В которой для иа-иа строят дом на пуховой опушке

Однажды, когда Винни-Пуху делать было совершенно нечего, он подумал, что все-таки надо бы чем-нибудь заняться. Вот он и решил заглянуть к Пятачку и посмотреть, чем занимается Пятачок. Шел снег, и Винни плелся по белой-белой лесной тропинке и думал, что, наверно, Пятачок сейчас греет ножки у огня; но, к своему удивлению, он увидел, что дверь дома Пятачка открыта, и чем дольше он смотрел туда, тем больше убеждался, что Пятачка там нет.

— Он ушел из дому, — грустно сказал Пух, — вот в чем дело. Поэтому его и нет дома! Придется мне прогуляться одному и самому обдумать все это. Обидно-досадно!

Но сначала он решил все-таки, чтобы окончательно удостовериться, постучать очень-очень громко… И, ожидая, пока Пятачок не ответит, он прыгал, чтобы согреться, и вдруг в его голове внезапно зазвучал Шум, и он показался Винни хорошим Шумом, который может, пожалуй, многим понравиться:

Иду вперед

(Тирлим-бом-бом),

И снег идет

(Тирлим-бом-бом),

Хоть нам совсем-

Совсем не по дороге!

Но только вот

(Тирлим-бом-бом)

Скажите, от —

(Тирлим-бом-бом),

Скажите, от —

Чего так зябнут ноги?

— Тогда я вот что сделаю, — сказал Винни-Пух. — Я сделаю так: просто сперва пойду домой и посмотрю, который час, и, может быть, надену шарф, а потом я пойду навещу Иа и спою ему эту Шумелку.

Винни побежал домой, и по дороге он так был занят Шумелкой, которую ведь надо было окончательно отделать, перед тем как спеть ее Иа, что, когда он внезапно увидел перед собой Пятачка, уютно устроившегося в его лучшем кресле, Пух смог только почесать в голове и впасть в глубокое раздумье — в чьем же доме он находится?

— Ой, Пятачок, — сказал он, — а я думал, тебя нет дома.

— Нет, — сказал Пятачок, — это тебя нет дома, Пух.

— Пожалуй, правильно, — сказал Пух, — во всяком случае, одного из нас нет дома.

И он посмотрел на часы, которые вот уже третью неделю показывали без пяти одиннадцать.

— Ура, ура, уже почти одиннадцать, — сказал Пух радостно, — как раз пора чем-нибудь подкрепиться!

И Винни-Пух полез в буфет.

— А потом мы пойдем гулять и споем мою Шумелку Иа, — добавил он.

— Какую Шумелку?

— Ну, да песню, которую мы собираемся спеть Иа, — объяснил Пух.

Спустя полчаса, когда Пух и Пятачок отправились в путь, часы, к их утешению, все еще показывали без пяти одиннадцать. Ветер утих, и снежок, которому надоело вертеться, пытаясь поймать самого себя за хвост, тихонько спускался вниз, и каждая снежинка сама отыскивала себе место для отдыха. Порой этим местом оказывался нос Винни-Пуха, а порой нет, и спустя немного времени у Пятачка вокруг шеи появился белый шарф, и за ушами у него было так снежно, как еще никогда в жизни.

— Пух, — сказал он наконец, слегка помявшись, потому что ведь ему не хотелось, чтобы Пух подумал, что он сдается. — Я вот о чем подумал: а что, если мы сейчас пойдем домой и поучим как следует твою песню, поупражняемся, а потом споем ее Иа? Завтра… или… или, например, как-нибудь в другой раз, когда мы его случайно встретим?

— Это очень хорошая мысль, Пятачок! — сказал Пух. — Мы будем сейчас повторять Шумелку по дороге, но только дома ее повторять не стоит, потому что это специальная Дорожная Шумелка для Снежной Погоды и ее надо петь на дороге, когда идет снег.

— Обязательно? — тревожно спросил Пятачок.

