Исследовательские методы в истории психологии

Количественно-объяснительная парадигма реализуется в психологии в рамках экспериментальной психологии и психодиагностики.

Известно, что эксперимент был заимствован психологией из естественно-научной сферы изысканий как метод анализа и путь дифференциации психических процессов. Из физио­логии органов чувств он привнес физиологический характер, дополнив его элементами интроспекции и математическим оформлением. Но все же, как отмечал А. Н. Леонтьев, «хотя главные усилия были направлены на исследование элемен­тарных сенсорных процессов, уже тогда за этими исследо­ваниями открывалась проблема формирования предмет­ных чувственных образов, то есть проблема уже собственно психологическая».

Экспериментальная психология и психодиагностика как практические дисциплины сформировались в конце XIX — начале XX вв. и имели общие корни с психофизи­кой, психофизиологией, психометрией, с одной стороны, и с психотехникой, которая изучала проблемы практической деятельности людей в прикладном аспекте, — с другой.

В частности, в психофизике, которая, по выражению Э. Боринга, полстолетия процветала на психологическом небосклоне, под влиянием классической интроспекции пред­принимались активные попытки решения проблематики чувствительности. П. Бугер в 1760 г. измерял дифферен­циальный порог яркости, полагаясь на отчет наблюдателя н момент исчезновения тени стимула на экране. Э. Вебер,формулируя свой психофизический закон в 1834 г., так же опирался на суждения испытуемых. Закон специфических энергий органов чувств И. Мюллера (1826) исходил из различий между качеством ощущений и свойством стимулов, вызывающих эти ощущения. В 1893 г. О. Кюльпе доказывал (как позже выяснилось — ошибочно), что качества ощуще­нии неотделимы от ощущений и могут изменяться незави­симо друг от друга. С. Стивенс, как ему казалось, решил эту проблему, обратившись к понятию инвариантности. Независимым — говорил он, — является атрибут, который остается инвариантным при изменении параметров стимула в соотношении с определенной функцией^.

Психофизиологические эксперименты отличались ори­ентацией на изучение сенсорных функций. Яркий образец такого экспериментирования в области изучения зритель­ных ощущений и восприятий являла собой «Физиологи­ческая оптика» Г. Гельмгольца. Э. Геринг противопоставил гельмгольцовскому эмпиризму в физиологии «теорию нативизма, согласно которой сетчатка глаза изначально наделена способностью пространственного видения»^.

Теоретическое оформление экспериментальные методы получили в трудах немецких психологов В. Вундта, Г. Мюнстерберга, В. Штерна и др., английских психологов Ф. Галь-тона, Дж. Кеттелла, французских исследователей А. Бине, Т. Симона и американцев — С. Холла, Р. Йеркса и др.

Именно В. Вундт (1832-1920) стал признанным осно­вателем экспериментальной психологии³. Возможности эксперимента он ограничивал областью «физиологической психологии». В 1879 г. В. Вундт создал первую в мире пси­хологическую лабораторию, которая на протяжении многих лет являлась центром развития экспериментального метода. Ее сотрудники активно изучали ощущения, время реакции на раздражители, ассоциации, внимание, простейшие чув­ства и др. Под руководством и при участии Э. Титченера исследовались периферическое и бинокулярное зрение, Г. Ауберт и А. Фолькман изучали зрительную адаптацию, И. Крис открыл различие в функциях палочек и колбочек, А. Кениг — роль зрительного пурпура.

Высшие психические функции (речь, волю, мышление) В. Вундт считал недоступными для экспериментального исследования. По его мнению, они должны были изучаться целостно в рамках культурно-исторического метода, лежа­щего в основе наук о душе. Простейшие психофизиологи­ческие функции — это некие элементы, свойства которых не могут составлять свойств целого. В. Бунд в противовес психологии элементов ввел понятие о принципах творче­ского синтеза и связующего анализа. Именно в этом пун­кте проявилась его попытка сконструировать «гармонич­ную» психологию элементов, которая позже была названа Э. Шпрангером «постоянной ошибкой метода»².

Исследование высших психических функций в форме возможности опытной проверки речевых ассоциаций³, известных еще со времен Т. Гоббса и Д. Гартли и трактовав­шихся как элементы ассоциативных реакций, определяющие поведение человека, получило развитие в опытах Ф. Галь-тона в 1870-х гг.

