От зарождения воспитания в первобытном обществе

ИСТОРИЯ ПЕДАГОГИКИ И ОБРАЗОВАНИЯ

От зарождения воспитания в первобытном обществе

До конца XX в.

Учебное пособие для педагогических учебных заведений

Под редакцией академика РАО А. И. ПИСКУНОВА

2-е издание исправленное и дополненное

Рекомендовано УМО вузов РФ

в качестве учебного пособия для студентов педагогических вузов

Творческий

Москва 2001

ББК 74.03(0)

Авторский коллектив:

академик РАО А.И. Пискунов (руководитель); чл.-кор. РАО, проф. Р.Б. Вендровская; проф. В.М. Кларин; проф. М.Г. Плохова; доц. В.И. Блинов; доц. В.М. Петров; дон Л.В. Рогаленкова; проф. С.Л. Савина; доц. Т. С. Стецкся. Под общей редакцией академика РАО А.И. Пискуношг.

Рецензенты:

зав. каф. педагогики ТГПУ д-р пед. наук, проф. А.А. Ор­лов, зав. каф. педагогики НГПУ, канд. пед. наук, доц. Т.Л. Павлова; зав. лаб. этнопедагогики РАО, акач. РАО, д-р пед. наук, профессор Г.Н. Волков; зав. каф. эстетич. воспит. МГОПУ, засл. деят. науки РФ, д-р пед. ьаук, проф. Т.С. Комарова; президент МАПН, д-р пед. чаук, проф. Б.К. Тебиев.

И90 История педагогики и образования. От зарождения вос­питания в первобытном обществе до конца XX в.: Учеб­ное пособие для педагогических учебных заведений / Под ред. академика РАО А.И. Пискунова. — 2-е изд., испр. и дополн. — М.: ТЦ «Сфера», 2001. — 512 с. 5-89144-142-Х

В предлагаемом издании впервые представлено целостное рассмотрение истории зарубежной и отечественной педаго­гики в едином потоке мирового педагогического процесса. Содержание учебника позволяет получить целостное пред­ставление о глубинной связи педагогических явлений и про­цессов в истории мировой цивилизации и о значении миро­вого педагогического опыта.

Учебник адресован студентам, преподавателям и аспиран­там высших педагогических учебных заведений, учащимся пе­дагогических колледжей и лицеев, а также всем, кто интере­суется историей педагогической мысли, развитием практики обучения и воспитания.

ББК 74.03(0)

(ШЛ БИБЛИОТЕКА 1УМ МПГУ

I8ВN 5-89144- 142-Х

ООО «ТЦСфера»,

Введение

Ведущиеся ныне поиски путей усовершенствования профессионально-педагогической подготовки будущих учителей характеризуются усилением внимания к развитию индиви­дуальности студентов, расширению сферы их профессиональ­ного мышления и творчества. В конечном счете, это невоз­можно без осознания ими глубинных связей педагогических идей, явлений и фактов в их целостности и взаимодействии в рамках общекультурного процесса применительно к различным цивилизациям, в том числе и за пределами евро­пейской.

На практике эта являющаяся основополагающей идея при обсуждении проблем современного педагогического образо­вания зачастую мало принимается во внимание. Следствием же этого является далеко не адекватное понимание значения изучения истории педагогики будущими учителями и други­ми специалистами в области образования и воспитания.

Педагогика и ее история как отрасли научного знания о человеке начали формироваться только в XIX в. в общем кон­тексте развития науки. Уже с самого начала стало принятым расширенное понимание предмета педагогики: не только рассмотрение воззрений на сущность, задачи, содержание и методы воспитания («философия воспитания»), но и самой практики воспитания, образования и обучения. С этим в зна­чительной степени связаны и различные трактовки фунда­ментальных понятий педагогики — «воспитание» и «образо­вание». Данное обстоятельство приводит к сложностям при разработке теоретических проблем педагогики и, следова­тельно, ее истории.

К сожалению, необходимо признать, что в ходе обсужде­ния фундаментальных проблем педагогической науки соб­ственно научная аргументация зачастую уступает точке зре­ния «авторитетных» лиц. Отсутствие же единого подхода к трактовке понятий «образование» и «воспитание», характер­ного для всех стран мира, вызывает много недоразумений. Так, в англоязычных странах, например, фактически отсутствует даже понятие «педагогика», которое отождествляется с понятиями «воспитание» и «образование», а они, в свою очередь, не отдифференцированы друг от друга.

