с содержательной сторо­ны: в чем состоит смысл жизни, какой смысл жизни можно считать истинным, добрым, достойным. В современной социологии рассмат­риваются эмпирические вариации вербально формулируемых смыс­лов жизни у разных индивидов, в разных культурах и социальных ipynnax, их связь с макросоциальными переменными. Вопрос, в чем состоит смысл жизни, не входит в компетенцию психологии. В сферу интересов психологии личности входит, однако, вопрос о том, какое влияние оказывает смысл жизни или переживание его отсутствия на жизнь человека, а также проблема психологических причин утраты и путей обретения смысла жизни. Смысл жизни — это психологичес­кая реальность независимо от того, в чем конкретно человек видит этот смысл. В психологии смысл жизни изучается преимущественно под углом зрения того, как и под влиянием каких факторов происхо­дит формирование смысла жизни в индивидуальном развитии, и как сформировавшийся смысл жизни или его отсутствие влияет на жиз­недеятельность и сознание личности.

Г.Л.Тульчинский (1990) выделяет три аспекта проблемы смыс­ла жизни: 1) смысл жизни как социально-идеологическая модель должного; 2) как объективная направленность жизнедеятельности, которая может и не осознаваться; 3) как субъективно осознаваемый смысл. Иные аспекты выделяются И.Ф.Вединым (1987): 1) объек­тивные основания смысла; 2) реализация этих оснований; 3) пред­ставления о смысле. На уровне индивидуальной личности обе эти схемы сливаются в одну базовую оппозицию: объективная осмыс­ленность жизни — субъективные представления о смысле. Этой оппозиции соответствуют две традиции в понимании процесса об­ретения смысла жизни. Они берут начало из работ, с одной сторо­ны, К.Юнга (Jung, 1934/1972), сформулировавшего понимание смысла жизни как рефлексивной жизненной задачи, на которую человек должен найти ответ, но встает она не перед каждым, и, с другой стороны, А.Адлера (Adler, 1933/1973; 1932/1980), постро­ившего первую развернутую психологическую теорию смысла жиз­ни, исходящую из понимания смысла жизни как психологической структуры, характеризующей объективную направленность жизни,

I"

248 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

которая складывается у каждого человека к 3—5 годам без участия сознания и задает общую направленность дальнейшей жизни чело­века, его жизненные цели и жизненный стиль (подробнее см. раз­дел 1.2.1). Эта оппозиция сохраняет свое значение и в современных исследованиях (Коган, 1984; Немировский, 1990).

В какой-то мере эта оппозиция была преодолена в теории В.Франкла (1990), в которой понятие смысла жизни занимает цен­тральное место. Стремление к поиску и реализации человеком смысла жизни Франкл рассматривает как врожденную мотивацион-ную тенденцию, присущую всем людям и являющуюся основным двигателем поведения и развития личности (об особой потребнос­ти в смысле жизни говорит также К.Обуховский, 1972). Отсутствие смысла выступает причиной многих психических заболеваний, в том числе специфических «ноогенных неврозов», и разных видов отклоняющегося поведения. Фундаментальным психологическим фактом является широкое распространение в нашем столетии чув­ства смыслоутраты, бессмысленности жизни, прямое следствие которого — рост самоубийств, наркомании, насилия и психичес­ких заболеваний, в том числе специфических ноогенных невро­зов — неврозов смыслоутраты (Франкл, 1990).

Хотя смысл жизни каждого человека уникален, существуют и смысловые универсалии — ценности, представляющие собой обоб­щенные типичные смыслы. По Франклу, человек не может лишить­ся смысла жизни ни при каких обстоятельствах; смысл жизни всегда может быть найден. Как показывают исследования, возможностей обрести смысл много. Смысл доступен любому человеку, вне зави­симости от пола, возраста, интеллекта, образования, характера, среды и религиозных убеждений, что подтверждается многочислен­ными эмпирическими данными, полученными В.Франклом и его последователями (Франкл, 1990). То, что придает жизни смысл, может лежать и в будущем (цели), и в настоящем (чувство полноты и насыщенности жизни), и в прошлом (удовлетворенность итогами прожитой жизни) (Леонтьев Д.А., 1992 6). Чаще всего смысл жизни и мужчины и женщины видят в семье и детях, а также в професси­ональных делах (Ebersole, de Vogler, 1981; Lukas, 1982). Вместе с тем это вопрос не познания, а призвания, человек не изобретает или интеллектуально конструирует смысл своей жизни, а находит его посредством конкретных действий.