Однако в недрах вундтовской традиции формировалось и иное «психологическое течение». Так, К. Штумпф, иссле­дуя проблематику восприятия музыкальных звуков, вывел некую новую переменную сознания — реальную деятель­ность личности, что явилось причиной его столкновений с В. Вундтом. Работы Л. Ланге, выявившего «детерминационную роль предварительной установки испытуемого, выражающуюся во внимании»⁴, также стали объектом спо­ров в кругах психологической общественности.

Истинно «психологическим» экспериментальный метод стал у Г. Эббингауза в исследовании памяти («О памяти», 1855). Устранив интроспекцию, он вернул экспериментуобъективность, но уже на психологической почве. ВкладГ. Эббингауза в теорию эксперимента Э. Титченер сравнивал с уровнем влияния на науку в целом идей Аристотеля, считал, что его «бессмысленные слоги» открыли путь экс­периментальному исследованию научения. Продолжателями разработки перспектив, намеченных Г. Эббингаузом, сталиГ. Мюллер («Экспериментальные материалы к исследовании памяти», 1878) и американские исследователиИ Брайан, Н. Хартср и Дж. Кеттелл.

Таким образом, Г. Эббингауз и его последователи раз­работали новое, отличное от линии Вундта, направление Исследований в психологии, в котором предметом являлись объективные особенности человеческой деятельности.

Интенсивная исследовательская работа велась и в Рос­ши такими учеными, как И. М. Сеченов, М. М. Троиц­ким. К. Д. Кавелин, Н. Я. Грот, П. Ф. Лесгафт, В. М. Бехрен, С. С. Корсаков, А. А. Токарский, А. И. Сикорский,III. Ланге, Г. И. Челпанов и др.

В 1870-х гг. русская психология стала выходить из «летар­гии», в которой она находилась в 1850-е и большую часть 1860-х гг. после удара, постигшего ее в 1850 г. с принятием решения о прекращении преподавания философии и психологии в университетах «ввиду предосудительного развития мои пауки современными германскими учеными (левыми гегельянцами)» и передаче чтения логики и опытной психологии профессорам богословия. Только в 1863 г. были вос­становлены кафедры философии, на которых читался курс психологии. Дальнейшему развитию психологических изысканий в России положили начало исследования И. М. Сече­нова («Рефлексы головного мозга», 1863), М. М. Троицкого («Немецкая психология в текущем столетии»⁴) и К. Д. Каве­лина («Задачи психологии», 1872).

Большое значение для становления отечественного экс­периментального метода имела дискуссия о предмете иссле­дований, развернувшаяся между Кавелиным и Сеченовым на страницах «Вестника Европы» в 1872—1874 гг.¹ Призна­вая, что все психическое, в конце концов, обусловлено мате­риальным (телесным), Кавелин доказывал, что оно в то же время есть и «модификация материи», и «обнаружение новых свойств того же начала, откуда берет свое существо­вание и материя»². «Оно, — утверждал Кавелин, — представ­ляет собой сложнейший, целостный идеальный механизм». Современники высоко оценивали силу и глубину его иссле­довательского таланта, а «Задачи психологии» по их мета­физическому содержанию называли «одним из самых любо­пытных памятников» научной литературы 1850-х гг.

Аргументы И. М. Сеченова в этой дискуссии сводились к отрицанию возможности построения «метафизики души». Он доказывал, что «субъективный анализ духа не может быть положительной наукой; что изучение духа историче­ское, при помощи сравнительного метода, может быть только вспомогательным, а отнюдь не главным орудием анализа психических фактов; а так как затем не остается никакого другого объективного анализа психических явлений, кроме физиологического, то физиологический анализ и должен быть признан основанием всей науки о духе»³.

В ходе этого научного спора Кавелин и Сеченов блестяще, убедительно и всесторонне осветили многие теоретические и методические проблемы соотношения телесного и пси­хологического, психологии и физиологии, научного метода и др.⁴

