Культурно-исторические детерминанты восприятия

Более чем вековая история эмпирических исследований меж­культурных особенностей познавательных процессов, свидетельству­ет о значительном влиянии культурно-исторических факторов на формирование и функционирование восприятия. Как справедли­во отмечал А. Р. Лурия, эта область исследований всегда была про­блематичной, поскольку «процессы зрительного восприятия трак­товались классической психологией как естественные процессы, в своих наиболее простых формах доступные для прямого есте­ственно-научного анализа» [78, 33], и, изучая ощущения и вос­приятия, ученые, как правило, оставались в рамках естественно­научного анализа, сосредоточиваясь главным образом на его фи­зиологических и даже физических детерминантах. Эта проблема имеет фундаментальный характер не только для психологии, но и для биологии, философии, культурной антропологии, педагоги­ки, поскольку касается более общей проблемы относительной роли наследственности и среды в психическом развитии человека.

Как писал Дж.Брунер, начало эмпирическим исследованиям психологов¹ положила классическая работа ученых Кембриджского университета, включенных в состав антропологических экспеди­ций в 1898— 1905 гг. [21]. Исследователи обратили непосредствен­ное внимание на многочисленные факты неадекватного восприя­тия фотографий и картин у так называемых нецивилизованных народов, которые выражались в том, что испытуемые не узнают на фотографии своих родных, знакомых и привычных вещей. По­этому появились гипотезы о том, что, с одной стороны, ощуще­ния и восприятия этих людей недостаточно развиты по сравне-

¹ Влияние культуры на психическое развитие человека было также предметом внимания культурных антропологов — Э.Дюркгейма, К.Леви-Стросса и др.

нию с европейцами. С другой стороны, имелись представления, идущие от Г. Спенсера, о так называемом примитивном превос­ходстве, следствием которых были ожидания более высокой сен­сорной чувствительности (т.е. натуральной психической функции, не подверженной влиянию культуры) у дикарей.

Известный английский психолог и антрополог Уильям Риверс¹ (1864—1922) со своими студентами К.Майерсом и В.Мак-Дау-галлом (ставшими позже известными психологами) обнаружили, что у жителей острова Мэррей (Новая Гвинея) и индийцев из Южной Индии слабо выражена оптико-геометрическая иллюзия Мюллера—Лайера. Этот результат они объяснили тем, что мало­культурные люди не привыкли воспринимать объемные изобра­жения на бумаге, поскольку известно, что в случае предъявления им трехмерных изображений эта иллюзия нормально выражена. Последующие исследования Г.Олпорта, Т. Петтигрю в Южной Африке и У. Богораза на Чукотке подтвердили правильность вы­водов У. Риверса о том, что «примитивные» народы не отличают­ся от образованных европейцев своими сенсорными или перцеп­тивными способностями обнаруживать более тонкие или менее тонкие различия в параметрах стимуляции, а эти отличия лежат в области интерпретации воспринимаемой информации (цит. по: [21]).

У. Риверс и его помощники проводили строгие психофизические экс­перименты по измерению зрительной, слуховой, тактильной, и обоня­тельной, и вкусовой чувствительности [59]. На основании полученных результатов измерения остроты зрения у туземцев Торресова пролива и рыбаков острова Гельголанд в Германии Ривер сделал вывод об очень незначительном (18,6%) преимуществе сенсорной чувствительности у нецивилизованных людей перед европейцами. Сравнительная оценка порогов в других модальностях в целом подтвердила этот вывод: где-то у туземцев чувствительность была немного выше (одновременность при­косновения к коже, различение веса), а где-то — чуть ниже (чувстви­тельность к голубому цвету, острота слуха).

Полученные результаты о наличии некоторых различий в сен­сорных способностях были подвергнуты критике Э.Титченером, указавшим на ряд процедурных огрехов и еще больше подтвер­дившим вывод У. Риверса о незначительности этих различий. Э. Тит-ченер отмечал, что обнаруженные различия имеют несенсорную

¹ У. Риверс совместно с Г.Хедом провел ставшие классическими исследования по различению «эпикритической» и «протопатической» чувствительности. Имен­но интерес к экспериментальному исследованию ощущений побудил его принять участие в экспедициях антропологов А.Хэддона и Т.Стрейта в 1895—1905 гг. в район Новой Гвинеи и Торресова пролива, а затем в других экспедициях в Юж­ную Индию, Меланезию, Египет. Уже после его смерти его ученик Ф. Бартлетт написал книгу «Психология и примитивная культура».

