Возникающая социальная структура, проблема власти и социального контроля

Возможности будущих моделей поведения определя­ются не только экономической, но и политической и социальной структурой общества. Так, нам предстоит изучить, какие формы власти будут или должны будут существовать, как следует распределять власть и контролировать ее. Наш подход к этим

[545]

вопросам должен быть реалистичным, т. е. он не должне быть ни реакционным, ни утопическим. Общество не может пред­ставлять собой сообщество ангелов, социальную систему, функционирующую без какого-либо давления и основываю­щуюся на абсолютном и добровольном согласии. Такой под­ход не реалистичен, а анархистски-утопичен, так как вообще отрицает необходимость власти и полагает возможным пост­роить общество только на основе взаимопомощи, сотрудниче­ства и любви. Противоположный подход также нереалистичен и неудовлетворителен. Этот реакционный подход благодушно принимает существующие формы социального и политическо­го подавления как извечные и не пытается изменить исполь­зуемые социальные методы. Реакционный подход исключает, таким образом, применение философии власти, он признает в конечном итоге лишь голую власть и пытается подменить всю социальную технологию методами подавления и приказов. Этот подход был наилучшим образом реализован в филосо­фии и практике нацизма. Но мы не может согласиться и с фи­лософией власти, господствующей в коммерческом обществе, согласно которой все зло, исходящее от власти, можно унич­тожить, если только отказаться от применения голой власти. Эта философия не отрицает применения давления с целью достижения желаемого результата, будь то с помощью эконо­мических или других косвенных методов.

Общее обсуждение законных форм применения власти будет иметь смысл, если только рассматривать эти общие идеи в сфере их конкретного применения в будущем социальном порядке. Мы ждем от экономистов, чтобы они разработали проект нашего типа плановой экономики, который позволил нам хотя бы приблизительно психологически и морально при­способиться к его последствиям, а от политиков, чтобы они описали конкретные формы использования власти в плановом и демократически контролируемом социальном обществе.

Наша просьба нарисовать картину, где экономическая и политическая структуры будет описана в строгом соответ­ствии с существующими в ней психологическими подходами и моральными нормами, вовсе не невыполнима. Она лишь про­тиворечит нашему традиционному образу мыслей, в котором психология и социальная структура абсолютно разделены и изолированы. И если можно при условии знания правил игры сказать, какие из этих норм и подходов будут благоприятство­вать развитию сотрудничества, а какие формировать дух ин­дивидуального соперничества и агрессивности, то возможно также с определенной долей уверенности предсказать, какие качества и психологические подходы необходимы для функ­ционирования демократического общества и насколько пла­нирование осложнит эту модель.

[546]

Если меняющаяся структура власти будет описана в общих чертах, то можно будет предсказать, какая дисциплина будет преобладать в ней при различных обстоятельствах, а также какое обучение необходимо для обеспечения требуе­мой дисциплины. Весьма вероятно, что демократически конт­ролируемое плановое общество будет основываться главным образом на новом виде самоконтроля, для которого характер­но прекращение споров и разногласий в ситуации, когда надо действовать и принимать решения, а также добровольное согласие временно подчиниться своего рода внутреннему диктатору, если в противном случае альтернативой является подчинение внешнему диктатору. Этот тип демократической са­модисциплины может быть достигнут только при добровольном сотрудничестве светского и религиозного образования, прес­сы и других факторов общественного мнения. Вполне воз­можно набросать в общих чертах картину нового социального порядка, достаточно подробную, чтобы можно было сформу­лировать новую социальную и образовательную политику.

Если нам не удастся заменить исчезающий старый со­циальный контроль новым, то мы можем быть вполне уверен­ными в том, что появится контроль-заменитель, однако очень сомнительно, что эти случайно возникающие новые виды кон­троля будут более адекватными, чем те, которые могли бы быть совместно выработаны нашими лучшими учеными, теоло­гами, философами, педагогами, социальными работниками и т. д. Если в нашем массовом обществе ни школа, ни церковь и рели­гия не могут выработать моральные нормы, модели действия и парадигматический опыт, то кино и другие коммерческие институты берут на себя задачу обучения людей тому, к чему они должны стремиться, кому повиноваться, как быть свобод­ными и как любить.

И если нашим лучшим мыслителям кажется слишком трудной такая задача, как разработка представлений о будущем, для чего необходимо, к примеру, разработать политику в области образования, соответствующую природе общества с нашим пониманием свободы, силы и власти, то найдутся другие ме­нее щепетильные люди, которые справятся с этой задачей.

11) Характер совместных усилий, необходимых для понимания перехода от непланируемого общества к планируемому

Совершенно очевидно, что я прошу экономистов и со­циологов разработать временную схему действенного соци­ального порядка вовсе не для того, чтобы переориентировать в общих чертах теологию, социологию и образование или создать утопический образ, не думая о его реализации. В на­стоящий момент никакая переориентация невозможна без

[547]

обсуждения принципов, которые должны стать руководящими. Тот факт, что мы видим возможное направление развития, вовсе не означает, что мы не должны исходить из мира, каков он есть, а также, что планирование в переходный период ме­нее важно, чем на последующих стадиях. Поэтому по многим причинам будет важно получить от экономистов и политологов достоверную информацию относительно перемен в направле­нии планирования, произошедших во время войны. И хотя многие инструкции и методы планирования исчезнут с оконча­нием войны, некоторые из них представляют плацдарм для послевоенного планирования в мирное время. Поэтому очень важно решить, какие типы вмешательства ведут при своем свободном развитии к фашизму, а какие могут быть использо­ваны как средства достижения желаемого нами порядка.