Такая понятийная неопределенность отражается и в на­званиях трудов по истории педагогики, издаваемых в разных странах: история педагогики, история воспитания, история образования.

Однако, как бы ни назывались труды и учебные пособия по истории педагогики, предмет их остается одним и тем же: историческое развитие взглядов на воспитание, а потом и собственно педагогики как науки; эволюция практики вос­питания в различных формах: семейное воспитание, специ­ально организованная воспитательно-образовательная рабо­та различного рода учебных заведений; деятельность разно­образных общественных организаций, имеющая своей целью содействие умственному, нравственному, физическому и эс­тетическому развитию молодежи.

В конце XIX — начале XX в. и на Западе, и в России истори­ки педагогики, ранее ограничивавшиеся в основном описани­ем прошлого, начали предпринимать попытки объяснения при­чин изменений в развитии взглядов на воспитание и его прак­тику. Это было связано как с развитием собственно педагогики, так и с обострением социальных конфликтов в обществе.

Представители так называемого исторического материализ­ма — К. Маркс, Ф. Энгельс в Германии, В.И. Ленин, Н.К. Круп­ская, А.В. Луначарский в России — выдвинули идею превра­щения школы и всего воспитания в орудие борьбы пролета­риата за свое господство, которая нашла воплощение в жизнь после Октябрьского переворота 1917 г. в России в теории со­ветской школы и педагогики, сущность и историческое зна­чение которых еще предстоит подвергнуть критическому ос­мыслению и оценке. Под этим же углом зрения сначала в Со­ветском Союзе, а позднее и во всех странах социалистического содружества стало рассматриваться все историческое разви­тие мировой педагогической мысли и школьной практики. В итоге педагогика и ее история, подобно другим наукам об обществе, были жестко ориентированы на обслуживание со­ветской партийно-государственной системы.

Идеологически предопределенное стремление к изоляции нашей страны от всего остального мира приводило, в конеч­ном счете, к противопоставлению истории и современного состояния школы и педагогики «загнивающего» Запада «са­мой передовой» социалистической школе и педагогической мысли Советского Союза и его сателлитов, что неизбежно отражалось и на характере историко-педагогических трудов и учебных пособий для педагогических учебных заведений.

Данное обстоятельство и поныне осложняет работу как исто­риков педагогики старшего поколения, которым трудно пере­смотреть свои взгляды, так и молодых историков педагогики, опирающихся на труды своих предшественников и учителей.

Однако при любом подходе к истории педагогики можно утверждать, что ее основные функции остаются неизменными: это осмысление причин возникновения воспитания как социального явления и закономерностей его развития; рас­крытие разносторонних связей цели, конкретных задач орга­низации и содержания воспитания и образования с особен­ностями отдельных исторических периодов.

История педагогики тесно связана с историей многих дру­гих наук о человеке, особенно таких, как философия, пси­хология, физиология. Учет этого обстоятельства помогает правильному пониманию эволюции и трансформации педа­гогических идей и разнообразных форм организации воспи­тания, образования и обучения, избегая при этом вульгарно-социологизаторского подхода к их трактовке.

В нашей стране по сложившейся традиции уже с XIX в. было принято рассматривать отдельно друг от друга историю педагогики на Западе и в России. С одной стороны, это по­нятно, поскольку развитие культуры, в том числе и педаго­гической, тесно связано со спецификой развития отдельных стран и народов, с другой — это приводило к рассмотрению развития культуры России в отрыве от культурного развития народов Европы, хотя здесь на самом деле существует изве­стная общность эволюции общеевропейской цивилизации, по крайней мере, с момента христианизации Руси.

После 1918 г. периодизация истории педагогики в новой России неоднократно пересматривалась: сначала за ее основу принималась марксистская концепция деления истории че­ловечества по признаку так называемых общественно-эконо­мических формаций; потом ее начали делить на историю все­общей (зарубежной) педагогики, историю педагогики дореволюционной России и историю советской педагогики и т.п.

В итоге все это приводило к одному результату: жесткому привязыванию оценок явлений и фактов развития педагоги­ки и школы к заданным идеологическим установкам, что с собственно научным подходом нельзя считать совместимым.

