Четыре основные сферы религиозного опыта

Ответ на вопрос, может ли вмешательство, заключа­ющееся в создании институтов, и сознательное планирование сделать что-либо для религиозной жизни, будет, конечно, зависеть главным образом от того, что мы считаем сутью ре­лигиозного опыта. Я попытаюсь далее в обобщенном виде изложить важнейшие точки зрения на сущность религии.

а. Согласно первой точке зрения, сущность религии обнаруживается в личном общении с Богом. Отсюда следует, что ничто другое в жизни не имеет истинного значения и что ничего не надо планировать. Тем не менее даже мистики при­знавали, что существуют определенные условия, благоприят­ствующие или неблагоприятствующие этому опыту. Жизнь монахов в монастыре - вот еще одно выражение той истины, что религиозный контакт со сверхчеловеческим связан с оп­ределенными внешними условиями. Монахам разрешалось обрабатывать землю либо жить, прося подаяние; коммерчес­кая же деятельность считалась для них недопустимой, так как она способствует формированию духовного склада, отвлека­ющего ум от религиозного призвания. Планировать можно даже экстатический опыт, если правильно понимать планиро­вание. Возникает вопрос, не станет ли монашеское уединение в качестве формы полного или временного ухода от мирских дел наилучшим средством исцеления от дегуманизирующих последствий цивилизации деловых и хлопотливых людей. Если это произойдет, то монашеское уединение будет снова

[526]

выполнять две функции. Первая из них будет состоять в том, чтобы предоставить все возможности людям, являющимся, так сказать, специалистами в области религиозного опыта, которые должны будут, не приспосабливаясь к новому окру­жению, передать открывшееся им духовное начало последу­ющим поколениям. Эти люди будут стражами духа, для кото­рого чистота глубокого переживания важнее современности. Но, во-вторых, будут и более светские «ордена», куда смогут войти на время активные политические деятели и бизнесмены с целью размышления, вступая таким образом в контакт с людьми, далекими от борьбы за существование. Задача светского челове­ка будет состоять, далее, в переводе воодушевления на язык современного мышления и практики. Современное общество нуждается в уединенности как противовесе массовому опыту. Одной из характерных черт русского коммунистического экспе­римента является его враждебность любому уединению. Анг­лия более чем какая-либо другая страна обладает возможно­стью, находясь на пороге века планирования, сделать стрем­ление к уединению одной из характерных черт планируемого общества. Однако ни в коем случае нельзя смешивать безду­ховное уединение, как, например, убивание времени, сидя у камина, с одиночеством, необходимым для глубокого религи­озного опыта. Бездуховная форма одиночества может скры­вать в себе еще большую пустоту, чем шум толпы.

б. Согласно другой точке зрения, истинный религиозный опыт может существовать лишь в личных взаимоотношениях, а Бог присутствует тогда, когда два или три человека собра­лись вместе во имя Бога. Взаимопомощь и личностное воо­душевление для таких людей гораздо важнее, чем утонченная практика мистиков, которые в своем крайнем эгоизме удаля­ются от светского мира. Сторонники данной точки зрения по­святят свою деятельность восстановлению добрососедства и товарищества.

в. Третья точка зрения заключается в том, что одна из существенных черт религиозной реальности входит в структу­ру социальной жизни. Субъективный аспект религиозного опыта может быть очень важным, однако нельзя не заметить того факта, что частично этот опыт присутствует и в социаль­ной доктрине, которая может соответствовать правильной или неправильной модели, быть духовно богатой или бедной. Со­циальная модель - это нечто большее, чем сумма различного рода деятельностей отдельных индивидов; человек создает эту модель сознательно или неосознанно. Так, граждане гре­ческих полисов чувствовали ее, древние римляне, создатели великой империи, и англичане также приложили все свои си­лы для создания такой модели. Если социальная модель про­питана духовностью, то между ней и индивидами существует

[527]

постоянный взаимообмен. Индивид отдает обществу свои лучшие силы и получает от него силы, намного превышающие его собственные, поскольку ему отвечает совокупная одухот­воренность всего общества. Этот процесс напоминает коллек­тивное строительство собора - анонимного творения искусст­ва, в котором нельзя выделить вклад отдельного зодчего или скульптора, будь то даже самого гениального, поскольку никто не может сказать, где начинается его творение и в какой сте­пени оно может считаться плодом его индивидуального гения.

Если индивид живет в таком обществе, то он обычно достигает значительно большего, чем если бы он полагался исключительно на свои индивидуальные духовные возможно­сти. Преимущество духовно богатой социальной модели зак­лючается в том, что индивид не может опуститься ниже опре­деленного уровня. (Трагедия Германии заключается в том, что ей не удалось создать истинное общество такого рода.) Опас­ность жизни в обществе с укоренившейся моделью заключа­ется в том, что индивид, живя сверх своих индивидуальных возможностей, может отказаться от борьбы, ибо, следуя обы­чаю и усвоив должные привычки, может вести безупречную жизнь, не прилагая для этого особых усилий и не проявляя силы воли. Опасности социальной модели с религиозным опытом таятся в том, что все постепенно и непостижимо пре­вращается в условность, причем никто не в состоянии сказать, где и когда начинается вырождение. Тот, кто полагает, что для нормального развития индивида важна вся социальная модель общества в целом, верит в своего рода коллективное спасение и придает совершенствованию социальной структу­ры по крайней мере такое же значение, как и улучшению ус­ловий для индивидуального спасения с помощью личного опыта или путем создания условий для возникновения чувства братства и товарищества.

Важно отметить, что большевистский общественный идеал во многом представляет собой секуляризированную форму этой идеи - спасение с помощью справедливого соци­ального порядка.