Последнее положение созвучно пафосу «Исповеди» Л.Н.Толс­того о поисках и обретении им смысла жизни. После нескольких неудачных попыток найти этот смысл и затем строить свою жизнь в соответствии с ним Толстой понял ошибочность самого подхода. «Я понял, что для того, чтобы понять смысл жизни, надо прежде

3.9. заключение по главе 3

всего, чтобы сама жизнь была не бессмысленна и зла, а потом уже — разум, для того, чтобы понять ее... Я понял, что если я хочу понять жизнь и смысл ее, мне надо жить не жизнью паразита, а настоящей жизнью и, приняв тот смысл, который придает ей на­стоящее человечество, слившись с этой жизнью, проверить его» (Толстой, 1983, с. 147, 149). Другой пример — драма Родиона Рас-кольникова, который построил образ себя, основанный на интел­лектуально обоснованной идее превосходства. Однако этот образ не выдержал столкновения с реальной жизнью и привел не только к краху задуманного Раскольниковым предприятия, но и к смысло­вому краху.

Таким образом, можно утверждать, что жизнь любого человека, поскольку она к чему-то устремлена, объективно имеет смысл, ко­торый однако может не осознаваться человеком до самой смерти. Смысл жизни, таким образом, можно в феноменологическом аспек­те определить как более или менее адекватное переживание интен-циональной направленности собственной жизни. С психологической точки зрения главным является не осознанное представление о смысле жизни, а насыщенность реальной повседневной жизни ре­альным смыслом. Именно объективно сложившаяся направленность жизни несет в себе истинный смысл, а любые попытки сконструи­ровать себе смысл жизни интеллектуальным актом будут быстро опровергнуты самой жизнью. Вместе с тем жизненные ситуации (или психологические исследования) могут ставить перед человеком за­дачу на осознание смысла своей жизни. Осознать и сформулировать смысл своей жизни — значит оценить свою жизнь целиком.

Возможны четыре варианта отношений между смыслом жизни и сознанием (Leontiev, 1993). 1. Неосознанная удовлетворенность. Это жизнь, протекающая гладко и без рефлексии и приносящая чув­ство удовлетворения, не побуждая к раздумьям о ее смысле. 2. Нео­сознанная неудовлетворенность. Человек испытывает фрустрацию, пустоту, неудовлетворенность, не осознавая причин этого. 3. Осоз­нанная неудовлетворенность. Человек испытывает чувство отсут­ствия смысла и активно, осознанно и целенаправленно этот смысл ищет. 4. Осознанная удовлетворенность. Человек в состоянии дать себе отчет в смысле своей жизни, это осознанное представление не расходится с реальной направленностью жизни и вызывает поло­жительные эмоции. Отдельно следует отметить пятый случай — вытеснение смысла жизни, когда адекватное осознание объектив­ной направленности жизни несет в себе угрозу для самоуважения. Если жизнь человека объективно имеет недостойный, мелкий или, более того, аморальный смысл, то осознание этого ставит под уг­розу самоотношение личности. Чтобы сохранить самоуважение,

250 глава 3. смысловые структуры, их связи и функционирование

субъект внутренне бессознательно отрекается от истинного смысла своей реальной жизни и заявляет, что его жизнь лишена смысла. На деле за этим стоит то, что его жизнь лишена достойного смыс­ла, а не то, что она не имеет смысла вообще.

С этой типологией перекликается типология, предложенная Ю.В.Александровой (1997), в которой учитываются три варианта соотношения объективного смысла жизни, соответствующего выс­шей мотивации, и субъективного, принятого самим человеком. В первом варианте они соответствуют друг другу, во втором объектив­ный смысл вытесняется из осознания, оставляя переживание ваку­ума, и в третьем он вытесняется из сознания, замещаясь в нем другим — субъективным смыслом, не совпадающим с объективным. В последнем случае мы имеем дело с тем, что В.Э.Чудновский ха­рактеризует как смыслы-эрзацы, которые «как будто дают возмож­ность человеку легко и быстро достичь удовлетворения жизнью, минуя трудности поиска ее подлинного смысла» (1999, с. 75). К та­ким эрзацам относятся, в частности, алкоголизм и наркомания.