В предлагаемом пособии предпринята попытка параллель­ного рассмотрения исторического развития педагогической мысли и практики воспитания у разных народов в одни и те же хронологические периоды: в первобытном мире; в эпоху циви­лизаций Древнего Востока и античного мира; в период средне­вековья и Возрождения; в эпоху так называемого Нового и Новейшего времени с XVII в. до конца XX в. в странах европей­ской цивилизации.

Нужно особо подчеркнуть, что вторая половина XX в., по существу, сливается с современностью. Более или менее объективное рассмотрение, а тем более оценка развития пе­дагогической науки и школьной практики этого периода, весьма затруднено тем, что большинство исследователей яв­ляются в большей или меньшей степени участниками дан­ного процесса, все они — ученики школы этого периода, ученики и последователи тех, кто длительное время входил в число непререкаемых авторитетов. Историческое рассмот­рение прошлого требует отстраненности во времени, и по­этому оценка развития школы и педагогики второй полови­ны XX в. пусть будет задачей исследователей уже в XXI в.

Рассматривая историю педагогики в качестве учебного предмета для будущих педагогов, необходимо учитывать фун­кцию учителя в школе, который, независимо от своего же­лания, является не только транслятором знаний, но и об­разцом для учащихся. Он персонифицирует в своей личнос­ти, в своем поведении и общении с окружающими духовные и нравственные ценности.

Осмысление исторического опыта человечества в области воспитания, образования и обучения подрастающего поко­ления помогает студенту-педагогу осознать значимость ин­дивидуального стиля работы учителя с учащимися, понять, что его деятельность не может ограничиваться простым сле­дованием набору рецептурных рекомендаций, от кого бы они ни исходили.

Есть основания утверждать, что именно историко-педагогическая образованность позволяет современному педаго­гу лучше ориентироваться в разнообразии идей и подходов, которые существовали и существуют в педагогической науке и воспитательно-образовательной практике. Историко-педагогические знания помогают и будущему учителю, и учите­лю-практику в осмыслении профессионально-педагогичес­кой деятельности как таковой и своих взглядов на нее.

Вместе со всем обществом педагогическая наука и педа­гогическая практика участвуют в переоценке прошлого и попытках прогнозировать с его учетом будущее. В такой слож­ной обстановке историко-педагогические знания позволяют мыслящему педагогу разумно действовать в современных ус­ловиях, учитывая будущее.

Осмысление студентами высшей педагогической школы содержащегося в данном учебнике, по необходимости весь­ма краткого обзора развития практики воспитания и посте­пенного преобразования неупорядоченных размышлений о воспитании в педагогическую науку должно помочь им ра­зумно подходить не только к оценке фактов и явлений про­шлого, но и к деятельности многих, недавно весьма популярных «педагогов-новаторов», к оценке разнообразных пе­дагогических «инноваций», большинство из которых при внимательном рассмотрении оказываются далеко не новы­ми, а повторяющими в своей сущности, ранее высказывав­шиеся мысли или попытки внесения в школьную практику каких-то изменений, пусть в иных исторических условиях. В этом, конечно, нет ничего предосудительного, но авторы различных новаций обязаны помнить о своих предшествен­никах, учитывать их опыт, давая ему оценку с точки зрения и того времени и современности.

Насколько предложенный подход к рассмотрению исто­рии педагогики продуктивен, предстоит судить студентам педагогических учебных заведений и преподавателям исто­рии педагогики. Любые замечания будут восприняты автора­ми с благодарностью.

Авторами глав являются:

Введение — А. И. Пискунов; глава первая — В.М. Кларин, В.М. Петров;, глава вторая — В.М. Петров, В.И. Блинов; глава третья — В.М. Кларин, В.М. Петров; глава четвертая — В.М. Кларин, В.М. Петров; глава пятая — С.Л. Савина; глава шестая — С.Л. Савина, В.И. Блинов, С.Н. Васильева, В.З. Кле­пиков, с частичным использованием материалов Лю Сяоянь, преподавателя Гилинского университета (КНР); глава седь­мая — В.М. Петров, Т. С. Стецкая, с частичным использова­нием материалов Н.Н. Барковой; глава восьмая — В.М. Кла­рин, А.И. Пискунов, Л.В. Рогаленкова, С.Л. Савина; глава девя­тая — В.М. Петров, Т. С. Стецкая; глава десятая — В.М. Кларин, С.Л. Савина, А.И. Пискунов; глава одиннадцатая — В.М. Пет­ров, Т.С. Стецкая; глава двенадцатая — С.Л. Савина; глава тринадцатая — М.Г. Плохова; глава четырнадцатая — С.Л. Са­вина; глава пятнадцатая — М.Г. Плохова, Р.Б. Вендровская, В.М. Петров; глава шестнадцатая — В.И. Блинов.

