Воспитание девочки-христианки

Воспитание девочки-христианки

ОТ АВТОРА

Представленный читателю скромный труд являет собой промежуточный итог размышлений и практики в рамках нового и фундаментального направления в отечественной психологии.

Сегодня на историческом изломе в России мы можем наблюдать сразу три психологических течения.

Первое - это традиционная, привычная для последних десятилетий психология. Ее признаки известны: рационализм, естественно-научный метод, отрицание Божественного в любых формах и проявлениях, особое оформление итогов своих исследований (сциентизм и объективизм), отрицание глубины и тайны в природе человеческого духа (убежденность в предельной возможности "когда-нибудь" познать "всего человека").

И если совсем недавно российская (советская) психология чувствовала себя уверенной и была единственной в своем роде в поле общественного сознания, то теперь появилось, по крайней мере, еще два крупных направления в психологической науке. И соседство это не из легких.

Второе направление можно было бы обобщенно назвать мистической психологией. Ученые этого движения в свое время откроют для себя огромный и очень разный мир мировой духовной культуры - от практики шаманства до эффектов парапсихологии.

В свое время реальность мистического буквально сразила ученых-рационалистов. Большинство из них долгие годы работали традиционно, сциентистски. И вхождение в другую реальность всем им далось непросто. Дело в том, что мистическая реальность требует новых, не объективистских методов исследования. А главное - принципиально другой меры участия личности исследователя: не только его интеллектуальные способности, в такую психологию входит и его нравственная позиция. Робко, пока отвлеченно, говорит к примеру Станислав Гроф о демоническом характере тех или иных рисунков у психотиков. Ему (и многим иже с ним) еще предстоит понять, что мистика демонизма - это вовсе не образ или мифологема, а реально существующая деструктивная духовная реальность, что и в духовном мире действуют непреложные законы.

И, наконец, третье направление, которое активно развивается в нашей психологии в последние годы - христианская психология. Это направление разрабатывается верующими, христиански ориентированными профессиональными психологами как в России, так и за рубежом. Путь этих людей в Церковь не был простым и механическим. Это было глубокое, как правило, мучительное переосмысление как своего профессионального кредо, так и трудное обретение в Боге себя как личности.

Эти люди - священники, педагоги, психотерапевты, психологи разного профиля и другие. Но всех их, помимо всего прочего, в свое время объединяла наивно-детская потребность - поделиться. Поделиться со всеми тем великим сокровищем, которое в свое время было дано нам даром. Это сокровище и есть наша отечественная (и всемирная) христианская духовная литература.

В связи с этим данная книга и есть реализация моего детско-искреннего желания рассказать (как могу!) психологам, педагогам, гуманитариям преимущественно на привычном для них языке о том наследии, забвение или незнание которого делает нас безродными и безосновными.

Книга эта - первый шаг к овладению и введению языка православной аскетики, евангельского слова вообще в язык психологии, что давно уже реализовано в других гуманитарных науках.

Вместе с тем уже сегодня стали достаточно привычными словосочетания: христианская педагогика, христианский психолог и т. д. Автор этой книга уже много лет работает преподавателем воскресной школы.

Думается, что темы, направления наших исследований и размышлений многих сегодня заинтересуют. Хорошо известно, как буквально вопиют сегодня и просятся к обсуждению проблемы семьи и российской школы. Точно также актуальнейшей проблемой сегодня является замутненность для современного сознания разнородных духовных понятий, сектантских учений и практик. При этом задача духовного самоопределения, как ребенка, так и взрослого, становится все острее.

Важнейшей сегодня является и проблема духовного и психического здоровья детей и взрослых на фоне невероятного разнообразия в выборе путей и появления сотен "учителей", которыми наполнена теперь никогда не знавшая ничего подобного держава наша.

Представленная на суд читателям книга ни в коем случае не претендует на откровение в области духовной психологии. И если учесть, что этой областью начинал заниматься преподобный Феофан Затворник, то можно понять ощущение крайней немощи у автора.

Собственно говоря, фундаментальные основы христианской психологии уже созданы. Это - аскетика, творения святых отцов Церкви. Но есть и надежда на то, что этот скромный труд послужит началом современных работ в этой области.

Если же внимательный читатель будет замечать ошибки и неточности, то искренне прошу его быть снисходительным и отнестись к автору с милосердием, а если возможно, то и помолиться о вразумлении меня, грешного.

