О природе категории числа у существительных

Очевидно, что значение «количество (единичность ~ множественность) предметов» охватывает подавляю­щее большинство русских существительных. Таким об­разом, за некоторыми исключениями, эту характеристи­ку грамматического числа можно считать обязательной. Подавляющее большинство словоформ, указывающих на единичный предмет, предопределяет существование словоформы, указывающей на множество таких же предметов. Однако и здесь, как отмечалось, существуют исключения. Следовательно, если пренебречь случаями, входящими в «исключения», противопоставление «еди­ничность ~ множественность» оказывается обязатель­ным и регулярным. Иными словами, оно формирует грамматическую категорию. При этих усло­виях данная категория выступает как формообразую­щая, словоизменительная, поскольку она способна про­тивопоставлять словоформы, более ничем не отличаю­щиеся друг от друга. Именно как словоизменительную грамматическую категорию понимали число у сущест­вительных А. А. Шахматов и В. В. Виноградов.

Возможен и другой взгляд на те же факты. Можно не рассматривать как исключения случаи, отмеченные выше. Тогда характеристика «количество предметов» не оказывается ни обязательной, ни регулярной. При этом нельзя говорить ни о какой грамматической кате­гории — ни о словоизменительной, ни о классифицирую­щей

Однако очевидно, что грамматическое число обла­дает определенными согласовательными возможностя­ми. Причем различие в этих возможностях, обусловлен­ное числовой характеристикой словоформы, носит уни­версальный, обязательный характер. В этом случае пе­ред нами — грамматическая категория, определяющая оформление связи между словоформами. Ясно, что при такой интерпретации грамматической категории числа
она выступает в качестве классифицирующей. Ведь словоформы, различающиеся по этой категории, непременно различаются и какими-нибудь другими, не­грамматическими характеристиками. Понимание кате­гории числа как классифицирующей, рассматривающей не словоформы одной лексемы, а разные лексемы, также представлено в русской лингвистической традиции (в трудах таких выдающихся лингвистов, как Ф. Ф. Фор­тунатов, В. Н. Сидоров, П. С. Кузнецов).

Понимание числа как категории либо словоизмени­тельной, либо классифицирующей имеет важные след­ствия, во-первых, для понимания морфологической структуры существительных, а во-вторых, для опреде­ления числа согласовательных классов существитель­ных.

Если число — словоизменительная категория у су­ществительных, то морфемы, передающие его значение, следует считать окончаниями. Если же число — клас­сифицирующая категория, то передающие его значение морфемы следует считать суффиксами. Однако в рус­ском языке показатели числа одновременно являются и показателями падежа (считать эти же элементы пока­зателями рода нет оснований, поскольку род выражает­ся ими весьма непоследовательно). Совмещение в одном элементе структуры слова функций и окончания и суф­фикса, как известно, встречается в русском языке. Сло­вообразовательную и грамматическую информацию не­сут окончания, например, в лексемах шашлычная, заве­дующий, суточные. Строго говоря, такие явления дол­жны изучаться и в словообразовании и в морфологии. Если применить эту мысль к показателям числа и па­дежа, то следует сделать вывод, что их падежная функ­ция должна изучаться в морфологии, а числовая — в словообразовании.

14*

Исходя из этого, в данном случае следовало бы не рассматривать вопросы, связанные с образованием форм множественного числа существительных, и пере­нести анализ их в словообразование. Однако, хотя мор­фологи и трактовали категорию числа у существитель­ных по-разному, авторы работ по словообразованию стремились не касаться вопроса о категории числа, счи­тая его сферой грамматики. Причем это положение нельзя объяснить субъективными желаниями ученых. Поскольку падеж и число неразрывно связаны в плане выражения, любое описание образования падежных
форм есть описание и показателей того или иного числа. В то же время описание показателей числа, если оно дается не только для словарной формы (им. п. ед. ч.), есть уже описание падежных показателей. Поэтому во­прос о форме выражения числовых значений рассмат­ривается вместе с вопросом о падежных формах.

Если представить себе, что формы единственного и множественного числа существительных — это разные лексемы, то система согласовательных классов будет выглядеть не так, как она представлена нами ранее. Лексемы мужского рода образуют в этом случае два класса — мужской одушевленный и неодушевленный, поскольку различия в выборе согласуемых форм у су­ществительных мужского рода касаются и единствен­ного числа. Единственное число женского и среднего рода существительных образуют два других согласова­тельных класса. Набор согласуемых форм для сущест­вительных парного рода совпадает с набором для суще­ствительных неодушевленных трех остальных родов во множественном числе (набор определяющих словоформ для сани совпадает с аналогичным набором для дома, стены, поля). Особый согласовательный класс составят одушевленные существительные множественного числа (наборы определяющих словоформ для слоны, козы, насекомые совпадают).

Тогда система согласовательных классов существи­тельных будет выглядеть следующим образом: I — единственный мужской неодушевленный (стол); II — единственный мужской одушевленный (слон); III — единственный женский (стена, коза); IV — единствен­ный средний (поле, насекомое); V — единственный и множественный парный (сани), множественный неоду­шевленный мужской (столы), множественный неоду­шевленный женский (стены), множественный неоду­шевленный средний (поля); VI — множественный оду­шевленный мужской (слоны), множественный одушев­ленный женский (козы), множественный одушевленный средний (насекомые).