— Да ты сам увидишь, Пятачок, если послушаешь, потому что она вот как начинается: "Иду вперед. тирлим-бом-бом…".

— Тирлим что? — спросил Пятачок.

— Бом-бом, — сказал Пух. — Я вставил это, чтобы она была шумелочней. "И снег идет, тирлим-бом-бом, хоть нам…"

— А ты разве не сказал "иду вперед"?

— Да, но "вперед" был впереди.

— Впереди тирлим-бом-бома?

— Это же был другой тирлим-бом-бом, — сказал Винни-Пух, уже несколько сбитый с толку.

И он запел снова:

Идем

Вперед

(Тирлим-бом-бом),

И снег

Идет

(Тирлим-бом-бом),

Хоть нам

Совсем-совсем не по дороге!

Но только

Вот

(тирлим-бом-бом)

Скажите,

От-

(тирлим-бом-бом),

Скажите,

Отчего так зябнут ноги?

Он спел Шумелку так, по-новому, от начала до конца, и, пожалуй, так она стала еще лучше, и, окончив, Винни замолчал в ожидании, что Пятачок скажет, что из всех Дорожных Шумелок для Снежной Погоды, которые он когда-либо слышал, эта — самая лучшая.

Пятачок после долгого и серьезного размышления высказал свое мнение.

— Пух, — сказал он задумчиво, — по-моему, не так ноги, как уши!

К этому времени они уже подходили к Унылому Месту, где жил Иа, и, так как у Пятачка за ушками все еще было очень снежно и ему это начинало надоедать, они свернули в небольшую сосновую рощицу и присели на калитку в изгороди.

Теперь снег на них не падал, но все еще было очень холодно, и, чтобы не замерзнуть, они спели Шумелку Пуха шесть раз от начала до конца (Пятачок исполнял все тирлим-бом-бомы, а Пух все остальное), причем оба в нужных местах колотили по изгороди палочками. Вскоре им стало гораздо теплее, и они смогли продолжить разговор.

— Я сейчас думал, — сказал Пух, — и думал я вот о чем: я думал про Иа.

— А что ты думал про Иа?

— То, что ведь бедному Иа негде жить.

— Негде, негде, — согласился Пятачок.

— У тебя есть дом, Пятачок, и у меня есть дом, и это очень хорошие дома. И у Кристофера Робина дом, у Совы, и Кенги, и у Кролика тоже есть дома, и даже у Родственников и Знакомых Кролика тоже есть дома или что-нибудь в этом роде, а у бедного Иа нет совсем ничего. И вот что я придумал: давай построим ему дом.

— Это замечательная мысль, — сказал Пятачок. — А где мы его построим?

— Мы построим его здесь, — сказал Пух, — на опушке этой рощицы. Тут нет ветра, и тут я об этом подумал. Мы можем назвать это место "Пухова опушка", и мы построим для Иа на Пуховой Опушке — ДОМ ИА.

— Ой, кстати, там за рощей я видел груду палочек, — сказал Пятачок. — Там их навалена целая куча! Ну прямо целая гора!

— Спасибо, Пятачок, То, что ты сказал, будет нам очень полезно, и за это я бы мог назвать это место Пуховопятачковой Опушкой, если бы Пухова Опушка не звучала лучше. Но только она звучит лучше потому, что она пушистей и, значит, больше похожа на опушку.

Они слезли с изгороди и отправились за палочками.

…Кристофер Робин все это утро провел в комнате, путешествуя в Африку и обратно, и он как раз сошел с корабля и подумал: "Интересно, какая сейчас на улице погода", как вдруг в его дверь постучал не кто иной, как Иа.

— Здравствуй, Иа, — сказал Кристофер Робин, открыв дверь и выйдя на двор. — Как ты себя чувствуешь?

— Снег все идет, — мрачно сказал Иа.

— Да, да.

— И мороз.

— Да?

— Да, — сказал Иа. — Однако, — добавил он, немного просветлев, — землетрясений у нас в последнее время не было.

