Ч е т в е р г. с в е т л а н а. р а з д у м ь я

Так прошли эти первые три дня. И вот сегодня, возвратившись после импульсивного визита к Сергею в гостиницу, Светлана пыталась «всё разложить по полочкам» и ещё раз проверить себя. Она вошла в квартиру, уже успокоившись, удивляясь той вспышке негодования, которая захлестнула её утром, когда она буквально проглотила вторую часть повести. Первую она прочла накануне, перед сном, после поездки в Петергоф. Сергей так тонко и лирично, правда, не всегда объективно, изложил романтику их встреч и бурную переписку с её и, частично, его письмами, вошедшими в повесть почти без сокращений и изменений, что спокойно читать было невозможно. Далее следовали его дневники, написанные с такой болью, что ей было стыдно за себя, когда она читала эти страницы.

Закончив читать первую часть, завершавшуюся «их» неожиданной встречей в Санкт-Петербурге, она отложила вторую часть на утро и уснула. Но то, что она прочла во второй части, так разительно отличалось от первой, что не возмутиться она не могла. Изменив фамилии, Сергей, видимо, умышленно своих главных героев назвал их именами. Она страшно разволновалась, когда на мгновение представила, что, сопоставив события, описанные в первой части, с её реальной жизнью, хорошо знающие её люди в героине повести легко узнают её, и, Бог весть, что подумают! От этой мысли ей стало не по себе, и она опрометью бросилась в гостиницу к Сергею.

Сейчас, вспоминая об этом, она решила снова перечитать так взволновавшие её страницы, благо сохранился второй экземпляр книги. Бориса дома не было. Работа в деканате и на кафедре отнимала много времени, и он возвращался поздно. Она уже год не работала. Зарплата Бориса позволяла это, к тому же, она являлась представителем одной фармацевтической фирмы, что давало определённый доход и не отнимало много времени.

Светлана взяла книгу, забралась с ногами на тахту, накинула плед и углубилась в чтение. И теперь многое из того, что вначале так возмутило её, воспринималось по-другому, порой вызывая улыбку, а порой щемящее чувство грусти.

Неожиданно, и как бы внезапно, в её сознании мелькнула догадка: «А ведь всё, что говорит его «главный герой», все его размышления, это же слова Сергея напрямую адресованные ей. Ей и никому больше! Боже! А если это так? Это же значит…» - она даже не пыталась додумать до конца, настолько сумасшедшей ей показалась эта мысль. Светлана снова взяла книгу и теперь уже не отрывалась, пока не дочитала её до конца. Ближе к вечеру, когда вернулся Борис, она накрыла на стол и, нехотя, поужинала вместе с ним.

- Устала?

- Да нет, так что-то, пройдёт…

Борис взял газеты и прошёл в свою комнату. Наскоро убравшись, она села к телевизору, но уже вскоре заметила, что думает совершенно о другом.

Как-то само собой всплыл в памяти давний разговор с матерью после той ночи, проведённой с Сергеем у его родственников на стройке. Тогда, простившись с ним, она, не без волнения, вошла в дом в ожидании материнских нравоучений, но то, что услышала, было за пределами её ожиданий. Едва она вошла, мать, не дав ей сказать ни слова, обрушила на неё целую лавину упрёков:

- Ты что это, девонька, опять за старое?! Мало тебе одного аборта, хочешь остаться на век пустобрюхой? Кто тебя возьмёт? Ты об этом хоть подумала? Сколько же нам с тобой ещё маяться? Господи! И за что нам с отцом такое наказание?!

- Ты что говоришь, мама?! У нас же ничего не было! - попыталась возмутиться она, опешив от несправедливости и оскорбительности материнских слов.

Но мать уже было невозможно остановить. Видимо всё то, что она передумала за эту ночь, рвалось наружу:

- Да, чтоб ты, паскудница, да не дала - век не поверю! Мы с отцом карачились, всё для тебя делали, корову продали, учителя наняли, чтобы только поступила, а ты вон куда!

«Опять про эту корову!» - мелькнула у неё мысль, а мать продолжала начатую тираду:

- Дожили, дальше ехать некуда! Теперь она и дома на стороне ночует! Что шары-то выкатила, правда глаза режет?!