Подбор иллюстраций осуществлен Н.Н. Барковой и В.И. Блиновым под руководством А.И. Пискунова.

Авторский коллектив выражает огромную благодарность В.Б., И.В., Л.М. Синюшиным за всю ту помощь, которую они оказали в техническом оформлении рукописи данного по­собия.

Глава1

Глава 3

Глава 5

Глава 7

Образование в Русском государстве в XVII в.

Московское государство, возрождаясь после потрясений Смутного времени, постепенно стало менять свою политику. Начавшиеся позитивные социально-экономические процессы стимулировали развитие просвещения. Нужда государства в большем количестве лю­дей, обладающих широким кругозором, различными специ­альными знаниями, могла быть удовлетворена только через овладение западной культурой и наукой. Понятно, что в связи с этим должно было измениться и отношение к получению повышенного образования.

В целом в XVII в. в начальном обучении не произошло каких-либо значительных перемен. Обучение грамоте тради­ционно осуществлялось в семье, у домашнего учителя, в учи­лище или индивидуально у «мастера грамоты», при монас­тырях и церквях.

Однако у высших сословий со второй половины XVII в. наметилось стремление давать своим детям повышенное об­разование, прежде всего, обучать иностранным языкам. Госу­дарь и его Дума начали устанавливать дипломатические от­ношения с европейскими странами, принимали иностран­ные посольства. В боярских семьях появились учителя — иностранцы, помогавшие в овладении западной образован­ностью. Эта тенденция поддерживалась и царской семьей.

Еще недавно царевич Алексей, будучи наследником пре­стола, получил воспитание и обучение в духе сложившихся традиций: прошел полный курс положенного церковно-богослужебного образования. На 6-м году жизни его посадили за букварь с подстрочными душеспасительными изречениями, через год он перешел к чтению Часослова, еще через год — к Псалтыри, затем начал учиться писать. На 9-м году стал разу­чивать церковное пение и в 10 лет окончил положенный обще­распространенный курс, изучив и накрепко усвоив порядок церковного богослужения. В результате царя Алексея Михайло­вича можно было назвать типичным русским образованным человеком, за начитанность его даже прозвали «философом».

Теперь же и царские дети стали учиться по-новому: Си­меон Полоцкий обучал двух сыновей Алексея Михайловича иностранным языкам, пиитике, риторике и богословию. В об­щем, можно сказать, что в эту эпоху появились уже по-но­вому образованные люди и создавалась база для последую­щих петровских реформ в области просвещения.

Московское государство, таким образом, «приоткрылось» для проникновения элементов западной культуры и было го­тово к организации государственного школьного образования с опорой на опыт своих ближайших соседей.

В конце XIV в. Юго-Западная Русь, войдя в состав Литовс­кого государства, затем Польши, столкнулась с враждебной религией. Началась борьба между православными священнос­лужителями, которые учились только по церковным книгам, и более просвещенными представителями католицизма. Одной твердости веры в этой борьбе не хватало, возникла необходи­мость в создании школ, дающих хорошее образование. Запад­ные православные братства (Львовское, Виленское, Могилевское, Луцкое и др.) понимали основную функцию просвеще­ния, — как и прежде, служить укреплению православной веры и церкви. Однако и им стало ясно, что без определенной школь­ной организации уже не обойтись. Поэтому в братствах созда­вались сначала элементарные школы, затем средние и даже высшие, такие как Киево-Могилянская академия. Средние шко­лы имели богословский характер и были как бы духовными семинариями. Школы братств являлись общественными, а не частными или семейными.

Жизнь братских школ была религиозно-церковной. Обязатель­но соблюдались все посты, праздники, весь день сопровождался молитвами. В школах основательно изучали церковный устав, церковное чтение, пение, Священное писание, к этому добав­лялось изучение греческого и латинского языков и «семи сво­бодных искусств», трактовавшихся с позиций православия.

