Закон социализации и закон преемственности

Процесс технизации влечет два, весьма важных для истории языкового развития, последствия, которые мы, в виду их всеобщего значения в прошлом, будем называть «законами»: закон социализации и закон преемственности.

Закон социализации заключается в следующем. Когда на данной территории оформляется человеческий коллектив, представляющий в общественно-политическом и экономическом отношении единое целое, потребности общества и хозяйства повелительно диктуют создание для всего коллектива единой системы коммуникации. Как удовлетворяется эта потребность при наличии в коллективе нескольких группировок с различными языками? Либо путем смешения входящих в данное социально-экономическое единство языков и образования на этой основе нового, мешаного языка, либо путем экспансии одного из языков и вытеснения им остальных. «Социализация» в путях скрещения характерна для более ранних периодов развития общества. «Социализация» в путях возобладания к экспансии одного из соревнующихся языков (или диалектов) обычна для позднейших эпох, для классового общества. Данный язык, которому те или иные исторические условия дают перевес над другими, начинает выходить за пределы той группировки, которой он принадлежал, и постепенно становится общенациональным. Следы же прежнего многоязычия долго еще сохраняются в виде диалектов и наречий внутри единого национального языка. При этом сам «социализирующийся» или «национализирующийся» язык не остается самим собой в процессе своей экспансии, он вбирает в себя элементы «поглощаемых» им языков, перестраивается в практике новой общественной функции.

Почему закон социализации связан с технизацией — ясно из всего предшествующего. Для того, чтобы обслуживать разнородные слои, входящие в то единое, что мы называем племенем, этносом, позднее нацией, необходимо, чтобы произошло затемнение и сужение идеологических функций речевых элементов, необходимо чтобы произошла технизация. Национальные языки существуют потому, что существует процесс технизации.[10]

Значение закона преемственности явствует из самого названия. Все виды идеологии обладают известной инерцией, которая позволяет им на более или менее долгий срок переживать породившие их условия общественной практики. Но инерция других надстроек — это в огромной степени инерция привычки, инерция традиции. Инерция же языка, это инерция целесообразности, экономии сил, инерция общественно-оправданной и необходимой преемственности.

Если учесть ту огромную роль, которую играет язык в качестве стабильного средства общения в обществе, легко понять, почему общество не может менять свою речь, как перчатки, или, во всяком случае, так же часто, как оно меняет свои воззрения. Технизация языка оказывается в данном случае истинным благодеянием: она экономит обществу силы, она избавляет общество от непосильного труда вновь и вновь переделывать сверху донизу свою речь, она делает возможным то, что язык одной эпохи оказывается пригодным для другой, как благодаря ей же язык одной социальной группировки оказывается способным обслуживать другую. Как идеология — язык социально и исторически ограничен, как техника —.он общенационален и преемствен.[11]

Каждая новая общественность не может возлагать на себя бремя перестройки заново всей своей речи. Она продолжает пользоваться завещанным языком, но не столько уже как идеологической системой, сколько просто как техникой общения. Новая же идеология находит себе выражение уже не в элементах речи самих по себе, а в связной речи, во фразе, в рассуждении. На смену идеологии, выраженной в самом языке (как идеологической системе), приходит идеология, выраженная с помощью языка (как коммуникативной системы). Если в процессе своего создавания язык сам по себе есть некая идеология, то с течением времени он все более становится техникой, техникой для выражения других идеологий, техникой для обслуживания общественной коммуникации.

Видимое противоречие между законом преемственности и бесспорным фактом изменяемости языка находит себе разрешение в простой, несколько наивно звучащей, но совершенно правильной формуле: языку позволено изменяться, но так, чтобы каждое новое поколение могло объясняться с предшествующим[12]. Изменяясь в этих рамках, язык может в 200—300 лет стать неузнаваемым.

Закон преемственности приводит к тому, что даже после распада нации на несколько территориально и хозяйственно независимых единиц, в каждой из последних более или менее долгое время продолжается в основном традиция общенационального языка. Таким образом, между законом социализации и законом преемственности оказывается известное противоречие: закон социализации стремится к тому, чтобы везде и всюду языковые единицы совпадали точно с хозяйственно-политическими, закон преемственности, задерживая темпы перестройки языка при всяких условиях, не дает осуществиться этой «идеальной» картине.

Легко понять из сказанного, чего стоят попытки объяснить полностью современные языковые явления, как надстроечно-идеологические, из современного же социально-экономического базиса. Между тем такие попытки делаются время от времени некоторыми нашими языковедами. Их бескорыстные усилия разоблачить, скажем, империалистическую сущность английских предлогов или выудить классовую идеологию в синтаксических оборотах писателя трогают своей наивной непосредственностью, но заставляют сожалеть о бесплодно растрачиваемой энергии, которую можно было бы употребить на какое-нибудь общественно-полезное дело. Трудно вообще представить более праздную и безмозглую затею, чем попытка объяснить современное распределение языков на нашей планете, вооружившись одной только формулой: язык есть надстройка. Такая задача была уместна в те, весьма отдаленные от нас эпохи, когда языки только возникали и их надстроечная связь с базисом не была еще затемнена процессами технизация. С тех пор утекло много воды, и современная лингвистическая карта земного шара есть уже результат много-тысячелетнего комбинированного действия законов социализации и преемственности, в которых язык раскрывает себя как техника, а не как идеология. Говорить о позднейших стадиях развития языка, игнорируя процесс технизации, все равно, что говорить о движении планет, игнорируя закон тяготения.

Ошибка, в которую впадали и впадают многие, заключается в том, что к языку подходят с узко историческими масштабами, пытаются сделать какие-то выводы о сущности языка на основании языковых фактов, засвидетельствованных на ничтожном отрезке времени в 2—3 тысячи лет. Между тем язык по масштабам времени — явление, если угодно, «геологического» порядка. Первые и решающие шаги на пути создания звуковой речи были сделаны задолго до обозримых исторических эпох. Историческое человечество получило в наследство от прошлого языковый материал, прошедший уже через многочисленные этапы десемантизации и технизации. Огромная масса языкового материала, полученного человечеством от прошлого, возникала и развивалась в эпохи, которые мы принуждены отодвигать все дальше в глубь веков и исчислять не тысячелетиями даже, а сотнями тысячелетий. За эти колоссальные промежутки времени целые пласты речевого материала как бы застывали в своей технической функции и в таком виде доживали до исторических эпох.

Есть нечто общее между судьбами языка и геологическими судьбами земли. Подобно тому, как в истории земли можно наметить два периода, первый — когда преобладали внутренние, горообразовательные процессы, придавшие нашей планете основные черты современного рельефа, и последующий — продолжающийся поныне, когда преобладают процессы денудационные и нивелирующие, так точно и в истории языка, вслед за творческим периодом, когда преобладают идеологически-созидательные процессы, следует период, когда преобладают процессы технически-приспособительные.[13] Оценивая современные языки с точки зрения отражения в их структуре современных же общественных идеологий, мы находим кое-что в семантике и лексике, почти ничего в синтаксисе и ровно ничего в морфологии. Если как техника язык отрабатывается и обновляется каждый день, то как идеология он основными своими контурами уходит в прошлое и лишь некоторыми элементами — в современность.

Так точно мы видим часто в горах массивные громады первозданных пород, прикрытые тонким слоем позднейших образований.