г. И наконец, последняя точка зрения представлена теми, кто полагает, что истинные гарантии религиозной жизни надо искать в сохранении условностей, столь сильно презира­емых современным обществом. Регулярное посещение церк­ви и службы, соблюдение определенных обрядов, ортодок­сальность в отношении основных вопросов считаются лучши­ми гарантами выживания, чем сомнительный внутренний ре­лигиозный опыт, который ведет неизвестно куда. Это своего рода религиозный бихевиоризм, который существовал уже задолго до появления бихевиоризма как психологической доктрины. Подобно тому как бихевиоризм полагает, что для

[528]

сохранения социального порядка гораздо важнее создание подходящих обычаев, нежели изощренных идей и доктрин, эта форма ритуальной ортодоксии видит гарантии для религии в религиозном обычае и обряде. Еще одна аналогия между психологическим бихевиоризмом и ритуальной ортодоксией состоит в вере в то, что опыт действует на человека извне. Соблюдение религиозных обрядов создает особую форму для поглощения и направления человеческой энергии. Какими бы здоровыми ни были импульсы, они истощаются, не будучи должным образом направлены в социальном и религиозном отношении. Согласно данной точке зрения, планирование рели­гиозной жизни представляет собой заботу о формировании религиозных обрядов и создании возможностей их отправления.

Из этого анализа следует, что планирование религиоз­ной жизни может иметь различное значение в зависимости от точки зрения на сущность религии. В каждом отдельном слу­чае находятся различные средства в соответствии с особен­ностями религиозной философии. Лично я верю не в какое-либо одно, а во множество различных средств и полагаю, что религия существует во всех рассмотренных выше формах и что единственным удовлетворительным подходом к планиро­ванию может быть лишь плюралистический подход. Как мне кажется, постоянно происходит изменение содержания и сути религии. На некоторых этапах религия существует на уровне чисто личностного опыта, например у мистиков. Иногда она выливается в форму братства, порой пронизывает всю модель социальной организации или бездействует, присут­ствуя лишь в человеческом мышлении и устаревших обрядах. Если моя точка зрения правильна, то проблема планирования религиозной жизни состоит в признании многообразия суще­ствующих ее форм, иногда благоприятствующих, а иногда и мешающих друг другу. Нельзя планировать религиозную жизнь абстрактно, однако можно планировать различные кон­кретные формы религиозной жизни, как было описано выше. Существуют различные средства спасения в зависимости от того, ощущается ли потребность в создании возможностей для уединения, внутренней духовной концентрации или рели­гиозного экстаза. Точно так же как нет общего принципа пра­вильного планирования и общеустановленной технологии, нет и принципов планирования религиозной жизни. В обществе существуют определенные сферы, в которых требуется стро­гая организация и регламентация необходимой деятельности, как, например, организация транспорта или наиболее эффек­тивных способов нормирования продовольственных и промышленных товаров; но существуют и такие сферы, где необходимо создать простор для органического роста и с кор­нем вырвать семена вырождения институтов. Иногда доста-

[529]

точно реорганизовать общество таким образом, чтобы сохра­нить естественные возможности, стимулирующие товарище­ство, самоуправление и спонтанность развития, а все осталь­ное придет само собой. Есть случаи, когда все зависит от вдохновения, и планирование состоит не только в институци­ональных мерах, но и в индивидуальных решениях. Если че­ловек наделен даром предвидения, ему должны быть предос­тавлены все возможности для реализации этого дара; если существует небольшая секта или группа, обладающая исклю­чительным опытом, члены которой взаимно вдохновляют друг друга, то этой группе должны быть предоставлены возможно­сти оказывать влияние. В этой сфере устранение особых форм фрустрации и борьба против vis inertiae⁶⁰ закрепленных законом интересов гораздо важнее общих постановлений. Планирование ради свободы не общая регламентация, а гиб­кая форма развития общества, и оно состоит в дифференци­рованном использовании различных подходов.

Следует иметь в виду еще и следующее: хотя различ­ные формы религии очень часто сосуществуют в обществе и вносят свой вклад в одухотворение жизни, все вместе они образуют динамическую сущность и в один исторический пе­риод все может зависеть от силы личностного опыта, а в дру­гой - от жизненности братских отношений или традиции.

Выживание Великобритании связывается с тем, смо­жет ли она стать не только генератором идей и побуждений, но и создателем нового видения лучшего будущего, которое вдохновит людей социально и духовно на борьбу против ми­ровой агрессии. В настоящий момент царит всеобщее чувство оцепенения. Несмотря на активный опыт Великобритании, положение этой страны и ее народа, пережившего страшные бедствия, все же во многих отношениях особое. Великобрита­ния находится в самом центре болезненного процесса пере­смотра такого склада мышления и эмоциональных установок, которые сформировались и господствовали в атмосфере бе­зопасности и внешней стабильности.

Если действительно произойдет возрождение, то будет ли оно обязано институционализированной религии? Что же поистине означают традиция и институты для людей, в кото­рых еще -живет христианская вера? Или же более вероятно, что все внимание будет сосредоточено на личном опыте и товариществе? Существует ли возможность возрождения ре­лигии для больших масс населения или же церковь вновь не­преклонно будет исключать из своих рядов людей, которые в состоянии совладать с новыми реалиями внутреннего и внеш­него мира? В последнем случае опять появятся еретики и сек­ты, которые будут жить в соответствии с требованиями вре­мени. С другой стороны, раскол такого рода перед лицом

[530]

сильного и единого врага будет опасен, и нам надо стремить­ся сделать все возможное для религиозного возрождения в рамках церкви.