Глава 5. Вещи не такие, какими кажутся.
Прошел еще один месяц. Теперь я уже не такая грустная, не такая измученная, как в тот
последний раз, когда я писала. Я не жду тебя снова, не слушаю песни с твоего диска, не
читаю сообщения, которыми мы обменивались, когда были вместе. Я не разглядываю фотографии и тетради. Я собираюсь работать, снова проводить выходные с подружками, знакомиться со многими людьми. Я знаю, что надеть, идя в бар, а что – на праздник. Я уже никогда не ухожу самой первой, и больше не посылаю тебе никаких сообщений, с тех пор, как написала, выйдя из консультации, а ты мне не ответил. Я ни с кем не разговариваю о тебе. Все думают, что я излечилась, и это почти правда.
Глава 6. Жизнь в доме.
Сегодня день матери. Вчера я была в центре Мадрида со списком вещей, которые хотела
бы купить.
Блузка.
Коротенькое платье.
Топики одна-две штуки.
Брюки.
Скраб.
Шампунь.
Антицеллюлитный крем.
Подарок для мамы и еще один дпя бабушки. Обязательно!
Я вернулась домой, неся четыре пакета, в которых лежали: черный топик, такой же, как
большинство тех, что у меня были; куртка с коротким рукавом несколько спортивного
покроя, которую я никогда не стану носить; красное платье, которое я сразу же и надела;
гель, который сушит кожу, но офигительно пахнет ванилью; шампунь, тоже пахнущий
ванилью. Для мамы и бабушки в пакетах ничего не было.
Так что сегодня утром я встала с кровати и пошла покупать льняную юбку и жакет для
мамы. Размер я подобрала на глазок, но была спокойна, потому что все смотрится на ней хорошо. Если же нет, то она преспокойненько попросит у меня чек, чтобы поменять вещи, хотя это был подарок. С этим у нее нет проблем. На самом деле, у нее вообще почти нет проблем, она вполне счастливая женщина. И, кроме того, она – худенькая, что, видимо, является одной из основ счастья. Одно дело быть доброй, и совсем другое быть худой. Быть худой означает спокойненько надеть себе шорты и сесть на стул, совершенно не думая о том, что ляжки растекутся по сиденью. Это означает, что примерив джинсы, не нужно просить у продавщицы пять других моделей. Это означает, что ты можешь покупать себе бикини, и особенно, стринги, зная, что они не будут валяться в самой глубине бельевого ящика. Да, быть худой означает все это, и даже больше, так что я всю свою жизнь провела, сидя на диетах. Я не помню ни одного дня, в который я в той, или иной степени не соблюдала бы режим. Скажу иначе, я не помню ни одного дня, в который я начала бы есть и есть все то, что мне хотелось, не чувствуя себя виноватой, и не думая о том, сколько дней потратится потом на похудание. Господи, вся жизнь с теорией компенсирования: от шоколада к салатику-латуку.
Я не люблю салат-латук и нахожу его малопривлекательным со всех сторон. Я никогда не
держу его в доме, впрочем, в последнее время в моем доме вообще ничего нет. Я всегда считала, что день, когда у меня не будет апельсинового сока, был бы для меня ударом,
настоящим потрясением, потому что, встав с постели, мне необходимо позавтракать. Если я
не позавтракала, я – никто, поэтому и думала: “Ты представляешь, что однажды я встаю с постели, а сока нет?” Ведь уже столько месяцев в моем холодильнике нет ничего вкусного.
Это уже давно не тот холодильник, открыв который не знаешь, что и выбрать – глаза
разбегаются. В нем есть все, начиная от плавленого сыра, и кончая заварным кремом.