В надежде, что ты, дорогой читатель, любишь и не устаешь искать Истину, я и предаю со всяким смирением на твой, надеюсь, милостивый суд свой скромный труд, который я с любовью и благодарностью посвящаю соратнику и другу Александру Лепёхину.

Протоиерей Борис Ничипоров,
село Селихово

Христос воскрес! Опять с зарею

Редеет долгой ночи, тень,

Опять зажегся над землею

Для новой жизни новый день.

Еще чернеют чащи бора;

Еще в тени его сырой

Как зеркала, стоят озера

И дышат свежестью ночной;

Еще в синеющих долинах

Плывут туманы...

Но смотри:

Уже горят на горных льдинах

Лучи огнистые зари!

Они в выси пока сияют,

Недостижимой, как мечта,

Где голоса земли смолкают

И непорочна красота.

Из-за алеющих вершин,

Оки заблещут, разгораясь,

И в тьму лесов, и в тьму долин;

И возвестят с высот небес,

ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ

О СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОЛОГАХ

23 марта 1914 года в Москве был торжественно открыт Психологический Институт им. Л. Г. Щукиной.

На молебне в этот знаменательный день Епископ Серпуховской Анастасий произнес слово, смысл которого становится, на мой взгляд, ясным в полноте лишь сегодня.

"Душа, созданная по образу Божию, - сказал тогда Владыка, - это поистине венец творения. Разумная, она отражает в себе и познает весь мир, свободная, она способна к нравственному действию. И, конечно, возможно точное изучение душевных явлений, вообще говоря, можно только приветствовать. Но, стремясь расширить круг психологических знаний, нельзя забывать о естественных границах познания души вообще и при помощи экспериментальных методов в частности. Точному определению и измерению может поддаваться лишь, так сказать, внешняя сторона души, та ее часть, которая обращена к материальному миру, с которым душа сообщается через тело ... Кто может измерить силу поэтического вдохновения ... или исследовать религиозную жизнь духа? В надежде, что освящаемый Московский Психологический Институт в своей научной деятельности не пойдет по такой ложной дороге, но, как имеются основания думать, поставит своею целью истинную научность в исследовании душевной жизни". Владыка призвал на работу Института благословение Божие, - сказано далее в отчете о торжествах.

Прошло лишь несколько лет, и благословение Божие было сначала забыто, а затем и попрано. На долгие десятилетия психологическая наука в России была окрадена, отвергнув по сути все святоотеческое наследие, весь практический, исторический и духовный опыт русского народа как возрождения, так и вырождения души человеческой. Понятие "развитие" было формально вменено всякой психической динамике: восприятию, мышлению и даже личности.
Было изгнано и понятие тайны. Психология оборотилась во вне-нравственную, без-нравственную науку. На место нравственности пришла мораль - христианство без Христа. На место живой и больной совести пришла моральная догма, которая мертвит. Вместо духа стала буква. Впрочем, и о ней вскоре забыли. Величайшие тайны души: тайна пути человека, тайна творчества, таинство имени, таинство покаяния и многое другое было признано либо вообще "несуществующим", либо "поповской мистикой". Началось время рационализма. Самое ходовое слово психологии последних десятилетий было "объективность". Субъективность же понималась лишь как некая превращенная, "интериоризированная" форма объективности. Об уникальности и неповторимости личности говорили лишь экзистенционалисты, да и то, как правило, в связи с проблемой "несчастного сознания" индивида (Ж. П. Сартр). Сам же психолог, в том числе и теоретик, по сей день в своей профессиональной деятельности - часто лишь профессионал-операционалист. Если он и имеет опыт духовного самосознания, то в этом опыте, по словам Екклезиаста, много печали и очень мало благодати и света. Отсутствие у многих (не говорю о всех!) сегодняшних психологов реального, личного (своего) опыта возрождения души - именно это приводит их к состоянию, которое можно назвать профессиональным унынием. Многим чужда сегодня пасхальная радость возрожденной души. К преподобному Серафиму Саровскому приходили тысячи людей, и он тихо и радостно говорил им при встрече: "Радость моя, Христос воскресе!"

