Поддаётся ли сознание разгадке? методологическое вступление

Жизнь, господа присяжные заседатели, — это сложная штука, но, господа присяжные заседатели, эта сложная штука открывает­ся просто, как ящик.

И. Ильф, Е. Петров

О терминах

Психологика стремится к строгой терминологии, а потому разли­чает теоретические термины, включённые в логическое описание психического, и эмпирические термины, предназначенные для опи­сания непосредственно наблюдаемой реальности. К сожалению, в психологии основные термины до сих пор не являются теоретическими. Они описывают некоторые наблюдаемые людьми явления и, вообще говоря, напрямую заимствованы из естественного языка. Это часто бывает в науке — например, из обычного языка в механику и физиоло­гию пришел термин «сила», а в оптику и электродинамику — «волна». Однако бытовой термин, включаясь в структуру научной концепции, всегда существенно меняет и уточняет свое значение. «Высота» в гео­метрии, «корень» и «иррациональность» в арифметике обозначают [окончание cтраницы 27]

Раздел первый

совсем не то же самое, что можно было бы предположить из этимоло­гии этих слов. Термины только тогда становятся теоретическими, когда они включены в теорию. В психологии же слова обычно используются строго в том же смысле, что и в обыденной жизни. Поэтому считается вполне надёжным даже теоретические положения обосновывать линг­вистическим анализом слов: например, доказывать, как это делает А. Н. Леонтьев, что сознание, поскольку оно со-знание, есть совмест­ное знание¹; или что эмоция — это движение изнутри (от лат. «е» — из, и «movere» — двигаться)².

Словарь естественного языка, как отмечают лексикографы, прин­ципиально содержит лишь донаучные понятия, язык предоставляет в распоряжение человека не научную, а «наивную картину мира»³. По­этому опасно строить психологическую науку, исходя из этимологиче­ского анализа терминов или способов их употребления в обычной речи. В противном случае, например, пришлось бы признать, опираясь на сотни выражений русского языка, что орган, где локализуются различ­ные эмоции, — это сердце. Поэтому же фраза «ужас леденит мне душу» отнюдь не означает измеряемое термометром реальное снижение тем­пературы души. Семантический анализ слов очень полезен для пе­ревода идиом, но не слишком применим для построения психологи­ческой теории.

Вот, например, Ю. Д. Апресян создает лексикографический портрет слова «страх». Проанализировав типичные словоупотребления со словом «страх» (дрожать от страха; зубы стучат от страха; цепенеть, застывать от страха; мурашки пробегают по телу, кровь застывает в жилах и т. п.), он включает в этот портрет важный семантический признак: «душа человека чувствует нечто подобное тому, что ощущает его тело, когда ему холодно»⁴. Тем не менее, сказанное не предполагает, что человек, говоря «мне страшно», обязательно чувствует нечто сродни холоду, как и не пред­полагает осознаваемое знание этого признака носителем языка. Вряд ли осмысленно делать из лексикографического анализа более глубокие [окончание cтраницы 28]

_______________________

¹См., например, Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. М., 1975. Подобные рассуждения, однако, не слишком убедительны даже лингвистически, ведь слово «сомнение» отнюдь не выражает совместное мнение, а слово «событие» дале­ ко не всегда подразумевает совместное бытиё.

²Этимологический анализ слова «эмоция» также привычен в психологии. См. обзор в кн.: Курек Н. С. Дефицит психической активности: пассивность личности и болезнь. М., 1996, с. 124

³См. Апресян Ю. Д. Избранные труды, 1. М., 1995, с. 56-57.

⁴Апресян Ю. Д. Избранные труды, 2, с. 459-463.

Методологическое вступление

психологические выводы. Во всяком случае, нет оснований доверять такому анализу больше, чем, скажем, поэтической интуиции О. Мандель­штама, который заявил (без всякого обоснования): «Паденье — неиз­бежный спутник страха, и самый страх есть чувство пустоты...»