— Что случилось, Иа?

— Ничего, Кристофер Робин. Ничего существенного. Ты, конечно, не видел где-нибудь здесь дома или чего-нибудь в этом роде?

— Какого дома?

— Просто дома.

— А кто там живет?

— Я живу. По крайней мере, я думал, что я там живу. Но, по-видимому, я там не живу. Ну что ж, в конце концов не у всех же должны быть дома.

— Ой, Иа, я не знал. Я всегда думал…

— Не знаю, в чем тут дело, Кристофер Робин, но из-за всего этого снега и тому подобного, не говоря уже о сосульках и всем прочем, сейчас в поле часа в три утра не так жарко, как думают некоторые. Не сказать, чтобы там было душно, если ты понимаешь, что я имею в виду. Да, жаловаться на духоту не приходится. Никак не приходится. По правде говоря, Кристофер Робин, — продолжал Иа громким шопотом, — строго между нами, совершенно секретно, если никому не говорить, — там холодно.

— Ой, Иа!

— И я сказал себе — ведь остальные, пожалуй огорчатся, если я замерзну. Правда, у них ни у кого нет ума, в голове у них только опилки, да и те, очевидно, попали туда по ошибке, и они не умеют думать, но если снег будет идти еще недель шесть или в этом духе, даже кто-нибудь из них может сказать себе: "Пожалуй, Иа не так уж жарко сейчас, часа в три утра". А потом он захочет это проверить. А еще потом ему станет очень грустно.

— Ой, Иа! — сказал Кристофер Робин, которому уже стало очень грустно.

— Я не имел в виду тебя, Кристофер Робин. Ты не такой. Словом, все это я клоню к тому, что я построил себе дом возле своей маленькой рощицы.

— Правда построил? Как замечательно!

— Действительно замечательным, — продолжал Иа самым унылым тоном, — представляется мне то, что, когда я утром уходил, он был там, а когда я вернулся, его там не было. Вообще это все вполне понятно, в конце концов это был всего лишь дом Иа. Но все-таки я несколько обескуражен.

Кристоферу Робину некогда было особенно удивляться. Он уже забежал в свой дом и моментально натянул теплую шапку, теплые ботинки и теплое пальто.

— Мы сейчас пойдем и выясним это, — сказал он Иа.

— Иногда, — сказал Иа, — когда люди забирают чей-нибудь дом, там остается кусочек-другой, который им не нужен и который они с удовольствием вернут бывшему хозяину, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вот я и думаю, что если мы заглянем…

— Пошли, пошли, — сказал Кристофер Робин.

Они пошли очень быстро, и поэтому они очень быстро пришли на ту опушку рощи, где не было дома Иа.

— Ну вот, — сказал Иа. — Не осталось ни единой палочки. Конечно, жаловаться не приходится, ведь остался весь этот снег, с которым я могу делать все, что я хочу!

Но Кристофер Робин не слушал Иа. Он прислушивался к чему-то другому.

— Ты не слышишь? — спросил он Иа.

— А что там такое? Кто-то смеется?

— Слушай.

Они прислушались… И они услышали ворчливый басок, напевавший, что и он идет, и снег идет, хотя им совсем-совсем не по дороге, и чей-то тоненький голосок, успевавший вовремя тирлимбомбомкать.

— Это Пух! — радостно сказал Кристофер Робин.

— Вероятно, — сказал Иа.

— И еще Пятачок, — взволнованно сказал Кристофер Робин.

— Возможно, — сказал Иа. — Кто нам сейчас действительно нужен — это хорошая ищейка.

Слова песни неожиданно изменились.

— Наш дом готов! — пел бас.

— Тирлим-бом-бом, — пел пискливый голосок.

— Прекрасный дом…

— Тирлим-бом-бом…

— Я сам охотно жил бы в нем!…

— Тирлим-бом-бом…

— Пух! — закричал Кристофер Робин.