Психология, как профессия, может быть подлинным счастьем для человека, нелицемерно ищущим нравственную Истину. И она (профессия) будет настоящим проклятием для имеющего по слову Христа закваску фарисейскую, а это есть лицемерие. Грех Понтия Пилата начался не с того, что он отдал Христа на распятие, а в том, что когда Господь заговорил об Истине, то Пилат поспешно вышел из комнаты. И до сих пор многие бегут от Истины, буквально заткнув уши. Нравственная Истина являет себя везде: в психологии, в математике, в технических дисциплинах, в спорте, искусстве. Тот, кто наивно полагает, что он делает некое "нейтральное", "среднее" дело по отношению к Истине, к Абсолюту - тот либо пока наивно заблуждается, либо уже как-то уговорил свою совесть.

Впрочем, сказанное вовсе не означает, что в нашей психологии не было талантливых и даже выдающихся исследователей. Среди них и мои учителя: А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, Б. В. Зейгарник, Д. Б. Эльконин и многие другие. Всем им вечная память! Они, будучи детьми своего времени, тем не менее, сохранили в себе ценности великой европейской и русской культуры.

В ПОМОЩЬ УНЫВАЮЩЕМУ АТЕИСТУ

Общество, в котором продолжает свое историческое служение в России Православная Церковь, не могло, естественно, сразу за год после получения реальной свободы, преодолеть духовный паралич. Должно пройти время. И, видимо, немало времени. Одни сегодня испытывают ностальгию по минувшим десятилетиям - им трудно, ибо сама жизнь подвигает их к самоопределению. А это как раз то, что они никогда не умели делать. Поэтому они растеряны, отчаянно злы и унылы. Другие же пребывают в духовном расслаблении, апатии. Их жизненная философия более рафинирована. Они манипулируют всегда неопределенностями типа "общечеловеческие ценности", "плюрализм", "гуманизм" и т. п. Но и те и другие, видя хотя и трудное, но постепенное возрождение Православия, проявляют сегодня большое беспокойство и стараются из всех сил навесить христианам как можно больше различных ярлыков, в очередной раз облить грязью и Христа, и Его Церковь. И можно было бы вовсе не замечать этих передергиваний и демагогии. Но думается, что ради многих наших современников, которые искренне сегодня ищут духовной стези, ради них мы серьезно и спокойно должны дать ответ людям, которым только и остается сегодня что унывать, отчаиваться и сомневаться во всем, в том числе и в себе.

1. И первое, что сейчас можно часто слышать. Это то, что, мол, христиане - это рабы, рабы Божии. Они-де ведь и сами так себя называют. И что ж - это так. Но только выражение "раб Божий" означает, что человек работает Богу. Христианин, духовно чувствуя Бога, с радостью идет к Нему в послушание. Ибо знает, что Бог благ и свят. А те, кто так любили выводить и выписывать слова: "Мы не рабы, рабы не мы", - вновь сегодня оказались рабами, рабами греха и собственных иллюзий. По словам апостола Петра, они обещали свободу, будучи сами рабы (2 Петр. 2, 19). Но сам человек призван к свободе. Об этом говорит в Послании к Галатам апостол Павел - но не свобода от нравственного закона, а свобода в Боге, ибо, где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17).

2. Нередко про христиан говорят еще и так: "Ну, у них там все на страхе построено". И на это надо ответить. Во-первых, есть страх и страх. Одно дело - это животный, тупой, неосмысленный страх, другое дело - это чувство благоговения, опасения согрешить, сделать дурно, кого-то обидеть и пр. Страх Господень чист (Пс. 18, 10). Но верно, в страхе, даже и в таком, все же нет совершенства. А по словам Апостола Иоанна Богослова; в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). Путь же к совершенной любви лежит через страх - страх нарушить закон, который дан Богом от века. Господь сказал: не лги, не блуди, не убий и пр. Эти и другие заповеди надо постараться исполнить. Но на высотах святости уже нет страха. Антоний Великий пишет, что он уже не боится Бога, он просто любит Его. Но до этого как нам всем еще далеко! Мы находимся лишь у подножия горы и внимаем словам царя и пророка Давида, который говорит: Начало мудрости (т. е. основа, фундамент мудрости - Б. Н.) - страх Господень (Пс. 110, 10), т.е. страх Божий - это основа, начало духовного движения.