Если человек сообщает экспериментатору: «я запоминаю», то это не значит, что он в этот момент осознанно впечатывает в память какие-то реальные следы — такое не под силу никому. Но всё же при этом он испытывает какие-то реальные субъективные переживания, обознача­ющие для каждого весьма разные процессы: один испытуемый начина­ет повторять предъявленный материал или применять другие извест­ные ему мнемонические приемы; второй — просто напрягается как только может; третий — удивляется малости того, что может воспроизвести, хотя чувствует, что помнит намного больше, а потому раздража­ется на экспериментатора и т. д. Субъективное переживание испытуемого — конечно же, психическая реальность. Однако эта реальность лишь метафорически выражается терминами наивной психологии. Опасно строить на метафорах логически стройную теорию.

Дело ещё более усложняется тем, что большинство психологиче­ских терминов — омонимы, обозначающие одновременно весьма раз­ные представления. Даже ключевое понятие психологической науки — сознание — имеет едва ли не сотню разных и противоречащих друг другу значений:

— как идеальное оно находится в оппозиции к материальному;

— как осознанное — в оппозиции к бессознательному;

— как проявление исключительно человеческой психики — в оппо­
зиции к психике животных;

— как состояние бодрствования — в оппозиции к состоянию сна;

— как механизм, как процесс или как состояние —- в оппозиции
друг к другу;

— как выражаемое в словах (вербальное) — к словесно невырази­
мому¹;

— как осознание собственных переживаний и своей личности (само­
сознание) — в оппозиции к осознанию внешних явлений и пред­
метов; [окончание cтраницы 29]

______________________________

¹Эта точка зрения иногда принимается не только в качестве эмпирического крите­рия, по которому можно судить о наличии или отсутствии сознания, но и как принципи­альное утверждение. Ср. у Э. Б. Маркаряна (Язык как способ существования сознания. //Методологические проблемы анализа языка. Ереван, 1976, с. 4-5): «Сознание не имеет иного бытия, кроме как в языке... Нам непосредственно дан только язык, и только в нём —содержание сознания».

Раздел первый

— как нечто качественное: например, как способ маркировки име­
ющейся информации, как некий «луч», освещающий психиче­
ские процессы, как «субъективную окраску», которой сопровож­
даются многие из этих процессов;

— как нечто количественное, подлежащее измерению: например, объем сознания, время сознательной реакции и пр.

Этот перечень, разумеется, далеко не завершён. Ведь ещё говорят об уровнях сознания, об измененных состояниях сознания и т. д.¹

В итоге любая попытка строгого определения сознания, к сожа­лению, обречена на справедливую и беспощадную критику, так как не может соответствовать всем популярным значениям этого понятия. Одни из этих значений в принципе противоречат другим. Так, если идеаль­ное тождественно сознательному (как понимается большинством фи­лософов), то бессознательное — идеально, поскольку находится в оп­позиции к материальному, и следовательно, сознательно*.² Неосознан­ное как словесно невыразимое может переживаться человеком и в со­знательном (бодрствующем) состоянии, а в сновидениях, в свою очередь, встречается много словесных высказываний. Объем сознания формально количественно можно измерить у якобы не имеющих сознания живот­ных, которые могут, по-видимому, — например, под воздействием нар­котических веществ — иметь измененные состояния сознания. И проч., и проч. Можно понять А. Бэна, который в прошлом столетии назвал сознание самым запутанным словом в человеческом словаре ³. И по­нять, почему и сегодня Дж. Рэй, констатируя разноречивость использо­вания слова «сознание», уверяет, что «нет ясного смысла, который мож­но было бы связать с этим словом в терминах какого-либо реального феномена в мире»⁴. А К. Изард добавляет: «Учёные часто говорят о сознании, не только не определяя его, но даже и не соотнося со смеж­ными понятиями»⁵. [окончание cтраницы 30]

_____________________

¹Я уж не говорю о космическом, божественном и других трансцендентных (т. е. выходящих за пределы опыта) сознаниях. Далее о трансцендентном речи вообще не будет, ибо оно в принципе не подлежит естественнонаучному изучению.

²Это, кстати, согласуется с позицией ряда специалистов по бессознательному. Так, по мнению Л. Адлера, «бессознательное... не таится в каком-то бессознательном или подсознательном уголке нашей психики, а составляет неотъемлемую часть нашего сознания, значение которой мы не вполне понимаем» (цит. по кн. ХиллманДж. Исце­ляющий вымысел. СПб, 1997, с. 135-136).