природу — это различия в интерпретации стимульного материала и инструкции [59].

Подводя итоги обсуждения результатов, полученных группой У. Риверса и многими другими психологами, американский пси­холог М.Коул отмечает: «Почти целое столетие соответствующих исследований подтвердило, что культурные различия в остроте ощущений вообще отсутствуют. Культурные различия в большей степени проявляются, когда в качестве стимулов используются сложные материалы, в частности рисованные» [59, 63].

Несомненно, М.Коул, как один из учеников А.Р.Лурия, имел в виду и блестящие исследования, проведенные им в 1931 —1932 гг. в отдаленных горных районах Узбекистана¹. А. Р. Лурия подчерки­вал, что сенсорные способности людей, принадлежащих к раз­ным культурам, нужно искать в языковых различиях, т.е. в неоди­наковом развитии знаковых средств, имеющихся у разных людей для обозначения сенсорных качеств. Например, «...самое богат­ство языковых обозначений одних цветов и бедность обозначения других являются результатом того, что в условиях различных куль­тур выделение неодинаковых оттенков имеет неодинаковое прак­тическое значение» [78, 36\. Так, в языках северных народов су­ществуют десятки названий для оттенков белого цвета, обознача­ющих важные для их практической деятельности оттенки снега, а оттенки красного и зеленого цвета, не играющие значительной роли в их практике, в словаре почти не отражены.

Кратко опишем классические результаты, полученные А.Р.Лурия и его коллегами в опытах по сравнительному изучению восприятия у не­скольких групп испытуемых: женщины-ичкари, неграмотные; мужчи­ны-дехкане, неграмотные; колхозные активисты, курсантки кратковре­менных дошкольных курсов, малограмотные; студентки педагогического техникума. Испытуемым предлагались задания на восприятие цвета 27 мотков шерсти или шелка и формы геометрических фигур. Они долж­ны были сначала назвать эти оттенки (или фигуры), затем классифици­ровать их, разбив на любое число групп, отнеся в каждую из групп похо­жие оттенки (фигуры). Отдельные опыты проводились с оценкой (и клас­сификацией) геометрических фигур незаконченной формы, чтобы по результатам их обозначения и классификации проверить, сохраняются ли у испытуемых те перцептивные законы, которые представители гештальтпсихологии считали неизменными на всех исторических эта­пах. С этой же целью были проведены опыты по измерению оптико-геометрических иллюзий.

Полученные результаты установили, что даже неграмотные испытуе­мые показывали очень дифференцированное и конкретное называние

¹ Жители горных селений несмотря на начало социалистических преобразо­ваний вели индивидуальное хозяйство и фактически жили в условиях родового строя.

цветов, однако они не были способны классифицировать их по основ­ным цветовым категориям — у них нет словесных обозначений, суще­ствующим в современной культуре сенсорным цветовым эталонам. Ис­пользованные цветовые категории имели очень конкретный наглядно-образный характер. Вот наиболее часто использованные словесные обо­значения цветов: леденца, персика, испорченного хлопка, фисташки, телячьего помета.

Результаты классификации цветов показали, что женщины-ичкари используют преимущественно наглядно-образные, а не категориальные принципы группировки цветов. Данная им инструкция (разбить предложенные цветовые оттенки на разные группы) вызывала у них полное недоумение и замечания, что «этого нельзя сделать», «здесь нет похожих, вместе их класть нельзя», «они совсем не похожи друг на дру­га» [там же, с. 42]. И это несмотря на то, что в узбекском языке существу­ют слова, обозначающие разнообразные цветовые категории, сходные с другими языками.