3. Говорят также: ну, зачем эти церковные обряды? Для чего они? В связи с этим вспоминается замечательная книга К. Льюиса "Письма Баламута", где старший бес Баламут дает советы младшему бесенку (Гнусику), как более искусно искушать и соблазнять людей. Баламут советует Гнусу, чтобы он внушал своим подопечным стремиться к стихийным, бесформенным, нерегулярным молитвам. Обряд, т. е. внешнее оформление богослужения, совершенно необходим. Он внешним образом (на виду у всех и у самих себя) ставит нас пред Богом. Посмотрите: и в театре, и на производстве, и на спортивных мероприятиях - везде есть свой ритуал. Всякое действо, в том числе и духовное, должно быть обрамлено красивой и правильной формой. Но, кроме того, обряд, архитектура храма, особенности распева содержат тайну, выражают колорит и неповторимость той земли, на которой совершается богослужение. А сам православный храм - это есть литургия в камне. Обряд неотделим от внутреннего содержания. Нам всем нужно убегать не от обряда, а от обрядоверия, т. е. когда теряется внутреннее содержание и на первый план становится только внешнее, форма. Люди боятся обряда, главным образом, потому, что он, обряд, налагает на них определенную духовную ответственность. Истинный христианин - это христианин не только по наитию. Но это человек, который по воскресеньям спешит в храм. Он старается следить за своими поступками, мыслями и чувствами. Это человек, я не побоюсь этого слова, находящийся в духовном подвиге. Но мы уже говорили, что общее расслабление многих людей не дает им встать на этот вполне конкретный путь видимой для всех и для самого человека жизни в Боге. Им нравится больше позиция христианина как бы вообще, как бы в целом. При этом от них приходится выслушивать массу глубокомысленных рассуждений о том, почему им не нравится в церкви то-то и то-то. Одни "там" устают, другие ничего "там" не понимают, у третьих кружится голова. Причинам и самооправданиям нет числа.

4. Обыватель говорит нам также: где ваш Бог, если Он попускает столько зла на земле? Где же Его милосердие и доброта, когда на земле столько убийств, зла и лжи? Но спросим и мы: разве по Божией воле разрушались у нас храмы, расстреливались священники, крестьяне, интеллигенция? Бог сотворил человека свободным, и Он не может изменить природы своего же творения. Сам человек, сами люди творят зло, потому что не хотят жить честно, мирно, не хотят любить друг друга ... Сам же Господь не творец зла. Но у любого человека, любого народа, как и у евангельского блудного сына, сохраняется возможность через покаяние прийти к Богу, изменить свою жизнь к лучшему.

5. Сегодня нередко можно услышать сравнение духа соборности Церкви с духом большевистского коллективизма. И это тоже ложь. У сегодняшней разобщенной, внутренне одичавшей, безбожной российской интеллигенции любое единодушие и братское единение вызывает страх, глухой ропот и повышенную тревожность. Но одно из самых великих чудес современности - это существование сегодня Русской Православной Церкви, несмотря на всю борьбу, которую так беспощадно вели с Ней. И это милость Божия. Но кроме Божьего произволения, в этой борьбе выстояли еще и конкретные люди, люди организованные и по-военному дисциплинированные. Дух церковной соборности предполагает одновременно и послушание, и свободу личности. Это одно из самых величайших таинств Церкви. Этому посвящены многие страницы русских философов и богословов, скажем, таких, как В. Соловьев, А. Хомяков и других. И каждый православный человек знает это не понаслышке, а делом и истиной.