³БэнА. Психология. // Классики зарубежной психологии. Ассоциативная психо­логия. М.,1998, с.219.

⁴Цит. по кн. Налимов В. В. Спонтанность сознания. М.,1989, с. 39.

⁵Изард К. Психология эмоций. СПб, 1999, с. 73.

Методологическое вступление

Иногда даже один автор умудряется использовать одинаковые тер­мины в самых разных и зачастую противоречивых смыслах. Например, для 3. Фрейда понятие «бессознательное» имеет не менее десятка раз­ных значений ¹. В частности, согласно Фрейду, бессознательное:

— выступает как проявление влечений организма (как ОНО в тер­
минологии Фрейда); но в то же время и как проявление выс­
ших социальных идеалов (т. е. как СВЕРХ-Я);

— как вытесненное из сознания порождается историей индиви­
дуального сознания, т. е. вторично по отношению к сознанию,
но одновременно является также первичным процессом, порож­
дающим само сознание и определяющим его становление в он­
тогенезе;

— как архаическое наследие, когда, как он пишет, «человек выхо­
дит за границы собственного переживания (т. е. за границы
собственного сознания) и переживает события глубокой древ­
ности». При таком понимании увеличивается неопределён­
ность, что же именно (сознание или бессознательное) являет­
ся причиной, а что — следствием. Действительно: как решить,
является ли нечто осознанно пережитое в архаическом про­
шлом бессознательным влиянием на нынешнее сознательное
или, наоборот, влиянием прошлого сознательного на нынеш­
нее бессознательное?

— противопоставляется сознанию как нечто принципиально от­
личное от него, но при этом рассматривается как единый энер­
гетический источник всей психической (а значит, и сознатель­
ной) жизни...

Вряд ли стоит этому удивляться. Если ключевое понятие — со­знание — плохо определено, то тем хуже будут определены любые другие базовые психологические понятия. Поэтому в психологии во­обще нет ясных и общепринятых определений практически всех важ­нейших терминов. Крайне загадочны определения психики, эмоций, памяти, интуиции, личности... Существующую психологическую тер­минологию не ругает только ленивый. Её критика весьма популярна и ведется с самых разных точек зрения². [окончание cтраницы 31]

________________________

¹Ср. Кнапп Г. Понятие бессознательного и его значение у Фрейда. // Энциклопе­дия глубинной психологии, 1. М., 1998, с. 285. Как замечает Кнапп, из-за множества неоднородных значений термин «бессознательное» чересчур перегружен и сбивает с толку.

²Ср., например, принципиально разные основания критики терминологии в кн.: Горбатенко А. С. Системная концепция психики и общей психологии. Ростов-на-Дону, ; и ЛэнгР. Расколотое «Я». СПб, 1995, с. 8-9.

Раздел первый

Вот характерные цитаты по поводу ряда известных терминов: «для выделения отдельного «психического» процесса восприятия никаких ос­нований не существует»¹. Или ещё похлеще: «Понятие воли в современ­ной психологии в большей мере житейское, чем научное... Попытки по­нять волю наталкиваются на тот ведущий в тупик ответ, который не раз давался в разных науках. Ответ заключается в приписывании объекту (и субъекту) некоторой способности, призванной объяснить наблюдаемое явление. Так, утверждалось, что возможность дерева гореть определя­ется наличием флогистона; возможность человека видеть предметы оп­ределяется способностью восприятия; запоминает человек потому, что у него есть память, а направляет сознание на определенный предмет потому, что обладает вниманием... Вначале мы допускаем наличие осо­бых способностей или психических функций, а затем вынуждены при­знавать, что ни одна из них самостоятельно своих задач не решает... Такой особой реальности (как «воля») просто не существует»².

Рассмотрим разное употребление термина «внимание», которое встречается в психологических текстах. Итак, внимание — это:

— особый интерес к чему-либо;

— сосредоточенность на какой-либо информации;

— особый вид контроля за ходом психических процессов;

— фильтрация лишней информации;

— осознание информации, попавшей в «поле внимания» (количе­
ство одновременно осознаваемых объектов называется «объе­
мом внимания»);

— актуализация какой-то одной цели;

— создание программы сознательных действий по поводу чего-либо;

— состояние повышенной готовности;

— согласованность различных функций при выполнении одного

действия;

— способность быстро переключаться с одной деятельности на дру­
гую и т. д.

