Социально-перцептивные регуляторы

Напомним, что в соответствии с принятым различением двух принципиальных классов социально-психологических явлений при изучении конфликта можно выделить два аспекта: во-первых, конфликт как собственно социально-психологическое явление и непосредственно наблюдаемое взаимодействие и, во-вторых, его субъективное отражение участниками — осознание и переживание различных сторон конфликтной ситуации.

Последний аспект имеет особенное значение в изучении конфликтов: если многие социально-психологические явления существуют независимо от того, как они воспринимаются и переживаются участниками группового взаимодействия (например, конформизм или групповое давление), то, как уже неоднократно отмечалось, конфликт начинается с осознания его участниками несовместимости их интересов, противоречия их позиций и т.д. Таким образом, само существование конфликта как социально-психологического явления ставится в зависимость от субъективного отражения события его участниками.

Проблемы, связанные с восприятием и отражением конфликтного взаимодействия, мы будем рассматривать, исходя из того, что образ ситуации, являющийся регулятором поведения человека в конфликте, представляет собой относительно целостное отражение человеком сути противоречия, общей «расстановки сил», собственных возможностей и возможностей «оппонента»,его личности в целом и т.д.

И здесь мы опять сталкиваемся с трудностями, вызванными неразработанностью проблемы ситуаций и их восприятия в психологии. Напомним, что исследования западных психологов показали, что образы ситуаций являются не столько отражением их отдельных элементов или ситуационных свойств, сколько представляют собой своеобразные амальгамы образов «люди-в-ситуации». Д. Магнуссон (Magnusson,1981), проанализировавший характеристики ситуаций, предложенные различными специалистами (начиная с работы У. Томаса 1927 года), выделил актуальные ситуационные свойства (сложность, ясность, сила, способствование / ограничение, задачи, правила, роли, физические условия и другой человек) и свойства, связанные с людьми — участниками ситуации (цели, воспринимаемый контроль, ожидания, потребности и мотивы, аффективные тона и эмоции). В свете упомянутых результатов исследований вычленение в образах конфликтной ситуации ее «чистых» свойств представляется довольно проблематичным. Опыт нашей работы также заставляет думать, что люди воспринимают конфликтные ситуации, участниками которых они являются, скорее в «человеческом» измерении — «я-в-ситуации» и «он / она-в-ситуации».

Хотя акцент был сделан на когнитивных аспектах отражения конфликта, напомним, что восприятие ситуаций имеет аффективную окрашенность, и это проявляется в переживании участниками конфликта тех или иных чувств и эмоциональных состояний, становящимися для них частью общего образа конфликтной ситуации. Обычно авторы, указывающие на эмоциональные компоненты конфликта, отмечают возможность возникновения враждебных чувств, агрессивности, тревожности, страха. Основываясь на своих исследованиях по психологии настроения, Л. В. Куликов (1997, с.67) предлагает различать мотивационные чувства (бодрость, радость, азарт), тензионные чувства (гнев, страх тревога — чувства напряжения),

самооценочные чувства (печаль, вина, растерянность, стыд). Понятно, что пере­живание этих чувств участниками ситуации вариативно, зависит от «состояния дел» в конфликте, а также от личностных особенностей. Например, в исследовании Н. А. Батурина (1997) было показано, что эмоциональное содержание неудачи яв­ляется более сложным и противоречивым, чем переживание успеха. Так, пережи­вание успеха эмоционально почти полностью совпадает с эмоциональным пережи­ванием радости и не имеет различий, обусловленных полом субъекта. Что же каса­ется неудачи, то у юношей она оказалась больше связанной с разочарованием, не­годованием, гневом (по мнению автора, это свидетельствует об экстрапунитивной направленности переживаний), у девушек — с чувствами стыда и вины (и, соответ­ственно, интрапунитивной направленностью).

Социально-перцептивные аспекты конфликта будут нами рассмотрены с точки зрения представлений об адекватности отражения конфликтной ситуации и с точ­ки зрения образа «другого».

Адекватность отражения конфликтной ситуации.В отечественной литера­туре вопрос об образах конфликтной ситуации впервые был поставлен Л. А. Петров­ской (1997). Применительно к проблеме осознания конфликтности ситуации она пишет о соотношении объективной ситуации и ее оценки участниками; при этом возможно несколько следующих вариантов:

1) Адекватно понятый конфликт предполагает, что участники ситуации «пра­вильно оценивают себя, друг друга и ситуацию в целом».