Несправедливость слов матери резала душу. Она попыталась вклиниться в материнский «запал»:

- Мама, ты ничего не знаешь! Серёжа прекрасный парень. Он меня даже пальцем не тронул! - А в голове снова промелькнула мысль: «Ну, пальчиками-то он трогал, да ещё как!»

А мать, словно не слышала её:

- Ты как с каникул уедешь, у меня вся душа переболит, чего только за год не передумаю! Хоть бы ты быстрее закончила, и делай, что хочешь, хоть со всеми живи!

Она уже плакала навзрыд, не в силах переносить эти оскорбления, и, одновремённо, не имея возможности что-то сказать в своё оправдание. Любые её возражения мать отметала начисто другими, ещё более резкими и обидными упрёками, и она, не выдержав всего этого, убежала к себе в комнату, и, уткнувшись в подушку, долго плакала.

Сергей пришёл вечером, отца дома не было, сразу же обратился с извинениями к матери «за задержку». Мать ничего не ответила и ушла в другую комнату. Они вышли на улицу, но разговора не получалось. Прошлись и вернулись к дому. И тут, в крылечной пристройке, её словно прорвало, и она «вылила» на него всё, что у неё накопилось, особо не задумываясь над тем, что говорит, и, расставшись, ещё долго лежала в постели с красными от слёз глазами. Просветление наступило на следующий день. Утром после завтрака, от которого она отказалась, мать зашла в её комнату и села к ней на постель.

- Ты, дочка, не обижайся на меня за то, что, вгорячах, наорала на тебя, - тихо говорила мать, вытирая уголком косынки слёзы, - всё сердце у меня изболелось за тебя с позапрошлого лета.

Тем летом после первого курса, тётка, будучи у них в гостях, не удержалась и всё рассказала матери, хотя обещала молчать. И то, что после этого было, лучше не вспоминать!

- Мы ведь с отцом ничего не имеем против Сергея, - продолжила разговор мать, - парень неплохой, только бы не пристрастился к вину. Отец-то у него, как и наш, мимо не проносит. Ты, и вправду, любишь его?

- Ой, мама, ничего я не знаю! Пока была в Ленинграде, скучала страшно, домой летела, как на крыльях, а приехала, что только про него не говорят!

- Я, дочка, тебе не советчица. Решай сама, только не спеши. Кого выберешь, с тем и жить надо, а разводы последнее дело.

Они сидели, обнявшись, на её кровати, и разговор их затянулся до полдня. Он ли повлиял на её решение расстаться с Сергеем или что-то ещё, она и сейчас не готова была ответить, и не думала она об этом, да и дома, толком, не было разговора об её замужестве.

Правда, в день приезда на летние каникулы старший брат, приветствуя её, с улыбкой заметил:

- Светка, ты за эти полгода просто расцвела. Пора и замуж собираться!

На что она, смеясь, ответила:

- Только о том и думаю, да вот мама учиться заставляет.

На том и закончили, а говорить позднее на эту тему как-то не пришлось, всё не было соответствующей обстановки, а уж потом она и сама засомневалась, нужен ли этот разговор. Были какие-то сомнения, какая-то нервозность, а иногда просто ни о чём не хотелось думать. Нужен был какой-то «тайм-аут», чтобы всё понять и, прежде всего, разобраться в себе самой. Но Сергей не понял её душевного смятения, да и трудно ему было разобраться в том, что и она сама до конца не понимала. Видимо, в конце концов, всё это и привело к разрыву, да и он своими письмами только его ускорил.

А вот рассердись он тогда за её предложение прекратить переписку, прояви характер, уйди с обидой, но по-мужски, не показывая виду, и перестань писать, и, кто знает, как бы обернулось дело! Но Сергей не сделал этого, не смог. Видно, и вправду, так безрассудно, по-мальчишески, любил.

Она вспомнила и тот «девичник» тем летом у Ольги Ардановой, куда они зашли с Лялечкой Галкевич накануне её отъезда на практику. Разговор зашёл о будущей семейной жизни. Коснулся он и Сергея:

- Между вами что-то произошло? - с дружеской заинтересованностью спросила Ольга.

- С чего ты взяла?