Заботясь о повышении образованности своих членов, брат­ства приобретали книги. Так, к середине XVII в. Львовское братство уже имело большую библиотеку из книг на гречес­ком, латинском, польском и других славянских языках. При обучении использовались некоторые западноевропейские ме­тоды, например у иезуитов братства заимствовали опыт уст­ройства драматических представлений на религиозные темы.

Интересно, что это были одни из первых учебных заведе­ний, имевшие устав, в котором разграничивались обязанно­сти ректора, его помощников, учителей, учащихся и роди­телей. В частности, при поступлении ребенка в школу роди­тель должен был заключить письменный договор о том, что сын будет находиться в школе до конца обучения. Четко ого­варивались начало и конец учебного года. Много внимания уделялось организации учебных занятий, господствующей была классно-урочная форма обучения.

Наибольшего развития достигла школа Львовского братства, которое в пору своего расцвета снабжало учителями другие брат­ские школы. Ее выпускником был и Петр Могила, основавший в 1615 г. школу в Киеве и впоследствии преобразовавший ее по типу иезуитских коллегий в Киево-Могилянский коллегиум, а затем в академию. Для преподавания различных наук в академии он вызывал из львовской школы православных учителей. Это было первое высшее учебное заведение на Руси, в котором училось 1200 человек и было 3 отделения: младшее, среднее и старшее. Много внимания уделялось философии, богословию, юриди­ческим наукам. Выпускники получали образование на уровне западноевропейских схоластических стандартов. Некоторые из них приняли деятельное участие в создании на Руси новых учебных заведений, приближавшихся к западноевропейским образцам. Так, Арсений Сатановский, Епифаний Славинецкий, Дамаскин Птицкий стали учителями одной из первых московских школ XVII в., организованной боярином Ф.М. Ртищевым. В 40-х гг. Ф.М. Ртищеву, занимавшемуся при дворе дипломатией и хоро­шо знавшему Малороссию, было поручено основать при Андре­евском монастыре школу по типу украинских училищ. В это же время на Украине начались гонения на православное население, и часть представителей Киево-Могилянской академии перебра­лись в Москву. Школа, основанная Ф.М. Ртищевым, ориентиро­валась в образовании на греческую школьную традицию. В со­держание обучения входили греческий, польский, латинский языки, грамматика, риторика, богословие.

Помимо Андреевского монастыря киевские учителя обуча­ли молодежь, занимались переводческой деятельностью также в кремлевском Чудовом монастыре, где имелись библиотека и мастерская для переписывания книг. Надо отметить, что здесь наряду с сохранением древних традиций воспитания и обуче­ния расширялось содержание образования: было введено пре­подавание греческого языка, риторики и диалектики.

В середине 60-х гг. белорусский монах Симеон Полоцкий, сторонник латинской ориентации в образовании, учитель цар­ских детей, организовал обучение повышенного типа с целью подготовить чиновников для личной канцелярии царя Алексея Михайловича — трех подьячих Приказа тайных дел. В течение 4 лет занятия проходили в Спасском монастыре в Москве. Курс обучения включал грамматику, риторику, поэтику, логику, фи­лософию, богословие. Особое внимание уделялось изучению латинского языка — языка международной дипломатии и на­уки. Он преподавался по известному в Европе методическому пособию иезуита Альвара. После смерти С. Полоцкого в 1682 г. занятия возобновились под руководством его ученика Сильве­стра Медведева.

Первым учебным заведением со значительным числом учащихся была Типографская школа, основанная в 1681 г. иеромонахом Тимофеем. Ей были отданы палаты при Печат­ном дворе. В младшем классе учились по азбуке (50 человек в первый год работы), в старшем — по Псалтыри (10 человек в первый год работы). Постепенно количество учеников уве­личивалось, расширялась программа: изучали уже не только славянский, но и греческий языки. Со временем школа пре­вратилась в своеобразное учебное заведение, которое одно­временно было и начальной школой, и училищем для под­готовки переводчиков Печатного двора.