6. Поудобней усевшись в кресле, обыватель скажет еще: "Но ведь религий много, почему Православие?" Истины ради заметим, что все это тоже риторика и демагогия, так как многие наши соотечественники находятся в таком состоянии духовного нокаута и бессилия: им что Православие, что мусульманство - все едино, ибо они и перстом боятся пошевелить. Я не знаю, какие корни и исторические основания имеет, скажем, на Тверской, Калужской или Нижегородской земле мусульманство или буддизм, но то, что стояние православного храма на русской горке или в русской низине (как Псково-Печерский монастырь) абсолютно, совершенно соответствует архитектонике самой этой земли, - это точно. Церковь сохранила для нас с вами все: традицию, тексты самого разного содержания: исторические, житийные, канонические, детскую духовную литературу. Я, как директор Воскресной школы, составляю программу для детского паломничества и туризма. И у меня нет проблем. Я могу поехать с детьми на юг - в Калужскую область, а там знаменитая Оптина Пустынь. Я могу поехать на север - там святыни Кириллова и Соловков. Я обращаю свое внимание на запад - там Печоры, Новгородская София и пр. А вот все сектантские группировки ведут на нашей земле внеисторическую раскольническую жизнь. В этом их трагедия, в этом источник их бесконечных проблем.
Мы же, православные, свои на своей земле. Скажем, для "наших" кришнаитов понятие земли и национального возрождения - это пустые слова. Но мы хотим напомнить, что Господь Иисус Христос воскрес во плоти, через плоть в духовный мир входят такие понятия, как "земля" ("святая земля" или, напротив, "оскверненная земля"), понятие русского, украинского, болгарского и др. Последнее мы употребляем не в современном мыслителям. Но спешим разочаровать их. Догма - это фундаментальное, базовое установление, закон, подлинность, истинность которой проверена веками и омыта кровью мучеников. Возьмем, скажем, нравственную догму, закон о любви к Богу и ближнему. Я лично готов, отстаивая этот закон, прослыть и косным, и ригидным, и отсталым. Не вижу ни внутренних (душевных), ни внешних причин подвергать сомнению этот нравственный закон. Или, скажем, другой закон - христологический. Он гласит, что во Христе соединены нераздельно и неслиянно две природы - Божественная и человеческая. Не будем много богословствовать на этот счет, но в Евангелии содержится множество подтверждений этому установлению. Во всем же остальном христиане, если позволите, идут в ногу со временем. Это значит, что мы радуемся творческим успехам (и их немало!) современных композиторов, поэтов, художников, ученых. Но в то же время мы уклоняемся от пошлости, глупости, цинизма, которые заполняют, скажем, сегодняшний эфир. Именно в этом, извините, проявляются наш догматизм и неуступчивость миру. Многим кажется, что если они будут постоянно менять и передергивать свое мировоззрение, то они будут тогда именоваться прогрессивными. Это иллюзия. Это просто обыкновенная безосновность, беспочвенность, отсутствие изначальной глубины. И вместе с тем все мы, христиане, прекрасно знаем, что познание Бога и самого себя - дело, по сути, бесконечное. Поэтому духовная сфера - это сфера открытий, бесконечного движения, но движения не хаотичного и беспорядочного. Ибо православный человек пытается строить дом своей души не на песке, а на камне. Камень же есть Христос.

И, кстати сказать, любое мировоззрение, в том числе и атеистическое, является догматичным. В частности атеизм зиждется на следующих догмах. Первая догма: Бога нет, а если и есть, то лишь как "культурный феномен". Некоторые могут признавать наличие неких "сил". Но при этом они все же отрицают духовный мир, или же намеренно примитивно высказываются о духовном мире и учении Церкви. Вторая: человек - центр Вселенной. И хотя он понимает, что Вселенная неисчерпаема, бесконечно и принципиально непознаваема в своей полноте. Но нет, гордое сердце говорит иное: ты - центр Вселенной, ты - пуп земли. Третья догма - смерти нет, есть только жизнь Это очень часто связано с бессознательным страхом смерти и предчувствием суда - суда собственной совести и суда Бога. Четвертая догма: молодежная культура прогрессивней и лучше, чем духовный институт старчества. Заметим, духовный институт наставничества, старчества существует практически во всех развитых и древних религиозных культурах. В том числе, естественно, и в Православии. Поэтому люди такого сорта особым образом молодятся, одеваются. У них особый сленг. Но это ничего общего не имеет с той молодостью души у святых и нравственных людей, которые заплатили за это трудом покаяния и любви.

8. Очень часто в старые, но далеко недобрые застойные времена верующего человека называли фанатиком. Действительно, верующий человек являет собой некую цельность. Он, как правило, целеустремлен, более активен. И на фоне всеобщей расслабленности он выглядит, нередко, "белой вороной". Кроме того у такого человека есть правила, внутренний нравственный закон, некая определенность в суждениях. И это тоже на фоне повсеместного блуждания и неопределенности выделяет человека-христианина. А кроме всего прочего у людей веры, особенно в начале пути, бывают собственные искушения и грехи. Есть такая пословица: "За неверующим ходит один бес, а за верующим семь". Ибо верующий человек ведет духовную брань со всеми своими пороками и грехами. Вместе с тем любому начинающему христианину необходим духовник, наставник, опытный священник, который помог бы ему преодолеть первые трудности и твердо встать на путь покаяния и возрождения собственной души. И вместе с тем преодолеть крайности, которые иногда пугают нашего тихого, духовно дремлющего обывателя.

