Серапион Владимирский о милосердии и любви к ближнему
«Не было кары, которая бы нас миловала, и теперь непрестанно казнимы: обратились мы к Господу, <...> не раскаялись в наших грехах, не отступились от злых своих нравов, в ничтожестве пребывая, себя почитаем великими. Вот почему не кончается злое мучение наше: зависть умножилась, злоба нас держит в покорстве, <...> к ближним вражда вселилась в наши сердца, ненасытная жадность поработила, не дала нам оказывать милость сиротам, не дала познать природу людей — но как звери жаждут насытить плоть, так и мы жаждем и стремимся всех погубить, а горестное их имущество и кровавое к своему присоединить; звери, поев, насыщаются, мы же насытиться не можем: того добыв, другого желаем! Что же следует делать нам, чтобы грехи исчезли, те, что терзают нас? Вспомните достойно написанное в божественных книгах; что и Владыки нашего самая важная заповедь — любите друг друга, милость имейте ко всякому человеку, любите ближнего своего, как самого себя. <...> Если же в чем совратимся, опять к покаянью прибегнем, любовь в Боге проявим, слезы прольем, милость нищим по силе сотворим, если сможем бедным помочь — от бед избавляйте. Если не станем такими — гнев Божий будет на нас; всегда пребывая в любви, спокойно мы заживем!» [27, с. 445, 449].
Итак, многовековое монголо-татарское иго разорило русские земли, но не смогло ослабить традицию терпимо-сострадательного отношения к убогим, напротив, она крепнет. Присущее славянам-язычникам отношение к немощным, обогащенное идеалами христианского благочестия, начинает оформляться в особую традицию милосердия к убогим — традицию нищелюбия. Развитие же церковной благотворительности сдерживается опустошением земель, обнищанием представителей всех сословий, а также тем, что «внутренний государственный порядок изменился: все, что имело вид свободы и древних гражданских прав, стеснялось, исчезало» [18, с. 134, 135].
Напомним, что «сень варварства <...> скрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались, народ освобождался от рабства, нравы смягчались» [18, с. 134].
К№ Средние века печальная эпоха
Население Руси продолжало оставаться носителем традиционной — доправовой (в смысле позитивного права) — культуры, государственный закон не регулировал отношение общества к интересующим нас людям. Правила же сострадательного отношения к убогим, предписываемые обычаем и православием, соблюдать становилось все труднее. Гнули и ломали традицию милосердия не ордынцы, а невзгоды и лишения, обильно выпавшие на долю населения средневековой Руси. «К самым несчастным и печальным эпохам истории многострадального русского народа» относит Н. И. Костомаров время княжения Дмитрия Донского: «Беспрестанные разорения и опустошения то от внешних врагов, то от внутренних усобиц следовали одни за другими в громадных размерах. <...> К этому присоединялись физические бедствия. Страшная зараза, от которой русская земля страдала в 40-х и 50-х годах XIV в. наравне со всею Европою, повторилась и в княжение Дмитрия с большою силою в разных местах Руси. <...> К заразе присоединялись неоднократные засухи, как, например, в 1365, 1371 и 1373 гг., которые влекли за собою голод, и, наконец, пожары — обычное явление на Руси. Если мы примем во внимание эти бедствия, соединявшиеся с частыми разорениями жителей от войн, то должны представить себе тогдашнюю восточную Русь страною малолюдною и обнищалою» [18, с. 189].
Человеческая жизнь обесценивалась, смерть ребенка, особенно слабого или увечного, воспринималась близкими как облегчение.
Прекрасно иллюстрирует крестьянские нравы народный способ излечения спинной сухотки (таЬез), которую в селах именовали «стенью». По совету знахаря, пишет И. П. Сахаров, «больное дитя несут в лес, ищут раздвоенного дерева, кладут его в этот промежуток на трое или менее суток, сорочку вешают на дерево, потом вынимают его и ходят трижды девять кругом дерева. После этого приносят домой, купают в воде, собранной из девяти рек или колодцев, обсыпают золою, собранною из семи печей, кладут на печь... Часто случается, что дитя умирает в лесу, оставленное обнаженным на открытом воздухе, или испускает дыхание под обливанием холодной водою. Совет знахаря, это явное убийство, почитается в деревнях благодеянием» [39, с. 104].