В итоге, как заметил ещё Э. Рубин, само слово «внимание» является

в большинстве случаев излишним и вредным³. А спустя почти 50 лет [окончание cтраницы 32]

_________________________________

¹Швырков В. Б. Введение в объективную психологию. Нейрональные основы

психики. М., 1995, с. 31.

²Иванников В. А. Психологические механизмы волевой регуляции. М.,1991, с.121-122. Ирония Иванникова совпадает с иронией Мольера, который устами своего героя объяснял, что опиум вызывает сон, потому что обладает снотворным свойством.

³Рубин Э. Несуществование внимания. // Хрестоматия по вниманию. М., 1976, с. 145. Легко заметить, что на том же основании можно назвать излишними и многие другие общепринятые психологические термины.

Методологическое вступление

А. Трейсман предложила «вместо напряжённых поисков подхода к не­кой таинственной сущности или способности, называемой вниманием, исследовать как таковое множество форм поведения, обычно определя­емых как связанных со вниманием»¹, т. е. рассматривать внимание исключительно как термин, объединяющий ряд эмпирических проявле­ний, а не как теоретическое понятие.

Все психологи признают, что психические процессы взаимосвя­заны друг с другом. Горы литературы доказывают, что память невоз­можна без восприятия, а восприятие — без памяти. Психотерапевты знают, что даже такие вроде бы разные вещи, как эмоции и мысли, плохо различимы. Вот, например, как об этом пишет А. Эллис: «Боль­шую часть того, что мы называем эмоциями, можно другими словами назвать просто-напросто мышлением... Мышление и эмоции иногда ста­новятся по сути одним и тем же — мысль превращается в эмоцию, а эмоция — в мысль»². В целом, как глубокомысленно сообщается во многих книгах, воспринимает и мыслит не восприятие и мышление, а личность. Без воспринимающей, запоминающей, чувствующей и мыс­лящей личности не бывает никаких психических процессов. И, тем не менее, все эти процессы обычно почему-то считаются реально суще­ствующими как нечто отдельное и самостоятельное. А следовательно, подразумевается, что они подлежат независимому изучению и подчи­няются своим собственным законам.

Но когда психологи на самом деле выделяют какой-либо теорети­ческий психический процесс, будь то вытеснение в психоанализе или вы­деление фигуры из фона в гештальт-психологии, то этот новый процесс всегда оказывается одновременно и перцептивным, и мнемическим, и мыс­лительным. А это значит, что стандартная классификация не привносит в теоретические рассуждения ничего нового. Как отмечают В. П. Зинченко и А. И. Назаров, из дидактического приема эта классификация преврати­ лась в теоретическую догму³. В итоге идущая от античности и средневе­ковья классификация психических процессов с помощью плохо определен­ных терминов (ощущение, восприятие, мышление и т. д.) имеет для совре­менной экспериментальной психологии в лучшем случае такой же теоре­тический смысл, как для современной химии — классификация способов добывания философского камня, созданная алхимиками. [окончание cтраницы 33]

_____________________

¹Treisman A. Human attention. // New horizons in Psychology (ed.— B. Foss).
Harmohdsworth: Penguin Books, 1966, p. 99.

²Эволюция психотерапии, 2. M., 1998, с. 398.

³Зинченко В.П., Назаров А.И. Когнитивная психология в контексте психологии. Вступительная статья к кн. Солсо Р. Когнитивная психология. М., 1996, с. 12.

Раздел первый

Отказаться от существующих терминов уже нельзя — они сами стали психической реальностью, в них отражается уникальный опыт самосознания человечества, веками складывающееся в сознании лю­дей представление о психической жизни. Именно поэтому анализ встре­чающихся в словарях понятий, характеризующих человеческие каче­ства, позволил Р. Кеттеллу создать один из самых авторитетных лично­стных опросников. Поэтому же психологика не отказывается от при­вычной терминологии, но использует обычно употребляемые слова лишь как сложившуюся классификацию накопленного опыта психической жизни. Тем самым психологика рассматривает их как предназначенные для удобного описания эмпирических феноменов и соответствующих им экспериментальных процедур — но и только, т. е. как понятия эмпи­рические, операциональные, а не теоретические ¹.