9. И последний соблазн, подстерегающий многих - это расхожее мнение о том, что вот-де как это у них, у христиан, все просто: согрешил - покайся, опять согрешил - опять покайся, а тебя Бог простит. Хорошо, мол, устроились. Здесь всегда намекают на лицемерие у христиан. Это мнение высказывают, в основном, люди, которые еще не приступали к покаянию, не имеют этого опыта.

Дело в том, что человек, который совершил тот или иной грех, отягощает свою совесть. И, говоря упрощенно, тяжесть греха равна мере укора совести. И если покаяние совершается формально, поверхностно, то мир души не восстанавливается. Покаяние и переводится с греческого, как перемена, перемена состояния души. Покаяние, может быть, одно из самых трудных дел на земле. Святые говорили: молиться - кровь проливать. Это не просто встать на колени и пробормотать слова молитвы. Это ..., а вот что такое "это", - знает только тот, кто имеет опыт покаяния. Покаяться - значит распять свой грех перед Господом. Тот, кто каялся, знает, как это тяжело. Тот, кто каялся, знает, какая благодать и мир души посещает каящегося, если его мольба шла из глубины души и была искренней. Но люди, придумывающие себе бесчисленные самооправдания и причины своего безбожия, или нецерковности, старательно забывают и умалчивают, что ранее они уже имели очень важную встречу с Богом и отвергли Его, и лишь затем придумали себе эти оправдания. У каждого была своя встреча, и он знает какая. И потому существование Церкви истинно верующих является видимым напоминанием им об этой встрече. А это злит и раздражает.

Очень важным в душевном мире сегодняшнего атеиста является общее недоверие к Церкви и духовенству. И это связано не только с сегодняшней критикой в адрес Церкви. Любой разумный человек не может не понимать, что любое сообщество, в том числе и Церковь, неоднородно. И всегда в Церкви были, есть и будут как святые, и праведники, так и предатели. Истоки этого недоверия кроются в многолетней привычке на каждом шагу лгать, лицемерить, лукавить. Но, тем не менее, Церковь должна изобличать это лукавство не ради обличения самого по себе, а ради любви к этим людям и к тем, кого они вольно или невольно соблазняют. Мы же, христиане, своей благочестивой жизнью должны стараться не дать повода для осуждения тем, кто ищет этого повода... Аминь.

НАШ ВЕК

Безверием палим и иссушен,

Невыносимое он днесь выносит...

И сознает свою погибель он,

Он жаждет веры... но о ней не просит...

СТИХИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ

О. Мандельштам очень не любил и побаивался слова "развитие". В "Путешествии в Армению" он писал: "Скучное, бородатое развитие". Надежда Мандельштам, уточняя такую позицию супруга, пишет, что он "боялся этого слова из-за того, что оно сочеталось с понятием прогресс"¹.

И дело не только в том, что слово прогресс вызывает у любого верующего человека в лучшем случе снисхождение. Дело еще и в том, что когда мы говорим о динамике психических процессов - внимания, ощущения, памяти, то здесь, видимо, нормально и уместно говорить о развитии. Но применительно к личности понятие "развитие" формализует, обобщает и выхолащивает глубину и тайну внутреннего личностного роста или, напротив, падения.

В. Непомнящий пишет: "Пушкин разрешает эту проблему художественно. Его взор прикован не к "развитию" в смысле "прогресса", а к замыслу, то, что дано в замысле, не "изменяется", не "прогрессирует", не "совершенствуется", а открывается ("откровение") ... Колесо устойчиво, хотя оно движется".² Если же мы говорим об онтогенезе, то в таком случае, на мой взгляд, мы могли бы говорить о воспитании, созревании личности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЗАВЕТА С БОГОМ

О возрождении имеет смысл говорить, когда личность переживает некий экзистенциальный конфликт с собой, с Богом, с миром. Эта, как говорят, "душевная туга" часто вообще не поддается рефлексии. Бог, мир, я сам - вообще неразличимы. Просто говорят: "душа болит". Это хорошо выражено у поэта.

Небо тусклое, с отсветом странным,
Мировая, туманная боль.