Понятие смысла жизни стоит несколько особняком по отно­шению к другим понятиям, рассмотренным в этой главе — лич­ностному смыслу, смысловой установке, мотиву, смысловой диспо­зиции, смысловому конструкту, личностной ценности и динамичес­кой смысловой системе. По своему статусу это понятие не является объяснительным конструктом; оно описывает некоторую принципи­ально важную феноменологию, но в свою очередь нуждается в объяснении. Это следует и из положения В.Э.Чудновского о том, что психологическую основу смысла жизни составляет «структурная иерархия, система больших и малых смыслов» (там же, с. 80). Из­ложенные в данном разделе соображения дают основание предпо­ложить, что смысл жизни представляет собой концентрированную описательную характеристику наиболее стержневой и обобщенной динамической смысловой системы, ответственной за общую на­правленность жизни субъекта как целого.

3.9.заключение по главе 3

Глава 3 посвящена конкретно-психологическому анализу фено­менов и закономерностей смысловой регуляции жизнедеятельности. Первые шесть разделов ее посвящены анализу шести разновидное-* тей смысловых структур личности — личностного смысла, смыс] ловой установки, мотива, смысловой диспозиции, смыслового

3.9. заключение по главе 3

конструкта и личностной ценности — под углом зрения их функци­онирования в системе смысловой регуляции жизнедеятельности. За каждой из этих структур стоит содержательная феноменология, по­зволяющая говорить о смысле на языке конкретных, эмпирически наблюдаемых и доступных экспериментальному изучению проявле­ний. Личностный смысл в узком значении слова проявляет себя в феноменах трансформации пространственных, временных и других характеристик значимых объектов в их образе. Смысловая установка проявляет себя в эффектах стабилизирующего, преградного, откло­няющего или дезорганизующего влияния на протекание деятельно­сти. Мотив проявляет себя в феномене направленного побуждения деятельности, механизмы которого имеют, как было показано, смысловую природу. Смысловая диспозиция обнаруживает себя в феномене сохранения смыслового отношения к объекту после за­вершения деятельности как устойчивого отношения, порождающего новые смыслы. Смысловой конструкт проявляет себя в смыслообра-зующем эффекте, не объяснимом ни мотивами, ни диспозициями. Наконец, личностная ценность проявляет себя как стабильный ис­точник смыслообразования и мотивообразования, берущий свои истоки в социокультурном целом, к которому принадлежит субъект. Описание этих структур и их взаимосвязей позволяет говорить о смысловой регуляции не как о частном, локальном феномене, а как об одном из главных компонентов психологической архитектоники человеческой жизнедеятельности.

В разделе 3.7. обосновывается представление о динамической смысловой системе как принципе организации и единице анализа смысловой реальности. Это понятие уже использовалось в психоло­гии, однако предложенная нами трактовка отличается от других, во-первых, широтой контекста, в котором задается это понятие, и во-вторых, конкретностью его определения, допускающей прямую операционализацию этой идеи. Возможности операционализации идеи динамических смысловых систем были подробно проиллюст­рированы на разном материале и в разных проблемных контекстах. В заключительном разделе главы мы обратились к такому важному понятию как смысл жизни. Выполненный нами анализ этого поня­тия дает основание рассматривать смысл жизни как концентри­рованную описательную характеристику наиболее стержневой и обобщенной динамической смысловой системы, ответственной за общую направленность жизни субъекта как целого.

глава 4.

динамика и трансформации смысловых структур и систем

Все хорошее или дурное, Все добытое тяжкой ценой Навсегда остается со мною, Постепенно становится мной.