В отличие от них испытуемые с более высоким уровнем образования не только обладают четким набором категориальных обозначений цвета, но и реально пользуются ими. Колхозные активисты —мужчины и кур­сантки выполняли задание приблизительно так, как оно выполнялось обычными городскими школьниками или студентами, хотя в отдельных случаях и они не могли точно обозначить цветовой оттенок, называя раз­ные оттенки одним цветом, что свидетельствовало о бедности их словарно­го запаса. Один из испытуемых объяснял этот факт таким образом: «У нас, узбеков, и машина, на которой шьют, — машина, и примус — машина, и трактор — тоже машина. Вот и цвета так же. Мужчины не знают цветов и все называют «синим» (исп. Юнус, колхозный активист, курсант)» [там же, с. 38-39].

Результаты опытов по категоризации геометрических фигур в целом подтвердили гипотезу А. Р.Лурия о том, что если «восприятие геометри­ческих фигур (как и каждое восприятие) является процессом, имеющим сложное смысловое и системное строение, если оно предполагает выде­ление опорных признаков, выбор из многих альтернатив и принятие соответствующего «решения», есть основания думать, что и этот про­цесс в значительной степени зависит от~характера практики испытуе­мого» [там же, с. 45]. Полученные данные обнаружили, что только наибо­лее образованная (культурная) группа испытуемых — студентки педаго­гического техникума — правильно называли геометрические фигуры со­ответствующими категориальными названиями (круг, треугольник или квадрат). Незаконченные фигуры они оценивали как «что-то вроде кру­га», «что-то вроде треугольника».

Противоположные результаты показали женщины-ичкари: они не дали ни одного категориального обозначения геометрических фигур, которые назывались ими как конкретные предметы. «Так, круг получал название тарелка, сито, ведро, часы, месяц; треугольник — тумар (узбекский аму­лет); квадрат —зеркало, дверь, дом, доска, на которой сушат урюк... Незаконченный круг никогда не назывался кругом, но почти всегда брас­летом или серьгой, а незаконченный треугольник воспринимался как

тумар или стремя» [78, 47]. Таким образом, восприятие абстрактных гео­метрических фигур у неграмотных женщин имело сугубо конкретный, предметный характер, соответствующий характеру их жизни и полностью преобладавший над отвлеченно-геометрическим восприятием формы.

Кроме студенток педагогического техникума данные, полученные у других групп испытуемых, имеют промежуточный характер: обозначе­ние геометрических фигур конкретными предметными названиями пре­обладает над обозначением их категориальными названиями.

А. Р.Лурия обращал внимание на тот факт, что испытуемые, вос­принимавшие геометрические формы как конкретные предметы из их повседневной жизни, не обнаруживали в своем восприятии никаких признаков соответствия с законом прегнантности, сформулированным в гештальтпсихологии. Форма треугольника или квадрата, изображенная точками или крестиками, оценивалась ими как звезды, часы, бусы, но не воспринималась как пунктирно изображенный треугольник или квад­рат. Незаконченный круг или треугольник они называли браслетом, ту-маром или меркой для керосина, но не воспринимали как незакончен­ную геометрическую фигуру.

Опыты по классификации геометрических фигур дали аналогичные результаты (рис. 139). Поэтому А. Р.Лурия делал логичный вывод: «Зако­ны восприятия форм остаются одними и теми же, но если у одних испы­туемых (культурно продвинувшихся) эти законы доминируют и опреде­ляют восприятие геометрических фигур, то у вторых (познавательные процессы которых формируются в условиях конкретной предметной прак­тики) они не оцениваются как имеющие сколько-нибудь существенное значение и оттесняются конкретным предметным восприятием» [78, 52].

В опытах по изучению оптико-геометрических иллюзий испытуемым предъявлялись девять известных иллюзий. Было установлено, что выра­женность иллюзий не является универсальным перцептивным феноме­ном. Процент людей, у которых были выражены иллюзии, варьируется, возрастая по мере повышения культурно-образовательного уровня ис­пытуемых до 75,6%. Женщины-ичкари и мужчины-дехкане показали иллюзорное восприятие лишь в 29,2 и 44,7 % случаев, соответственно. Иллюзии Эббингауза и Мюллера—Лайера были достаточно хорошо вы­ражены у всех групп испытуемых. Даже 2/3 неграмотных испытуемых испытывали эти иллюзии.