Результаты дискуссии существенно повлияли на процесс становления отечественной психологии. Так, в частности, Н. Я. Грот писал, что в основе психологического анализа фактов действительности (психологических фактов) лежат «две стороны нашего сознания — внешняя и внутренняя, эмпирическая и метафизическая. [...] Экспериментальная психология [...] занимает нейтральную зону между метафи­зикой и феноменизмом. Она имеет дело не с субстанциямии не с явлениями: она исследует реальные факты душевной жизни, одинаково доступные и эмпирическому наблюдению, и метафизической оценке»¹. Соглашаясь с популярным в то время представлением о том, что основной формой психо­логического метода должно быть самонаблюдение, он гово­рил о необходимости «коллективного самонаблюдения», при­чем обеспеченного «научными гарантиями достоверности» и основанного на теоретическом принципе, который мог бы (-низать психологию с «другими точными науками и дал бы психологу путеводную нить в лабиринте изменчивых психо­логических явлений»². Грот отмечал, что такой теоретиче­ской основой может стать гомеостатический подход, который он называл «законом сохранения психологической энергии» или «энергетическим балансом». «Человек получает от сво­его организма и среды столько же психической энергии, сколько отдает им, и отдает столько же, сколько получает. Имеете с организмом и окружающей средой он составляет психофизическую систему, в которой общая сумма пси­хических и физических энергий при всех возможных пре­кращениях их друг в друга сохраняется неизменной. Вот методологическая гипотеза, которая должна лечь в основу экспериментальной психологии»³. Следует подчеркнуть, чтоно второй половине XIX в. русская психология уже на этапе ее становления как самостоятельной науки занимала достой­ное место в мировой системе экспериментальных знаний. Достаточно взглянуть на состав Психологического Обще-1-тпа при Московском университете и Санкт-Петербургского Философского Общества, чтобы увидеть среди почетных п действительных членов имена видных исследователей того примени: И. М. Сеченова, В. Вундта, У. Джемса, Т. Рибо, К. Анри, В. М. Бехтерева, А. Ф. Лазурского, Н. Н. Ланге, Г. И. Россолимо, В. С. Соловьева, А. А. Токарского, Г. И. Чел-паповаи др.

К концу XIX в. в российской экспериментальной пси­хологии фактически сформировались два соперничающие между собой направления. К одному из них относилисьученики и приверженцы сеченовской идеи о рефлекторнойприроде психики (В. М. Бехтерев), к другому — сторонники вундтовской программы (Г. И. Челпанов).

Бихевиористская схема «5—К» трактовалась представи­телями сеченовского направления по-новому. Под стиму­лом (8) понимался воспринимаемый объект, а под реакцией (К) — акт приспособительногохарактера, имеющий слож­ную историю в жизни организма. Понимание стимула как объекта реакции привело к экспериментальному анализу структуры построения образа этого объекта, т.е. структуры операционного состава процесса восприятия. В частности, Н. Н. Лангс, излагая итоги своих опытов («Психологиче­ские исследования», 1893), тем самым извещал мировую психологическую общественность о крупнейшем продви­жении исследований в русской психологии со времени провозглашения В. Вундтом первой экспериментальной программы. Н. Н. Ланге и его соратники в рамках экспе­римента попытались преодолеть разрыв между «низшими» и «высшими» психическими функциями человека, который считал аксиомой В. Вундт. Результаты исследований рус­ской психологии сеченовского направления оказали влия­ние на западноевропейскую психологическую мысль. Так, Т. Рибо вслед за Н. Н. Ланге выдвинул моторную теорию внимания.

Вундтовская модель психологического эксперимента, основанная на психофизиологическом фундаменте, полно­стью исчерпала себя и не могла обеспечить адекватность изучения более сложных психических форм деятельности человека, чем те, для анализа которых она была изначально сконструирована¹. Выйдя из методологического лона психо­физиологии, в начале XX в. эксперимент активно внедрялся в другие области психологической науки.

В 1903 г. Дж. Б. Уотсон («Обучение животных», 1903) предложил оригинальную трактовку учения об условных рефлексах И. П. Павлова, где родоначальник бихевиоризма нанес удар по интроспективной традиции тем, что опре­делил приоритет объективности результатов исследова­ний над самосознанием. Уотсон отмечал, что психические состояния не могут являться объектом экспериментального метода и что сознание есть иллюзия, «есть что-то лож­ное в самих предпосылках и проблемах, которые из нихимтгкнют»¹. Бихевиоризм он назвал объективной экспериментальной областью психологии. В своих работах (1913)Дж. Б. Уотсон прогнозировал создание в будущем психологической службы, которая, занимаясь широкими научно-экспериментальными обобщениями, приведет к возможности управления поведением людей. Определяя основные направления деятельности психологической службы, он отмечал, что «экспериментальная психология рекламы, юридическая психология, тестология, психопатология достигли сейчас большого развития». Необихевиорист Э. Толмен в 1930-е гг., исследуя проблемы научения, выдвинул гипотезу о системе внутренних процессов, вклинивающихся внутрьсхемы «3—К» и детерминирующих поведение субъекта.

Один из основателей гештальт-психологии, В. Кёлер в 1910-е гг. активно использовал психологический экспери­мент в качестве основного инструмента исследования интел­лекта обезьян.