- Ты последнее время какая-то дёрганная…

Не дав ей ответить, вмешалась Лялечка:

- Ей давно следовало задуматься. Ну, кто он такой? Обычный мастерюга. Зарплата не ахти, жилья нет и пока не предвидится, а он вяжется со своей любовью!

Бесцеремонность Лялечки шокировала, но та, словно не замечая этого, обратилась к Светлане:

- Ты, надеюсь, ему ничего не позволяла?

И почувствовав бестактность своего вопроса, выразила неподдельное удивление:

- Только, девочки, ради Бога, не надо эмоций! Мы взрослые люди, и всё это естественно.

Тогда Ольга заступилась за Сергея, сказав, что ещё рано делать какие-то выводы, что Сергей весьма и весьма незауряден, и кто знает, как высоко он может подняться, и совершенно не к чему бросаться в крайности. Лялечка замолчала, но, видимо, доводы Ольги её не убедили.

Когда они вышли на улицу, вновь вернулась к разговору:

- Ну, что ты решила?

- Ничего я не решала.

Вопрос Галкевич вызвал у Светланы раздражение, но та словно не замечала:

- Надеюсь, ты, по крайней мере, задумалась. Я не спорю с Ольгой, но не такой тебе нужен, хотя тебя никто и не заставляет рвать с ним, просто держи его на расстоянии, пока всё не определится окончательно.

Лялечка была цинична и практична в своих высказываниях, которые претили сознанию Светланы, но червоточину в душе оставили. Она вспомнила, как уезжала из родного города тем летом, по сути, бежала из него. Слова Лялечки, что Сергей не тот человек, который ей нужен, упали на подготовленную почву, что она подспудно ощущала, и чему, в не малой степени, способствовало её нежелание возвращаться домой после окончания института.Она не хотела здесь жить, и представить себе не могла, что, выйдя замуж за Сергея, похоронит себя в городе, который ей настолько опостылел. Она считала, что достойна большего. И когда Борис сообщил, что его оставляют в аспирантуре, она уже не колебалась. Это был шанс, упустить который она не могла и не хотела. А были и «другие предложения» и тоже в Ленинграде. «Всё произошло, как предсказала мне цыганка, - мысленно подытожила она: «Ты проживёшь ровную и спокойную жизнь, особо высоко не поднимешься, будешь жить в большом городе, и у тебя будет двое детей».

Это была спасительная мысль, к которой она неоднократно возвращалась, и за которую пряталась, когда думы о Сергее были особенно навязчивыми и преследовали её. Хотя, особо спокойной жизнь её не была, но и жаловаться было грешно. «Архангельск не Ленинград», - убеждала она себя и позднее.

Но стоило только допустить, что и тогда был возможен отъезд Сергея в «большой город», как сразу от её защиты не оставалось камня на камне, и её дёрганье становилось совершенно неуместным, если она любила Сергея, а не Борис Филимонов или кто-то другой, был её истинной целью.

Но она не хотела думать об этом, хотя и не могла забыть более поздние годы метаний и скрытого желания встречи с Сергеем, когда эти мысли выводили её из равновесия. И это было не только до замужества. Слава Богу, что потом всё стало намного легче, и душевное спокойствие вернулось к ней. И вот этот его неожиданный приезд.

«Хотя почему «неожиданный»? - мысленно возразила она себе. - За последние полтора года после очередной юбилейной встречи его выпуска мы перезванивались, и я приглашала его «заезжать» и даже обижалась, что он не сделал этого раньше. Так что всё было закономерно», - подвела она итог своим раздумьям.

И вот произошла эта долгожданная и всё же неожиданная встреча, так взволновавшая её. Да и невозможно было остаться равнодушной, встретив человека, который был когда-то так дорог тебе. И ей было приятно и радостно видеть его, общаться с ним, грустить, что встречи так коротки, и совершенно не хотелось думать о том, как далеко эти встречи могут завести их обоих.

Она вдруг безотчётно вспомнила тот сон, точнее видение, что было с ней после недавнего визита Розы, и мысленно попыталась ответить на вопрос цыганки: «Ну почему надо что-то делать?! Я просто хочу, чтобы он был здесь! И пусть будет, что будет!!»

Вдруг её осенило: «А ведь если бы он приехал раньше, когда мысли о нём выводили из душевного равновесия, могло бы произойти непоправимое!» - и она испугалась этих мыслей.