Этнометодология Г. Гарфинкеля

Понятие «этнометодология» ввел Г. Гарфинкель, ученик А. Шюца, американского профессора социологии и социальной психо­логии, родоначальника феноменологической социологии. Как отмечает X. Абельс, этнометодология Гарфинкеля соединяет фено­менологическую социологию Шюца с американским прагматиз­мом и символическим интеракционизмом [Абельс, 1999, с. 139].

Будучи учеником А. Шюца, Гарфинкель главное внимание в своей теории направил на исследование повседневного поведения обычных людей в обычных условиях и их «конструирования» соб­ственного «социального мира». Под «этносом» в названии теории имеется в виду любая общность людей, под «методами» понима­ются способы взаимодействия людей по неписаным правилам по­ведения, которые регулируют их повседневную жизнь, а «логос» — это знание, теория. Ряд авторов [Ионин, Митина, 1996; Абельс, 1999 и др.] отмечают, что Гарфинкель весьма экзотичен по своей терминологии и способу определения предмета и методов исследо­вания. Как пишут приверженцы этнометодологии Вайенгартен и Сакс, Гарфинкель ввел понятие этнометодологии сознательно по анало­гии с этнографией, предметом которой является знание, с помо­щью которого представители примитивных обществ овладевают яв­лениями в окружающей предметной среде. Замысел этнометодоло­гии является сходным: обнаружить методы (средства), которыми пользуется современный человек в обществе для реализации всего многообразия повседневных действий [Абельс, 1999, с. 138].

Этнометодология постулирует определенные теоретические допущения, например, отождествление социального взаимодей­ствия с речевой коммуникацией и исследования — с интерпрета­цией действий собеседника и др.

Этнометодологов прежде всего интересует: 1) как организует­ся и совершается практичное повседневное взаимодействие лю­дей; 2) как эти действия с помощью общения понимаются и ин­терпретируются, какой им придается смысл. При этом их не инте­ресует, почему люди совершают некоторые действия. Их интересует, как они это делают.

Общества как объективной реальности для Гарфинкеля вооб­ще не существует. Оно сводится к объясняющей, интерпретирую­щей деятельности индивидов [Митина, 1996].

Совершение и осмысление поступков в процессе коммуника­тивного взаимодействия определяется как создание людьми свое­го «социального мира». Люди рассматриваются как постоянно фор­мирующие и созидающие свой социальный мир во взаимодействии и общении с другими людьми.

Исследовать эти процессы, по мнению этнометодологов, мож­но только методами, разработанными в «субъективистской» традиции. Это прежде всего интерпретационный метод, когда иссле­дователь вместе с испытуемым в ходе беседы пытается найти тот смысл, который последний придает своим словам и поступкам.

Гарфинкель подчеркивает, что люди часто не осознают те не­писаные, само собой разумеющиеся правила, которыми они пользу­ются каждодневно. Для выявления этих правил Гарфинкель пыта­ется использовать так называемые кризисные эксперименты. Их смысл заключается в том, чтобы попытаться выявить эти правила путем их нарушения. Так, например, как описывает Абельс [Абельс, 1999], Гарфинкель дал задание своим студентам вести себя дома, как в гостях: например, говорить, только отвечая на вопросы, просить разрешения пойти в туалет, многословно хвалить обед и спрашивать рецепты и т.п. Студенты в своих отчетах отмечали, что их родители приходили в полное замешательство от такого пове­дения студентов дома. Они спрашивали, что случилось и, не полу­чая ответа, решали, что их дети или перетрудились, или пережи­вают жизненный кризис [Garfmkel, 1967]. Другой пример исследо­вания: наблюдение за поведением жюри суда присяжных, а потом подробная беседа с каждым из его членов для выяснения, какой смысл они вкладывали в свои слова и поступки при обсуждении выносимого приговора [Meltzer, Petras, 1972].

Огромное внимание в этнометодологии уделяется анализу самых разнообразных форм коммуникации, особенно разговорного языка.

В настоящее время этнометодология распалась на несколько течений, в том числе таких, как анализ разговорной речи, этнометодологическая герменевтика, анализ обыденного поведения и др. [Ионин, 1996].

Можно задаться вопросом: есть ли основания включать этнометодологию как особое направление в интеракционистскую ориента­цию? Одно из оснований заключается в том, что в центре внимания этнометодологии находится коммуникативное взаимодействие, т.е. социальная интеракция людей. Работы Гарфинкеля печатаются в сбор­никах интеракционистов [Meltzer, Petras, 1972 и др.].