Таким образом, полученные результаты показали, что даже такие относительно простые перцептивные процессы, как вос­приятие цветовых оттенков и геометрических форм, значительно зависят от характера практики субъекта и от его культурного уровня. Они позволили А. Р.Лурия сделать вывод о том, что «зрительное восприятие имеет сложное смысловое и системное строение, ме­няющееся по мере исторического развития. Оно включает в свой состав различную по содержанию переработку зрительных инфор­мации — в одних случаях ограничивающуюся непосредственным впечатлением, в других — преломляясь через призму практиче­ского предметного опыта, в третьих — опосредствуясь языком и

Исп. Хамид., 24 г., женщина из отдаленного кишлака

/\/\ / \ «Это все тумары»

5 4 16

«Это стакан и это стакан, только с широким дном» «Эту луну отдельно надо» «Эту нитку отдельно надо»

□ ^

12 17

О

19 А нельзя ли положить вместе (12 и 15)?

|------- 1 «Это стакан, а это пила, их нельзя вместе

положить»

12 15

А вот так (3 и 2)?

ЬД Г ) «Нет, это монета, а это луна»

3 2

А так (12 и 13)?

□

12 13

13 6

«Нет, непохожи. Это на часы непохоже, а это часы, здесь есть точки»

«Сами видите. Это и это похожие, ведь точки тут и там»

Рис. 139. Фрагмент протокола опыта А. Р.Лурия по классификации гео­метрических фигур неграмотными женщинами [78]

построенными на его основе формами анализа и синтеза воспри­нимаемого материала» [там же, с. 54].

В 1960— 1970-е гг. исследователи продолжили изучение влияния куль­туры на зрительное восприятие. Так, группа психологов под руковод­ством М.Сегалла (1966) провели большое исследование выраженности иллюзии Мюллера—Л айера и горизонтально-вертикальной иллюзии в 14 неевропейских группах испытуемых (13 африканских и 1 филиппин­ская) и 3 европейских группах — всего обследовано 1 900 человек [59]. Результаты показали, что европейцы в значительно большей степени подвержены иллюзии Мюллера—Л айера, чем неевропейцы из сельских районов. Кроме того, так же как и в упомянутых выше исследованиях У. Риверса, подверженность горизонтально-вертикальной иллюзии у ев­ропейцев была ниже. Ее выраженность зависела от того, в каком окруже­нии жила та или иная группа испытуемых. Испытуемые, жившие в степ­ной местности и привыкшие к широким просторам, были более подвер­жены этой иллюзии, чем люди, жившие в тропических лесах, и жители

современных городов. Се галл и его соавторы сделали вывод о том, что различные культурные среды формируют разные способы интерпрета­ции зрительных впечатлений, поэтому в перцептивно-неоднозначных ситуациях будут наблюдаться ошибочные интерпретации зрительных впечатлений.

Аналогичные данные об экологической детерминации восприятия зрительных иллюзий были получены Р.Болтоном и соавт. (1975) на двух группах перуанцев, живущих на равнине и в горах [59]. По иллюзии Мюллера—Лайера различий не было, но горизонтально-вертикальная иллюзия была лучше выражена у жителей открытых просторов, а не у тех, кто обитал в условиях узких горных троп.

Очень интересные наблюдения приводятся К.Тербаллом, сделанные им при изучении жизни пигмеев племени Бамбути, живущих в тропи­ческих лесах современного Конго [112]. Экспедицию по лесам Тербалл а сопровождал молодой человек по имени Кенж. В одной из поездок они достигли склона холма, очищенного от деревьев, и поэтому вдали от­крывался вид над лесом. Перед Кенжом никогда в жизни не открывал­ся вид на столь далекое расстояние. Тербалл сообщил об отсутствии у Кенжа нормального восприятия удаленности и константности восприя­тия размеров объектов. Так, глядя на равнину, Кенж увидел стадо пасу­щихся буйволов и спросил у Тербалла, что там за насекомые. Получив ответ, что это все-таки буйволы, он засмеялся над этой «глупой шуткой». Далее Кенж и Тербалл поехали на машине в направлении буйволов, и Кенж очень забеспокоился, поскольку буйволы стали быстро увеличи­ваться в размерах. Далее, когда они подъехали к берегу озера, Кенж никак не хотел поверить в то, что плавающее вдали рыболовецкое судно достаточно большое и вмещает несколько человек, заявляя, что оно по величине выглядит как бревно.