Так, если в психологике употребляется слово «восприятие», то предполагается, что речь идет не о названии некоего пусть неведомого, но реального психического процесса, а об описании и анализе эмпири­ки — конкретных реакций субъекта vt нечто им увиденное или услы­шанное. (И в этом психологика солидаризируется с таким тонким пси­хологом, как К. Коффка. «Когда я говорю о восприятии, — писал Коф-фка в 1922 г., — я не имею в виду специфической психической функ­ции; всё, что я хочу обозначать этим термином, относится к той области опыта, которую мы не считаем воображаемой, представляемой или мыс­лимой» ²). Аналогично, если упоминается память, то это значит, что опи­сывается сообщение испытуемого о том, что именно он запомнил или как он запоминал. Если мы говорим, что испытуемый нечто осознаёт, то это обозначает как факт представленности субъекту картины мира и самого себя, так и выраженную в словах способность испытуемого от­давать себе отчет в том, что происходит.

Я готов (вслед за В. А. Иванниковым) утверждать, что такой пси­хической реальности, как воля, не существует. Но из этого не следует, [окончание cтраницы 34]

_________________________

¹Разделение понятий на операциональные и теоретические не ново для психоло­гии. Сходным образом поступает К. В. Бардин, когда объявляет порог как нижний предел чувствительности теоретическим понятием, а измеряемый в психофизичес­ких экспериментах порог чувствительности предлагает рассматривать как операцио­нальный термин — см. Бардин К. В. Проблема порогов чувствительности и психофизи­ческие методы. М, 1976. А немецкие психологи иногда даже применяют такой приём: английские слова (perception и т. п.) используют в качестве эмпирических терминов, а их немецкие эквиваленты (Wahrnehmung и т. д.) употребляют как термины теоретические.

²Kofflca К. Perception: an introduction to the Gestalt theory. // Classics in Psychology. N.Y., 1961, p. 1130.

Методологическое вступление

что от термина «воля» надо отказаться при описании психологических исследований. Ведь испытуемый способен понять задание: «Проявите всю свою волю и старайтесь как можно дольше удерживать груз на вы­тянутой руке». Он может даже прокомментировать: «Сегодня я какой-то безвольный, вряд ли у меня получится». Значит, существуют экспе­рименты, которые сам испытуемый отождествляет с измерением воли. Несколько методов (процедур) проведения этих экспериментов — за счёт прежде всего включенной в них составляющей субъективного пе­реживания волевого усилия — оказываются почти одинаковыми. Дабы избегать повторов в описании этих методов, в психологике вводится представление об экспериментальной парадигме как о совокупности единых методических приемов. Пусть, например, существует ряд экс­периментальных парадигм, название которых будет связано с измере­нием волевого усилия. Для описания исследования не столь существен­но, стоит ли за используемым термином что-нибудь, кроме совокупно­сти методических приемов. Поэтому-то и необходимо строго различать понятия, используемые лишь для удобства в описании опыта, и теорети­ческие понятия, претендующие на понимание логики психического.

Разумеется, эмпирические термины сами по себе проблем не реша­ют и остаются достаточно неопределенными. Например, эмпирическое опре­деление осознанного как того, о чём человек может дать словесный отчёт, не позволяет всегда однозначно интерпретировать наличие осознанности. Например, ребенок, с младенчества живущий в двуязычной среде, учится полнее и точнее свои мысли выражать сначала на одном языке, а затем уже на другом. Значит, осознанность, выраженная на одном языке, отличается от осознанности, выраженной на втором языке. Всё же, когда ребёнок на одном языке владеет падежными окончаниями и сообщает, что кла­дёт «куклу в ящик», а на другом говорит лишь «кукла ящик», то обыч­ но из этого делают вывод, что ребёнок лучше осознаёт пространствен­ные отношения, чем их произносит на втором языке '. При болезни Альцгеймера (форма старческого слабоумия) описан так называемый «синдром зеркала»: больной, увидев в зеркале свое изображение, при­нимает его за другого человека и вступает с ним в «беседу». Данное выше эмпирическое определение осознанности не позволяет однознач­но решить, находится ли этот разговаривающий сам с собой больной в сознании. Ведь больной отдает себе отчет, что видит в зеркале человека, выражает это понимание словами, но при этом, правда, не узнает сам себя... [окончание cтраницы 35]

_______________________

¹Пример заимствован из кн.: СлобинД. Когнитивные предпосылки развития грам­матики. // Психолингвистика. М., 1984, с. 152.