Певцы замолчали.

— Это Кристофер Робин, — в восторге сказал Пух.

— Он на той стороне. Там, где мы взяли палочки, — сказал Пятачок.

— Побежали, — сказал Пух.

Они помчались по опушке вокруг рощи, и всю дорогу Пух издавал приветственные возгласы.

— Эй, а тут Иа! — сказал Пух, когда они с Кристофером Робином кончили обниматься. Он толкнул локтем Пятачка, а Пятачок толкнул локтем его, и они подумали, какой это приятный сюрприз. — Здравствуй, Иа!

— И тебе желаю того же, медвежонок Пух, а по четвергам — вдвое, — уныло сказал Иа.

Не успел Винни-Пух спросить: "Почему по четвергам?" — как Кристофер Робин начал рассказывать грустную историю пропавшего дома Иа. Пух и Пятачок слушали, и глаза у них становились все больше и больше.

— Где, ты говоришь, он был? — спросил Пух.

— Как раз тут, — сказал Иа.

— Он был сделан из палочек?

— Да.

— Ох, — сказал Пятачок.

— Что? — сказал Иа

— Я просто сказал "ох", — нервно ответил Пятачок, и, чтобы не подавать виду, что он смутился, раз-другой тирлимбомбомкнул так беззаботно, как только мог.

— А ты уверен, что это был дом? — спросил Пух. — Я хочу сказать, ты уверен, что как раз тут был дом?

— Конечно, уверен, — сказал Иа Он пробормотал про себя: "Ни тени ума нет у некоторых!"

— В чем дело, Пух? — спросил Кристофер Робин.

— Ну… — сказал Пух. — Дело в том… — сказал он. — Ну, дело в том… — сказал Пух. — Понимаешь… — сказал Пух. — Как бы вам сказать… — сказал Пух, и тут что-то, видимо, подсказало ему, что он не очень хорошо объясняет дело, так что он снова толкнул Пятачка локтем.

— Как бы вам сказать… — поспешно сказал Пятачок. — Только теплее, — добавил он после долгого размышления.

— Что — теплее?

— На той стороне рощи, где стоит дом Иа.

— Мой дом? — спросил Иа. — Мой дом был здесь.

— Нет, — твердо сказал Пятачок, — он на той опушке.

— Потому что там теплее, — сказал Пух.

— Но я хочу знать…

— Пойдем и посмотрим, — просто сказал Пятачок, приглашая всех идти за ним.

Они вышли на опушку, и там стоял дом Иа — с виду уютный-преуютный.

— Вот он, — сказал Пятачок.

— Внутри не хуже, чем снаружи, — с гордостью сказал Пух.

Иа вошел в дом и снова вышел.

— Странное явление, — сказал он. — Это мой дом, и я сам построил его там, где я говорил, так что, очевидно, его сдуло сюда ветром. Видимо, ветер перенес его прямо через рощу и тут опустил. И он стоит здесь целый и невредимый. Пожалуй, местами он даже лучше!

— Гораздо лучше! — хором сказали Пух и Пятачок.

— Вот вам пример того, что можно сделать, если не полениться, — сказал Иа. — Тебе понятно, Пух? Тебе понятно, Пятачок? Во-первых — Смекалка, а во-вторых — Добросовестная Работа. Ясно? Вот как надо строить дом! — гордо закончил Иа.

Все попрощались со счастливым хозяином дома, и Кристофер Робин пошел обедать со своими друзьями — Пухом и Пятачком. По дороге друзья рассказали ему об Ужасной Ошибке, которую они совершили, и, когда он кончил смеяться, все трое дружно запели Дорожную Шумелку для Снежной Погоды и пели ее всю дорогу, причем Пятачок, который все еще был немного не в голосе, только тирлимбомбомкал.

"Конечно, кажется, что тирлимбомбомкать легко, — сказал Пятачок про себя, — но далеко не каждый и с этим сумеет справиться!"

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,