Следующим шагом стало открытие школы в Богоявленс­ком монастыре в Москве в 1685 г. греческими монахами бра­тьями Иоанникием и Софронием Лихудами, учившимися в Италии и ставшими докторами Падуанского университета. Эта школа повышенного уровня уже приближалась по типу к западноевропейским университетам. Первыми посещать ее начали старшие ученики Типографской школы и школы Чудова монастыря. Братьям Лихудам было разрешено препо­давать все свободные науки на греческом и латинском язы­ках. Учителем греческого языка был Карион Истомин, учи­тель царевича Петра Алексеевича и автор многих учебников.

Важно отметить, что границы между средними и высшими школами в России в XVII в. были размыты. Все зависело от уров­ня образованности преподавателей и целей учебного заведения.

В 1687 г. в Москве было открыто первое собственно выс­шее учебное заведение — Эллино-греческая, впоследствии Славянр-греко-латинская академия. Инициатором ее созда­ния был Симеон Полоцкий. Учреждение ее как бы заканчи­вало первый, церковно-религиозный период отечественно­го образования. В этом учебном заведении серьезно изучалось не только богословие, но и светские науки.

Московская академия была организована по образцу Ки­евской. Поэтому предметы преподавания были те же, и клас­сов, как и в Киевской академии, было восемь. Обучение на­чиналось с подготовительного класса — славяно-российской школы, где учили азбуке, Часослову, Псалтыри и письму. После этого ученики переходили в «школу греческого книж­ного учения», затем приступали к изучению грамматики. Ри­торику, логику, физику, пиитику изучали и на греческом, и на латинском языках. Учебники по этим предметам были со­ставлены братьями Лихудами, которые следовали западноев­ропейским образцам. Главным в преподавании было то, что все светские науки подчинялись богословию. Весь учебный ма­териал трактовался с позиций православия. Так, риторика не столько должна была научить красиво говорить, сколько по­мочь ученикам научиться защищать православные духовные ценности. Поэтому в процессе обучения большое внимание уделялось проведению диспутов, заменявших в старших клас­сах экзамены. Большие диспуты проходили два раза в год: пе­ред Рождеством и перед летними каникулами, они были тор­жественны, продолжались три дня в присутствии многочис­ленных посетителей. Иногда устраивались религиозные представления. К преподаванию в академии допускались только русские учителя или православные греки.

Московская академия долгое время являлась единственным высшим учебным заведением, и лишь к концу XVIII в. она стала постепенно превращаться в исключительно духовное учрежде­ние — духовную семинарию. Многие из выпускников академии стали выдающимися деятелями просвещения уже в петровскую эпоху — поэты Антиох Кантемир (1708—1744) и Карион Исто­мин (конец 40-х гг. XVII в. — не ранее 1718), математик Леонтий Магницкий (1669—1739). Учился в ней и М.В. Ломоносов.

Таким образом, в России в XVII в. появились образова­тельные учреждения нового типа, при организации которых учитывался опыт западноевропейских средневековых школ. Однако в это время школы такого рода в самой Европе по­степенно уходили в прошлое, уступая место новым тенден­циям в воспитании и обучении. Но как бы там ни было, благодаря созданию школ нового типа произошел поворот русского общества в сторону европейской образованности, Россия начала приобщаться к миру европейской культуры, усилилось внимание к светскому знанию. В результате следу­ющим этапом в развитии школьного образования стало со­здание в петровскую эпоху чисто светских, преимуществен­но профессиональных по своему характеру, учебных заведе­ний. Можно сказать, что в целом образовательные реформы начала ХУ111 в. были подготовлены развитием школы в XVII в.

Вместе с тем появление в XVIII в. новых типов школ было отрицательно воспринято православной московской обществен­ностью, которая опасалась, что вместе с западной образован­ностью в Россию проникнут религиозные «ереси». Крайними выразителями этой позиции были старообрядцы, боровшиеся в первую очередь против латинского влияния, но и к греческо­му относившиеся с недоверием. Они считали, что Россия имеет свой, сложившийся естественным путем на протяжении ве­ков, наилучший для нее тип образования — монастырский. Нужно отметить, что и московские правители, в общем, были более привержены к византийской воспитательно-образователь­ной традиции, что и отражалось на деятельности государствен­ных школ. Типографская школа при Печатном дворе как раз и была примером подобного учебного заведения.

Глава 8

В XVII-XVIII вв.