Д. Самойлов

4.1. внутриличностная динамика смысловых процессов: смыслообразование, смыслоосознание, смыслостроительство

Перед нами теперь стоит задача перейти «от структурно-статич­ного исследования психологической организации личности к процессуально-динамическому» (Анцыферова, 1978, с. 39), или от синхронического к диахроническому (Петровский В.А., 1996). По­нятие о смысловых процессах еще не вошло в язык и понятийный аппарат современной психологии личности, несмотря на то, что концепция личностного смысла — смысловых образований — смыс­ловой сферы личности является на сегодняшний день одним из наиболее продуктивных направлений в психологии личности. В рус­ле смыслового подхода в психологии личности анализ структуры смысловой сферы и актуального функционирования смысловых структур и систем преобладает над попытками рассмотреть их ди­намику, пути и закономерности трансформаций. Другими словами, структурно-функциональный подход действительно преобладает над динамическим. Конечно, в ряде исследований авторы обраща­ются и к смысловой динамике, но чаще всего эта последняя сво­дится к традиционному представлению о смыслообразовании — придании мотивом смысла целям и обстоятельствам деятельности и, соответственно, действиям и операциям (Леонтьев А.Н., 1972). Единственной работой, в которой вопрос о динамике смыслов ставится в оригинальном ключе, является известная монография Ф.Е.Василюка (1984), но и в ней, вводя новаторское понятие смыслостроительства, автор не делает попытки вписать его в систе­му других родственных понятий, довольствуясь развитием своих те-

4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ 253

оретических построений. Недостаточное внимание к вопросам ди­намики смыслов особенно удивительно, если учесть общую тен­денцию повышения интереса к динамике личности по сравнению с ее статичной структурой в последние десятилетия в контексте прежде всего таких практических задач как задачи психотерапии и психокоррекции, воспитания и перевоспитания и др.

Для решения этой задачи, исходящей из признания того, что «личность — не столько законченный продукт, сколько процесс» (Allport, 1956, с. 19), смысловой подход видится безусловно адек­ватным, поскольку изменчивость, динамичность заложены в саму природу смысловых структур и систем в отличие, скажем, от лич­ностных черт или диспозиций. Исследователи, описывающие лич­ность на языке последних, сталкиваются с трудностями как раз при попытке объяснить механизмы изменений в личности, для понима­ния которых язык черт явно неадекватен. Методологический анализ этих трудностей был дан Ю.Джендлином: «Если нам надо понять изменения личности, необходимо понять, как могут изменять свою природу ее структурные составляющие... Мы не можем объяснить изменение определенного содержания, если наша конкретная тео­рия определяет личность исключительно как содержание. Такая те­ория может сформулировать, что именно должно измениться, и впоследствии она может констатировать, что же изменилось и во что оно превратилось; однако то, как именно стало возможным такое изменение, останется теоретически необъяснимым до тех пор, пока наше объяснение оперирует понятиями о тех или иных определен­ных содержаниях» (Gendlin, 1964, с. 104). Согласно Ю.Джендлину, избегнуть этого может лишь теория, закладывающая возможность изменения в свои объяснительные структуры (там же).

Этому требованию удовлетворяет смысловой подход, в частно­сти, сформулированное нами выше понимание смысловых структур как превращенной формы жизненных отношений субъекта. Сама эта форма определяется структурой человеческой деятельности и созна­ния, в функционирование которых реальные жизненные отношения вторгаются, принимая форму смысловых структур. Любой структур­ный элемент личности тем самым оказывается включен одновремен­но по меньшей мере в два определяющих его движения: со стороны формы — в непрерывное движение структур деятельности и созна­ния субъекта, в его практику, в которой место и функция любого элемента отнюдь не является неизменным, и со стороны содержа­ния — в более медленное, но вместе с тем и более гибкое движе­ние системы отношений субъекта с миром, более или менее резкие изменения которых в течение жизни субъекта отражаются в более или менее адекватных изменениях системы смыслов. Динамичность

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

личностных структур прямо вытекает из их функции — сложной регуляции жизнедеятельности субъекта на фоне постоянно изменя­ющихся условий и ситуаций. Поэтому не будет преувеличением ска­зать, что непрерывное изменение, развитие личности — в тех или иных частностях или затрагивающее ее целиком, плавное или скач­кообразное — является способом ее существования (см. Анцыферо-ва, 1978).

