Проблема научного познания в психологии

Приступая к исследованиям, психологи должны помнить мнение Дж. Кэмпбелла о том, что научный статус социаль­ной внелабораторной науки проблематичен. Самая лучшая из них может рассчитывать лишь на статус «правдоподоб­ной». Всякие обыденные и научные знания гипотетичны, так как опираются на множество недоказанных предпосылок. Некоторые предпосылки проходят апробацию, но валидность всей их совокупности не может быть доказана, страдая необоснованностью. Задача исследователя состоит в поиске своего пути (меры) между крайностями: скептицизмоми наивной доверчивостью. Если исследователь утверждает, что существует масса данных в пользу какой-то теории, то можно опровергнуть, найдя теорию, которая правдоподобно объясняет полученные экспериментальные данные, как«абстракции бывают в такой же или даже большей мере реальны, чем осязаемые конкретные факты». Реальность мышления состоит не в простом соответствии обыденных или даже эмпирическим фактам, а диалектике фактов, их трансформации и развитию. Научная истина, таким | трапом, сопоставима с мышлением лишь в плане отраже-М1Г1 реальной предметной действительности. Г. Гегель в этой связиписал, что истина есть соответствие мышления пред­мету, и для того, чтобы создать такое соответствие, ибо само ми себе оно не дано как нечто наличное, мышление должно подчиняться предмету, приспособляться к нему.

Другой аспект этого представления — соответствие мышления, научного знания опыту и обыденному сознанию. Насколько связаны научное знание и обыденный опыт?

Э. роджерс в книге «Физика для любознательных» (1973) отмечал, что существует, по крайней мере, два различия между образованным сознанием и сознанием научным. Во-первых, детальное знание и понимание пределов при­менимости научных фактов, их связи с реальной жизнью и умение их использовать отличает научное знание от обычного, где известно лишь общее содержание законов.

Во-вторых, научное сознание позволяет ученому ясно представлять взаимосвязи различных конкретных наук.

Обыденное знание связано с явлениями и предназначено для их использования, научное, в отличие от него, — претендует на знание сущности. Однако эта связь не означает, чтообыденное знание является «низшим», а научное — «выс­шим» типом человеческого познания. В реальной жизни
знание явлений предпочтительней, чем знание сущности.Научно-теоретическое сознание никогда не сможет заме­нить обыденное, так как необходимость последнего вытекает из потребности у людей не только вскрывать сущность вещей, но и в большей степени сосредотачивать внимание
на пилениях, на непосредственных отношениях, с которымисталкиваются в повседневной практике. Как одно, так и другое знание являются правомерными описаниями мира, но с различных сторон и для различных целей. Более того, ни один из этих миров не может существовать отдельно, без связи с другим.

Вряд ли научное знание может абсолютно опровергнуть обыденное знание. Оно, скорее, зависит от «здравого смысла», иногда выходя за его пределы. Часто наука входит в конфликт с отдельными элементами здравого смысла, но при этом практически всегда доверяя большей части обыденного знания, т.е. здравому смыслу в целом,

Это положение можно наглядно продемонстрирован, на примере иллюзии Мюллера-Лайера, отражающей неадек­ватность восприятия объектов одинаковой длинны (рис. 2.1).

Рис. 2.1. Иллюзия Мюллера-Лайера

Когда в рамках этой иллюзии обыватель убеждается в своей ошибке восприятия длины конкретного объекта, то в лучшем случае отказывается от конкретной части субъ­ективного восприятия, но основные элементы обыденного наблюдения оставляет без изменения.

Другим примером может служить межотраслевой обмен информацией (общение), когда научные абстракции кон­кретизируются в формы обыденного языка. Если бы этого не происходило, то ученые и практики не смогли бы понять друг друга. В жизни идеоматичность (специализированность) научного текста переводится в популярный текст, иногда «разбавляется» некоторыми теоретическими форму­лами (абстракциями). Поэтому популярные лекции не могут быть в строгом смысле научными, а научные — популяр­ными.

Важным аспектом познания является проблема скеп­тицизма и доверия. Любое знание стоит на границе между сомнением и наивным доверием. И это — нормально. Угроза состоит в нарушении равновесия между этими состояниями познавательного акта. Если исследователь принимает одну из крайностей, то он перестает быть таковым. Баланс между некоторым исследовательским сомнением и здравым дове­рием к результатам научных поисков и есть мера возможно­сти существования и развития научного знания, она и опре­деляет развитие науки. Сущность меры заключается в законедоверия к большей части теории и сомнения по отношению кодельным ее элементам. Замена устаревших теоретических положений осуществляется на основе относительной непоколебимости общего научного фундамента. Наука раз­минается или нормально, или революционно. Т. Кун отмечает|, что «в научном развитии бывают нормальные периоды, когда существует общее согласие в отношении правил,с помощью которых решается, какая теория более валидна. И развитии науки имеют место и экстраординарные, или революционные, периоды, когда ученые должны делать свой выбор на основе правил, которые не являются элементами прежней парадигмы. После такой революции выбор новой преобладающей теории первоначально не обосновывается в терминах правил решения, принятых в предшествующий период нормальной науки».