Большая часть населения, и прежде всего сельские жители, продолжали следовать языческим предрассудкам. Уже упоминавшийся нами Серапион Владимирский в конце XIII в. с гневом восклицал: «Языческих обычаев держитесь: в колдовство верите и огнем пожинаете невинных людей <...>. Из книг каких иль писаний вы слышали, будто от колдовства на земле наступает голод или что колдовством хлеба умножаются? <...> Вот нынче три года хлеб не родится не то-л ько в Руси, но у католиков тоже — колдуны ль так устроили? А не Бог правит своим твореньем, как хочет, нас за грехи наказуя? <...> Как можете вы осуждать на смерть, если сами страстей преисполнены? И по правде не судите: иной по вражде это делает, другой — же-
' |
....<■. ■; |
4?г -•- |
;.'>,-',ч:.:,л.:.,.,-^А--^-- --;'--;^ |
■йм& ^*'^':;
I*"'
г
лая той горестной прибыли, третий — по недостатку ума; хотел бы убить да ограбить, а что и кого убивать — того и не знает!» [27, с. 451]. Нет оснований полагать, что за последующие три столетия правы простонародья существенно смягчились под влиянием православия. Деревня по-прежнему жила общинными ценностями, сохраняя языческие обряды. Самосуды с их испытаниями водой и огнем не могли обойти лиц с физическими и умственными недостатками.
Светская власть вспоминает о нищих и убогих лишь в начале XVI столетия. Вполне закономерно, что попытка организации призрения предпринимается в момент сплочения русских княжеств. Деяния великого князя Василия III, завершившего объединение земель вокруг Москвы, для нас интересны тем, что именно ему принадлежит инициатива открытия при московских церквях и монастырях богаделен. В ту пору численность нищих в столыюм граде достигла небывалых размеров. И. Г. Прыжов пишет: «Неимущие, захребетники, бобыли, беглые, погорелые, ослепшие, спившиеся; идут они перед нами, и масса их постоянно увеличивается от отсутствия в жизни всяких человеколюбивых начал, от постоянных разгромов, пожаров, ежегодно истреблявших целые города, моровых поветрий, голодных времен, рабства и пр. и пр.» [35, с. 126]. Ночевали бездомные бродяги вблизи монастырей и больших храмов, образуя слободы нищих. Дабы обезопасить горожан, Василий III ввел ночную стражу, повелев на ночь замыкать городские улицы рогатками, бродяг же определить по богоугодным домам. Хорошо осведомленный о жизни западных городов князь московский, возможно, пожелал воспользоваться их опытом защиты горожан от попрошаек. Так в столице появляются первые богадельни для призрения не способных к труду, в том числе слепых, немых, калек и бесноватых.
Говоря о первых московских богадельнях, не забудем, что это не более чем «укромные избушки, кельи и клети, кои рассеяны были по улицам, переулкам в Кремле и Китае, Белом и Земляном городах, при церквях, часовнях и монастырях» [35, с. 130]. Никакой помощи, тем паче лечения, богадельни не предоставляли и, по мнению И. Г. Прыжова, «никакой не приносили пользы для призрения бедных. Если кому и удавалось жить там и получать содержание, то это были случайные люди, дармоеды» [35, с. 130]. Подвиг нищенства, понимаемый в Киевской Руси как отречение от благ и богатств мира сего, в Средние века стал весьма распространенным промыслом. «Милостыню и корм годовой, хлеб, соль, деньги и одежду по богадельным избам во всех городах дают из царской казны, христолюбцы также милостыню подают; но в богадельные избы вкупаются у при-кащиков мужики с женами, а прямые нищие, больные и увечные без призору по миру ходят» [3, с. 44].
Итак, столетия ига не поколебали терпимо-сострадательного отношения к нищим и калекам, но русские города, попав под «сень варварства», обескровели и обессилели. Уповать оставалось на Церковь, но та за долгие столетия междоусобиц сама обнищала и, в отличие от католической, не имела средств для развития призрения, ограничиваясь предоставлением крова и скудной пищи незначительной части убогих.
В невыносимых условиях Средневековья сохранялись и усиливались языческие предрассудки, в силу чего люди с врожденными уродствами и психическими расстройствами могли становиться жертвами сельских самосудов.
Светская власть вспоминает об убогих только в начале XVI столетия, объединяя русские земли вокруг Москвы и сталкиваясь с неимоверным числом нищих, среди которых пребывало немало слепых, немых, калек и бесноватых. Власть предпринимает попытку организовать призрение «живущих Христа ради», предлагается открывать при московских церквях и монастырях богадельни, чтобы обеспечить самый простой приют и скромное пропитание. Однако нищенство, понимаемое в Киевской Руси как подвиг, становится в печальную эпоху Средневековья промыслом, из-за чего появляется новый оттенок в восприятии фигуры нищего и убогого государственной властью.