Приведенный пример наглядно показывает, что константность восприятия формируется под влиянием культуры и окружающей среды. Кенж всю жизнь прожил в пространстве, прямая види­мость в котором была ограничена 3 — 5 метрами, фактически эти условия в определенной степени можно назвать условиями сен­сорной изоляции. Жизнедеятельность пигмеев Бамбути резко ог­раничена особенностями окружающих джунглей, у них не сфор­мировались перцептивные навыки оценки больших расстояний. Отметим, что эти данные отнюдь не противоречат эксперимен­там Бауэра, в которых изучалась константность восприятия раз­мера у младенцев. Вполне возможно, что механизмы зрительного восприятия врожденные, но в условиях относительной сенсорной изоляции у пигмеев они просто не развиты.

В заключение приведем очень интересные результаты исследований из работы М. Коула и С. Скрибнера «Культура и мышление» [60]. В разде­ле «Восприятие глубины на картинках» авторы описывают эмпириче­ские работы в области межкультурного изучения восприятия. Они об-

суждают вопрос, почему неграмотные жители из Центральной Либерии не могут опознать на картинке знакомые предметы, а одна из женщин не узнает на фотографии собственного сына. Авторы предполагают, что способность воспринимать нарисованное на бумаге изображение как трех­мерный объект должна сопровождаться наличием соответствующих пер­цептивных навыков, приобретаемых ребенком в процессе домашнего и школьного обучения при просматривании книг и рисунков. По-видимо­му, крестьяне племени кпелле не понимали, что линии, свет и тени на бумаге вообще являются признаками какого-либо изображения

Авторы нам напоминают, что законы перспективы, используемые художниками для передачи пространственных отношений на плоскости, появились в европейской культуре сравнительно недавно — после пу­бликации работ Леонардо да Винчи. В этой связи приведем отличную цитату из Дж. Гибсона: «За время, прошедшее с тех пор (с эпохи Воз­рождения. — А. Г.), мы научились мыслить картинами, и этот способ мышления стал настолько привычным, что мы стали забывать об этом различии. Но смешивать картинную перспективу с перспективой есте­ственной — значит с самого начала неправильно ставить проблему зри­тельного восприятия» [34, /75].

Причинам затруднений восприятия объемных отношений на рисунке у неграмотных африканцев народности банту посвящены исследования В.Хадсона (1962, 1967) и А. Манди-Кастла (1966) [60]. В.Хадсон предъяв­лял рабочим-банту картинки, представленные на рис. 140 и просил их ответить, в какое животное целится охотник с копьем. Эти четыре кар­тинки отличались между собой тем, что на них по-разному заданы при­знаки глубины: на первых двух (рис. 140, /, 2) использовались такие

Рис. 140. Картинки, предъявлявшиеся испытуемым В.Хадсона и А. Манди-Кастла [60]

признаки, как величина объектов и наложение, а на третьей и четвертой (рис. 140, 3, 4) — еще и линейная перспектива.

Испытуемыми были: европейские дети и дети банту (ученики на­чальной школы), бантуские ученики средней школы, неграмотные ра­бочие европейцы и банту, индийские школьники. Результаты этих ис­следований показали, что европейские младшеклассники воспринима­ли картинки как трехмерные изображения с трудом, но к концу на­чальной школы все дети воспринимали картинки как трехмерные изоб­ражения. Иные результаты были получены в опытах с африканскими и индийскими детьми: все они воспринимали эти картинки как двухмер­ные изображения. То же самое касалось и неграмотных рабочих банту и европейцев. В.Хадсон заключил, что «обычное формальное образова­ние не является главным фактором, определяющим способ восприятия изображений. Гораздо большую роль играют неформальное домашнее обучение и частое рассматривание картинок» [60]. А. Манди-Кастл, изу­чая быт ганских детей, заметил, что у них в семьях такой деятельности, как чтение книг, рисование, рассматривание картин, игра с конструк­торами, нет.