Изменения в науке происходят целостно, т.е. изменяются не части (части-элементы в психологии относительно (постоянны), а структура (теория). Интерпретация элементов, т.е. исходит из новой структуры.

И философии науки известен подход простейшего пере­вода количественных изменений (элементов) в новое качество то (целое) путем накопления количества, достижения меры и порождения нового качества.

Разберем пример. Обыденное знание исходит из того, что сумма углов треугольника, сколько бы ее не измеряли в земных условиях, всегда равна 180°. Этот факт напрямую связанс точностью измерительных приборов. На теоретическом уровне, когда наука достигла возможности измерения углов п космическом пространстве, этот факт был революционизирован: утверждалось, что сумма углов в треугольнике меньше 180°. Причем предположение, что отклонение линий равно 1,7" на практике в точности подтверждено не было. Тем не менее, появились теории Н. И. Лобачевского,

Я. Больяи, Б.Римана, А. Эйнштейна и т.д. К. Гаусс, искавший реше­ние задачи о сумме углов треугольника, почему-то не смог этого сделать. Возникают, по крайней мере, два вопроса. Во-первых, почему при отсутствии количественных накоплений (в случае с Н. Лобачевским и Я. Больяи) возникло понос качество, которое было принято, невзирая на отсутствие экспериментальных подтверждений? И, во-вторых, почему К. Гаусс не смог найти данное решение, хотя и посвя­тил этой задаче значительную часть своей жизни? Ответом на эти вопросы может стать предположение о наличии в дан­ной конструкции чего-то «сверхментального».

Концепция перехода количества в качество в научном мышлении имеет опосредованный пункт — интуицию (осо­бое сознание и одаренность) ученого. Здесь еще раз уместно вспомнить мнение Б. Паскаля, который отделял интуицию от интеллекта. Интуиция у него — то «внутренние чувства», то «природа», то, наконец, «инстинкт», но все это — порож­дение «человеческого сердца». Воистину: «У сердца свои законы, которых разум не знает»¹.

Возникает второй подход к концепции перехода количе­ственных изменений в новое качество — гипотеза об изме­нении целостности (теории), благодаря воздействию разума. Более того, не социального, объективного разума (с позиций наивного материализма), а субъективного разума, т.е. осо­бой, основополагающей роли личности в развитии науки. Эта концепция основана на понимании научного познания как взаимодействия теорий элементаризма и целостности (холизма) (И. В. Блауберг, В. Н. Садовский, Э. Г. Юдин²). Различие между ними состоит в том, что если в основе первых положено выявление элементов, из которых скла­дывается целое и их научный анализ, то вторые носят син­тетический характер и направлены на восприятие целого как такового. Между ними существует множество проме­жуточных подходов, в которых реализуется как строгий логический анализ, так и достаточно интуитивный принцип «узнаваемости», из которого невозможно полностью удалить субъективный момент. Согласно «холистской» гипотезе элементы не способны изменить структуру. Только струк­тура, развиваясь, воздействует на элементы. Развитие осу­ществляется целостно. Нельзя построить структуру путем изменения элементов. За счет изменений только элементовсистема деформируется и гибнет. Целостность формируется путем развития элементарных целостностей и их структури­рования (природа — из организмов; организм — из клеток п функциональных систем и т.д.).

Психологическая теория как целостность не может изме­няться под влиянием удавшихся или не удавшихся опытов. Теорию формирует ученый-исследователь, обладающий особым складом ума, одаренностью, интуицией, опытом экспериментальной работы, склонностью к творчеству, работоспособностью, наконец. С одной стороны, вызрев и родившись в сознании ученого, теория входит в экспери­ментальную практику, формируя ее «под себя» до появления повой, более правдоподобной теории. И экспериментальные омыты могут лишь «опровергать» или «не опровергать» ее. С другой стороны, обыденное сознание также подбирает «под себя» наиболее прагматичную теорию, производит ее практическую апробацию. Тем самым осуществляется пере­крестная валидизация теории при помощи обыденного зна­ния. Это используется, например, в практической психоло­гии при оптимизации трудовых операций работников, что приводит к повышению производительности труда и сниже­нию количества ошибок; в профессиональном психологиче­ском отборе персонала — способствует снижению текучести кадров, количества нарушений, ошибок, конфликтов, улуч­шению межличностных отношений, повышению качества деятельности и т.д.