ЦЩЩ Эпоха Ивана Грозного:
организация призрения - прерогатива самодержца, церковь зависима от него, личные свободы отсутствуют
Глобальные политические перемены в жизни восточнославянских княжеств происходят во второй половине XV — первой половине XVI столетия. Это время их выхода из-под власти Орды и объединения в Российское государство со столицей в Москве, тогда же завершается формирование русской (великорусской) народности.
К концу XVI в. Русская православная церковь и по содержанию и по форме сделалась национальной, с учреждением самостоятельного патриаршества прекратилась ее зависимость от Константинополя. Москва если и не становится Третьим Римом, то, несомненно, задает тон политической и культурной жизни городам и весям государства Российского.
Царь всея Руси Иван IV Грозный добивается расширения и упрочения московского влияния, а также централизации власти. Стремясь к абсолютной власти не только над смердами, но и над бо-ярско-церковной элитой, государь подчиняет церковь короне, проводит военную, финансовую и судебную реформы. Стоглавый собор1,
Стоглавый собор — церковный собор с участием царя Ивана IV и представителей Боярской думы (Москва, 1551 г.). Свое название получил от сборника соборных решений, поделенного на 100 глав, — Стоглав. Одним из итогов Собора явилась регламентация норм внутрицерковной жизни с целью повышения образовательного уровня духовенства (предусматривалось создание училищ для подготовки священников). Сборник Стоглав состоял из ответов на несколько десятков вопросов, касающихся различных сторон церковного богослужения, монастырской жизни, мирского быта, а также внутригосударственной политики. Вплоть до XVII в. Стоглав наряду с Номоканоном являлся основным кодексом правовых норм внутренней жизни духовного сословия и его взаимоотношений с обществом и государством.
:ИИ
собранный по инициативе Ивана Грозного, принимает ряд важных для жизни Церкви решений, официально оформленных в виде сборника. Стоглав определил границы сфер влияния монарха (государства) и церкви и их обязанности в области призрения и организованной благотворительности.
«Глава 5. Вопрос 12. О милостыне.Милостыня и корм годовой, и хлеб и соль, и деньги, и одежду по богадельным избам по всем городам дают из нашей казны. Также христолюбцы милостыню дают, а нищие и колосные, и гнилые, и состарившиеся в убожестве голод и холод, и зной, и наготу и всякую скорбь терпят и не имеют где главы преклонить — по миру скитаются. Везде их гнушаются. От голода и от холода в недозоре умирают и без покаяния, и без причастия никем не оберегаемы. На ком тот грех взыщется? И о тех, что помыслити православным царем и князем и святителем, достоит, о них промыслити. <...>
Глава 5. Вопрос 1. О чернцах1 и о черницах иже безчинст-вуют.По миру скитаются чернцы и черницы, попы и миряне, женки и строи2 со святыми иконами и на сооружение сбирают, <...> и милостыни просят по торгу и по улицам, и по селам и по двором с образы ходят. <...> Как впредь тому быть и есть ли о том писание и не оскорбительно ли то святым образам? Иноземцы тому удивляются. <...>
Глава 71. Ответ. О нищепитательстве.Что чернцы и черницы по городам и по селам скитаются, тех чернцов и черниц собирать, да, переписав, разослать по общим монастырям. <...> А которые будут чернцы стары и больны, не могут работать и прислуживать, их в тех же монастырях общих устроить в больницы, обеспечить пищею и одежею. <...> Да велеть отцам духовным их увещевать и поучать, чтобы жили те в чистоте и покаянии, и в прочих добродетелях, и во благодарении ко всесильному Богу, и творили бы беспрестанно молитву Исусову, елика их сила; и скорби, и болезни терпели со благодарением, да не лишены будут воздаяния от Бога; и молили бы Бога за царя, и за всех православных христиан о всех полезных. И благочестивому царю, и митрополиту, и владыкам следует за всех тех, старых и болящих, по всем монастырям общим из своей казны вклад за них давать, как ему, царю и государю, Бог известит. <...> А которые будут черницы стары и больны, и тех бы черниц игуменьи устроили в больницах пищею и одежею с прочими сестрами, и пеклись бы о всех них, чтобы жили в чистоте и в покаянии, и в прочих добродетелях, и в молитвах, и молили бы Бога за благочестивого царя, и за всех православных христиан о всех полезных. И благочестивому царю, и митрополиту, и владыкам своего ради спасения за всех тех черниц здравых и больных по всем девичьим монастырям вклады давать из своей царской казны и святительской, как ему царю государю Бог известит. <...>