(Заварной крем! Вероятно, уж лет десять, как я его не покупаю!) Вот-вот, пусть в моем
холодильнике уже давно почти ничего нет, но сок есть всегда. А теперь оказывается, что уже несколько недель я его открываю, а сока нет. На всякий случай я заглянула в шкафчик, вдруг
там завалялся пакетик, но там тоже нет. Я почувствовала себя несчастной неудачницей,
подумав: “Вот черт, кошмар, да и только, у меня все валится из рук из-за какого-то пустяка,
позарез необходимого мне по утрам”…Однако, к трем часам дня мне не хватало уже молока. Молока тоже не оказалось, несмотря на то, что я жутко его люблю Вернуться ночью домой, пойти и выпить стакан холодного молока, что может быть лучше! М-м-м! Какое удовольствие! А иногда, если захочется, с Кола Као, чтобы пить его глоточками с ложечки. А когда у тебя болит горло, ты ставишь в микроволновку стакан молока с медом, хотя и не любишь мед, но это – домашнее лечебное средство… Молоко означает, что не все еще кончено на этом свете. Оно означает, что когда в дверь звонит сосед, а если он, к тому же хороший, или, по крайней мере, нравится тебе, ты можешь пригласить его на чашечку кофе с молоком и выкурить с ним сигарету. Ты можешь выпить кофе даже одна и почувствовать, что жизнь прекрасна, как в рекламе: жизнь – это мгновение, пока поет Карла Бруни. Узнав, что молока не осталось, я подумала, что мне нанесен двойной удар. Я пролетела не только с соком, но еще и с молоком. Но вот прошли еще два дня, не осталось и туалетной бумаги. Я пришла поздно, потому что заходила пропустить пару рюмашек, и в собственном туалете мне пришлось вытираться салфетками “клинекс”, словно в каком-то баре. Всю ночь я думала: “Слава Богу, что ты была одна, что никто не смог прийти к тебе домой, потому что у тебя даже задницу вытереть нечем”. Чертовски грустно. Хорошо еще, что все уже прошло.
Вчера, когда я ходила за покупками с первым моим списком я позвонила своему другу,
Альвару, чтобы мы что-нибудь выпили и потрепались.
- Как здорово, что завтра воскресенье, – сказал он.
- Вот еще, все воскресенья – дерьмо, стереть бы их с календаря, к чертям собачьим, –
ответила я.
- Ну что такое ты несешь? Они – восхитительны, я от них в восторге! Это – самые лучшие
дни недели, детка, я так хочу, чтобы они поскорей наступали, чтобы поваляться на кровати под одеялом с моей девчонкой, включить телек и провести так весь вечер. На моем столе битком всякой всячины: две банки “Кока-колы”, банка пива, чашка кофе, коробка галет, пачка сухариков, тарелочка маслин… Воскресенья просто чудесны для того, чтобы накачаться всей этой гадостью.
Я посмотрела на него и подумала: “Черта лысого! Это ты можешь накачаться.”
А теперь, после семейного ужина по случаю празднования Дня матери, я пришла домой,
посмотрела фильм, почитала журнал, включила новую программу о путешествиях, в которой
не прекращая кричат и передвигают камеру. Я хочу прекратить все это, но не могу ни
выключить телевизор, ни сделать что-нибудь еще, потому что не могу пошевелиться от усталости и тоски.
Это первая глава, в которой я не упоминаю о тебе. Если бы я хотела, то могла бы
зачернуть последнее предложение, тогда ты и в самом деле исчез бы.
Карла Бруни-Саркози –итало-французская фотомодель и певица
Глава 7. Пляж.
Я поклялась самой себе не смотреть снова ни твои фотографии, ни твои сообщения, но
мне безразлично, что я изменяю себе самой, и сегодня я сделала нечто гораздо худшее. Я
нашла то видео, которое мы записали на пляже. Я вывела изображение на экран телевизора
так, что оно буквально затопило всю гостиную, погасила свет и включила воспроизведение.
Вот он, пляж Астурии. Немножко пасмурно, и море неспокойно. Поворачиваясь, ты
начинаешь снимать крупным планом панораму гор и кромку берега. Слышно твое дыхание и
мой голос, зовущий тебя откуда-то издалека:
- Бето, иди! Посмотри, какие высокие волны!
Ты направляешь камеру на меня. На мне твоя белая рубашка с длинным рукавом, которая
мне велика, и под рубашкой бикини.
- Ната, не подходи слишком близко, море очень неспокойно!
- Иди быстрее! Ну, скорее же!
- Подожди, не подходи! Оставайся там, я уже иду!
Ты побежал ко мне, держа камеру в руках, и изображение на экране задергалось, как
сумасшедшее.
- Потрясающе, – послышались твои слова, когда ты подошел. – Как волны разбиваются о
берег.
Ты направляешь камеру на море.
- Классно, правда?
И укрупняешь план.
- Ната, не подходи ближе…
- Всего несколько шажочков, ведь ничего не происходит… Ну же! Посмотри! Чайки! Надо
же, сколько их! Больше сотни! Чайки на берегу так спокойны и беззаботны, словно нас
вовсе не существует… Сейчас ты увидишь, как они взлетают, когда я побегу!
- Ха-ха-ха! Подожди, я хочу снять вас красиво!
- Минутку-минутку, сейчас я соберу волосы... – Я подхожу к камере. – Моя мордашка
заняла весь экран, пока я прилаживаю заколку. Я непрестанно корчу рожицы. – Так! И так! А
вот так я красива?
- Очень!
Я посылаю в объектив поцелуй, не касаясь его.