Ощущение, что ты сам не у себя дома - феномен евангельского блудного сына, который ушел от чего-то заветного, бесконечно своего в "страну далече". Кроме этого, живая личность, находясь в вышеописанном состоянии, ищет, не может не искать (!), выхода, пути. В этих поисках она вольно или невольно расширяет свое семантическое поле. Кризис - это во многом и благо. Ибо страдание разрыхляет жесткую, безблагодатную почву души. Но расширение смыслового пространства вовсе еще не шаг к возрождению. И здесь возможно бегство от себя через (если так можно выразиться) "черный ход" личности. Известно множество людей, которые ушли от страдания и тонкими, только им ведомыми внутренними ходами, перевели, сублимировали страдание в уныние, в постоянную, но неострую тоску. И если в страдании не сохраняется искренняя жажда Истины, то затем постепенно и не вдруг уныние начинает обладать душой. Скепсис, витальная тоска, цинизм и отчаяние - это ступени нравственного ниспадения эмоционально-волевого и духовного строя личности.

Уныние - это не клиническое состояние. Напротив! В этом состоянии находятся сегодня многие наши современники. В этом состоянии они женятся, защищают диссертации, разводятся, пытаются воспитывать своих детей и т. д. Можно сказать, это - нравственно-психологическое состояние. Когда становится совсем невмоготу, каждый унывающий знает, что надо делать: один пьет, другой бежит трусцой, третий пишет, четвертый реализует древний принцип: "шерше ля фам" и т.д. и т.п. М. К. Мамардашвили писал, что человек для того, чтобы сбежать от себя, готов укрепиться в состоянии "упрямой хитрости, готовым на все, лишь бы не привести себя в движение и не поставить себя под вопрос".³

Видимо здесь речь идет о важнейшем, самом главном факте внутренней, незримой биографии души - заключении или незаключении завета с Богом. Ниже мы будем говорить о мистике прямой речи. Но сейчас уместно сказать о реальности некоторого диалога с Богом, где личность либо отвергает своего Творца и Бога, либо (не без внутренней борьбы) заключает соглашение. Думается, что этот факт духовного самоопределения проходят все люди, даже те, кто с детства традиционно воспитан в Боге. Факт осознания своей веры у них осуществляется не менее драматично, чем у неофитов.

Сама душа таинственно знает смысл и качество этого призыва Бога и знает, как она распорядилась с этим призывом.

О ПРОПОВЕДИ

Любому проповеднику предстоит, прежде всего, в самом себе преодолеть внутренние барьеры, которые создает современный многоликий мир на пути к Богу; и это преодоление состоит не в гневных словах миру (хотя и лежащему во зле), а в рождении в душе самого проповедника того нового человека, созданного по Богу, в которого, по словам апостола Павла, должен облечься каждый христианин, и в первую очередь каждый пастырь. Тогда, пройдя через искушения, можно и искушаемым помочь.

Проповедовать Христа - это значит для всех быть всем, т.е. знать и чувствовать, и постигать меру духовности и восприимчивости самых разных людей, стоящих в храме в данный момент. Надо просить апостола Павла и святителя Иоанна Златоуста об этом даре, чтобы, с одной стороны, нам не дать "твердой пищи" младенцам, а с другой, - не потакать греховным немощам слушающих. Таковы узкие врата проповеди. Современному проповеднику, говоря сегодняшним языком, полезно чувствовать себя как бы миноискателем, который посылает радиоволны и ждет возвращения сигналов.

Проповедь - это диалог: один говорит о Христе, другие же не только внимают слову, но внутренне отвечают. Диалог всегда незавершен, его хочется продолжить, поэтому темы и поводы к проповеди разные, а канва одна - разговор об Истине, о Христе, о спасении. Не случайно один из видов проповеди называется беседой, хотя говорит один проповедник.

Если священник, будучи частью народа Божия и выражая его мысли и чувства, уловил молитвенное настроение народа и возвратил его в слове тем, кто, умея чувствовать, затрудняется словами выразить свои чувства, такую проповедь можно назвать откровением, пусть малым, но откровением о том, как спасать свою душу во Христе для Вечной Жизни. Аминь.

Я не мог в тумане осязать.

Господи! - сказал я по ошибке,

Сам того не думая сказать.

И пустая клетка позади.

"Пустая клетка" - это клетка нашего двуличья, нашего мнимого стеснения пред Богом. Человек вырвался и, как многие праведники и святые, сказал: Господи! Вот я!

Первый разговор

"И что Ты молча и проникновенно глядишь на меня кроткими глазами Своими? Рассердись, я не хочу любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя".