В литературе предлагается различать «большую» и «малую» ди­намику смысловых образований. «Под "большой динамикой" раз­вития смысловых образований понимаются процессы рождения и изменения смысловых образований личности в ходе жизни челове­ка, в ходе смены различных видов деятельности» (Асмолов, Братусь и др., 1979, с. 38). «Под "малой" динамикой развития смысловых об­разований понимаются процессы порождения и трансформации смысловых образований в ходе движения той или иной особенной деятельности» (там же, с. 39). Данный раздел мы посвящаем ис­ключительно механизмам «малой» динамики, несколько расширив при этом ее понимание. Ставя задачу целостного и систематическо­го рассмотрения видов и форм динамики смысловых процессов, мы различаем по меньшей мере три их класса: процессы смыслообра-зования, смыслоосознания и смыслостроительства.

Первой разновидностью процессов «малой» динамики смысло­вых образований являются процессы смыслообразования, достаточно хорошо изученные на сегодняшний день. Мы, однако, несколько расширяем традиционное понятие смыслообразования (Леон­тьев А.П., 1972; 1977). А.Н.Леонтьев рассматривал его как процесс, проистекающий в системе «мотив—цель» или «мотив—условия». Б.А.Сосновский (1993, с. 50, 185) отметил, что смыслообразование не является прерогативой лишь мотива, его осуществляет субъект посредством иерархизированной структуры направленности чело­века, в которой мотив является лишь одним из элементов. О.К.Ти­хомиров, введя понятие операционального смысла, распространил идею смыслообразования «вниз», на систему «цель—условия» (Ти­хомиров, 1969; 1984; Тихомиров, Терехов, 1969). Операциональный смысл элемента проблемной ситуации представляет собой своеоб­разное отражение возможностей преобразования ситуации. Хотя операциональный смысл как таковой никак не характеризует лич­ность, он продолжает цепочку смыслообразующих связей «вниз», характеризуя отношение элемента проблемной ситуации (средства или условия) к стоящей перед субъектом в данной ситуации цели. В.Е.Клочко (1978) рассматривает операциональный смысл в каче­стве аналога личностного смысла на уровне «операции—условия». Б.С.Братусь (1981), в свою очередь, распространил идею смысле-

4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

образования «вверх», на иерархические отношения между мотива­ми разной степени общности.

Остается сделать лишь один шаг, чтобы понять смыслообразо-вание как глобальный процесс подключения новых объектов (яв­лений) к существующей цепи или системе смысловых связей, в результате чего эти объекты (явления) приобретают новый смысл, а смысловая система распространяется на новые объекты (явления); в результате эти новые объекты (явления) встраиваются в систему жизненных отношений субъекта или в новую их подсистему и при­обретают новые регулирующие функции (см. раздел 2.2.). Эти про­цессы могут иметь разный масштаб значимости — от возникновения нового операционального смысла шахматной фигуры в свете ново­го замысла, открывающего путь к победе в партии, до классовой ненависти к близким людям, внезапно оказавшимся «врагами» в свете «единственно правильного» учения — но суть их принци­пиально одна. Смыслообразование можно определить на языке психологических механизмов как процесс распространения смысла от ведущих, смыслообразующих, «ядерных» смысловых структур к частным, периферическим, производным в конкретной ситуации развер­тывающейся деятельности. Это и опредмечивание актуальных по­требностей, в результате которого предмет становится мотивом деятельности, приобретая соответствующий смысл (см. раздел 3.3.); что и процессы ситуативного развития мотивации, в которых фор­мируется система смысловой регуляции деятельности, обеспечива­ющая реализацию ее мотива (см. раздел 3.7.); это и окрашивание в сознании личностным смыслом различных фрагментов образа мира, которые выступают как цели либо условия осуществления деятель­ности (см. раздел З.1.). Смыслообразование же в традиционном его понимании (от мотива к цели и условиям деятельности) предстает лишь как частный случай, локальное звено смыслообразования в широком смысле слова. Более того, даже в этом локальном звене обнаруживаются варианты: источником ситуативных смыслов в те­кущей деятельности могут выступать не только мотивы, но и дру­гие смысловые структуры — смысловые диспозиции и смысловые конструкты; соответственно, достаточно четко различаются три механизма смыслообразования на одном этом уровне: мотивацион-ный, диспозиционный и атрибутивный.