2) Неадекватно понятый конфликт содержит существенные отклонения от дей­ствительности.

3) Объективная конфликтная ситуация существует, но не осознается ее участ­никами как конфликт; в этом случае психологически конфликта не суще­ствует, и конфликтного взаимодействия не происходит.

4) Ложный конфликт имеет место в том случае, если объективно конфликта не существует, но стороны ошибочно оценивают свои отношения как конфликт­ные.

5) Конфликт отсутствует объективно, и субъективно ситуация также оценива­ется участниками как неконфликтная.

6)

К этому можно добавить приводимые Дойчем типы конфликта, основанные на соотношении объективной ситуации и ее восприятия участниками конфликта:

1) «подлинный конфликт», объективно существующий и адекватно восприни­маемый;

2) «случайный, или условный конфликт», зависящий от легко изменяющихся обстоятельств;

3) «смещенный конфликт», когда за «явным конфликтом» скрывается другой, лежащий в основании явного;

4) «неверно приписанный конфликт» между ошибочно понятыми сторонами и как следствие по поводу ошибочно истолкованных проблем;

5) «латентный конфликт», не осознаваемый сторонами и потому не происходя­щий;

6) «ложный конфликт», возникающий при отсутствии объективных оснований в силу взаимного непонимания (цит. по: Петровская, 1997, с. 141-142).

Стеоретической точки зрения вопрос интересен, однако, по признанию специа­листов, в возникновении конфликтов решающую роль играют образы ситуации, формирующиеся у ее участников. Пишет об этом и Петровская: «Именно эти обра­зы, идеальные картины конфликтной ситуации, а не сама реальность являются не­посредственной детерминантой конфликтного поведения участников». Эти образы, по ее мнению, включают в себя «представления участников о самих себе (своих мотивах, целях, ценностях, возможностях и т. п.), представление о противостоя­щих сторонах (их мотивах, целях, ценностях, возможностях и т. п.) и представле­ние о среде, в которой складываются конфликтные отношения» (Петровская, 1977, с. 130). Тем самым проблема истинности/ложности образа-отражения конфликта отходит во взаимодействии участников на второй план, но вновь возникает, когда мы обращаемся к проблемам разрешения конфликтов.

Образ другого.Одной из фундаментальных характеристик образа партнера в конфликте является пристрастность. Если в целом социально-перцептивные обра­зы, как известно, «пристрастны», то в конфликтной ситуации, где взаимодействуют люди с противоречащими друг другу позициями, интересами и т. д., где другой вос­принимается как противостоящая сторона, «противник», эта пристрастность имеет основания еще более увеличиваться. Объектом, вызывающим ее проявление, мо­жет стать любая зона образа другого — интерпретация его поведения, его мотивов и личностных особенностей.

Как неоднократно в разной форме отмечалось исследователями социально-пер­цептивных процессов, «поведение, демонстрирующее явные ролевые образцы, не нуждается в особом объяснении, но отходящее от ролевых требований, представля­ется в значительной степени "интригующим" и потому вызывает особый интересе точки зрения поисков его причины» (Андреева, 1981, с. 37). В конфликтной ситуа­ции поведение «оппонента» воспринимается другим участником конфликта как проти­воречащее его позиции, а потому часто как «неправильное», «неестественное», «нело­гичное», что с особой силой запускает механизм интерпретации поведения «оппо­нента».

В описании социально-перцептивных процессов уже утвердилось представле­ние о воспринимаемом человеке как о своего рода сообщении, в котором существу­ют две стороны — текст (внешняя сторона) и смысл (внутренняя), причем поведе­ние воспринимаемого, его действия и поступки играют роль текста (Андреева, Дон­цов, Хараш, 1981, с. 81). Хараш видит в социальной деятельности «два смысловых полюса, два противолежащих смысловых пласта — "смысл для себя" и "смысл для других". Так или иначе, в поведении партнера по общению всегда присутствует внутренняя сторона, особенно важная для понимания его действий. Она обнажает­ся в так называемом "открытом", или "диалогическом", общении, для которого ха­рактерно "взаимное посвящение партнеров в действительные мотивы их деятель­ности"» (Хараш, 1981).