Ближе всего этнометодология символическому интеракционизму, особенно Чикагской школе Блумера. Недаром многие авторы называют символический интеракционизм в качестве теоретичес­кого источника этнометодологии. В обоих направлениях человек рассматривается как активное творческое существо, которое тво­рит свой «социальный мир».

Основное различие между символическим интеракционизмом и этнометодологией заключается в том, что для первого характерны общие абстрактные рассуждения о символической коммуникации и взаимодействии, а в этнометодологии в центре внимания — анализ отдельных конкретных случаев коммуникативного взаимодействия конкретных индивидов в их обыденной повседневной жизни.

Поэтому, вероятно, будет правильно говорить не о включении этнометодологии в интеракционистскую ориентацию, а о близос­ти с ней по ряду важных вопросов.

Перспективы интеграции

Символический интеракционизм и ролевые теории имеют много общего, поэтому они и включены нами в интеракционистскую ориентацию, но границы между ними весьма размыты и некото­рые авторы заговорили о возможных перспективах их интеграции. Наиболее обстоятельно этот вопрос был исследован американс­кими авторами Ш. Страйкером и Э. Стейтем [Stryker, Statham, 1985]. Они очень тщательно анализируют символический интеракцио­низм и социологические ролевые теории в отдельности, сравни­вают их и находят в них общие моменты.

Эти общие моменты заключаются прежде всего в том, что и в символическом интеракционизме, и в ролевых теориях подчерки­вается необходимость анализировать социальные явления с точки зрения участников взаимодействия, т.е. для объяснения социальных явлений следует учитывать действия участников социального про­цесса [Stryker, 1973].

Оба направления используют понятие театра как метафору со­циальной жизни, где понятие «роль» является одним из централь­ных. Что касается различий, то в ролевых теориях социальное вза­имодействие рассматривается как поведение актеров, играющих роли, сформировавшиеся в ходе социальной эволюционной адап­тации. Интересуясь прежде всего вопросами социальной организа­ции, представители ролевых теорий используют понятие роли как основополагающее в своих рассуждениях относительно функцио­нирования социальных структур.

Представители символического интеракционизма трактуют те­атральную метафору применительно к обществу по-иному. Они не считают, что ролевые предписания являются подробными указа­ниями, которые должны строго выполняться. По их мнению, ро­левое поведение должно ограничиваться лишь рамками культуры и общества, где происходит действие. Их прежде всего интересует структура личности и анализ ролевого взаимодействия как такового. Они используют понятие «роль» для того, чтобы «опуститься до уровня личности и ее структуры» [Stryker, Statham, 1985].

Для ролевых теорий главная концептуальная единица — роль, а для символического интеракционизма — личность. Эти различия определяют сильные и слабые стороны данных направлений. Силь­ная сторона символического интеракционизма — наличие в ней концепции творческой активной личности, которая может повли­ять на изменение социальных условий, а его слабость — в прева­лировании абстрактных рассуждений о ролевом поведении без со­отношения их с социальными структурами общества.

Что касается ролевых теорий, то их сильная сторона заключа­ется в дифференцированном анализе социальных структур обще­ства и их влиянии на ролевое поведение.

Таким образом, сильные стороны одного направления могут в какой-то степени компенсировать слабые стороны другого. Однако интеграция символического интеракционизма и ролевых теорий еще остается далекой перспективой.

Следует отметить, что ролевые теории были особенно попу­лярны в 50-60-х годах, когда вся проблематика интеракционистской ориентации нередко анализировалась в рамках именно роле­вых теорий.

Особый интерес к символическому интеракционизму появил­ся в 70-е годы, когда весьма актуальными стали исследования со­циальных изменений, сопровождавшиеся особым вниманием к механизмам социальной интеракции [Якимова, 1995]. И сегодня интерес к символическому интеракционизму не угасает. Как отме­чают Страйкер и Стейтем, это происходит, возможно, потому, что интеграция символического интеракционизма и ролевых тео­рий может помочь решить стоящую перед современной социаль­ной психологией задачу адекватного совмещения исследований лич­ности и социальной структуры [Stryker, Stathem, 1985].

В целом про интеракционистскую ориентацию можно сказать, что она послужила одним из важных теоретических источников формирования в последнюю четверть века целого ряда концеп­ций, направленных на поиск новых парадигм социально-психоло­гических исследований в противовес позитивизму, в частности таких, как конструкционизм Гергена и этогенический подход Харре, которые будут рассмотрены в следующей главе.


Наши рекомендации