В отличие от других видов динамики смысловых процессов, Смыслообразование характеризуется тем, что здесь не происходит содержательная трансформация смыслов. Оставаясь принципиально инвариантным, исходное смысловое содержание находит для себя новые превращенные формы и, перетекая в них и подчиняясь их «формообразующим закономерностям», меняет лишь форму своего

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

проявления в деятельности субъекта. Так, например, смысл денег в известных опытах Дж.Брунера и К.Гудмена (Брунер, 1977) из фор­мы общей смысловой диспозиции переходит в форму личностного смысла, трансформирующего воспринимаемые размеры конкретных монет. В ситуации целеполагания цель принимает на себя «смысло­вой заряд» мотива — целиком или частично, в зависимости от их содержательного соотношения — и приобретает благодаря этому по­будительную силу и т.п. При смыслообразовании, таким образом, происходит лишь расширение сети смысловых связей за счет под­ключения к ней новых и новых элементов. Если со стороны смысло­вого содержания деятельности смыслообразование выступает как фиксация инвариантного смысла в новых превращенных формах, то со стороны предметного содержания тот же процесс выступает как осмысление новых конкретных объектов, явлений и действий в кон­тексте исходных более общих смыслов.

Остановимся на общей характеристике процессов смыслообра-зования.

Во-первых, необходимо отметить общую направленность любых процессов смыслообразования, а именно «сверху вниз», то есть от полюса субъекта деятельности к полюсу ее объекта. Именно этот путь наполнения деятельности осмысленностью как одной из ее фунда­ментальных характеристик отмечают В.П.Зинченко и В.М.Мунипов (1976, с. 53).

Во-вторых, процессы смыслообразования подчинены опреде­ленной логике. В.К.Вилюнас отмечал, что именно «познавательный "слой", отражающий объективную действительность, служит по от­ношению к эмоционально-смысловым процессам субъективного "слоя" своего рода потенциальной схемой, подобно тому, как ка­навки, проложенные садоводом, создают потенциальную схему рас­пространения воды возможного дождя» (1976, с. 134). Эта образная характеристика является во многом верной, но, на наш взгляд, не­полной, поскольку направление процессов смыслообразования оп­ределяется не только рациональным познавательным отражением объективных взаимосвязей объектов и явлений действительности, но и иррациональным отражением иных их взаимосвязей в доминиру­ющей на уровне неосознаваемого психического отражения «иной логике», которой со времен работы З.Фрейда о толковании снови­дений (1913) все чаще уделяют внимание в самой разной связи (см., например, Леклер, 1978; Асмолов, 1996 а; Дмитриев, 1985 и др.). По сути, сама эта «иная логика», носящая метафорический характер, объективированная в мифах и проявляющаяся в сновидениях, и есть логика смыслов, то есть отражения не мира как такового, а мира в его единстве с субъектом (ср. Асмолов, 1996 а, с. 378).

I

4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ 257

В таком утверждении содержится опасность тавтологии: дейст­вительно, основой для смысловой динамики становится некая ло­гика, основой которой, в свою очередь, выступает смысловая динамика. Разделение генетического и функционального аспектов рассмотрения позволит нам эту тавтологию преодолеть, предполо­жив, что носителями «иной логики» выступают особые глубинные структуры психики, наиболее адекватным обозначением которых служит, на наш взгляд, термин «схематизмы» (Василюк, 1984, с. 157—161). Различного рода схематизмы, типа «интроектов» З.Фрей­да, «комплексов» К.Г.Юнга, «сценариев» Э.Берна и т.п., форми­руются в раннем онтогенезе (мы намеренно не касаемся здесь дискуссионных вопросов пренатального развития и «архетипов кол­лективного бессознательного») наряду с познавательными структу­рами сознания. В отличие от последних они, однако, конденсируют в себе опыт не познания мира, а отношений с миром, то есть смыс­ловой опыт. В функциональном же плане схематизмы влияют на актуальную смысловую динамику, подчиняя ее своим «формообра­зующим закономерностям» (см. Василюк, 1964, с. 160), направляя течение процессов смыслообразования в сторону от путей, дикту­емых «познавательным слоем» сознания (В.К.Вилюнас). Схематизм как таковой, если он не связан с аффективно заряженной смыс­ловой диспозицией, не порождает новых смыслов; но он как бы «искривляет пространство», в котором протекают смысловые про­цессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразую­щими закономерностями» логику психического отражения в «иную логику», которая и становится потенциальной схемой, определяю­щей развитие смысловых связей, то есть направление процессов с мыслообразования.