В работах Дж.Дереговского (1968) идеи работ В.Хадсона и А. Манди-Кастла получили дальнейшее развитие [60]. Он прямо показал, что люди, безусловно, обладают пространственным зрением, но не могут воспри­нимать признаки глубины именно на картинках. Он провел эксперимен­ты со школьниками (время учебы около 4 лет)и неграмотными рабочими из Замбии. Он также давал им задачи В.Хадсона, но кроме того, во вто­ром задании он показывал им другие картинки (рис. 141), но не просил отвечать на вопросы, а предлагал создавать модели этих изображений из палочек, т.е. он предлагал им решать пространственную задачу не в на­глядно-образном, а в наглядно-действенном плане. По первому заданию Дж.Дериговский получил результаты, сходные с результатами Хадсона:

м

\

А (III)

А (И)

А(1)

1^:

В (III)

Шкала 1 дюйм

В (II)

В(1)

Рис. 141. Рисунки, по которым в опытах Дериговского испытуемых проси­ли сконструировать пространственные модели этих рисунков [60]

80% детей и 100% взрослых воспринимали картинки как двухмерные. Тем не менее более 50 % этих же испытуемых конструировали простран­ственные модели, представленные на рисунках. Эти опыты наглядно до­казывают, что результаты оценки восприятия малокультурных испытуе­мых зависят от того, какого рода ответы от них требуются, т.е. определя­ются спецификой познавательной задачи.

Как справедливо отмечал Дж. Брунер, различие цивилизован­ных и примитивных народов не в восприятии как таковом, а в способе делать определенные выводы на основании воспринятого. По-видимому, в различных культурах существует различный уро­вень интериоризованных перцептивных действий.

Таким образом, многочисленные исследования психологов, проведенные за последние 100 лет убедительно показывали, что содержание образа восприятия обусловлено влиянием культуры и среды, в которой человек находится, тем самым были подтвержде­ны фундаментальные идеи Л.С.Выготского о культурно-историчес­кой природе психики человека. Детерминация эта глобальна, и вряд ли сейчас уместно говорить о высших (мышление, память) и низ­ших (ощущение и восприятие) психических функциях.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

1. Какие химические вещества (лекарственные препараты) оказыва­ют влияние на восприятие? В чем проявляется их эффект?

2. Оказывают ли наркотики благоприятное воздействие на восприя­тие?

3. Опишите нейропсихологические феномены нарушения восприя­тия.

4. В чем заключается нарушение смыслообразующего компонента вос­приятия у больных?

5. Приведите примеры тендерных различий в ощущениях и в восприя­тии.

6. Какие когнитивно-стилевые особенности людей связаны с воспри­ятием?

7. Опишите эффект Струпа.

8. Что понимают под личностными и ситуационными переменными, изучая индивидуальные особенности восприятия?

9. Как влияет активация на сенсорные и перцептивные способности человека?

10. Охарактеризуйте значение исследований, выполненных в рамках подхода №\у Ьоок.

11. Что такое феномен перцептивной защиты? Приведите примеры.

12. Какие задачи решали ученые, участвовавшие в антропологиче­ской экспедиции Кембриджского университета 1898—1905 гг.?

13. Можно ли говорить, что у «примитивных» народов имеются осо­бые сенсорные способности?

14. Как влияет культурное окружение человека и уровень его образо­вания на особенности восприятия окружающего мира? Можно ли утверж­дать, что у «примитивных» народов нарушено восприятие глубины?

15. Охарактеризуйте значение результатов исследования А. Р.Лурия 1931-1932 гг.

16. Какие психологические механизмы восприятия пространства были не сформированы у испытуемого К.Тербалла?

17. Что показали результаты опытов Дж. Дереговского по сравнению с опытами В.Хадсона и А.Манди-Кастла?

Темы для эссе и рефератов

Индивидуально-личностные детерминанты восприятия.

Наркотики и восприятие?

Нарушения восприятия при различных патологиях.

Экспериментальные исследования в школе №\у Ьоок.

Когнитивно-стилевые детерминанты восприятия.

Исследование восприятия у «отсталых» народов.

Восприятие и культура.

Исследование А.Р.Лурии 1931 — 1932 гг.

Рекомендуемая литература

БрунерДж. Психология познания. — М., 1977. — С. 65 — 78.

Коул Л/., Скрибнер С. Культура и мышление. — М., 1977. — С. 84—92.