Э. Крепелин перенес экспериментальные методы в психиатрическую клинику и активно их усовершенствовал с целью выявления индивидуальных признаков и их структуризации в виде целостной картины душевной жизни людей. В дан­ном случае экспериментальный метод стал инструментом для определения признаков индивидуальных различий, приобрел статус средства измерения в рамках дифференци­альной психологии. В этот же период в статье французских психологов А. Бине и В. Анри также обсуждались проблемы индивидуальной психологии. Собственно говоря, именно н данном пункте психологический эксперимент начал пре­образовываться в форму психодиагностики — области пси­хологии, разрабатывающей методы выявления и оценки индивидуальных особенностей людей, науки и практики постановки психологического диагноза.

В 1897 г. вышла в свет статья А. Ф. Лазурского «Совре­менное состояние индивидуальной психологии», в которой молодой русский врач-психолог изложил гипотезу типо­логии личности на основе концепции эндо- и экзопсихики. Этот подход он развил в своих последующих трудах («Очерк науки о характерах», 1909; «Общая и экспериментальная психология», 1912).

Термин «дифференциальная психология» был впервые использован в работе В. Штерна «О психологии индивиду­альных различий (идеи о дифференциальной психологии)» в 1900 г.

Работы по дифференциальной психологии послужили толчком и основой развития тестологии — отрасли психоло­гии, занимающейся проблематикой разработки и использо­вания тестов в целях выявления и оценки индивидуальных особенностей людей.

Основа психодиагностического метода — констатиру­ющий эксперимент, сам процесс измерения интересующих психолога переменных. Если эксперимент позволяет психо­логу выявлять общие психологические закономерности, то психодиагностика фиксирует индивидуальные «отклоне­ния» от нормативных значений.

Практика применения методов психодиагностики свя­зана с развитием необходимости оценки качеств людей, их индивидуальных особенностей, уровня развития их способ­ностей по выполнению тех или иных профессиональных или творческих задач.

Исторические корни оценивания психологических свойств людей уходят в глубокую древность. Уже в III тыся­челетии до н.э. в Древнем Вавилоне проводились испытания выпускников школ писцов, в Древнем Египте — молодых жрецов. Пифагор в свою школу отбирал учеников, спо­собных преодолеть целую серию различных тестов. Суще­ствовала система диагностики определенных способностей чиновников в Древнем Китае¹, в средневековом Вьетнаме, в системе медицинского образования государства чжурч-жэней² на Дальнем Востоке. Психодиагностические испы­тания активно применялись для определения способностей к специфической религиозной деятельности.

Приведенные исторические данные донаучного исследования экспериментально-психологических процедур поддерживают их важность для оценки индивидуальных качеств людей как неотъемлемой части общественной жизни многих цивилизационных народов.

На рубеже XIX и XX вв. социальная практика выдвинула научную проблему изучения преобладающих способностей и индивидуальных различий.

С 1884 г. началась эпоха практической психологии с использованием тестов. Родоначальником тестологии ни праву считается Ф. Гальтон. В своих исследованияхон опирался на обширную экспериментальную выборку.

И результате его работы были получены эмпирические дан­ные но физическим, физиологическим возможностям орга­низма и психическим свойствам — всего по 17 показателям. 11о меткому выражению Дж. Кеттелла, психология стала •действительной и точной наукой». В 1885 г. Гальтон увидел и тестах средство измерения «неизмеряемых свойств челове­ческой психики» и, преодолевая определенное противодей­ствие В. Вундта, уже в 1890 г. предложил к использованию 50 лабораторных тестов.

Противники психологического исследования при помощи тестов указывали (и, видимо, вполне обоснованно) на их крупные недостатки (прежде всего — на низкую концепту­альную и содержательную валидность), что, но их мнению, привело практическую психологию к тестомании. Однако сторонники метода тестов, невзирая на различные противо­действия, настойчиво вливались в исследования и практику жизненных проблем. В процессе обработки и интерпретации эмпирических данных распространилось применение мето­дов математической статистики. Появилась наука психоме­трия (психометрика). Психодиагностика и тестология пре­образовались в психотехнику³.