Мысль о том, что планирование в переходный период еще более важно, чем на последующих стадиях, ведет к предположению о том, что целесообразно начать с анализа недостатков современного общества, которые кажутся нам невыносимыми. Борьба со злом в нашем обществе часто не­сет в себе творческие, конструктивные и позитивные предло­жения. Так, конкретная критика существующей образователь­ной системы, пренебрежения молодежью и недооценки нега­тивных последствий безработицы сами по себе будут способ­ствовать органическим преобразованиям в обществе. Конеч­но, если подобная реформистская критика останется изоли­рованной и не будет найдена взаимозависимость между симп­томами, я не вижу никакого выхода на настоящей стадии раз­вития. Мы не можем успешно бороться с трудностями, не стремясь к созданию цельной картины всего общества. Имен­но здесь теолог, философ и социолог, задача которых думать о человеке и его жизни в обществе, могут дополнить работу государственных служащих и социальных работников, кото­рые в силу своей профессии привыкли думать на языке изо­лированных симптомов и ведомств.

Начиная с конкретной критики, полезно иметь в виду, что, рассматривая случай неадаптивности в современном об­ществе, нужно учитывать тот факт, чтоее причины кроются как в капиталистической системе, так и в урбанизации или механизации. Это различие довольно важно, поскольку сред­ства для борьбы с каждым из этих зол специфичны, а в боль­шинстве случаев именно капитализму приписывают то зло, которое порождается урбанизацией или механизацией. Так, при рассмотрении проблем досуга эти три различных источни­ка вредных последствий должны изучаться отдельно.

Другой существенный социальный аспект, имеющий решающее значение для перевода христианских принципов в современные условия, состоит в том, что христианские ценно-

[548]

сти первоначально выражались на языке соседской общины аг­рарного мира. Это добродетели первичной группы (Кули)⁷², т. е. такие свойства, которые непосредственно относятся к условиям, в которых преобладают личные контакты между людьми. В пер­вичных группах заповедь «Люби своего ближнего» непарадок­сальна, в то время как не совсем ясно, как ей следовать в боль­шом обществе, всех членов которого вы даже не знаете лично, не говоря уже о любви - личностном отношении par excellence⁷³. Сейчас христианство основывается на этом парадоксе. Новизна его в том, что ценности первичной группы распространяются на более широкое окружение. Принцип соседских отношений пре­вращается в крупномасштабный принцип социальной организа­ции. Парадокс не может быть разрешен на уровне наивного и простого сознания, которое склонно немедленно применять его ко всем и каждому. Настоящее решение может быть найдено лишь в проектировании сущности парадигмы на различные соци­альные плоскости. В мире крупных институтов это означает тер­пимость лишь по отношению к тем из них, которые либо вопло­щают в своей структуре принципы первичных добродетелей, либо делают возможным их осуществление в личных отношениях. Так, например, демократия как политический институт представляет проекцию принципа братства на организационную плоскость, причем здесь все равны по крайней мере в отношении полити­ческих прав и возможностей. Чтобы показать, как институты могут мешать развитию, межличностных отношений в христианском духе, Толстой когда-то подчеркивал нехристианский характер института крепостничества, ибо он с самого начала исключает возможность христианского братства как в поведении крепостно­го, так и помещика. Конечно, при более подробном обсуждении проблемы можно сказать, что всегда есть возможности примене­ния основных заповедей христианства в межличностных отноше­ниях вне институтов. Так, например, крепостной и помещик, вдох­новленные примером Христа, могли бы сломать установившиеся политические и социальные отношения и вести себя как христиа­не. Это, конечно, возможно и осуществимо, и долг христиан сле­дить за тем, чтобы христианство прежде всего осуществлялось в сфере межличностных отношений, поскольку есть вещи, которые не зависят от политических факторов. Однако чрезвычайно опас­но, если этот опыт будет поддерживаться как предлог и отговорка для оправдания уступчивости, праздности и подхалимства в по­литике в собственном смысле слова. Во все времена было трудно отделять личные отношения от окружающих социальных и поли­тических структур. В современном мире это становится еще труд­нее, поскольку тенденция к тоталитаризму препятствует возник­новению оазисов уединенности и чисто личных отношений⁷⁴.

Дух социальной системы не может быть, как правило, оценен сразу же, однако фактически он пронизывает всю сис-

[549]

тему. Его негативное воздействие можно оценить, только по­няв до конца смысл всей духовной атмосферы этой системы. Так, например, ограниченность древнегреческого образа жиз­ни становится очевидной лишь тогда, когда мы вспоминаем, что Аристотель считал само собой разумеющимся тот факт, что рабов не признавали полноправными людьми. Подобный пример доказывает невозможность бегства от политики.