Хок Р. То, что вы видите, — это то, чему вы научились // Секреты выдающихся экспериментов. — М., 2003. — С. 55 — 63.

Коул М. Культурно-историческая психология. — М., 1997. — С. 55 — 69.

Лурия А. Р. Об историческом развитии познавательных процессов. — М., 1974.-С. 33-57.

Дополнительная литература

Гусев А. Н. Психофизика сенсорных задач. Экспериментальное исследо­вание поведения человека в ситуации неопределенности. — М., 2004. — Гл. 1-2.

Соколова Е. Т. Мотивация и восприятие в норме и патологии. — М., 1976.

Хомская К. Д., Ефимова И. В., Будыка Е. В., Ениколопова Е. В. Нейропси­хология индивидуальных различий. — М., 1997. — С. 88— 118.

Зейгарник Б. В. Патопсихология. — М., 1986. — С. 132— 146.

Холодная М.А. Когнитивные стили: о природе индивидуального ума. — М., 2002.-С. 37-81.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вспомним еще раз вопрос Курта Коффки, который мы уже не раз цитировали на страницах настоящего учебника: «Почему мы видим то, что мы видим?». Как и во времена работы гештальт-психологов, мы не можем ответить на него исчерпывающе полно и достаточно однозначно: в современной психологии познаватель­ных процессов слишком много еще неизученного, много полярных точек зрения, которые сложно объединить в одну стройную и за­конченную теорию. Тем не менее в научной психологии проблема­тика ощущений и восприятий изучена более полно и всесторонне по сравнению с ее другими областями. Пожалуй, нигде в психоло­гии не открыто столько интересных феноменов и не создано столько теорий их объясняющих как при изучении чувственных образов. Поэтому с известной долей оптимизма все-таки можно сказать: 1) мы знаем некоторые важные принципы процесса построения чувственных образов как результата активного и пристрастного вза­имодействия человека с окружающей его природной и культурной реальностями; 2) современная цивилизация уже использует на практике знания об ощущениях и восприятиях, открытые психо­логами, физиологами и специалистами смежных наук.

Вместе с тем, даже делая такие общие заключения, стоит от­метить два важных момента. 1. Выделяя ощущения и восприятия как отдельные виды образов, т.е. рассматривая их как особого рода психическую реальность, современные психологи делают это с большой долей условности, понимая, что разделять психические процессы человека на элементы — означает потерять целостный взгляд на него как личность и субъект деятельности. 2. Не понимая специфики и не зная закономерностей образной сферы человека, невозможно правильно понять его поведение, прогнозировать его поступки; рассматривая человека как существо «желающее» или «мыслящее», нельзя забывать о нем как о существе «чувствую­щем». Имея в виду эти два момента, достаточно просто показать, что так же, как невозможно изучать наши ощущения и восприя­тия отдельно от других психических явлений, так же нельзя абст­рагироваться от конкретных знаний об образной сфере человека, когда изучаешь (или консультируешь) конкретного индивидуума. Эти простые соображения, следующие из системного понимания

психики человека, создают, на наш взгляд, общий контекст для содержания настоящего учебника.

Так, рассматривая во второй главе разные теории восприятия, мы показали широкий диапазон взглядов разных психологов на природу ощущений и восприятий. Анализ порой полярных точек зрения закономерно приводит нас к обнаружению ряда просче­тов или «слабых» мест практически в каждой теории. Кому-то может показаться, что такая методологическая «чересполосица» есть по­казатель научной незрелости нашей науки, и раз у некоторой тео­рии есть недостатки, то ее следует отбросить. На наш взгляд, это неверная и малопродуктивная позиция: более разумно рассмат­ривать каждую теорию, объясняющую некоторый пласт психоло­гической реальности, как успешный шаг в направлении постиже­ния механизмов наших ощущений и восприятий, а предложен­ные теории как череду блестящих открытий, а не ряд досадных заблуждений. Реализация принципов системного подхода в пси­хологии непременно приводит исследователей, желающих отве­тить на вопрос К. Коффки, к необходимости рассматривать чув­ственные образы вписанными в очень широкий контекст самых разных детерминант: экологических, стимульных, физиологиче­ских, личностных, культурно-исторических и др.