XVII в., с которого традиционно начинают отсчет Нового времени, в значительной мере сохранил многие социально-экономические устои и особенности духовной жизни средне­вековья, и поэтому по крайней мере его первую половину сле­дует рассматривать лишь как перекидной мостик от эпохи по­зднего средневековья к началу собственно Нового времени.

Крупнейшим историческим событием, открывшим эпоху Нового времени, явилась Тридцатилетняя война (1618—1648), начавшаяся под флагом религиозных противоречий между католиками и протестантами, в ходе которой, все более и более усиливались социально-политические мотивы.

Тридцатилетняя война может рассматриваться как первая в истории общеевропейская война, течение и результаты которой в той или иной степени отразились на обществен­но-политической, экономической и культурной жизни боль­шей части стран Европы: стало сильным общекультурное влияние Франции, увеличился экономический потенциал Англии, вследствие сохранившейся феодальной территори­альной раздробленности Германии ее роль в Европе стала крайне незначительной.

Состояние школьного дела в начале Нового времени мало чем отличалось от эпохи Реформации и Контрреформации: в течение XVII—XVIII вв. в основном укреплялись и совер­шенствовались сложившиеся ранее латинские школы, на­зывавшиеся по-разному — гимназии (в протестантских стра­нах немецкого языка), коллегии (во Франции и у иезуи­тов), грамматические школы (в Англии). Все эти школы исходили из того, что овладение школьниками не только гуманитарными, но и реальными знаниями происходит че­рез освоение литературного наследия античного, главным образом римского, мира. Поэтому естественно, что цент­ральное место во всех этих школах отводилось изучению латинского языка. В этом отношении латинские школы у католиков и протестантов различались преимущественно трактовкой религиозных догм. С точки же зрения постанов­ки учебного процесса католические школы, содержавшиеся орденом иезуитов, стояли даже выше протестантских гимназий.

В содержании образования, дававшегося в латинских шко­лах, как бы они ни назывались, происходили постепенно зна­чительные изменения: само изучение латинского языка стало рассматриваться как средство обучения учащихся правильно­му и осмысленному владению речью, а не простому подража­нию языку римских классиков. В связи с этим стали появлять­ся грамматики латинского языка с использованием родного языка учащихся. Популярные в то время постановки школь­ных спектаклей на латинском языке стали наполняться биб­лейским и даже светским содержанием, что должно было спо­собствовать использованию латинского языка в качестве раз­говорного. Вместе с этим в школах повышенного типа начали включать в число предметов изучения родной и французский языки, последний как язык международного общения.

В содержание повышенного образования постепенно ста­ли вводиться в той или иной форме сугубо светские предме­ты: математика, история, естествознание, астрономия, ис­тория, география и т.п. Однако выбор учебных предметов зависел преимущественно от руководителей образователь­ных учреждений.

Может быть, самым специфичным явлением в организа­ции образования в XVII — первой половине XVIII в. было рас­пространение так называемых рыцарских или дворянских ака­демий, получивших особо широкое распространение в немец­ких княжествах. Их развитие было связано с упадком в ходе Тридцатилетней войны городов и городских сословий, воз­вышением дворянства, которое, поглощенное придворными делами, не хотело, чтобы дворянские дети обучались в латин­ских школах вместе с детьми горожан. Самоизоляция дворян­ства от других сословий нашла крайнее выражение в том, что дворянское сословие в Германии в 1672 г. потребовало даже, чтобы их детей крестили на дому, дабы не было смешения в одной купели детей благородных и низших сословий.

Содержание образования в учебных заведениях для дворян определялось традиционным требованием подготовки «обра­зованного человека»: на первое место здесь выступали язы­ки — французский, частично итальянский и испанский, а по­зднее и английский; изучались общая история, история права, мораль и естественное право, логика; было положено начало изучению математики и механики с их практическим приме­нением в архитектуре, строительстве и военном деле. Большое внимание уделялось и обучению «рыцарским искусствам» — верховой езде, фехтованию, танцам, игре в мяч и т.п.

В годы Тридцатилетней войны особенно пострадали на­родные школы, что было связано с разрушением многих сель­ских населенных пунктов и мелких городов. Значительное число школ для народа прекратило свое существование из-за отсутствия мало-мальски грамотных людей, которые мог­ли бы быть учителями.