- Видео хорошо получается?
- Изображение немножко плывет, но это не имеет значения!
- Да, так даже лучше, пусть плывет, как жизнь. Плывущее лучше! Посмотри на чаек! Я тоже хочу так летать... – Я бросилась бежать к чайкам, взмахивая руками, словно я летела. –
Посмотри, как я лечу, Бето, смотри, как я лечу... Я лечу-у-у!..
Чайки взлетают и кружат в воздухе, едва я появляюсь среди них, но на несколько секунд
мои руки, прикрытые рукавами твоей белой рубашки, сливаются с крыльями птиц.
Видео заканчивается, и экран чернеет.
Гостиная погружается в кромешную темноту.
Она совершенно пуста.
Я осталась в Астурии.
- Ната, ты, как коза-егоза. Давай же, иди и надень брюки, а то простудишься.
Ты выключаешь камеру и кладешь ее в рюкзак. Я подхожу к тебе.
- Ну вот, надо же, я промочила ноги, а полотенца у нас нет... Нет-нет, что ты, не твоим
свитером, глупый, он будет весь в песке!
- Неважно, потом вытрясем, делов-то, я не хочу, чтобы ты простудилась. Иди сюда, садись
со мной, скоро проглянет солнышко...
- Ну, хорошо, сейчас.
Я надеваю брюки и сажусь, прижавшись к твоей груди. Ты обнимаешь меня за талию.
- Какой прекрасный свет, как красиво, и какая глубокая синева у моря...
- Знаешь, когда я был маленьким, – сказал ты, уперев подбородок в мое плечо, – мне
безумно нравилось приходить на этот пляж и оставаться здесь одному до самой ночи...
- А что ты здесь делал?
- Ничего... Расслаблялся... Думал.
- И о чем же ты думал?
- Да так... О разном.
- Так о чем же?
- Я думал, что, возможно, когда-нибудь я сяду на корабль, переплыву океан и буду плавать на нем по разным морям, останавливаясь на время в каком-нибудь месте, а потом в другом, и еще где-нибудь, еще и еще... Я путешествовал бы всегда, узнавал новые места, знакомился с новыми людьми. Ни дома, ни школы, никто не ругал бы меня, и не нужно было бы делать уроки.
- А где бы ты останавливался?
- На бразильских пляжах, потом в Уругвае и в Рио-де-ла-Плата...
- И ты плавал бы один?
- Да, один... Я плавал бы один. Я до сих пор еще подумываю осуществить эту мечту.
- И тебе было бы кайфово, да? Ни клиентов, ни кампаний, ни трезвона будильника, ни чеков...
- Верняк. Почему бы нам не поплыть, Ната? Давай уволимся с работы, продадим твой и
мой дом и отправимся путешествовать. Махнем без денег, вообще безо всего, навстречу приключениям...
- Давай, а я время от времени плаваю в море, а потом отряхиваюсь, как это делают утки. Б-р-р-р... Вот так.
- Ха-ха-ха, ты просто сумасшедшая. Я говорю серьезно, Ната. Мне не нравится здешняя
жизнь, мне все осточертело, я устал. Мне до смерти надоело работать, все время думая, как
срубить бабла, чтобы прибарахлиться, мне ненавистна сама мысль о том, что мы должны пускать пыль в глаза. Я не хочу жить в таком мире, как этот, где все кажется общепринятым и
упорядоченным, где все расписано и нет места импровизации. Это не та свобода, о которой я
мечтал, та свобода – совсем другое дело.
- Но для этого нужно изменить весь мир…
- Ну, так давай его изменим! Я отказываюсь быть частью того мира, в котором был
воспитан. Я не хочу, чтобы однажды мы, растянувшись на диване, спрашивали себя, кто мы, и почему не узнаем друг друга. Если с нами когда-нибудь случится подобное, я умру.
- А почему ты рассказываешь мне все это?
- Потому что знаю, что ты меня понимаешь. Я думал, что никогда не познакомлюсь ни с
одним человеком, который понял бы меня, но вдруг появилась ты, и я узнал, я понял, что этот человек – ты. Я не могу этого объяснить, но, клянусь, что почувствовал это, когда впервые увидел тебя. Словно домовой шепнул мне на ушко: “Это она”.
- Бето…
- Говори.
- А почему тебе сказал это домовой, если домовых не бывает?
- Бывают, глупышка, и когда-нибудь ты встретишь одного.
- Это невозможно.
- Нет ничего невозможного в этом мире, Ната, кроме одного…
- Чего же?
- Того, что я перестану любить тебя.
Асту́рия – автономное сообщество и провинция на севере Испании, на побережье Бискайского залива