В 1891 г. немецкий психолог Г. Мюнстерберг предложил серию тестов для отбора вагоновожатых трамваев. Бурноеразвитие тестология получила в школе. Особое внимание тестам определения умственного развития детей уделялось в США. В 1894 г. здесь функционировали 27 лабораторий для изучения детей, издавались четыре специализирован­ных журнала. Во Франции в 1904 г. была создана комиссия для отсева умственно отсталых детей. А. Бине и Т. Симон разработали набор тестов (30 заданий) для дифференциации детей по уровню умственного развития. В 1908 г. они пред­ложили шкалу определения «коэффициента интеллектуаль­ности» (1О,), которую позже усовершенствовал В. Штерн, заменив абсолютную меру интеллекта (разность) относи­тельной¹.

Большие усилия по распространению в США шкалы Бине — Симона приложил американский психолог С. Холл. Он выявил сильную статистическую связь между эффектив­ностью педагогической практики и результатами исследова­ний интеллекта учащихся.

Значительное распространение психотехнические изы­скания получили в армии. В 1917 г. в период Первой Миро­вой войны в США был создан «Комитет помощи войне» (Американская психологическая ассоциация), в которой успешно работали Р. Йеркс, Э. Боринг, А. Отис и другие психотехники. В этот период разрабатывались невербальные батареи психодиагностических тестов для отбора новобран­цев в армию («Армия Альфа», «Армия Бета»), при помощи которых было обследовано более 2 млн человек. Наряду с тестами интеллекта применялись «тесты способностей» и «тесты достижений».

Работы по созданию тестов способностей были начаты в исследованиях Ч. Спирмена и продолжены американскими психологами Т. Килли и Л. Тэрстоуном. В основу тестов способностей была положена парадигма факторного анализа взаимосвязи признаков как целостного конструкта, на базе которой позже были разработаны тестовые батареи оценки способностей к определенной деятельности.

Идея факторного анализа в психологическом исследо­вании, реализуемая при помощи тестов, состояла в том, что отдельные психические функции, которые измеряются в конкретной ситуации или деятельности, представляют собой жестко связанный и взаимодействующий «узел». Он является фактором в математическом смысле. Отсюда вытекло предположение о том, что успешность психических действий в измеряемой ситуации определяется не конкретным единичным качеством, чертой, психической функцией, а целостным фактором — способностью. Такой подход и настоящее время распространен во многих школах психотехники.

Одну из ярких страниц в историю тестологии вписал,Э. Торндайк, сформулировавший один из видов процедур использования и стандартизации принципов тестирова­ния элементов научения. Приблизительно с 1845 г. началииспользоваться стандартизированные тесты достижений,в которых, по оценке их авторов, во многом нейтрализовалсясубъективизм диагностических оценок. С 1872 г. стандартизированные тесты достижений стали активно применятьсяи практике психологической оценки государственных слу­жащих.

Необходимо отметить влияние на генезис психотехни­ческих исследований российской психологии начала XX в. одним из основоположников этого направления практиче­ской психологии в России стал В. М. Бехтерев. В частно­сти, им были заложены фундаментальные принципы рефлексологии, на основе которых была разработана методика оценки некоторых психофизиологических качеств человека. В1909 г. в Военном ведомстве были подготовлены «Указания по проведению медицинского освидетельствования лиц, поступающих в воздухоплавательные команды», а чуть позже — и для офицеров и нижних чинов подводного флота, где особенно пристальное внимание уделялось оценке психоэмоциональной устойчивости и интеллектуального развития членов экипажей.

Значительный вклад в развитие тестологии внес Г. И. Рос-голимо (1910). Решая задачу количественной оценки психи­ческих процессов применительно к норме и патологии, он разработал графическую систему представления измерений психологического профиля.

Наибольший экспериментально-теоретический подъем тестологии в России наблюдался в 1920-е и 1930-е гг. Хотя некоторые советские психологи отмечали относительно низкую валидность тестовых процедур, экстенсивное развитие психодиагностики все же дало свои плоды. Именно в это время определился широкий круг русских исследо­вателей, получивших мировое признание, — Л. А. Орбсли, Л. С. Выготский¹, А. А. Ухтомский, Б. М. Теплов и многие другие. Ими и их соратниками были заложены основные, фундаментальные блоки отечественной экспериментальной психологической мысли.

Определенный интерес с точки зрения развития новых форм тестирования в России представляла разработан­ная А. П. Болтуновым «измерительная шкала ума» (1928). Несмотря на известную аналогию со шкалой Бине — Симона, методика Болтунова имела ряд специфических особенно­стей, состоящих из разработки новых оригинальных субте­стов оценки умственного развития человека. Была предло­жена новая инструкция, изменен хронометраж, применена групповая форма использования теста, а также определены возрастные ступени его применения.