Однако, как бы это парадоксально ни казалось, именно в тяжелейшие годы накануне и во время войны в немецких протестантских княжествах зародились многие плодотворные идеи, касавшиеся всех сторон деятельности народных школ: всеобщность обучения, обучение на родном языке, при со­хранении в школах религиозного духа, вьщвижение на пере­дний план реальных знаний, упорядочение самого учебного процесса, создание дидактических пособий для учителей и учебников для учащихся и др.

Школьное дело при Петре I

Все представленные на рассмотрение Петра I проекты организации образования в полной мере реализованы не были. Однако под влиянием этих проектов единый тип обра­зования, характерный для допетровского времени, разделился на два направления — церковное и светское, причем в рамках последнего возникли различные профессиональные школы. Профессиональная направленность новой организации образова­ния являлась его главной характеристикой. В новых учебных за­ведениях главное место занимали специальные предметы: ма­тематика, навигация, инженерия, артиллерия, медицина и т.д.

Другой важнейшей чертой образования стало преоблада­ние сословности. Внутренняя политика Петра I характеризо­валась стремлением к возвышению дворянского сословия. В итоге все создававшиеся государством средние и высшие школы предназначались в основном для детей дворян, гото­вившихся к занятию главных должностей в государственном аппарате, в армии, на флоте, для руководства промышлен­ностью и торговлей. Однако нередко в эти школы принима­ли детей и из других сословий. В целом же для различных сословий создавались свои школы. Исключение составляло лишь крестьянство, ибо крестьянский труд, как считалось, не требовал какого-либо образования. Все школы создава­лись по указам Петра I и даже при личном его контроле.

Первой попыткой петровского правительства создать в России сеть государственных начальных школ, доступных до­статочно широким народным слоям, было открытие цифир­ных школ. Они учреждались согласно указу царя от 1714 г. для детей от 10 до 15 лет с целью подготовки части народа к госу­дарственной светской и военной службе в качестве низшего обслуживающего персонала, для работы на заводах, верфях. Цифирные школы рассматривались также как подготовитель­ный этап для последующей профессиональной подготовки. Поэтому первоначально предполагалось, что эти школы бу­дут посещать не только дети солдатские и посадские, но и дети духовенства, дворян, приказных. В содержание обучения входили грамота, арифметика, начальная геометрия. В каче­стве учителей использовались ученики московской школы ма­тематических и навигацких наук. Однако организация и рабо­та этих учебных заведений столкнулись с трудностями, по­скольку они располагались на большом расстоянии от домов учеников. Для предупреждения побегов из школы и прогулов занятий учеников нередко содержали под караулом, приме­няли жестокие дисциплинарные меры, набирали в школу си­лой. Поскольку военная и гражданская служба дворянина с этого времени требовала первоначального обучения, своего рода прохождения учебной повинности, без которой ему зап­рещалось даже жениться, то родители изыскивали причины, по которым дети могли бы не посещать эти школы. В 1716 г. Петр I разрешил дворянским детям обучаться дома или столичных школах. Вскоре была удовлетворена аналогичная просьба купцов, а возвращения церковных детей в духовные школы потребовал синод. Таким образом, цифирные школы не получили поддержки практически среди всех сословий и не могли стать базовым типом новой русской школы. Трудно­сти материального плана постепенно привели к почти повсе­местному их закрытию. Однако опыт их создания, безуслов­но, обогатил отечественную педагогическую практику.

Для обучения детей солдат и матросов в начале XVIII в. от­крывались гарнизонные и адмиралтейские школы, цель кото­рых состояла в подготовке младшего командного состава армии и флота, мастеров по строительству, обслуживанию кораблей. Первая гарнизонная школа начала работу еще в 1698 г. при ар­тиллерийской школе Преображенского полка. В ней обучали гра­моте, счету, бомбардирскому (артиллерийскому) делу, а в 1721 г. вышел указ о создании такого рода школ при каждом полку. Первая адмиралтейская школа была открыта в Петербурге в 1719г., затем аналогичные школы — в Ревеле и Кронштадте. Все эти новые школы назывались «русскими», так как там препода­вали чтение, письмо и счет на русском языке, в отличие от других — «разноязычных», где главным образом изучались ино­странные языки с целью подготовки переводчиков.

Наши рекомендации