В конфликтной ситуации для выбора эффективной линии поведения (равно как и для адекватного разрешения ситуации в целом) партнеры особенно нуждаются во

взаимном понимании внутреннего смысла, «смысла для себя» происходящих событий. Вместе с тем они редко прибегают к открытому общению. Основная преграда на его пути — сознательная и бессознательная защита себя самого. Сознательная защита связана с опасением, что полученная «противником» информация будет использована им в своих интересах. Бессознательная — с актуализацией защитных механизмов. Общая напряженность ситуации, недовольство партнером, не разде­вающим его точки зрения, продуцирует у человека ожидание негативной обратной связи, которая, по данным исследователей, способствует актуализации защитных механизмов личности, провоцирует на отвержение, не восприятие даже конструк­тивной информации (Арутюнян, Петровская, 1981, с. 46-47). Человек интуитивно «дозревает, что его негативные оценки вызывают у партнера ответные негативные реакции, поэтому осторожен в проявлении своего отношения (Петровская, 1981, 1157).

Таким образом, процессы межличностного познания в конфликтной ситуации характеризуются повышенной заинтересованностью в построении адекватного психологического образа партнера, интенсивной работой по интерпретации и прогнозированию его поведения, высокой степенью «пристрастности» к партнеру, «закрытостью» партнера — реальной или подозреваемой. В понимающей социологии А. Шюца различаются три типа понимания:

1) понимание как самоинтерпретация — интерпретация собственного пережи­вания в терминах «своего» контекста значений;

2) понимание субъективных значений другого, или истинное понимание, пред­ставляющее собой реализацию интерсубъективности, которое всегда при­близительно, поскольку строгое и точное понимание субъективных значе­ний другого невозможно;

3) типизирующее понимание через конструирование типической модели лежа­щих в основе поведения мотивов или типических установок личностного типа (цит. по: Ионин, 1979).

В конфликте «работают» все три типа понимания: в нем присутствует самоин­терпретация как внутренний процесс и ее презентация другому, понимание (или интерпретация) другого с привлечением типических интерпретационных моделей личности.

Традиционная точка зрения на социально-перцептивные явления предполагает, что повышение адекватности образа партнера уже обладает ценностью, так как по­зволяет более точно выстроить свое поведение по отношению к нему. Однако это лишь одна из задач, стоящих перед человеком в конфликтной ситуации, причем имеющая подчиненный характер по отношению к главной цели — разрешению са­мого конфликта.

Распространена позиция, в соответствии с которой более адекватное и точное межличностное восприятие само по себе приводит к преодолению конфликтов (Межличностное восприятие в группе, 1981, с. 251). С другой стороны, как показы­вают результаты исследований, знание о другом человеке еще не является гарантией согласия: взаимная информированность членов группы друг о друге может ока­заться одинаково высокой как в сплоченной, так и в конфликтной группах (там же, с. 151).

Речь идет о разных типах конфликтов. Там, где причины конфликта кроются в недостаточном взаимопонимании, искажении образа партнера по общению, повы­шение взаимной информированности может способствовать преодолению кон­фликтной ситуации. Это не относится к ситуациям, когда большее знание друг о друге все более разъединяет партнеров, обнаруживая различие их позиций и установок.

Таким образом, образ противостоящей стороны, возникающий у человека в кон­фликтной ситуации, может как способствовать, так и препятствовать успешному разрешению конфликтной ситуации.

Важнейшее значение образов — это выполнение ими регулятивной функции как по отношению к взаимодействию в целом, так и в отношении выбора конкрет­ных действий. Д. Майерс просто определяет эту проблему: «Наши заключения о том, почему люди поступают так, как они поступают, очень важны: они определяют наши реакции и решения относительно других» (Майерс, 1997, с. 101). Он приво­дит данные о связи между характером интерпретации поведения другого и общей удовлетворенностью в отношениях с ним. К примеру, интерпретация негативных действий супруга как «эгоистичных и типичных для него» была свойственна тем, кто несчастлив в браке; для тех, же, кто демонстрировал большую удовлетворен­ность своим браком, была характерна тенденция объяснять негативное поведение партнера внешними, преходящими обстоятельствами.

Попробуем ответить на вопрос: как «объясняют» друг друга участники конфликта?