Особое место в истории отечественной психологии зани­мают работы М. Ю. Сыркина (1929), в которых была экс­периментально подтверждена гипотеза А. Бине о наличии линейной, относительно стабильной статистической связи между показателями тестов и социальными признаками людей (по развитию речи, по положению в социальной и классовой структуре общества и пр.). Также была поднята проблема противоречивости и неоднозначности интерпрета­ции тестовых показателей в рамках психологии индивиду­альных различий².

Задачи восстановления экономики, укрепления государ­ственности и обороноспособности России в 1920—1930 гг. послужили мощным толчком к развитию науки в целом и психотехники в частности.

Зарождение и развитие психологии труда и психотех­ники в России неразрывно связано с именем И. М. Сече­нова, уделявшего большое внимание прикладным аспектам психологии. К основоположникам психотехники и психо­логии труда в полной мере можно отнести отечественных ученых А. Ф. Лазурского, В. М. Бехтерева, П. М. Кержен­цева, Л. С. Выготского, В. Н. Мясищева, Н. А. Бсрнштейна, А. К. Гастева, С. Г. Геллерштейна, И. Н. Шпильрейна и др.

В этот период было основано более 12 научно-исследовательский институтов, около 150 лабораторий по экспериментальной психологии и проблематике психологии и организа­ции труда, издавалась обширная методическая литература. Была принята программа научно-исследовательской и практической работы, в которой отмечались три основных исправления исследований: изучение человека («субъективный момент труда»); изучение и приспособление орудий труда и «материальной обстановки труда»; изучение рациональных методов организации труда.

В середине 1930-х гг. «стало ясно», что зарубежные психологические наработки «носят архибуржуазный характер», так как известная формула «все имеют равные возможности» подверглась научно обоснованной критике со стороны психологов.

С одной стороны, можно говорить о том, что произо­шло столкновение результатов исследований с партийными установками. Нейтральность и объективность, внеклассовость и внепартийность психологии поставили психотех­нику и психологию труда в очень сложное положение. Критики практической психологии активно подчеркивали, что тестологическая процедура становилась орудием расовой дискриминации» и возложила на себя функцию социаль­ного регулирования, основываясь наложной идее «о том, что наука может стать над обществом, его процессами, нормами и установлениями».

С другой стороны, в психологических изысканиях того и, возможно, стал проявляться «особый "акцент души». Это, видимо, и послужило причиной принятия в 1936 г. памятного документа ЦК ВКП(б) «О педологи­ческих извращениях в системе наркомпросов». Вследствие этого в короткий срок были закрыты все лаборатории по про­мышленной психотехнике и психофизиологии труда, была значительно свернута работа институтов труда, уничтожа­лась или сдавалась в закрытые фонды архивов психотехни­ческая литература. Немногочисленные труды ученых-психо­техников 1920—-1930-х гг. и сейчас хранятся лишь в личных библиотеках и труднодоступны для широкого круга чита­телей. Молодое поколение психологов знает «о них лишь понаслышке, а иногда и вообще находится в неведении об их существовании».

В 1940-е гг. психологические исследования перемести­лись в военную сферу. В 1941 г. А. Н. Леонтьев в сотрудни­честве с К. X. Кекчеевым исследовал проблему адаптации зрительного анализатора. Позже, в 1942 г., аналогичная задача решалась учеными в пограничных войсках. В 1945 г. увидела свет книга «Восстановление движения. Психофи­зиологическое исследование восстановления функций руки после ранения», где были подведены итоги работ по данной теме А. Н. Леонтьева и А. В. Запорожца за годы Великой Отечественной войны.

Для периода 1940—1950-х гг. были характерны экспери­ментальные наработки в области анализа отдельных высших психических функций — мышления, речи, эмоций³, также наметился значительный прогресс в исследовании проблем детской психологии-¹.

Только к концу 1950-х гг. российская психология вновь вышла на научно-исследовательскую ниву. В частности, в 1958 г. под руководством К. К. Платонова началась первая научно-исследовательская работа но психотехнической про­блематике.

Вторая половина XX в. была отмечена бурным ростом количества и качества психологических исследований.

Появилась и начала развиваться компьютерная или «адаптивная» психодиагностика, где ключевое место заняли компьтеры и математические методы. Психологическое экспе­риментирование насыщалось электронно-вычислительной техникой, превращаясь в пробы искусственного интеллекта. Между философами, психологами и кибернетиками разгорались дискуссии о возможности создания «искусственного интеллекта», подобного «естественному». Все громче заявляли о себе формализованные компьютерные психологические методики.