Смыслообразование, однако, не сводится к описанному «расто­чению смысла по канавкам». Его результатом нередко становится то, что смысловая структура, приобретая устойчивость, «перерастает» свое исходное место в деятельности и начинает выступать уже в ином качестве. Примером является хорошо известный феномен «сдвига мотива на цель» (Леонтьев А.Н., 1972), предпосылкой ко­торого является приобретение целью смыслового содержания, дос-1аточного для того, чтобы она могла самостоятельно инициировать деятельность, становясь тем самым мотивом. Таким образом, здесь мы имеем дело с трансформацией и самих смысловых структур — их ростом, развитием и переходом в новое качество, питаемым про­цессами смыслообразования.

Вторая разновидность динамики смысловых процессов порожда­ется направленной на них работой осознания. Рядом авторов в свое нремя подчеркивалось, что личностные смыслы и смысловые обра-

9 - 7503

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

зования не изменяются от факта их осознания (Асмолов, Братусь и др., 1979; Асмолов, 1990). Необходимо, однако, различать два прин­ципиально различных, на наш взгляд, процесса: осознание смыс­ловых структур и осознание смысловых связей.

В первом случае речь идет о работе интроспекции (самоанализа), результатом которого является констатация субъектом присутствия в структуре регуляции жизнедеятельности определенных смысло­вых структур — мотивов, диспозиций и др. — оказывающих на его жизнь более или менее существенное влияние. Такое осознание может выступать результатом не только самоанализа, но и приме­нения специальных приемов психологического воздействия (напри­мер, психоанализа или некоторых других психотерапевтических техник), а также спонтанно, в соответствии с механизмами, описы­ваемыми «теорией самовосприятия» Д.Бема (см. Хекхаузен, 1986 б, с. 67—69). В подобных случаях, действительно, сам факт осознания не трансформирует соответствующие структуры ни в содержа­тельном отношении, ни в отношении их действенности. Позитив­ный терапевтический эффект обеспечивается за счет того, что осознание наличия соответствующих внутренних регуляторов от­крывает перед субъектом потенциальные возможности для соз­нательной перестройки своих отношений с миром. Дальнейшее осуществление такой перестройки и трансформация соответствую­щих смысловых структур (или неспособность ее осуществления) прямо не вытекает из факта осознания смысловых структур, кото­рое, повторяем, само по себе не приводит к их изменению.

Совсем иначе предстает процесс осознания смысловых связей. Это направленная не столько на себя, сколько на мир рефлексив­ная работа сознания, заключающаяся в решении особой задачи. «Сознание строится, формируется, — писал А.Н.Леонтьев, — в ре­зультате решения 2-х задач: 1. Задачи познания реальности (что сие есть?); 2. Задачи на смысл, на открытие смысла (что сие есть для меня?). Последняя задача, то есть "задача на смысл", — есть труд­нейшая задача. В своем общем виде это — "задача на жизнь"» (Ле­онтьев А.Н., 1991 б, с. 184). Задача на смысл характеризуется А.Н.Леонтьевым (1977) как задача осознания тех мотивов, которые сообщают смысл тем или иным объектам, явлениям и действиям. Такое понимание, однако, тоже нуждается в расширении, посколь­ку, в соответствии с изложенным выше представлением о смысле-образовании, мы вправе задаться вопросом о смысле мотива в контексте потребностей и ценностей, о смысле потребности в кон­тексте всей жизни человека и даже о смысле жизни — в контексте жизнедеятельности человечества в целом (см. также Братусь, 1985). В наиболее общем виде задача на смысл есть задача определения

4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ

места объекта или явления в жизнедеятельности субъекта. Она может ставиться по отношению к собственному действию (ради чего я это сделал или делаю или собираюсь делать; какие мотивы за ним стоят, какие потребности или ценности находят реализацию в этом действии и к каким следствиям оно приведет), а также по отношению к объектам, явлениям или событиям действительности (какое место они занимают в моей жизни, в моем жизненном мире, для каких аспектов моей жизни они небезразличны, как могут повлиять на нее, какие иметь последствия).