Говоря о системном подходе к психологии ощущений и восприя­тий, следует выделить главный объяснительный принцип, с помо­щью которого будет реализован, говоря словами Л.С.Выготского, анализ не по элементам, а по единицам. По нашему мнению, этим принципом может служить понимание сущности процесса порожде­ния чувственных образов в контексте предметной деятельности че­ловека. Его приложение к анализу ощущений и восприятий «снима­ет» много проблем: нет необходимости противопоставлять «низшие» и «высшие» психические функции, разделяя мышление и восприя­тие, личность и ощущения, и, отвечая на поставленный выше во­прос «почему?», ограничиваться изучением потоков стимульных энергий, или динамикой активности нервной ткани, или особенно­стей прошлого опыта. Деятельностный подход дает психологу глав­ное — позволяет изучать не только «анатомию» или «физиологию» чувственного образа, находя все более дробные его элементы, но понять его «топологию», вписав в многомерное пространство жиз­недеятельности конкретного человека. Вот почему мы полагаем, что самым главным свойством образа восприятия является его предмет­ный характер, а его понимание должно рассматриваться через при­зму образа мира конкретного человека (А. Н.Леонтьев).

Можно ли сказать, что в современной психологии ощущения и восприятия уже реализован данный подход? Очевидно, нет. Реали­зация пусть даже самого продуктивного методологического прин­ципа — это большая работа, которая ждет своих исследователей и в области сенсорной психофизики, и в сфере восприятия времени,

и даже в такой хорошо изученной области, как константность вос­приятия.

Стали ли современные психологи спустя 70 лет более уверенно отвечать на вопрос К. Коффки? И «да», и «нет». «Да» — потому, что мы больше знаем о том, какие психические процессы и меха­низмы опосредствуют наше восприятие. «Нет» — потому, что свя­зей этих процессов и механизмов с другими психическими про­цессами и механизмами стало еще больше.

Заключая рассмотрение сложного и очень разнопланового ма­териала, нам хотелось бы упомянуть о том, что не вошло в дан­ную книгу. По сравнению с некоторыми другими учебниками по этому разделу общей психологии в нашей книге нет исчерпываю­щего материала по всем сенсорным модальностям: в основном мы ограничились рассмотрением феноменов зрения и слуха. Для нас это было принципиальным: нельзя в рамках семестрового курса дать все сразу, поскольку «все сразу» означало бы «всего по чуть-чуть». Поэтому, как и многие наши Учителя, мы шли не от логи­ки органов чувств, а от логики базовых общепсихологических про­блем, являющихся важными для характеристики всей чувствен­ной сферы человека. Как было указано в предисловии, большая часть учебного материала, касающаяся ощущений других модаль­ностей, входит в курс «Физиология сенсорных систем» (напри­мер, проблематика цветового зрения).

Безусловно, это учебник, который соответствует тому понима­нию курса «Общая психология» и той программе, которая реализу­ется на факультете психологии МГУ им. М. В.Ломоносова, поэтому он не свободен от традиций той Школы, воспитанником которой является автор. Тем не менее при рассмотрении конкретных вопро­сов мы по возможности старались уйти от каких-либо методологи­ческих акцентов, свойственных Московской психологической шко­ле, а обращались к ним, лишь обсуждая особо выделенные теорети­ко-методологические проблемы. Надеемся, что это не помешает сту­дентам или коллегам-преподавателям, придерживающимся иных методологических ориентиров, принять изложенный материал.

Кроме того, подчеркнем, что учебный материал подбирался так, чтобы он мог быть дополнен теми хрестоматиями, которые подготовили мои уважаемые коллеги — Ю.Б. Гиппенрейтер, М.Б.Михалевская, В.В.Любимов, В.В.Петухов, Ю.Б.Дормашев и С.А.Капустин и которые уже нашли широкое распространение в вузах нашей страны.

Руководствуясь в подборе и изложении материала известным прин­ципом Козьмы Пруткова «Нельзя объять необъятного», автор тем не менее с признательностью примет замечания по поводу того, что еще можно включить в учебник, и постарается их учесть при работе над вторым изданием книги и читаемым курсом. Мы будем благо­дарны коллегам за отзывы по содержанию учебника.