У Фёдора заболела спина: не то простыл, не то надорвался, таская мешки. Катерина натёрла бы его какой-нибудь домашней пакостью, настойкой. Ульяна не станет этого делать.
«Живи не мудро, а осмотрительно, – вспоминал Фёдор слова Луки, – не набивай себе шишек на лбу. Эх, зря, Фёдор, бросил Катерину! Ульяна, баба видная. По Сеньке ли шапку взял?
Не будешь ли потом жалеть? Не променял ли шило на мыло? Упадёшь – не встанешь. И старше ты Ульяны на много лет. Красота – это яд, который страшно хлебать. Можешь отравить душу на всю жизнь. До вершины горы высоко, до правды – далеко, до счастья – ещё дальше. Но любишь, то люби, но не теряй голову…»
Да, Фёдор всё это знал, а спина болит. Какой-то, говорят, радикулит. Катерины нет, а вылечить нужно. Пришёл на работу – сказал про спину грузчикам. Сразу отозвался Тит. Высокий и сухой алкаш, но мешки здоровые таскает. Даже Фёдор за ним не угонится. Какой-то трёхжильный. Напьётся, валяется где-нибудь, под забором, пока жена его не дотянет домой, а утром, как огурчик. Где потяжелее – там и он.
– Федька, спина у тебя болит? Давай вылечу в два счёта. Посажу несколько пчёл на поясницу – и концы в воду. Конечно, дело это хитрое: нужно, чтоб пчела в больной нерв попала.
– Ладно, – согласился Фёдор, – только смотри, чтоб ни гу-гу, ни одна душа…
– Я что, баба трепливая? Клещами из меня никто не вытащит. Закроемся вечером в курилке, когда счетовод и табельщик уйдут с работы. А сторож нам не страшен, свой человек в доску.
На второй день и принёс Тит пчёл в коробке. Не каждый солдат герой, но каждый хочет быть генералом. Так и Фёдор. Немного струхнул, когда Тит приказал ему лечь на лавку и приспустить штаны.
Покряхтел, но лёг на скамейку, уткнувшись лицом в ладони. На всякий случай зажмурился:
– Сади, готов принять процедуру, – сказал Фёдор, хоть сердце у него ёкнуло и забилось, как у пойманного воробья.
Тит осторожно приоткрыл коробочку, вытащил за крылышки пчелу, помял её немножко, но так, чтоб не повылазили очи. Просто позлил. То бедная зыкнула, забилась в цепких руках лекаря, а потом вонзила жало в рыхлую поясницу больного. Фёдора вроде шибануло током.
– Ну как, пошло? – спросил Тит.
– Фу, ну и бьёт, но пошло, как по маслу. Ставь другую, в другое место.
От второго укуса Фёдора вроде подкинуло на лавке, и посыпались искры из глаз.
– Ну как, пошло? – входил во вкус своей новой профессии Тит.
– Фу, вот шибануло, но терпимо. Ставь ещё, в нерв, в нерв попадай! Ищи его проклятого…
После энной пчелы больной вдруг почувствовал нестерпимый зуд. Сначала зачесалась поясница и рядом расположенные места, потом живот, руки и ноги…
Он соскочил с лавки и, перескакивая другие скамейки и бегая вокруг стола, раздирал своё тело:
– Ой, горю весь! Ой, моченьки нету, вроде ты меня натёр всего перцем! – и он сорвал с себя рубашку и штаны, остался как новорожденный младенец.
Тит стал его успокаивать:
– Не кричи, значит в нерв попали. Сейчас пройдёт.
Но Фёдор кричал:
– Ой караул! Приходит конец. Ой меня всего раздирает! Проклятый радикулит. Почеши вот тут! Нет, вот тут! Ой, ещё и ещё…
Но через несколько минут зуд стал спадать, Фёдор успокоился и, глянув на своего лекаря, приказал по-наполеоновски:
– Лечиться, так лечиться. В другой нерв попадай. Лучше сразу в два, чтоб дома не жирились.
Тит посадил своему пациенту пчелу, потом ещё и ещё…
Неожиданно губы Фёдора стали толстыми, нос теперь распух с кувалду. О, господи! Увидела бы его такого Ульяна!
– Ну как? – тревожно глянул Тит. – Может лишку дали?
– Сторофо пьёт, – еле ворочая языком, пролепетал больной. – Ставь последнюю…
Тогда Тит достал пчелу, нажал на неё сильнее и прилепил к пояснице Фёдора.
Тело того как-то брыкнулось и распласталось на скамейке. Золотые искры, наверное, уже не сыпались из его глаз.
Перепуганный Тит забегал по курилке:
– Зачем же я, старый дурень, пришлёпнул ему последнюю пчелу? О, заставь дурака богу молиться, так он весь лоб разовьёт… О, караул! О, спасите!
И непонятно, к кому относилась эта фраза: к самому Титу, к Фёдору или к тому и другому?
Вошёл сторож и ахнул, увидев голого Фёдра, лежавшего на скамейке.
– Свят, свят, свят, что вы тут натворили? Убил ты его, что ли?
Но Фёдор зашевелился, стал приходить в себя. Полежал ещё немного, кое-как оделся.
Тит посоветовал ему немного отлежаться. Сторож, узнав в чём дело, тоже веско сказал:
– Да, Феденька, отлежись. А то вдруг где-нибудь свалишься по дороге. Дело это ещё ведь не проверенное. Чем чёрт тут не шутит…
Но поясница у Фёдора прошла, как у Ганьки бородавки после купания её под нарождавшейся луной.
Однако шило в мешке не утаишь. Грузчики не раз потом смеялись:
– Тит, ты бы мне не подлечил радикулит? Что-то ох и болит поясница. Да и баба моя частенько жалуется на ту проклятую поясницу…