Ф. М. Достоевский ("Братья Карамазовы". Великий Инквизитор)

Ты опять пришел мучить меня! Ты помнишь, как лихо мы разрушали Твои церкви и убивали Твоих слуг. Мы искренне надеялись, что люди забудут Тебя. Мы обещали людям не Твое какое-то там "загробное счастье", а счастье здесь, на этой грешной земле. И Ты думаешь, нам было легко! Ты Сам знаешь, что мы пережили! И мы первыми полетели в космос, и на Небе, о котором все твердят Твои попы, мы не нашли Тебя. Понимаешь! Не нашли! И ведь мы многого добились в борьбе с Тобой! Мы хотели даже реки поворотить вспять. И кто смеет называть наши высоты зияющими!!! Мы приучили всех даже имя Твое писать с маленькой буквы. А из Твоих церквей мы уже готовы были сделать музеи и объявить их "народным достоянием". Ведь вся наша передовая наука" доказала, что Тебя нет. В последнее время мы стали ласковей обращаться с Тобой и "Твоими". Ты ведь не откажешь нам в этом?! Ну, скажи - почему Ты не хочешь быть просто, как сейчас говорят, "исторической личностью". Или хочешь - будь пришельцем из космоса, йогом, или Великим Магистром - экстрасенсом. Или вот лучше всего: будь учителем добрых и хороших "правил жизни". И мы тогда будем Тебя уважать и ценить. Мы будем вспоминать о Тебе как о жившем давным-давно, мудром и хорошем человеке. И я обещаю - мы без Твоих молитв будем обычными, средними, даже порядочными.

Или вот, еще красивей. Ты будешь у нас героем великого, даже гениального мифа. И тогда про Твоих людей мы даже как бы с уважением будем говорить, что они ходят к Тебе просто успокаивать свои нервы, утешаться Твоей прекрасной легендой.

И вот еще. Я заметил, что меня нисколько не раздражают иностранные попы. Но свои эти "батюшки"! Ух! Молчи. Не говори! Я сам знаю - почему. Теперь я понимаю, почему их стреляли. Это такая сладость! Не передать.

Разговор второй

"Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, все можно верующему.
И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи, помоги моему неверию".
(Мк. 2, 22-24)

Ты пришел, Господи! Но я не знаю, кто Ты. Я не умею принять Тебя в свой дом. Мир опять пошел за Тобой. Но я не могу так скоро. Я хочу все понять! Но для этого мне придется опуститься на самое дно своей души, на дно своей тьмы. И тогда из глубины я воззову к Тебе. И я верю, Ты не замедлишь и придешь! ... я предчувствую Тебя. Я уже начал угадывать Тебя во Вселенной, в людях. Я вижу Твою Божественную печать везде: в звездах, в строении человека, в муравейнике, в цветке. Везде Ты!

Но сейчас все равно рано. Это будет ложь, если я сегодня в Тебе. Прости! Мой сын свободнее меня. Он просто взял и пошел встречать Тебя Воскресшего в Твой храм. Но знай - я обязательно приду. И я не буду спать в эту ночь. Я буду думать о Тебе и о своей жизни, ибо в эту ночь никто никогда не спал здесь, на этой милой, несчастной, родной земле. Эта земля 1000 лет уже Твоя ...

Разговор третий

"... вы теперь имеете печаль: но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше,
и радости вашей никто не отнимет у вас".
(Ин. 16, 22)

Господи! Я стою сегодня совсем рядом с Тобой. Ты опять победил смерть! Ты и сегодня победил грех! Ты Воскрес! Ты жив! Ты побеждаешь всегда! Ты побеждаешь смирением и любовью. Ты побеждаешь Крестом! Ты любишь всех нас и меня грешника. И сегодня среди торжества и ликования я хочу найти минутку и в тихой беседе сказать Тебе, что именно с Тобой я становлюсь свободным. Когда Ты уходишь из сердца - я омертвелый, кукольный, не настоящий.

Святые говорят, что у свободы два крыла: любовь и вера.

А помнишь, как Ты, воскресший, спрашиваешь у предавшего Тебя еще раньше, в ту страшную ночь, апостола Петра - любит ли он Тебя. А он сразу, не думая – «люблю, Господи!» Но Ты спросил об этом же и второй и третий раз: Симон Ионин! Любишь ты Меня? (Ин. 21, 17). И этот мучительный, ужасный вопрос все глубже и глубже проникает в душу, освещает все ее темные углы и вспоминаешь все: грехи, падения, постыдные поступки. И льешь покаянные слезы. И уже после мучительного, долгого молчания Ты со страхом и надеждой говоришь: "Люблю, Г