О ставшей задаче человеку сигнализируют «безотчетные, то есть субъективно беспричинные» эмоции, порождая вопрос: «Что про­изошло, что дало эмоциональный след, эмоциональный тон жизни (настроение)?» (Леонтьев А.Н., 1991 б, с. 185). С.Л.Рубинштейн го­ворит о неосознанных или неадекватно осознанных чувствах там, где причина переживания остается скрытой от субъекта (Рубинштейн, 1959, с. 159—160). Но, строго говоря, неосознанным в этой ситуа­ции является именно смысл, о котором сигнализирует данное про­ектированное в сознании эмоциональное переживание, то есть место объекта, явления или действия, к которому оно отнесено, в жизнедеятельности субъекта. «Осознавать явления и события значит мысленно включать их в связи объективного мира, видеть, воспри­нимать их в этой связи» (там же, с. 158). В свою очередь, осознавать смысл явлений и событий — значит, включать их в систему Смыс­ловых-связей жизненного мира субъекта, видеть их уникальное, ис­ключительное и вместе с тем объективное место в собственной жизнедеятельности.

Решение задачи на смысл, то есть более полное, по сравнению с исходной ситуацией, осознание смысловых связей определенно­го объекта, явления или действия с жизнедеятельностью субъекта в целом (и, далее, с жизнедеятельностью социума и человечества) приводит к изменениям, которые по отношению к исходному смыс­лу выступают как его вербализация, а по отношению к предметно­му содержанию — как расширение контекста его осмысления. Вербализация смысла, то есть его воплощение в значениях, пере­водит его на новый уровень функционирования. Во-первых, он по­лучает некоторое причинное объяснение (Вилюнас, 1976, с. 93). Во-вторых, он становится ограничен определенными рамками, су­жается его объем (Тихомиров, 1969, с. 198). В-третьих, приобретая семантическую определенность, «семантизируясь», смыслы теряют пластичность, свободу взаимодействия между собой: «то, что за­фиксировано в развернутой речи, приобретает стабильность, утра­чивает смутные, зыбкие очертания субъективного переживания, становится надындивидуальным социальным фактором, орудием

ч*

260 глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

общения, "именем" объекта и потому феноменом, ясно осознава­емым. Но за все эти привилегии надо платить. А плата заключается в ущербе, который этими преимуществами наносится способности к легкому установлению новых связей оречевленного смысла с другими смыслами. Сколько приобретается в результате вербализа­ции смысла в его логической завершенности, столько утрачивает­ся, по-видимому, в его потенциях к дальнейшему развитию» (Бассин, 1978, с. 741). Это изменение отражает переход законов взаимодей­ствия смыслов от вневременной и нечувствительной к противоре­чиям (Асмолов, 1996) логики бессознательного к подчинению их более жесткой логике сознания.

Расширение контекста осмысления объектов, явлений и дейст­вий характеризует процесс осознания смысловых связей с несколько иной стороны. Каждый знает по своему опыту, что не­посредственная оценка жизненного смысла объектов, явлений и действий может впоследствии, по размышлении, оказаться поверх­ностной и неадекватной. Оценив какое-либо событие как благопри­ятное с точки зрения сиюминутных нужд, я могу впоследствии осоз­нать его негативный смысл в контексте стратегических жизненных целей и ценностей, в более далекой временной перспективе. Воз­можно и обратное — примеры можно позаимствовать из логотера-певтической практики В.Франкла (1990). Франкл характеризовал совесть как орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить истинный смысл (Frankl, 1975). Поэтому можно сказать, что задача на смысл (применительно к поступкам) — это задача на совесть, а отказ от осмысления, от решения задачи на смысл — это отказ от совести. Ведь ссылка на давление обстоятельств или на подчинение приказу как обоснование неблаговидного поступка есть не что иное как уход от задачи на смысл — в противном случае сохранение самоуважения и душевного равновесия было бы вряд ли возможно. Во всех случаях для осознания истинного смысла через расширение контекста осмысления требуется определенная интеллектуальная работа, которая не под силу человеку, живущему исключительно сиюминутными нуждами и интересами, и не задумывающемуся над стратегической жизненной перспективой. Ярким примером этого служат больные хроническим алкоголизмом (см. Леонтьев, Бузин, 1992) и несовершеннолетние правонарушители (Васильева, 1995; 1997).