Раздел первый

Да и вообще, как это ни парадоксально, в любом языковом сообщении содержится информация, не передаваемая в явном виде единицами языка¹. На основе предложенной эмпирической характеристики осознан­ности нельзя решить, осознаётся такая информация или нет.

Психологика, в соответствии с требованиями естественнонауч- ной методологии, рассматривает в качестве разныхтеоретических по­нятий только такие, которые по-разному входят в описание законов. На­пример, пока не доказано, что психическое образование, именуемое «на­учная идея», подчиняется иным законам, чем психические образования, именуемые «след в памяти» или «чувство голода». Все эти образова­ния должны в теориипониматься как неразличимые и обозначаться одним и тем же термином. Соответственно, и новый закон должен вна­чале считаться справедливым для всех явлений до тех пор, пока не бу­дет доказана его ограниченность. Иначе говоря, зона применения зако­на не должна ограничиваться до тех пор, пока не будет обнаружено его принципиальное расхождение с опытом или не будет выявлено требу­ющее разрешения логическое противоречие. Психологика, тем самым, предлагает прежде всего искать универсальные законы психической дея­тельности, а не частные закономерности в какой-то специальной области (будь то ощущение, эмоции, личность или социальная перцепция).

Стандартные психологические термины даже при описании эмпи­рики не всегда однозначны, так как не бывает психических процессов, в которых бы не участвовали вместе восприятие, память, мышление, воля, эмоции, личность и т. д. Попробуем, например, разобраться, что такое узнавание. Это перцептивный или мнемический процесс? Как этот про­цесс переживается самим субъектом? Читаем в словаре: «Узнавание — опознание воспринимаемого объекта как такового, который уже извес­тен по прошлому опыту. Основой его является сличение наличного вос­приятия со следами, сохраняющимися в памяти». Читаем в том же сло­варе определение опознания: «Опознание — процесс отнесения предъяв­ляемого объекта к одному из нескольких заранее фиксированных клас­сов и категорий, ...результат сравнения перцептивного описания объекта с хранящимися в памяти эталонами описания соответствующих классов или категорий»². При этом с узнаванием и опознанием иногда связывают [окончание cтраницы 36]

________________________

¹См., например, сб. Имплицитность в языке и речи. М., 1999. Не случайно ре­дакторы этого сборника Е. Г. Борисова и Ю. С. Мартемьянова начинают с признания (с. 7), что имплицитная информация в речи, призванной всё эксплицировать, — это почти оксюморон.

^гКраткий психологический словарь (под ред. А. В. Петровского и М. Г. Яро-шевского). М., 1985, с. 218, 365.

Методологическое вступление

разные, а иногда одни и те же процедуры экспериментального иссле­дования. Подобные определения зачастую ставят экспериментаторов в двусмысленное положение. Когда они исследуют процессы узнавания и опознания, то они зачастую не знают, что именно они исследуют — память или восприятие.

Здесь сделаем, кстати, полезное для дальнейшего терминологи­ческое замечание. Описывая результаты экспериментов, в которых ис­пытуемому перед предъявлением стимула заранее сообщается ограни­ченный набор эталонов, с которыми он должен сравнить предъявлен­ный стимул, мы будем говорить об экспериментальной парадигме опо­знания¹; если же ни о каком ограниченном наборе эталонов речь не идет, и воспринятая информация определяется без предварительного введения эталонов в сознание, то мы будем говорить об эксперимен­тальной парадигме узнавания.

И всё-таки естественные науки, прежде всего, стремятся к ясно­сти и однозначности (хотя ученые лучше, чем кто-либо, понимают, что абсолютной ясности и однозначности не бывает). Поэтому, как ни труд­но, я буду в дальнейшем стараться избегать двусмысленностей и по воз­можности специально оговаривать, в каком конкретном смысле исполь­зуются те или иные стандартные эмпирические термины, какую пара­дигму экспериментального исследования они подразумевают.